Валентин Икасов
Похожее на сны
– Паш, я ее забираю. Все таки у меня выходной. Молодой организм хочет как следует отдохнуть.
Он странно взглянул на меня, будто сомневаясь во мне. Но Павел был хорошим человеком. Он взял деньги и подвинул ко мне стопку с бутылкой. Я улыбнулся.
– Спасибо, друг. Я посижу за тем столиком. Тут недалеко. Не против?
– Конечно, нет. Присаживайся. Я пойду с Лизой поговорю, – спокойным тоном сказал Павел и поспешил выйти из-за стойки.
Когда Паша скрылся за рядами столиков, я уже сидел за одним из них и успел себе налить. Вторая стопка пошла хорошо. Становилось не то что тепло, меня даже пробрал жар. Те красные лампы, светящиеся у стен, стали превращаться в солнечных зайчиков, что летают по потолку. Я начал ловить их глазами, но когда четвертая стопка достигла своей цели, мои силы иссякли.
Бар «На взмах руки» делился на две части. Первая была более освещенной. Тут находилась барная стойка. Люди здесь сидели за столиками, нередко подходили к бармену и заводили разговор. Тут чувствовался особенный уют с царившим вокруг спокойствием.
Вторая часть бара именовалась танцплощадкой. Сюда выходили люди не одинокие. Молодые парни и те, кто постарше, в равной степени любили потанцевать здесь с представительницами слабого пола, предварительно набравшись храбрости. Пол танцплощадки напоминал оконные витражи церквей. Он был устелен плитками из самых разных цветов. И у некоторых из танцующих вызывал сильные головокружения. Вокруг танцпола стояли столики. Здесь тот, кто еще не набрался смелости, сидел и смотрел на огненные пляски, на бурлящую повсюду жизнь. А в глубине, по лицевой стороне бара, стояла крохотная сцена, оснащенная музыкальной аппаратурой, приводящей весь народ в движение.
Сейчас у угла этой сцены, едва протиснувшись за ней, стояла Лиза и пыталась что-то достать. Неподалеку раздались шаги. Она долго корячилась, а потом заговорила:
– Не думай, что не обратила внимания. Я слышала, как ты подошел. Миллион раз говорила всем, не будьте вы свиньями! В зале есть мусорка и нечего кидать пустые бутылки за сцену!
Волосы на голове Лизы были взъерошенными. Стеклянная бутылка находилась в ее руке. Лизе часто доводилось выполнять подобную грязную работу. Она была официанткой, уборка зала не ее прямая обязанность, но Лиза любила труд во всем его проявлении. Такая же трудяга, как и ее парень. Метнув взгляд на Павла, Лиза продолжила говорить:
– Паш, если что-то хочешь, говори быстрее, у меня дел по горло.
– Нужно поговорить насчет Валентина, зря ты с ним так.
Она насупилась, закатила глаза и, надув губы, сказала:
– Кучу раз говорила, он ненормальный. Самому приятно с ним находится рядом?
– Не пойму, что с ним не так?
– Павел, ты не видишь? Твой молодой друг – пьяница! Помнишь, как он наклюкался в баре пару недель назад, начал приставать к клиентам? Всех их распугал! И за таких дураков должна получать кто? Правильно я! Лиза отвечает за дураков! А как он смотрит на меня. Он же по уши втрескался! Не замечал? Делаешь вид, что не замечаешь? На свадьбу его позовешь и будешь смотреть при всех, как он женушку твою…
Павел приблизился к Лизе вплотную, схватил ее за блузку. Он начал смотреть ей в глаза, а через несколько секунд выпалил:
– Не городи чепухи. Он не тронет и пальцем. Я его знаю. Валентин парень хороший, просто в последнее время у него много проблем. Он словно разуверился в самом себе. Как друг я хочу помочь.
– Помочь бутылкой пива, – прошептала Лиза, – Отличный друг.
Паша закрыл глаза, вздохнул и произнес:
– Давай будем более терпеливы к окружающим, за кого бы их не принимали. Чего стоит подойти и перекинуться с ним парой словечек? И не быть на словах такой колючей, как кактус, милая?
Он размеренным тоном сказал это. И вдруг девушка обвила его руками. Паша с Лизой прижались друг к другу, оба замолчали. Через пару мгновений Лиза заговорила сама:
– Ты прав, кем бы он ни был в моих глазах, нужно быть добрее. Ведь после свадьбы ждет переезд, и видеть его мне вовсе не придется.
Павел поглядел на нее. Он переваривал сказанное Лизой. Снова наступило молчание, но Лиза моментально его развеяла:
– Что-то не так сказала?
– Все так, Лизонька, все так, милая, – промолвил Павел и поцеловал девушку в губы.
Подкрадывалось время, когда отовсюду веяло бездельем. Три часа дня. Но я был занят. Будучи пьяным, пытался сохранить прежнюю ясность ума, старался держаться спокойно. Я видел, как люди заходили в бар, сновали у барной стойки. Их радость скоро начнется, а моя уже вовсю пылала во мне. Я сидел за столиком, за которым единственным моим товарищем была пустая бутылка. Мысли лезли в голову. Разогнать их я теперь не мог. Мне вспомнилась Лиза. Я шепотом стал произносить ее имя. Вообразил прекрасные Лизины формы, представил, что сжимаю ее в объятиях, целую в губы, в мягкие бархатные губы. Я хочу обладать Лизой. Но есть Павел, а есть молокосос, мелкий клоп, подающий признаки жизни. Я безразличен ей, я ничтожество. Жаль, что ни она, никто не смог вернуть эту тягу к жизни, которую я ощущал когда-то в далекой юности. На этой мысли весь их поток улетучился. Я будто вышел из транса, мне показалось, что наступило резкое пробуждение ото сна. Голова кружилась. Что-то было не так. Надо выпить еще. Я стал искать Павла глазами, в которых плыло. По ощущениям прошел где-то час, когда на горизонте показались две расплывчатые фигуры, которыми были мои друзья Паша и Лиза. Они шли у колонны в самом центре зала. Я окликнул их:
– Друзья, идите ко мне! Пашок, принеси добавочки, будь хорошим другом!
В глазах мельтешило. Я потряс головой, взглянул на моих друзей. Они оба стояли, уставившись на меня. Лиза была такая смущенная, словно школьница во время первого свидания. Она что-то бормотала, показывала на меня пальцем, который дрожал.
Чего они уставились? Никогда не наблюдали меня пьяным? Какие странные люди! Мне непонятна перемена в их лицах. Я видел, что Лиза пребывает даже в неком шоке. Она отстранена от всего окружающего. Лишь я составляю центр ее внимания. В один миг Лиза опустила голову, закрыла лицо ладонями и удалилась из зала. Тогда-то Паша решил подойти. Чем ближе Паша подходил, тем четче в его глазах читался страх, и сильнее на лице выражался охвативший его ужас.
Павел приблизился к столику. Я сразу спросил у него:
– Что вы вылупились на меня? И куда Лиза побежала?
Павел промолчал в ответ и продолжил глазеть на меня.
– Язык проглотил? Скажи хоть что-нибудь!
Павел бросил свой последний косой взгляд и стал говорить:
– Друг, дружище! Лиза ошарашена. Я тоже. Не знаю, как быть, но… ты, кажется, невидимый!
– В смысле? – в недоумении промолвил я.
– Мне не видно твоего лица, шеи. Это странно, да. Я ведь прав, что это твой розыгрыш?
– Розыгрыш? Ты меня сам разыгрываешь! Сегодня не первое апреля, Павел! – вскрикнул я и поглядел на свои руки.
Паша сказал правду. Вместо моих рук не было ничего. Одни рукава кофты висели в воздухе. Я потрогал лицо, убедился, что физическая оболочка осталась за мной. Но она же стала невидимой. Я как-то неуклюже поднялся. Ударился ногой об рядом стоящий стул, уронил бутылку на пол. Павел следил за моими движениями. То, что Паша видел сейчас, приводило его в окончательный шок. Он не мог обронить ни слова. А меня била дрожь, трясло от страха. И никто не был способен увидеть всю боль, которую я испытываю, боль, исказившую мое лицо. Я надел пальто, оставленное мной на соседнем стуле. Затем закутался с головой в его воротник, замельтешил в сторону выхода, спотыкаясь на каждом шагу. У двери, я представил Пашу, смотрящего вслед, но не стал оборачиваться. Ведь Павел не узнает, что я взглянул на него. В это невозможно поверить! Мои ноги бежали из бара. Тело еле поспевало за ними.
У выхода, в закутке между дверьми мимо меня пролетела компания людей. Двое молодых парней с двумя женщинами. Я весь вжался в воротник, когда пронеслась эта шумная орава. И слава Богу, никто из них не обратил на меня внимания.
Я оказался на улице и сразу завернул за угол. Сентябрьский воздух дышал прохладой, предвещающей наступление вечера. Усилившийся ветер колыхал листья, которые пытались удержаться на длинных материнских руках. Он разлучал их с родным домом и уносил в далекие дали. И только небо оплакивало эти расставания.
Я стоял, прислонившись к стене, постепенно трезвел, все пытаясь понять, зачем покинул бар. Побоялся людей? Единственным доводом было то, что нужно найти человека, способного помочь в моей беде. Глаза выглянули на свет, стали искать людей поблизости. Народ двигался, люди куда-то спешили. Но обращаться к прохожим – дело бессмысленное.
Вот сбоку от детской площадки стоял некий мужчина. Я не мог хорошо разглядеть его, потому что постоянно зарывался в пальто, стараясь быть никем не замеченным. Но я нуждался в помощи и поэтому направился к мужчине. Я не знал, как и начать диалог. Мой новый облик мешал мне. Но все же я взял волю в кулак, пересек дорогу и очутился в паре шагов от мужчины.
Этот человек выглядел весьма неопрятно, неопрятней меня самого, когда я по утру собирался из дома. У мужчины была борода, растущая неравномерно. Где-то торчали длинные пучки волос, где-то волос не было вовсе. А под слоем бороды виднелись красные пятна, заживающие прыщики. Под веками были ужасные мешки, похожие на бледные круги на воде. Но чем-то этот по истине некрасивый мужчина привлекал. Его достоинством были глаза, что отдавали необычным блеском, подобным блеску снега на морозе.
Гардероб мужчины состоял из ничем не примечательной одежды. Самые обычные брюки с ботинками черного цвета. Верхняя часть чуть-чуть интереснее. От холода мужчина укрывался непонятной синей курткой, вымазанной в некоторых местах чем-то белым. Я подумал, он свинтил ее со стройки у какого-то зазевавшегося рабочего. Также он носил серый пиджак в клеточку. Странное сочетание. Но бродягой или бездомным мужчина не казался. В его движениях проглядывалось что-то аристократическое и интеллигентное. Он вертел в руке бычок, посматривал куда-то на крыши домов, будто подглядывая за кем-то. Как только мы встретились взглядами, глаза мужчины испуганно посмотрели на меня, а рот приоткрылся. Я решил, он в ужасе скроется. Но мужчина остался стоять на месте и заговорил первый:
–Быть того не может! Невидимый человек! Не верю! Неужели Уэллс настолько пророк?
У мужчины был громкий бас. Говорил он с некоторой хрипотцой. Когда первые слова вылетели с его губ, я оробел в разы сильнее, чем он, увидевший невидимого человека. Я понял, что мужчина почти не боится меня. Сам начал диалог, а теперь пристально смотрит и ждет ответной реакции. А я не знаю, что и сказать. Молчать в этой ситуации непозволительно. С легкой дрожью в голосе я спросил мужчину:
– Извините, что вы сказали? Что за Уэллс?
Мужчина широко открыл глаза, наклонился в сторону и словно свысока начал говорить:
– Как же так? Невидимка, не знающий старину Уэллса! Бросьте! Вам ли не знать этого замечательного Английского писателя!
– С ним я действительно не знаком. Мне сейчас вообще не до писателей. Вы не знаете, как мне помочь?
– Помочь? В вашем запущенном случае? Не ведать о старике Герберте. Ай-ай-яй.
– Еще раз говорю, мне не до вашего Уэллса, Диккенса, Толстого и даже Кафки. Я спокойно сидел в баре и вдруг стал невидимым. Мне нужно вернуть все как прежде.
Мужчина мой короткий рассказ слушал очень внимательно и почти всегда понимающе кивал головой. Когда я закончил, мужчина засунул руки в карманы и быстро заговорил:
– Так вы сидели в том баре напротив и, дайте угадать, наверняка выпивали. Обычно по глазам это вижу, лишь в этом случае бессилен. Про писателей, кстати, зря так. В кое-каком ключе они могут вам полезно услужить. И послушайте, я сумею помочь. В моей практике такие случаи бывали ни раз…
Тут я удивленно взглянул на мужчину своими прозрачными глазами и оборвал ход его рассуждений:
– Правда? Мой случай не первый?
Мужчина хмуро посмотрел на меня и продолжил:
– Об этом потом поведаю. Давайте так: с меня помощь, с вас выпивка. Понимаете, остыло в груди, хочется кипятка хорошенького. Думаю, человек, который ходит в бар, всегда имеет в запасе лишнюю сотню. А для старого человека ее будет не жалко.
Я оценивающего на него поглядел. Сможет ли он помочь? Или идти к другим за помощью? Я опустил голову к земле и задумался. А мужчина оказался не из нетерпеливых. Мужчина мимолетно сгонял чужие мысли прочь.
– Я что, не достоин пропадать за вином в роскошных местах? Мне пить активно хочется вообще не за этими оплеванными углами!
Я четко уловил обиду, сквозящую в его голосе. Меня поразило, что этот мужчина может ее выражать. Такой с виду грубый, твердый, словно скала на берегу морском. Скала, которой нельзя разбиться.
– Не горячитесь. Пойдемте, угощу. Я верю в вас и в вашу помощь.
Мужчина улыбнулся и промолвил:
– А то! Вы попали по адресу. Поспешим? Ведь нам обоим не терпится получить желанное!
Я воодушевился после его слов. Мечтательно посмотрел на заходящее вдали солнце и не заметил, как мужчина развернулся и грациозной походкой зашагал к бару. Я принялся его догонять. Поравнявшись с мужчиной, напомнил, что рассчитываю на его помощь. Он в ответ промолчал, только покивал головой.
Очень быстро мы оказались в баре. Тут мужчина первым делом снял куртку, спросил, где находится гардеробная или стоят вешалки. Я развел руками от такого вопроса и лишь через пару секунд вспомнил, что не способен теперь точечно выражаться с помощью жестов. Но мужчина уже плюхнул свой зад на стул, повесил куртку на спинку и, как барон, расселся за столом. Я присел напротив него, готовый продолжить разговор, а мужчина заговорил, не дожидаясь меня:
– Не вижу смысла медлить, оглашаю условия договора, – с усмешкой произнес мужчина. – Хочу коньяк. Шоколадный коньяк! Немедленно! Позовите сюда этих проклятых холуев!
Он застучал пальцем по столу. Я вновь почувствовал некий трепет перед этим человеком. Я бросился искать глазами Павла. Барная стойка оказалась пустой. В зале не было ни Лизы, ни других официантов. Мне срочно был нужен любой из них. Быть невидимкой и шастать по бару – затея плохая. Я переключил внимание на моего нового, нетерпеливого в вопросах выпивки товарища и тут же увидел спасение. В нашу сторону двигался Павел. Его лицо теперь отдавало спокойствием. Потрясения случаются, а работа идет, – подумал я, не отводя взгляда от Паши, который вот-вот нависнет над нашим столиком, подобно грозовой туче на небе в ясный солнечный день.
– Паша, снова привет! Познакомься, это мой новый друг. Он поможет мне перестать быть невидимым. Представляешь!
Я ощутил нелепость ситуации. Знакомить людей, когда не знаешь имени одного из них! Стало неловко. Я посмотрел на мужчину, который сидел, состроивши недовольную гримасу и, пялился на меня. Его взгляд пустил холодок по моей спине, заставил биться сердце сильнее. Мотор в груди громко застучал. А я наконец-то услышал Пашин голос.
– Очень приятно. Хотите чего-нибудь из бара?
Я сразу вспомнил про желание мужчины и заговорил:
– О да. Выбор будет необычный, никакой не вермут! Дело в том, что мой друг согла…
– Я хочу шоколадный коньяк, – делая паузу перед каждым словом, произнес мужчина.
– Хорошо. Сколько рюмок принести?
– Одну. Для моего друга, – сказал я, уставившись на ножку соседнего столика.
– Из шоколадного коньяка есть лишь Шустов. Бутылка пол-литра. Шестьсот пятьдесят рублей.
Я тут же вспомнил, что изрядную часть денег потратил на утреннюю выпивку. На коньяк не доставало. Вопрос был щепетильный. Я принялся его решать:
– Паш, у меня с утра было всего семьсот рублей. Давай остальное на днях занесу.
Паша поглядел на меня. Его лицо приняло задумчивое выражение, уголок губ поднялся с правой стороны, глаза прищурились. Павел пару секунд подумал и сказал:
– Ладно, только, будь добр, раньше пятницы занеси. Я в кассу из своего кошелька положу. У нас, как понимаешь, строго с этим, но ради тебя могу сделать исключение и помочь. Сейчас принесу бутылку и стопку.
Паша потопал к бару. Я радостно улыбнулся, блаженно выдохнул и обратился к мужчине:
– Подождите чуть-чуть. Ваш напиток уже летит!
Тень недовольства также висела над ним. Мужчина никак не отреагировал на мои слова. Сидел, скрестив руки, опустив голову к столу. Я метнул взгляд в зал, увидел Пашу, который на всех парах несся с солидным количеством горючего. Пара мгновений. Рука Паши поставила бутылку. Я протянул деньги. Он взял их и убрал в карман.
– Желаю отлично посидеть, – приятным тоном сказал Павел.
Паша удалился. Мы погрузились в тишину. И в этой совместной тишине мужчина был странен. Он всем своим видом источал непонятную антипатию то ли ко мне, то ли ко всему сущему в целом. Когда мужчина резким движением схватил бутылку, налил и махом опустошил рюмку, в нем произошла перемена. Он улыбнулся и заговорил:
– Смешно. Мы не знакомы поименно, но оказались за одним столом. Меня зовут Бруно. Мне сорок три. Я, если так можно выразиться, вольный художник. Много повидал на своем веку. Работал газетчиком, занимался редактированием текстов в конторе, теперь врачебной практикой. Разносол, как говорится. Сейчас на дому клиентов принимаю, народа мало ходит. Но на жизнь хватает. Рассказывать про детство, юность, взросление и прочую чепуху смысла не вижу. Ваша очередь. И вот от вас я хотел бы услышать и о вашем о прошлом и о нынешнем. Я ведь провожу терапию. Лишним здесь это не будет.
Я на мгновение замялся, затем медленно начал рассказывать, постепенно повышая темп:
– Я молод, мне двадцать лет. Зовут Валентин. Я из весьма богатой Питерской семьи. Мама домохозяйка. Папа – служащий в банке. От родных переехал после школы, когда в мою жизнь ворвался институт. Детство… про детство. Я был как все, чуть более популярным, чем все. Нравился людям, меня любили. Было много интересов. Во мне был некий пыл. А сейчас он куда-то пропал, и стало тяжелее.
На этом витке рассказа мужчина прервал меня, держа в руке рюмку, которую только что оторвал от губ:
– Ух. Все в тумане. Расплывчатые наклейки на бутылках за барной стойкой. У вас также было сегодня? И в другие дни? Вы же именно от тяжести душевной начали посещать подобные места?
– Да, в этом я видел спасение. Можно забыть про проблемы под бьющую в мозг эйфорию, – спокойно сказал я.
Мужчина облизнул губы и задал новый вопрос:
– Вы говорили, было много интересов в детстве. А каких? Осталась ли любовь к этим вещам по сей день?
Я ответил без колебаний:
– Мать привила любовь к литературе. Наша семейная библиотека заключала в себе вещи, которые я сумел постичь, выбросить из головы и вновь понять в другом ключе. Помню, еще нравилось рисование. При этом особняком стоял спорт. До поступления в институт увлекался баскетболом, ездил на соревнования. У родителей остались грамоты и медали. А чтение жило. И тяга к литературе иссякла лишь недавно.
Тут я замолчал, ожидая нового вопроса от Бруно. Вопрос вылетел незамедлительно.
– Значит, теперь из занятий – походы на учебу и развлечения в баре?
– Получается, – ответил я.
Мужчина покачал головой и снова завел шарманку:
– Не густо, мой друг. Валентин, вы находитесь в поиске самого себя?
Я всерьез задумался над этим. В своей голове будто попал в длинный коридор из сотни дверей. С минуту я молчал, а потом встрепенулся, вспомнив, что Бруно ждет ответа.
– В какой-то степени это так. Только есть беда. Я думаю, что я на правильном пути, но желание жить по-настоящему порой пропадает. Все валится из рук, ломается, больше не склеивается.
– Где-то слышал такую умную вещь. Чтобы достать с неба одну большую звезду, нужно сначала достать оттуда сотню мелких и каждую разбить вдребезги. Надеюсь, в вас это откликнется.
– Смотрю, вы большой любитель философии.
– Не особо. Раньше философия завлекала меня своей глубиной, воздействием на человека. Сейчас – нет. Я не пытаюсь залезть кому-то в голову. Я никакой не Юнг или Фрейд. Для меня философ – тот, кто выражается простыми мыслями, которые просто глубоко сидят в мозгу и иногда выходят наружу. Еще считаю, философ это трусливая, загнанная тигром в угол антилопа, думающая, что способна стать царем зверей.
Эти слова дали понять, что Бруно человек в какой-то мере особенный. Когда он закончил, по залу пробежал звонкий хохот и сконцентрировал внимание на себя. Сзади сидела шумная компания людей. Я повернулся и увидел тех самых, что повстречались мне у выхода из бара. Бруно злобно смотрел в их сторону. Его реакция не заставила ждать:
– Какие, однако, негодяи эти непорядочные люди! Не дают спокойно поговорить с глазу на глаз. Смеются как кони. И самое интересное, зачем они вообще сюда приходят? Выпить, потратить деньги? Это же так глупо. Каждому из них нужен лишь свой фантастический край, в котором все есть – красота и счастье. Они блуждают в нем от безысходности, каждый в собственной клетке, находящейся в подвале замка, что витает в воздухе и заключает тысячи тысяч таких же мечтательно несчастных людей. Вы же не один из них? Знаю, вы лучше! А еще мне все теперь понятно. Я проведу второй этап вашей терапии. Но не здесь. Обстановка не располагает. Как вы смотрите насчет лечения на дому?
За весь наш разговор я забыл о своей невидимости. Вспомнил только сейчас. В моих глазах теперь пылал костер надежды. Я был согласен на любое предложение Бруно. Я вверял свою жизнь и свою боль в его руки.
– Согласен на все, кроме своей невидимости, – промолвил я.
Бруно почесал голову и стал подниматься из-за стола с пустой бутылкой в руке.
– Второй сеанс терапии скоро начнется, – сказал он и протянул ладонь правой руки. – Валентин, лечение оплачено, – с улыбкой добавил Бруно, подняв бутылку коньяка кверху. – Ты же не хочешь терять ни минуты?