Став мировой торговой державой, Китай взял курс на укрепление своих позиций в международном движении капитала. Китай быстро занял место в группе стран-лидеров как по экспорту, так и импорту капитала. Международное движение капитала осуществляется в форме прямых инвестиций (дающих инвестору право контроля над объектом инвестиций), портфельных инвестиций (приобретение акций и других ценных бумаг), прочих инвестиций (займы и кредиты). Вот некоторые данные ЮНКТАД об участии Китая в международном обмене капиталом в виде прямых инвестиций (ПИ). Среднегодовой объем экспорта капитала в форме ПИ из Китая в предкризисные годы (2005–2007) составил 18,8 млрд долл., что равнялось 1,3 % мирового экспорта капитала в форме ПИ. В 2015 году этот экспорт у Китая уже был равен 127,6 млрд долл., или 8,7 % мирового объема. А вот показатели по импорту капитала в форме ПИ. В предкризисные годы (2005–2007) он в среднем за год составил 76,2 млрд долл. (5,4 % мирового объема). В 2015 году импорт вырос до 135,6 млрд (7,7 % мирового объема).
Разрыв между Китаем и США все еще оставался значительным: в 2015 году экспорт капитала из США в виде ПИ составил 300 млрд долл. (20,4 % мирового объема), а импорт – 379,9 млрд долл. (21,4 %)[3]. Впрочем, разрыв окажется минимальным, если мы к показателям Китая (КНР) прибавим статистические данные по Гонконгу, который фактически является «инвестиционными воротами» Китайской Народной Республики. В 2015 году экспорт капитала в виде ПИ из Гонконга составил 55 млрд долл., а импорт – 175 млрд долл. Вторыми «инвестиционными воротами» Китая является Сингапур. У него экспорт составил 35 млрд долл., а импорт – 65 млрд долл.[4].
Табл. 1. Экспорт и импорт капитала. Накопленные прямые инвестиции (на конец 2015 г., млрд долл.)
Источник: ЮНКТАД[5]
Важной тенденцией последних двух десятилетий были высокие темпы роста как экспорта, так и импорта капитала в форме ПИ Китайской Народной Республикой, а также Гонконгом и Сингапуром. Так, в 1995 году доля КНР в накопленных в мире зарубежных ПИ была равна всего 0,4 %; в 2012 году она уже выросла до 2,3 %, а в конце 2015 года достигла 4 % (табл. 1). Доля КНР в накопленных ПИ в результате импорта капитала в 1995 году была равна 2,8 %, в 2012 году она выросла до 3,7 %, а в конце 2015 года достигла 4,9 %. Такие же тенденции характерны для Гонконга и Сингапура. При таких темпах роста экспорта и импорта капитала «Большой Китай» до конца текущего десятилетия может сравняться с Соединенными Штатами по объемам накопленного экспорта и импорта ПИ.
А европейские страны Китай по масштабам экспорта и импорта капитала в форме прямых инвестиций уже обогнал многократно. Вот для сравнения доли отдельных стран Европейского Союза в мировом накопленном экспорте ПИ (%): Великобритания – 3,0; Германия – 1,8; Франция – 1,8; Италия – 0,5. А вот доли этих же стран в мировом накопленном импорте ПИ (%): Великобритания – 2,9; Германия – 0,8; Франция – 0,6; Италия – 0,1.
Китай активно наращивает свое участие в международном обмене капиталом также в части операций с портфельными и прочими инвестициями. В табл. 2 представлена общая картина такого участия по всем видам инвестиций, для сравнения также представлены данные по США.
Как видно, Китай в международном обмене капитала выступает чистым донором. Китай по показателю чистых международных активов (активы минус обязательства) занимает второе место в мире после Японии (у нее на начало 2015 года чистые международные активы составили более 3,4 трлн долл.), вслед за Китаем идут (трлн долл.): Германия – 1,5; Гонконг – 1,1; Саудовская Аравия – 0,8; Швейцария – 0,8; Дания – 0,8; Тайвань – 0,7; Норвегия – 0,6.
Табл. 2. Международная инвестиционная позиция КНР и США на начало 2015 года (трлн долл.)
Источники: Государственная администрация по иностранной валюте Китая[6]; Бюро экономического анализа министерства торговли США[7].
Интересно посмотреть, как выглядит международная инвестиционная позиция «Большого Китая». У Гонконга она составляет, как мы выше отметили, плюс 1,1 трлн долл., а у Сингапура – плюс 0,3 трлн долл. Таким образом «Большой Китай» на начало 2015 года был чистым кредитором мировой экономики на сумму примерно 3 трлн долл. «Большой Китай» по величине чистых активов вплотную приблизился к Японии.
В то же время крупнейшим в мире чистым должником в международном обмене капитала выступают США. Как видно из табл. 2, на начало 2015 года их чистые обязательства составили 7,0 трлн долл., а согласно последним данным на середину 2016 года они выросли до 8 трлн долл., что составило 46 % ВВП США. На втором месте в мире по чистым инвестиционным обязательствам находится Испания (более 1 трлн долл.). В списке других крупных чистых инвестиционных должников находятся Австралия, Франция, Италия, Мексика, Великобритания.
Возвращаясь к КНР, следует отметить, что из общего объема зарубежных активов страны (6,4 трлн долл. на начало 2015 года) большая часть приходится на международные (золотовалютные) резервы – 3,9 трлн долл. (61 %). Еще примерно 1 трлн долл. – прямые инвестиции. На остальные инвестиции приходится около 1,5 трлн долл. (портфельные инвестиции, займы и кредиты). Таким образом, основным «донором» экономик других стран выступает Народный банк Китая, который накапливает валютные резервы. В первую очередь, он кредитует правительство США, приобретая американские казначейские бумаги.
До последнего времени такая раскладка инвестиционных позиций в мире более или менее устраивала ведущие страны, которые участвовали в международном обмене капитала. В первую очередь, Китай и США. Но вот неожиданно в течение последнего месяца появились некоторые признаки того, что status quo в такой раскладке будет нарушен. Толчком к серьезным изменениям в международной инвестиционной политике Китая и США стала победа на президентских выборах Дональда Трампа и ожидаемые развороты в общем курсе Америки на мировой арене.
Одним из непосредственных экономических последствий победы Трампа стал рост курса доллара США по отношению к другим валютам, в том числе юаню. Чем это можно объяснить? Трамп в ходе предвыборной кампании многократно обещал, что ключевая процентная ставка ФРС находится на неприемлемо низком уровне (0,25–0,50 %) и что он, придя в Белый дом, будет добиваться ее значительного повышения. Ближайшее заседание Комитета по операциям на открытом рынке ФРС с вопросом об изменении процентной ставки запланировано на 14 декабря 2016 г. Многие эксперты ожидают, что ФРС еще до инаугурации нового президента, поднимет ставку. Инвесторы со всего мира, не дожидаясь этого решения, уже начали двигаться в сторону Америки. Среди них – инвесторы из Китая.
Отток капитала из Китая в 2015 году составил около 1 трлн долл. Для сравнения: в 2014 году отток был равен 134 млрд долл. В чем дело? – «Фактор Трампа» тогда еще не действовал. Бегство капитала из Китая обусловлено рядом других причин. Например, ожиданием мощного обвала на фондовом рынке Китая (были две паники – в начале и конце лета 2015 года, но власти сумели их купировать). Еще более важным фактором оказалась развернувшаяся в прошлом году в стране кампания борьбы с коррупцией. В прошлом году, между прочим, резко увеличилось количество покупок дорогой, элитной недвижимости китайцами в США – Нью-Йорке, Майями, Сан-Франциско.
По оценкам Goldman Sachs, отток капитала за первые три квартала текущего года составил 550 млрд долл. (эксперты этого банка полагают, что официальные статистические данные Народного банка Китая по экспорту капитала сильно занижены). После победы Трампа темпы оттока капитала из Китая ускорились. Курс юаня по отношению к доллару США в 2015–2016 гг. снижался. Так, к началу декабря текущего года по сравнению с началом года юань «ослаб» по отношению к доллару на 6 %. Не за горами момент, когда 1 доллар будет стоить 8 юаней. В конце нынешнего года падение юаня ускорилось. Народный банк Китая смягчал падение юаня проведением валютных интервенций. Результатом этого стало таяние международных резервов Китая. В 2014 году они достигли рекордной величины почти в 4 трлн долл., а к концу текущего года они могут упасть ниже психологической планки в 3 трлн долл.
Китай не желает далее «жечь», накопленные в течение многих лет валютные резервы. А сохранение слабого юаня будет означать дальнейшее обескровливание китайской экономики в результате продолжающегося оттока капитала. Единственной альтернативой остается введение ограничений на трансграничное движение капитала для выравнивания баланса инвестиционных потоков. Пекин в ноябре объявил о введении ряда ограничений на экспорт капитала. Это звучит серьезным диссонансом на фоне прошлогодних обещаний Пекина продолжить курс на полную валютную либерализацию Китая (тогда эти обещания, по крайней мере, отчасти были продиктованы желанием добиться получения юанем официального статуса «резервной валюты»). Что же это за ограничения?
Они касаются следующих операций: 1) сверхбольших приобретений активов в размере 10 млрд долл. или выше в рамках одной сделки; 2) инвестиций в недвижимость государственными компаниями на сумму более 1 млрд долл.; 3) инвестиций в 1 млрд долл. и более со стороны любой китайской компании, если объект инвестиций не связан с ее основным видом деятельности. Раньше китайские экспортеры капитала (банки, компании) принимали решения по подобным зарубежным инвестициям самостоятельно, действуя в уведомительном режиме. Теперь планируется введение разрешительного режима: перечисленные выше сделки должны будут получить одобрение со стороны высшего органа экономического планирования Китая.
Планируется также установить контроль над «серыми» схемами вывода капиталов. Например, с помощью ставших популярными криптовалют, особенно bitcoin. Власти пытаются улучшить состояние платежного баланса страны также за счет регулирования некоторых видов текущих операций. В первую очередь, речь идет о планируемом запрете на импорт золота (по китайским данным, годовой импорт этого металла составлял в последнее время около 900 т).
Ограничения коснутся не только операций с иностранной валютой, но также с юанями. Народный банк Китая (НБК) уже издал указ, который ограничивает объем вывоза за пределы континентального Китая юаней физическими и юридическими лицами (для компаний определен лимит в 30 % от величины акционерного капитала). До этого основная часть юаней шла в Гонконг, где они конвертировались в доллары и другие иностранные валюты (после чего валютные средства оставались в банках и других институтах Гонконга или выводились в другие страны). НБК также выпустил ряд других нормативных документов, адресованных китайским банкам и призванных более тщательно контролировать выведение валюты за рубеж. В частности, банки должны «строго изучить вопрос использования юаней за рубежом», чтобы исключить вероятность фиктивных и нецелевых сделок. Банкам предписано ограничивать зарубежное финансирование в форме кредитов и займов, отдавая предпочтение инвестициям в форме участия в капитале. Поскольку кредитные сделки являются более удобным и распространенным «серым» способом выведения капитала за пределы Китая, НБК предписывает китайским коммерческим банкам более пристально контролировать такие операции, не допускать кредитов с нулевыми процентными ставками, о любых нарушениях условий кредитных договоров немедленно сообщать в НБК и т. д. Поставлена задача наведения порядка во внешней торговле, которая стала крупным «серым» каналом выведения валюты из Китая. В марте нынешнего года Дойче Банк обнародовал исследование по Китаю. Согласно ему в 2015 году банковские институты Китая зафиксировали перевод валюты за импортные товары на сумму 2,2 трлн долл., а таможенные службы страны зафиксировали получение импортных товаров на сумму 1,7 трлн долл. Вполне вероятно, что пол триллиона долларов – нелегальный вывод валюты из страны[8]. В список последних мер по валютному контролю также включены более жесткие лимиты для физических лиц по объемам обмена юаней на доллары США и другие иностранные валюты; для них также ужесточены нормы вывоза и перевода иностранной валюты за рубеж.
Никаких новаций в части, касающейся импорта капитала, Пекин пока не вводит. Впрочем, в сфере привлечения иностранного капитала Китай установил достаточно жесткие ограничения, и от них отказываться, судя по всему, не собирается.
Многие китайские и зарубежные эксперты согласны с тем, что Пекин выбрал правильный курс, оказавшись от догматов валютного либерализма. Так, бывший советник НБК Ю Ендин одобрил действия Пекина, считая отток капитала опасным, а валютные интервенции Народного банка Китая – бесполезными: «Лучше поздно, чем никогда. Политика повышения контроля за движением капитала и прекращения его оттока абсолютно верна». А вот мнение известного финансового эксперта, бывшего сотрудника МВФ, нынешнего профессора Корнеллского университета Эсвара Прасада: принимаемые руководством Китая решения свидетельствуют о том, что оно «предпочитает стабильность и контроль, а не либерализацию экономики и вызванную этим волатильность»[9].
Я уже писал о том, что в мире наблюдается процесс активной трансформации традиционной экономики в так называемую «цифровую экономику» (ЦЭ). Все чаще мировые СМИ и представители экспертного сообщества упоминают Китай как страну, где ЦЭ развивается высокими темпами и занимает все более важное место в жизни общества. В конце уходящего 2016 года ряд высокопоставленных китайских чиновников заявил, что Китай вышел на второе в мире место по уровню и масштабам развития ЦЭ. В частности, в ноябре в Китае состоялся «Форум по вопросам цифровой экономики» в рамках третьей Всемирной конференции по управлению Интернетом. Как заявил на форуме директор Государственной канцелярии по делам Интернет-информации Жэнь Сюйлинь, масштабы ЦЭ Китая в 2015 году достигли 18,6 трлн юаней. Это эквивалентно примерно 2,7 трлн долларов США, или почти 14 % ВВП Китая. Оценка достаточно условная, т. к. устоявшихся и надежных методик расчета величины сектора ЦЭ нет ни в Китае, ни в мире.
До сих пор нет даже внятного определения того, что такое ЦЭ. В самом узком смысле под ЦЭ понимается та часть экономики, которая занята разработкой и производством информационно-компьютерных технологий (ИКТ). Сегодня это большая часть того, что принято называть «хайтек», – компании высоких технологий. Конкретно к ИКТ относится разработка и тиражирование компьютерной техники (как «железа», так и программного обеспечения), мобильной связи, интернета, иных средств коммуникации.
В более широком смысле ЦЭ включает в себя также пользователей ИКТ. Это банки, торговые компании, страховые общества, промышленные, сельскохозяйственные и иные производственные фирмы. ИКТ обеспечивают прямое и быстрое взаимодействие между участниками различных рынков, причем в первую очередь компаний с конечными потребителями (покупателями) различных товаров и услуг. Эти «оцифрованные» связи выступают в форме электронной коммерции, электронного банкинга, электронных расчетов, интернет-рекламы, интернет-страхования, интернет-консалтинга, интернет-игр и т. п.
В еще более широком смысле ЦЭ включает (помимо всего вышеперечисленного) также внутрифирменное производство, которое обеспечено ИКТ. Имеется в виду прежде всего оснащение производства станками с программным обеспечением (ПО), а также внедрение компьютеров для совершенствования управления разными участками производства (корпоративное управление). Впрочем, сегодня на первое место выходит робототехника, которая позволяет делать некоторые звенья производства и управления полностью безлюдными.
Наконец, в максимально широком смысле ЦЭ включает в себя также «оцифрованное» государственное управление. Такой подход оправдывается тем, что в 21 веке радикальным образом меняется представление о государственном управлении. Раньше государство несло определенные обязанности перед обществом, эти обязанности оно выполняло в соответствии с полномочиями, которые определялись конституцией и иными законами. Сегодня государство постепенно переходит к «оказанию услуг» (в сфере здравоохранения, образования, культуры). При этом услуги постепенно становятся платными. Между государством и гражданами выстраиваются товарно-денежные отношения. В сферу этих отношений активно внедряются ИКТ. Кое-где такие «оцифрованные» отношения государство-общество получили название «электронного правительства» и «электронных услуг» государства.
Как бы там ни было, но целый ряд конкретных показателей действительно свидетельствуют о том, что Китай сегодня опережает большинство стран мира по «оцифровке» своей экономической жизни.
По данным одного из ведущих экспертов в области ЦЭ компании Boston Consulting Group (BCG), в 2014 году доля электронной коммерции (торговли через интернет-магазины) в общих оборотах розничной торговли Китая составила 8,4 %. Более высокие относительные показатели были зафиксированы лишь в Великобритании (11,4 %) и Германии (10,2 %). А у таких стран, как США и Япония, они были ниже (соответственно 6,8 и 6,2 %). Правда, другие элементы ЦЭ в Китае развиты меньше, чем в США и странах Европейского союза. Речь идет, в частности, об электронном банкинге, электронных расчетах и т. д. Как видно из табл. 3, на электронную коммерцию пришлось около 55 % всех оборотов на цифровом рынке Китая.
Табл. 3. Развитие цифрового рынка в Китае (млрд долл.)
Источник: «Россия онлайн. Догнать нельзя отстать». The Boston Consulting Group (2016)[10].
Компания BCG составила свой рейтинг развития ЦЭ в разных странах мира (всего 85 государств). Китай оказался на 35 месте[11]. Вроде бы позиция весьма скромная. Но, во‑первых, можно усомниться в объективности рейтинга (подробно своей «кухни» BCG не раскрывает). Во-вторых, та же самая BCG признает, что Китай характеризуется высокой динамикой развития ЦЭ и почти наверняка будет повышать свое место в рейтинге. В-третьих, учитывая масштабы китайской экономики, можно утверждать, что в абсолютном выражении ЦЭ является одной из самых крупных в мире (китайцы утверждают, что второй после США).
Мощным локомотивом развития цифрового рынка Китая является быстрое распространение интернета по стране. По количеству пользователей интернета по отношению к общей численности населения Китай опережает даже некоторые развитые страны. Как видно из табл. 4, по крайней мере, каждый второй китаец сегодня имеет доступ к интернету и пользуется им.
Табл. 4. Развитие интернета в Китае
Источник: «Россия онлайн. Догнать нельзя отстать». The Boston Consulting Group (2016)[12].
Обращает на себя внимание то, что опережающими темпами растет число пользователей мобильным интернетом. Табл. 3 показывает, что в 2011–2014 гг. стоимостные обороты операций на цифровом рынке Китая с использованием фиксированного (стационарного) интернета выросли в 3 раза, а с использованием мобильного – в 7,2 раза. Эксперты предсказывают, что через несколько лет мобильный интернет в Китае превзойдет фиксированный как по числу пользователей, так и по стоимостным показателям операций.
Хотелось бы обратить внимание на то, что цифровые операции сегодня становятся важной частью не только внутреннего рынка Китая. Они начинают захватывать также внешнеэкономические отношения страны. В конце текущего года исследовательский институт корпорации Alibaba Group опубликовал «Доклад о развитии трансграничной электронной торговли Китая 2016». Отметим, что Alibaba Group (AG) на сегодняшний день является одной из ведущих компаний мира, специализирующихся на электронной коммерции (торговле). По многим показателям она сегодня оказывается даже первой в мире. В частности, корпорация стала пионером масштабного внедрения цифровых операций в сферу внешней торговли.
Вот некоторые цифры из упомянутого доклада. В 2015 году объем трансграничной электронной коммерции Китая составил 4,8 трлн юаней (около 740 млрд долл. США) и вырос на 28 % по сравнению с аналогичным периодом предыдущего года. Трансграничная электронная коммерция заняла 19,5 % от общей доли импортно-экспортной торговли Китая. Как предполагается, к концу 2020 года объем трансграничной электронной коммерции Китая достигнет 12 трлн юаней (1 трлн 818 млрд долл. США) и займет 37,6 % от общей доли импортно-экспортной торговли Китая. Между прочим, одним из приоритетных географических направлений трансграничной электронной торговли Китая является Российская Федерация. Пока в трансграничной электронной торговле преобладают оптовые сделки, осуществляемые компаниями малого и среднего бизнеса. Доля розницы, где покупателями являются физические лица, достаточно скромная. В 2015 году оборот трансграничной электронной розничной торговли Китая составил 75,0 млрд юаней (11,4 млрд долл. США) и вырос на 69 % по сравнению с 2014 годом. При этом объем импорта составил 24,8 млрд юаней (3,7 млрд долл. США), объем экспорта – 50,3 млрд юаней (около 7,7 млрд долл. США). Прирост за год (2015 г. против 2014 г.) розничного импорта составил 92 %, розничного экспорта – 60 %. По прогнозу, к концу 2020 года оборот трансграничной электронной розничной торговли Китая превысит 3,6 трлн юаней (546 млрд долл. США)[13]. Быстрое развитие розничной трансграничной торговли – явление новое не только в экономической жизни Китая, но и во всей мировой экономике. В Докладе предложена концепция создания платформы всемирной электронной торговли Electronic World Trade Platform (eWTP). Эта открытая и прозрачная площадка призвана содействовать развитию всемирной торговли, малого и среднего бизнеса, вовлечению в экономическую жизнь молодежи и снижению безработицы. Концепция была выдвинута корпорацией Alibaba Group, очевидно, что она хотела бы занять лидирующие позиции и определять правила работы на указанной площадке. Некоторые эксперты оценивают китайскую концепцию электронной торговли как удар по позициям транснациональных корпораций (ТНК). Другие полагают, что это лишь один из сюжетов постоянной конкуренции между различными ТНК на мировом рынке. Та же самая Alibaba Group – типичная транснациональная корпорация, которая стремится поставить под свой контроль мировую электронную торговлю. Впрочем, конкуренты уже успели прореагировать на инициативу Alibaba Group. На днях прошла информация о том, что власти США занесли указанную китайскую корпорацию в «черный список» компаний, работающих на «пиратских рынках». Когда-то Alibaba Group уже была в этом списке, но четыре года назад была из него исключена. Сейчас все возвращается на круги своя. Власти США заявляют, что через принадлежащую Alibaba Group онлайн-платформу Taobao проходит огромный объем контрафакта. Избранный президент США Дональд Трамп в ходе своей кампании обвинял китайские компании в нарушении прав интеллектуальной собственности, намекая на Alibaba Group с ее подделками, основанными на использовании чужих брендов и патентов. Президент Alibaba Group Майкл Эванс заявил, что расстроен таким решением. По его словам, пока непонятно, «было ли оно принято на основании фактов или же продиктовано политической обстановкой». Многие восприняли решение по Alibaba Group как первый выстрел в торговой войне между США и Китаем.
Есть еще один любопытный аспект ЦЭ Китая. Речь идет о том, что власти Китая хотят контролировать и использовать ЦЭ в своих экономических и политических целях. В настоящее время Пекин крайне озабочен тем, каким образом обеспечить темпы экономического роста страны на уровне не ниже 6,5–7 процентов в год. Одним из средств решения этой проблемы они рассматривают внесение серьезных корректив в методологию статистического учета макроэкономических показателей. Конкретно Пекин желает, чтобы статистические органы страны более полно учитывали ЦЭ в показателе ВВП. Такой учет позволит обеспечить существенный «бумажный» прирост экономики. Таким образом, власти рассчитывают создать видимость «динамичного» развития страны.
Другой момент связан с такой инициативой властей, как внедрение так называемой «Системы социального кредита». Она должна быть запущена по всей стране к 2020 году, а пока (с 2014 года) отрабатывается в порядке эксперимента в ряде регионов Китая. Речь идет о системе социальных рейтинговых оценок, которые должен получать каждый китайский гражданин. Государственно-партийное руководство страны планирует организовать мониторинг поведения китайцев в самых разных сферах жизни и наладить централизованный сбор, хранение и обработку исходной информации. За «хорошее поведение» граждане будут получать баллы, за «плохое поведение» баллы будут вычитать. Власти интересует поведение подданных в общественно-партийной жизни, по месту работы и по месту проживания, также поведение в семье, за границей и т. п. Большое внимание будет уделяться тому, как ведет себя китайский гражданин в сфере рыночных отношений, что он покупает, на что (кроме товаров) тратит деньги, насколько аккуратно выполняет свои обязательства по взятым кредитам и т. д. В зависимости от получаемых оценок гражданин будет иметь поощрения или, наоборот, наказания. В сентябре этого года правительство КНР опубликовало уточненный перечень санкций, которым будут подвергаться обладатели низких рейтингов: запрет на работу в госучреждениях; отказ в соцобеспечении; особо тщательный досмотр на таможне; запрет на занятие руководящих должностей в пищевой и фармацевтической промышленности; отказ в авиабилетах и спальном месте в ночных поездах; отказ в местах в люксовых гостиницах и ресторанах; запрет на обучение детей в дорогих частных школах.
На каждого гражданина будет заведено электронное досье. И значительная часть информации на эти досье будет поступать из сектора цифровой экономики. Правительство планирует интегрировать электронную базу данных «Системы социального кредита» (ССК) с цифровыми сетями китайской экономики. Создать Систему социального кредита правительству помогают 8 частных компаний, среди которых числится уже упоминавшаяся выше корпорация цифровой коммерции Alibaba. Через ее торговую площадку ежемесячно проходит около 400 млн клиентов в месяц. Alibaba использует собственную систему рейтинга Sesame Credit (SC). При этом принципы оценки и стимулирования клиентов в рамках системы Sesame Credit в целом совпадают с партийно-правительственными подходами в рамках ССК. В частности, высокий рейтинг SC позволяет клиентам арендовать автомобили и велосипеды без залога, попадать к врачу без очереди, получать кредиты под меньший процент и т. п.
Некоторые эксперты полагают, что в Китае в течение ближайшего десятилетия может быть создан единый государственно-корпоративный «электронный колпак», под которым окажется полтора миллиарда человек. И в построении такого «электронного колпака» Китай может даже опередить многие страны Запада.