bannerbannerbanner
Валентин Фалин – уникальная фигура советской дипломатии

Валентин Фалин
Валентин Фалин – уникальная фигура советской дипломатии

Полная версия

Профессор Фалин

Осенью 2000 года ко мне, тогда заведующему кафедрой истории российской государственности Академии государственной службы, подошел экономист, историк экономики Рэм Александрович Белоусов. Остановив меня, он спросил, знаю ли я Валентина Михайловича Фалина.

Я, конечно, его знал, знал заочно. Да и мало кто в Советском Союзе не видел и не знал его как одного из постоянных участников популярной в СССР телевизионной программы «Международная панорама». Комментарии Фалина – всегда взвешенные, аналитичные, доказательные, лишенные пропагандистского накала, были убедительны и этим заметно отличались от выступлений его коллег.

Заочное знакомство было продолжено тогда, когда мне пришлось возглавить Государственную архивную службу. Работая с документами политбюро и секретариата ЦК КПСС, я не мог не обнаружить, что только один (!) секретарь ЦК КПСС – Фалин – не только принимал необходимость перемен, но и понимал трудности и опасности на этом пути. Многочисленные записки Фалина свидетельствовали прежде всего о нетипичной для этой среды смелости и политической ответственности. Перечислю лишь некоторые, оставшиеся у меня в памяти.

Он ратовал за государственное празднование тысячелетия принятия христианства в стране, официально пропагандировавшей воинствующий атеизм, доказывал бессмысленность отрицания катынского расстрела и замалчивания документов об этом событии, десятилетиями отравлявшего советско-польские отношения, он вынудил провести расследование, оценить и признать финансовый крах СССР к 1990 году, когда КПСС уже не имела возможности оплачивать из госбюджета деятельность «братских партий» и их коммерческих структур по всему миру. Отсюда – его рекомендации по созданию механизмов самофинансирования компартий и подготовки к возможности деятельности в оппозиции. Он настаивал на создании в Верховном Совете СССР коммунистической фракции и превращению КПСС в парламентскую партию. Фалин был обеспокоен реальностью распада страны и вносил предложения по изменению союзного договора с тем, чтобы союзный центр нашел себе союзников в лице автономий…

Его предложения – всегда реалистичные – похоже, пугали своей точностью высшее партийное руководство, пребывавшее в иллюзорной уверенности в своем всемогуществе. Знакомство с записками Фалина создавало представление о нем как о человеке, реально обеспокоенном состоянием страны, имевшем ясное представление о том, как должно идти реформирование страны в подлинно социал-демократическом направлении, и человеке, плохо вписывавшемся в номенклатурно-послушное окружение генерального секретаря.

Поэтому на вопрос Рэма Александровича Белоусова я ответил, что читал записки Фалина в ЦК.

Р.А. Белоусов с горечью сказал, что по возвращении из Германии, где Фалин преподавал в одном из университетов, в Москве он оказался ненужным. Его боятся пригласить в качестве преподавателя. Он даже не получил здесь звание профессора, хотя стал доктором еще в начале 1980-х. Р.А. Белоусов заметил, что его связывает с Валентином Михайловичем многолетняя дружба, еще со студенческих лет.

Я сказал, что буду рад пригласить В.М. Фалина преподавать на кафедре. Лучше его трудно было представить преподавателя новейшей истории для аспирантов кафедры. Его огромный опыт аналитика был бесценен для слушателей, проходивших подготовку по специальности «Историческая аналитика для государственной службы».

Мой расчет был вполне прагматичным. Однако произошло гораздо большее, чем я ожидал. Умный, интеллигентный, обаятельный Валентин Михайлович сразу стал любимцем кафедры. О нем как о преподавателе с восторгом говорили слушатели, заочники и вечерники – в то время, как правило, сорокалетние офицеры, государственные служащие. В Академии госслужбы В.М. Фалину ВАК присвоил звание профессора. На заседаниях кафедры, где тогда работали замечательные историки – А.К. Соколов, М.Р. Зезина, Н.М. Рогожин, В.П. Попов, О.Г. Малышева, А.И. Комисса-ренко, Н.Ю. Болотина – В.М. Фалин был участником профессиональных споров и дискуссий. Его точка зрения не всегда принималась, но он задавал тон дискуссий – споров, которые велись в строго академической, даже дипломатической манере.

Нередко обсуждения истории страны во второй половине XX века провоцировали его на воспоминания – о его работе в Германии в начале 50-х годов, о работе в Комитете информации, о Хрущеве, Брежневе, Андропове, о западных политиках – Гарольде Вилсоне, Вилли Брандте, Гельмуте Шмидте… Воистину, его устами звучала история. Он воссоздавал прошлое в мельчайших деталях. Для нас – историков – он сам был источником по истории недавнего прошлого.

В этих автобиографических отступлениях раскрывалась и личность Валентина Михайловича – его чувство собственного достоинства, широчайшая образованность и увлеченность искусством – живописью, музыкой, поэзией, его патриотизм и служение делу, а не лицам. Он был веселым и остроумным участником кафедральных посиделок, его любили и уважали.

Отдельная тема – участие В.М. Фалина в заседаниях совета по присуждению ученых степеней. Он неизменно приезжал на заседания, готовый к обсуждению работ, предварительно изучавший и автореферат, и работы. Его участие в дискуссиях всегда было точным, аргументированным, нередко находившим новые аспекты в теме, представленной для защиты.

Рассказывая о Валентине Михайловиче, я не могу не сказать о его добром ангеле – Нине Анатольевне, непременно сопровождавшей его на всех заседаниях ученого совета, милом и приятном собеседнике.

Работа В.М. Фалина в Академии госслужбы продолжалась больше десяти лет и закончилась практически с прекращением существования этой академии и ее переделки в Академию народного хозяйства и госслужбы. Позиция нового руководства академии по отношению к истории России как предмету второстепенному привела к тому, что кафедра фактически прекратила свое существование. Наша дружба с В.М. Фалиным продолжилась, как и сохранилось бесконечное уважение к этому истинному патриоту России со стороны его многочисленных учеников, слушавших его лекции и спецкурсы.

Нам повезло, что в жизни был Валентин Михайлович Фалин.

Профессор,

д. и. н., заслуженный деятель науки РФ,

главный научный сотрудник Института российской истории РАН,

главный редактор журнала «Российская история»

Пихоя Рудольф Германович

«Аттическая соль»

С Валентином Михайловичем Фалиным я познакомился в 2001 году, когда он пришел к нам на кафедру истории российской государственности РАГС. Наши отношения носили доверительный характер. О чем хотелось сказать в первую очередь: Фалин обладал моральными принципами и идеалами, свойственными человеку европейской культуры; на бытовом уровне это проявлялось в одинаково ровном и доброжелательном отношении к собеседнику, он избегал общих фраз и пустых рассуждений, его речь всегда была предметна и образна, большой запас знаний, дипломатический и жизненный опыт вызывали общий интерес. Фалин обладал феноменальной памятью, во время его лекций, больше напоминающих беседы, «оживали» исторические персонажи, которых он знал лично по своей дипломатической и государственной практике. Знание им своего предмета было доскональным, знаток отечественной и мировой культуры, Фалин обладал системным, нередко парадоксальным мышлением с ярко выраженным ироническим складом ума («аттическая соль» присуща многим его трудам, а еще больше устным выступлениям).

Фалин долго жил и много видел, общался с лидерами зарубежных стран, наблюдал и анализировал исторические процессы. Он имел мужество «проститься с прошлым», не цеплялся за изжившие себя политический курс и режим, но он также хорошо понимал и видел те риски и реальные угрозы, которые возникли перед страной на рубеже веков. В отечественном истеблишменте времен перестройки он не принадлежал ни к «ястребам», ни к «голубям», всегда оставался самим собой, ставя на первое место ум, чувство собственного достоинства и ответственности за порученное дело. Его взвешенная и продуманная позиция по германскому вопросу во времена М.С. Горбачева свидетельствует об этом.

Поражало то, что при своем высоком социальном статусе в кафедральных делах он отличался ответственным отношением к любому, даже мелкому делу, а высочайшая исполнительская дисциплина была его второй натурой.

Его перу принадлежит множество работ, но на меня наибольшее впечатление произвела монография, посвященная антигитлеровской коалиции. Этот труд представляет образец научного исследования: полемически заостренный, он содержит глубокий анализ скрытых пружин, двигавших внешней политикой ведущих держав – участниц мирового конфликта. Сегодня, пользуясь фалинским выражением, мы сидим с Соединенными Штатами и Великобританией в «разных лодках», но было время, когда внешние обстоятельства поместили нас в «одну лодку». Возможно, этот исторический опыт не пройдет для нас даром.

Профессор МПГУ, д. и. н. Василий Петрович Попов

Статьи В.М. Фалина в СМИ
1984 – 2015 г г.

9 мая

Еще где-то стенали орудия, огрызались автоматы, шипели и рвались фаустпатроны. Еще пламя долизывало остовы зданий, танков, людей. Но это уже не была война. Та, самая жестокая, тяжелейшая война в нашей истории, в истории вообще, – закончилась.

Сорок шесть месяцев и две с половиной недели длилось сражение. Каждый день – в год. Каждый год – в век. Сегодня, на отдалении 39 лет, все так же необозримы перенесенные советским народом испытания. Все так же недостает нужных и верных слов, чтобы сложить летопись Великой Отечественной с ее непреходящей славой и неутихающей скорбью. Чтобы воздать должное подвигам. Легендарным и безвестным.

И существуют ли такие слова? Слова, способные донести до потомков пронзительную боль утрат и ликующую радость, что охватила советских людей с восходом солнца 9 мая. Может быть, в час торжества добра над злом нет ничего праведнее молчания, нет ничего искреннее поклона земного памяти тех, кто жизнями своими остановил огненный вал, поднятый фашистской нечистью против Страны Советов. Кто умер, чтобы жили и радовались жизни мы, чтобы жили по-человечески все люди всех континентов.

 

Двадцать миллионов – десятая часть довоенного населения Советского Союза – не увидели света Победы. Свыше трех миллионов из них были коммунистами. В борьбе за свободу Родины, за социалистические идеалы погибли четыре пятых от общего числа членов ВКП(б) кануна войны. Так переводилось на суровый язык военного лиха высшее призвание партии – служить народу, веление сердца, побуждавшее коммунистов прикрыть собой товарища, быть там, где труднее, быть всегда впереди. И такова диалектика прогресса – на место павшего борца вставали двое новых.

«Не будет капитуляции, не будет мира или перемирия. Или уничтожение России, или наше уничтожение», – бесновались гитлеровские заправилы. «Советы должны быть разбиты, точно так же, как прежде мы должны были разбить (немецких) коммунистов, чтобы прийти к власти», – записал 8 мая 1943 года в своем дневнике Геббельс «откровение», явившееся фюреру.

Мировое господство без разгрома Советского Союза было недостижимо. «Что русские самый трудный противник, какого мы имели до сих пор и какого мы вообще можем иметь в мировой войне, на сей счет ни у одного солдата не может быть ни малейшего сомнения. Мы также все общего мнения, что этот русский не капитулирует», – заявил Гиммлер в 1942 году, требуя от эсэсовцев и полицейской своры усиления террора против советских людей. Непоколебимую решимость нашего народа отстоять свое правое дело этот палач из палачей не мог объяснить «ни логикой», «ни чувством долга». Его страшил «русский комиссар, безоговорочный большевик, большевик до последнего вздоха, пронизанный волей защищаться и биться». Преданность Отчизне и идейная убежденность преломлялись в извращенном расистскими бреднями мозгу как поведение «бестии», подлежавшей изничтожению.

Какие уж тут нормы права, морали, человечности! Сплошная кровавая оргия. Если к погубленным гитлеровцами и их приспешниками советским людям добавить раненных ими, то получится, что на каждого немца «тысячелетнего нацистского рейха» придется одна жертва. А кроме того, были убиты миллионы поляков, югославов, евреев, французов, чехов и словаков, англичан, норвежцев, граждан других национальностей. Сколько же бед народам принес мерзостный режим, изуверствовавший от имени целой нации?

Однако в сопоставлении с «генеральными планами» освоения «жизненного пространства» совершенные преступления были чем-то вроде разминки. Что же ждало народы, не будь у советских большевиков и беспартийных решимости биться до конца? Заглянем в нацистские исповедальни.

В течение 30 лет – в случае, понятно, успешного для Германии исхода войны – с территории Польши, республик Советской Прибалтики, Западных Украины и Белоруссии должно было быть «убрано» – уничтожено или выселено за Урал – свыше 50 миллионов человек. Для прислуживания немецким колонизаторам имелось в виду сохранить здесь около 14 миллионов «чужеродных», часть которых подлежала онемечиванию. В «русском вопросе» за главное направление бралось «искоренение». Поскольку ликвидация 40—60 миллионов людей требовала времени и хлопот, оккупанты, готовя «окончательное решение», собирались перво-наперво подорвать общность народа, вернуть его, разбив на изолированные друг от друга группы людей, к первобытному состоянию.

По прошествии лет мрачная реальность несколько потеряла в резкости своих очертаний. Из-за счастливого свойства памяти отодвигать вглубь, стирать плохое. Отчасти потому, что новым поколениям, родившимся или выросшим после 45-го, трудно представить, что подобное могло было быть. Даже мы, люди старшего возраста, не перестаем недоумевать, неужто в XX веке варварство и дикость могли возродиться, к тому же в формах, превзошедших по садистской жестокости любые образцы прошлого? Но никуда от фактов не уйдешь. Так было.

Раненых не просто добивали, их жгли огнем, чтоб продлить мучения. В трескучие морозы пленных сгоняли на обнесенные колючей проволокой пустыри, оставляя умирать без пищи, воды и медицинской помощи. С людей сдирали кожу, чтобы мастерить из нее абажуры и ридикюли для нацистских модниц. Из человеческих тел варили мыло, а кости шли на «улучшение» немецких полей. Локонами, состриженными перед отправкой детей в газовые камеры, набивали солдатские тюфяки. Печи Освенцима, Бухенвальда, Маутхаузена гудели сутками напролет, пожирая людей. Да что там печи концлагерей. Пылали тысячи городов и деревень, обращались в пепел и прах их жители – стар и млад, мужчины и женщины. И памятниками бесчисленных трагедий оставались развалины, сплошные развалины. Так было.

Конечно, адова явь вызывалась не росчерком пера или поджигательской речью. У подлости были охочие до злодейства исполнители. Нацизм превратил миллионы немцев в послушное орудие насилия, истязания, угнетения. Они, их родственники и свойственники кормились и жирели до поры до времени, упиваясь жизненными соками захваченных территорий и нещадно эксплуатируя их обращенное в рабство население. Оглушенные пропагандой и ослепленные собственной спесью, эти миллионы гнали от себя мысль о том, что судный день грядет. Совесть же немецкого народа заключили в концлагеря и тюрьмы, вынудили уйти в подполье или надеть форму армий, воевавших против фашизма, которые единственно и были в состоянии сломать хребет гитлеровскому режиму и принести самим немцам свободу. Так было.

Мне чуждо желание бередить раны. Если бы можно было искать забвение прошлых горестей в радужном или, спустимся с облаков, хотя бы в разумном настоящем, то кто из нас стал бы этому перечить? Подведем черту под былым, позаботимся вместе о более безопасной и уже потому лучшей жизни – мы первыми предложили это и протянули немцам руку примирения.

Но ведь как получается. Внимаешь некоторым из западногерманских деятелей и узнаешь, что они в обиде за «всю Германию». И ответственность «зря» возложили на немцев за войну. И «несправедливо» отняли территории, где они привыкли чувствовать себя хозяевами. И «грубовато» обошлись со «сверхчеловеками», когда бои шли уже не под Москвой и Ленинградом, Киевом и Минском, а под Кёнигсбергом и Берлином.

Убийцы, от макушки до пят в крови своих жертв, в огромном, подавляющем большинстве отделались испугом в ожидании, что их будут-таки преследовать «до края света». А оправившись, вновь поблескивают моноклями. Те же, кого для проформы привели к слепой на правый глаз боннской Фемиде, «искупили» содеянное лишением свободы в среднем по минуте за убиенного. Если сие не реабилитация злодейства, то что есть издевательство над гуманностью?

А как должно относиться к рассуждениям на вполне официальном уровне о том, что последние битвы Второй мировой войны не отгремели? Что ФРГ «продолжает миссию» сдерживания коммунизма? Что в рамках НАТО исправляется «ошибка», попутавшая англосаксов занять не ту сторону на баррикадах минувшей войны? Как прикажут понимать трогательную заботу о традициях вермахта, ибо генералы делали свое дело «недурно», и если бы не Гитлер, то неизвестно, чем все кончилось бы. Вы только вдумайтесь в суть – война была плоха в основном тем, что финишировала не по-расчетному!

Когда такое видишь, слышишь, читаешь, когда под старые и новые антикоммунистические, антисоветские и анти-славянские марши муштруют очередную военную поросль, когда предлагают себя другой державе, занемогшей гегемонизмом, в качестве ассистента для размещения и использования оружия первого удара, нацеленного в противника прежних и новейших империалистических планов мирового господства, то невольно вопрошаешь: все ли рассказано об истинной мозаике послевоенной Европы, о тех камешках и краеугольных камнях, из которых она складывается? Все ли предпринято, чтобы народы распознали в распускающихся цветках дурмана колеры прошлого и ядовитые семена будущего? Все ли сделано, чтобы немцы на Западе твердо усвоили – оступаться им больше нельзя ни при каких обстоятельствах и при любых коалициях.

Не надо сеять подозрений и подозрительности. Кто не хочет слышать фальшивую музыку, не должен играть на слабых струнах, дрожащих ожиданием мести. Однако и всепрощение не ответ на проблемы действительности, тем более если великодушие кое-кем воспринимается чуть ли не как извинение: не ушибли ли мы вас, когда вышвыривали от Сталинграда и с предгорий Кавказа. Печально, что приходится это говорить. Однако, сталкиваясь с глумлением над правдой и памятью жертв гитлеровской агрессии, когда же называть вещи своими именами, как не в День Победы, выстраданной и оплаченной сверх всякой меры?

Советский народ шел к этому дню не только как к победе над фашизмом, но и как к победе над всеми войнами. Она должна была открыть новую эпоху – эпоху сотрудничества и добрососедства государств. Американский империализм предал совместные цели антигитлеровской коалиции. Но ни один, ни вкупе со своими милитаристскими сообщниками Вашингтон не в состоянии отнять у советских людей мечту о прочном мире, веру в то, что кошмар, принявший полвека назад лик нацистского безумия, не повторится. Не в силах империализма и сломить нашу волю к тому, чтобы мечта о мире не оставалась лишь мечтой, чтобы войн не было, чтобы никому не повадно было их начинать.

1984

Миноносная демократия
Мнение политического обозревателя

До сих пор нет-нет все еще всплывают мины времен Второй, а то и Первой мировой войны. Из тех, что не дождались своих жертв, притаившись на дне морей, и, потеряв терпение, решили сдаться на милость людям.

Но вот мир всколыхнули сообщения, что в мирное время при подходе к портам Никарагуа на минах подрываются одно за другим несколько торговых и рыболовных судов. Подрываются там, где минной опасности никогда прежде в помине не было, в районе, который, согласно официальной американской фразеологии, причислен к наиважнейшим с точки зрения обеспечения свободы судоходства и поддержания безопасности морских путей.

Вашингтон поначалу сделал вид, что он ни при чем. Более того, протест советского правительства в связи с преступным актом против танкера «Луганск» госдепартамент отвел как заявленный будто бы не по адресу. Ответственность за терроризм на море взяло на себя сомосовское отребье. Было объявлено, что мины сконструированы, изготовлены и установлены специалистами из некоего «инженерного» подразделения контрреволюционных группировок, ведущих вооруженную борьбу против народной сандинистской революции. Хотите – верьте, хотите – не верьте.

Конечно, никто не поверил, ибо всем и каждому известно, что сами эти группировки содержатся на средства, выделяемые конгрессом США для подрывной деятельности против законного правительства Никарагуа. Они ни шагу не могут сделать без разрешения офицеров Пентагона и ЦРУ, которые ими командуют подчас также в ходе диверсионных и прочих операций. Однако козел отпущения сыскался. Первый удар по вашингтонским инстанциям вроде бы удалось смягчить.

Но дальше все пошло наперекосяк. При обсуждении жалобы Никарагуа в Совете Безопасности ООН Соединенные Штаты были вынуждены прибегнуть к вето, чтобы не допустить принятия резолюции, поддержанной 13 членами Совета из 15 (при одном воздержавшемся). Предвидя аналогичное развитие событий в Международном суде, американцы заранее объявили, что в течение ближайших двух лет США не будут признавать юрисдикцию суда по любому спору между ними и какой бы то ни было центральноамериканской страной. «В силу этого мы считаем, – заявил на пресс-конференции представитель госдепартамента Дж. Хьюз, – что полномочия суда не распространяются на обращение Никарагуа». Прописали, чем должен заниматься Международный суд и с чем может обращаться в него Никарагуа.

Гегемонизм до того въелся в плоть, что даже не замечают, в каком карикатурном свете себя выставляют. Или замечают, но Р. Рейган решил по новой испытать свою прежнюю методу, выраженную им когда-то в словах: не важно, что обо мне думают, главное, чтобы «уважали». Уполномоченный Белого дома Л. Спикс пару дней назад именно это, в сущности, и признал. На вопрос, «обеспокоен ли президент тем, что американцы могут думать не слишком хорошо о нем в связи с минированием никарагуанских портов?», Спикс ответил буквально следующее: «Нет, президент делает то, что считает правильным».

Думают же о главе Белого дома действительно не очень уважительно. Небезызвестный американский реакционер сенатор В. Голдуотер, который является председателем специальной сенатской комиссии по разведке, в письме на имя директора ЦРУ У. Кейси подчеркнул: «В выходные дни я пытался обдумать, как лучше выразить свое отношение к сообщению о том, что президент одобрил минирование некоторых портов в Центральной Америке. Мое отношение сводится к одной короткой и искренней фразе: я… (нецензурное выражение)».

 

Заместитель Голдуотера по комиссии Д. Мойнихэн подал в отставку со своего поста в знак протеста против того, как администрация обманывала не только иностранные правительства, не только Организацию Объединенных Наций, не только американскую общественность, но и высший законодательный орган страны. Правительство распространяло информацию о том, будто оно непричастно к этому делу, тогда как, констатировал сенатор, «минирование никарагуанских портов осуществлялось американскими минами с американского судна под американским командованием». Если бы Мойнихэн захотел продолжить перечисление фактов, он мог бы прибавить, что план минирования был предложен шефами Пентагона и ЦРУ соответственно К. Уайнбергером и У. Кейси и утвержден лично президентом Р. Рейганом, что эта террористическая операция от начала и до конца вашингтонского происхождения.

Как же администрация выходит из малопочтенного положения? У немцев есть пословица – повторение рождает мастера. Да, лгали… Ну и что? Не в первый и не в последний раз. А заодно подводят, так сказать, теоретическую базу под беззаконие. И тут первую скрипку вручают представителю США при ООН Дж. Киркпатрик.

Ученая дама – как-никак преподавала в университете – со свойственной ей прямолинейностью отрубила: «Мне кажется, что в результате минирования мы прежде всего начинаем по-настоящему наносить ущерб экономике Никарагуа. По-моему, минирование было законным». Поскольку, видите ли, соседи недовольны правительством в Манагуа, а у соседей есть влиятельный покровитель в лице США. Вообще применение американских вооруженных сил в Центральной Америке может быть оправдано, если «мы (в Вашингтоне) придем к непреложному выводу, что наши жизненно важные национальные интересы непосредственно поставлены под угрозу.».

Позиция, сформулированная Дж. Киркпатрик и другими представителями администрации, кое-кого оглушила на Западе. Как сообщалось третьего дня в «Известиях», министр иностранных дел Норвегии С. Стрэй пролепетал: если признать ответственность Вашингтона за положение в Центральной Америке, то следует признать и право США вмешиваться в дела государств этого региона. Но ведь претензии Соединенных Штатов Западным полушарием не ограничиваются. Значит, по совету из Осло, придется признать законным американское беззаконие по всему свету. Надо отбросить «юридические положения и абстрактные моральные принципы», требует на страницах «Нью-Йорк таймс» сотрудник Центра стратегических исследований Джорджтаунского университета М. Ледин. «В некоторых случаях, – поучает он, – попытка уничтожить суверенное государство не противоречит морали».

Если нельзя, но очень хочется, то можно, заметил один острослов. Но в свете того, что вытворяет рейгановский Вашингтон с международным правом, мне не до шуток. Ситуация напоминает мрачную пору, когда монархи изволили цинично изрекать: если тебе приглянулась земля соседа, захватывай ее. Постфактум сыщется дюжина юристов, которые докажут твое «законное право» на эту землю.

Выступая 18 апреля в Белом доме, Р. Рейган как ни в чем не бывало рассуждал о том, что «Соединенные Штаты проводят сбалансированную политику поддержки демократии». Что же тогда несбалансированная политика? Что же иное называется произволом, террором и шантажом? Видный американский обозреватель А. Льюис охарактеризовал политику международного терроризма, проводимую администрацией Рейгана, как «гибельный курс». Он считает, что эта политика ведет США к катастрофе. И как может быть иначе, когда мины подводятся под сами устои мирных отношений между государствами.

1984

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29 
Рейтинг@Mail.ru