Вадим Вольфович Сухачевский
Причудливая Клио
5.
ДЕКАМЕРОН
1914
Авт. П. Васильцев
Частичному сохранению этой рукописи мы обязаны дымоходу печки: именно туда (вероятно, в 1919 году, накануне своего ареста и почти тут же воспоследовавшего расстрела) мой покойный дядюшка, отставной прокурор, действительный статский советник, спрятал листы этой рукописи. Там же я и нашел их спустя много лет – но Боже, в каком виде! Одни вовсе истлели, другие испортились до полной неудобочитаемости, остальные мне все же удалось восстановить (некоторые лишь частично, с применением химикатов и фиолетовой лампы). В какой-то степени дымоход выступил в каком-то смысле соавтором дядюшки, ибо способствовал определенным жанровым особенностям этой рукописи – изрядной недоговоренности, появившейся в тех или иных эпизодах, что лишь усиливает детективную интригу (а перед нами именно детектив), а в других случаях придает кое-каким наиболее откровенным эпизодам (ибо перед нами детектив в какой-то мере эротический) благопристойную целомудренность.
Дядюшкин роман построен (я уверен) на основе реальных событий.
* * *
П. Васильцев (ПВ), страдавший желудочным заболеванием, в июле 1914 года отправляется на Кавказские минеральные воды и поселяется в пансионате «Парадиз». «Население» пансионата автор перечисляет (с их краткими характеристиками) в самом начале повествования, что создает определенное удобство для читателя. Это:
Белозерцев, отставной генерал-майор, жизнерадостный, весьма колоритный старик лет под 80.
Ольга Витальевна Дробышевская, ок. 40 лет, мистически настроенная вдова из С.-Петербурга, судя по всему, тяжело больна, что легко угадывается по ее изможденному лицу.
Г-н Васюков (он же Ряжский), лет 35 или чуть менее. Во внешности прослеживается некоторое сходство в его лице с Наполеоном Бонапартом Первым.
Г-н Петров, 35 лет, учитель гимназии, имеет какой-то затравленный вид.
Г-н Львовский, под 30, исключительно красив и с виду исключительно глуп.
Кокандов, 28 лет, поначалу представился помещиком Херсонской губернии. Черные глаза, твердый, уверенный взгляд.
Грыжеедов, 2-й гильдии купец, 45 лет, весьма дородный господин.
Г-жа Евгеньева Маргарита Никифоровна, 25 лет, с виду демимонденка7, но представляется княгиней. Ходит в платьях с совершенно неуместным в данных условиях декольте.
Ми, изящная девушка лет 19 – 22. Ее правильной формы головка выбрита наголо, отчего кажется фарфоровой (ах, каких только изысков не породит нынешнее упадническое время!..) Выражение лица часто бывает несколько отрешенное. Говорит отрывисто, иногда подпуская вульгарные словечки, но при этом в речи присутствует некий иностранный акцент, природу которого мне до поры до времени не удавалось установить.
Г-н Кляпов, 40 лет, молчун, несколько одутловат, всем своим видом показывает: «Не трогайте меня!»
Г-н Финикуиди, 50 лет, московский профессор, член масонской ложи, о чем свидетельствует миниатюрный мастерок «вольного каменщика», болтающийся у него на ремне.
Г-н Шумский, инженер
Г-н Семипалатников, ок. 40 лет, с нафабренными усиками, торчащими пиками вверх a lá кайзер Вильгельм. Молчалив, как и г-н Кляпов, но, в отличие от последнего, как-то несколько надменно молчалив. Носит загнутые концами вверх кайзеровские усики.
Ну и, помимо постояльцев:
Г-жа Ахвледиани Амалия Фридриховна, в девичестве фон Дитрих, лет 50 (выглядит намного моложе), хозяйка отеля «Парадиз», вдова грузинского князя. Ходит в черном, но едва ли в знак траура, просто ей этот цвет очень идет. И вообще – исключительно хороша какой-то особой, аристократической красотой.
Абдулла (Абдуллайка), слуга.
Дуня, лет 25, горничная.
Лизавета, повариха, не менее 6 пудов.
Нельзя также не упомянуть о г-не Сипяго, хотя он возникнет и будет пребывать в этом моем повествовании уже в виде покойника.
Прибыв в пансионат, ПВ видит, что все его обитатели изрядно напряжены. Вскоре узнаётся причина – это загадочная смерть г-на Сипяги, тело которого сейчас лежит в лéднике в ожидании труповозки.
Она, однако, не приедет, ибо через полчаса после появления ПВ случается сход горного ледника Беяз Олим (что в переводе с татарского означает «Белая Смерть»), и «Парадиз» оказывается отрезанным от внешнего мира до тех пор, пока власти не раскопают образовавшийся завал, что, как окажется, произойдет лишь через две недели.
Эти две недели окажутся роковыми для всего мира. Мир уже стоит на грани войны (эрцгерцог Фердинанд уже убит в Сараево), и подготовка к войне идет вовсю, о чем наши герои могут лишь догадываться.
К вечеру постояльцам становится скучно, и г-жа Леопольдова предлагает устраивать вечерние «пети жё»8: каждый вечер кто-то, кому выпадет фант, должен рассказать историю из своей жизни, причем непременно связанная с l'amour. В общем, в этой части книги все очень похоже на происходящее в «Декамероне» у Боккаччо.
С этого момента сюжет романа раздваивается. Главы выстроены по датам вынужденного заточения героев, но каждая глава состоит из двух частей: «День» (когда развивается чисто детективный сюжет) и «Вечер», когда герои рассказывают свои эротические истории. Впрочем, каждая из этих частей по ходу действия вплетается друг в дружку.
* * *
Сперва – о вечерах.
Васюков рассказывает историю о том, как он едва избежал смерти из-за любви. Дама, с которой он встретился, оказывается, разыгрывала из себя Клеопатру, предлагая расплатиться смертью за ночь любви с нею. Выясняется, что у Васюкова было множество предшественников, и все они так и погибли, лишь он один сумел избежать смерти.
Г-н Кляпов повстречался с девушкой, оказавшейся анархисткой-террористкой. Сейчас она на каторге, а он все еще хранит воспоминания о ней и выполняет ее тайные поручения.
Львовский рассказывает, как он, служа в юности помощником костюмерши в провинциальном театре, довольно неказистой на вид дамы, неожиданно вступает с ней в странную связь: после спектаклей они оба переодеваются в костюмы оперных персонажей, и дама, предстающая перед ним то в облике Джильды, то Джульетты (и т. д.) кажется ему несказанно прекрасной. Он вспоминает эти ночи странной любви, которых ему так недостает по сей день.
От г-жи Евгеньевой мы узнаём о ее несостоявшемся романе с итальянским оперным певцом. И здесь в ее весьма откровенный рассказ вторгается в качестве цензора уже упомянутая мною труба дымохода. То, что до нас дошло, выглядит примерно вот так:
о каких-то немыслимых чудесах, на которые он
на особые физиологические свойства.
И в особенности, пардон, размеры, поражающие воображение
– Гы-гы-гы! Вправду жеребец!
порой даже не слыша его голоса, только и думала: что, что у него там?
Мое любопытство превратилось в страсть!
готовая на что угодно!
покуда довольствуясь лишь их рассказами
Ах, не надо, господин Шумский!
И – финал ее рассказа:
когда мы после спектакля очутились наедине в его грим-уборной
О, он был король ласки! Нет, не король – само божество!
почти без чувств от его сладостных поглаживаний
такие нежные, всепроникающие руки
не в силах противиться ничему!
сама расстегивая на себе платье
«О, давайте же, давайте, сеньор Андалини!»
но тут он отчего-то стал противиться
я совершенно не понимала
и тут к моему изумлению
ибо
…В общем: «Ибо он оказался… евнухом!..»
Генерал Белозерцев когда-то, еще в молодости, служа офицером при осаде Геок-Тепа, повстречался со сказочной красоты девушкой «из местных», оказавшейся, как потом выяснилось, персидской шпионкой, воровавшей у него штабные документы. В результате девушку повесили, Белозерцева понизили в чине, но он до сих пор не может забыть тех сладостных ночей с нею.
А стоя у виселицы, она вдруг посулила ему такое же окончание жизни, и генерал не сомневается, что это с ним непременно случится. [Забегая вперед, скажу, что так оно, в конце концов, и выйдет (см. далее).]
Рассказ профессора Финикуиди напоминает сказку из «Тысячи и одной ночи». Его, когда-то нищего, грязного мальчугана, вдруг осчастливливает ночью любви некая знатная дама. Оказывается, ей изменил ее муж, и она решила отомстить ему своею изменой, выбрав для этого кого-нибудь самого грязного и неприглядного.
И тут после его рассказа происходит невероятное:
«– О, это вы? – вскликнула княгиня Ахвледиани!
– Так вы, княгиня, все же узнали меня?
– Не сразу, – ответила она. – То есть, вы кого-то мне все время напоминали, но вы так изменились с тех пор…
– А вы, княгиня, – ничуть! То есть, для меня – ничуть! Уверяю вас, вы все так же прекрасны!.. Я, собственно, и прибыл сюда лишь поскольку до меня случайно дошли сведения, что вы обретаетесь именно тут. Кстати, воды эти, хоть и недурны на вкус, но вовсе бесполезны для меня, поскольку желудок у меня, несмотря на мою голодную молодость, совершенно здоров.
– Но княгиня! – взмолился Львовский. – Не мучьте, поведайте, что же, однако, произошло тогда там, в Петербурге.
Впервые за время нашего знакомства она на лице ее выразилось смущение.
– Ах, – проговорила она, – нелепейшая история. Кстати, вы правы, профессор, эту мысль навеяла мне именно сказка из «Тысячи и одной ночи»: помните, там некий визирь изменил своей жене? Вот и мой Мишель, то есть князь Ахвледиани, умчался от меня с какой-то демимонденткой в Париж. Вот я, как та жена из сказки, и решила со зла: отмщу ему тем, что, что сойдусь с самым нелепым, самым гадким, самым уродливым, самым грязным… О, профессор, простите, простите меня! Я была так ветрена и в то же время так жестока по отношению к вам! Теперь я, поверьте, иная.
И Финикуиди отозвался:
– Я верю, я верю вам… И вот… посмотрите… – С этими словами он показал всем пятирублевку. – Клянусь, это – та самая?
– И вы ее хранили столько времени? – удивилась княгиня.
– Как видите. Даже в самые тяжелые минуты не промелькнуло желания ее разменять. Позвольте же вам ее вернуть, поскольку я тогда не сумел.
Сколь это ни удивительно, в этот момент именно Евгеньева проявила чувство такта.
– Пойдемте, господа, оставим их, – тихо сказала она. И добавила: – О, это было так романтично!..»
Рассказы Шумского и Грыжеедова, признаться, весьма банальны. [Полагаю, дядюшка вставил их лишь для того, чтобы вытянуть все отмеренные названием десять вечеров, мы же их без всякого ущерба для читателя опустим.]
На девятый вечер фант выпадает г-ну Петрову. Он со слезами на глазах рассказывает не столько эротическую, сколько жалостливую историю о том, как его, учителя гимназии, оклеветала из мести одна гимназистка в посягательствах на ее девичью честь. Рассказ его на столько же мало интересен, насколько (как это вскоре выяснится) и лжив.
Наконец, вечер десятый. Рассказывает Ми.
Она, девочка из бедной семьи, испанка по происхождению (Микаэлла ее истинное имя), вдруг повстречала «прекрасного принца» и бежала из дома вместе с ним. Ее принц, однако, оказался владельцем публичного дома, – и чего ей только не пришлось перенести! Заканчивает она свой рассказ словами, что-де затем она и прибыла в этот пансионат, чтобы поквитаться со своим «принцем»; при этом взгляд ее устремлен на Петрова.
Он вскакивает, но остальные пансионеры хватают и ночью все вместе провозглашают ему смертный приговор, который, также вместе, приводят в исполнение.
Это последний из вечеров в «Парадизе», происшедший накануне освобождения его постояльцев из ледяного плена.
* * *
Теперь – о днях.
Тут разворачивается сразу несколько детективных сюжетов.
Как упоминалось, в момент прибытия в пансионат ПВ его там уже поджидал (пардон!) «свежий труп» некоего г-на Сипяги. Причиной смерти все считали укус неведомо откуда взявшейся змеи: все симптомы сходны. Но Финикуиди, осведомленный в вопросах серпантологии, говорит, что змеи с такими именно свойствами яда в здешних местах не водятся.
ПВ, когда-то, до начала своей прокурорской карьеры, служивший судебным следователем и неплохо осведомленный по части криминалистики, начинает собственное расследование. Некоторые его методы остаются (благодаря трубе дымохода) почти сокрытыми для нас. В оставшихся строках описания это выглядит примерно так:
– …от напряжения забыв об опасности…
– …Господи, а это еще что?!..
– …сколько ж всяких снадобий!
– …открывая крышечку…
– …Боже, какая красота!..
– …Да неужто же?!.. Ах, вот оно, оказывается как!.. Вот уж не ожидал!..
– …Нет, нужно сделать кое-что еще…
– …И в вашем нумере тоже поглядим…
– …любопытно бы узнать…
– …Впрочем, при нынешнем развитии методов… возможно и это…
– …и с чувством исполненного долга…
Cохранившиеся страницы выглядят примерно так же, как те, что приведены выше в рассказе Евгеньевой.
[Что ж, это порой так оно и к лучшему, ибо дает читателю (увы, пока он лишь в единственном числе: Ваш Покорный Слуга) возможность поработать собственными мозгами.]
В конце концов ПВ удается выяснить вот что.
1) Сипяга прибыл в «Парадиз» с целью выследить некоего германского шпиона, работающего в России под псевдонимом «Зигфрид».
2) Васюков-Ряжский (он, кстати, погибнет уже во вторую ночь) в действительности является чиновником полицейского ведомства. Ни с какой «Клеопатрой» он знаком не был, а явился в «Парадиз», имея сведения, что она прячется здесь.
3) Кокандов (затем также убитый) – провокатор Охранки, прибывший сюда , чтобы, пользуясь сохранившейся любовью Васюкова (вскоре повесившегося) к своей давней пассии, задействовать его в каких-то тайных делишках.
В общем, истинный змеюшник.
Число смертей множится. Погибает также слуга Абдулла, погибает горничная, погибает Семипалатников, лéдник уже едва вмещает покойников. На самого ПВ несколько раз совершаются покушения, причем, явно со стороны разных лиц, но в конце концов ему удается докопаться до всех тайн злополучного пансионата:
1) Причиной смерти Сипяги и Васюкова-Ряжского является укус вовсе не змеи, а крохотной ядовитыми ракушками, называемыми «сonus geographus»; их укус смертелен, а редкость и красота таковы, что на аукционах каждая стоит много тысяч фунтов-стерлингов. Именно их где-то приобрела «тихая богомолка» госпожа Дробышевская, надеясь с ними ускользнуть за границу, ибо она-то и есть та самая «Клеопатра» и на ее счету множество жизней.
2) Шумский – вовсе не Шумский; он – военный инженер Збруев, и также намерен сбежать из России, но сие для него трудно осуществимо, т. к. он много знает о наши фортификационных сооружениях. Одной из целей Сипяги было его остановить.
3) Никакого шпиона «Зигфрида» нет в природе. Зигфрид – это имя дядюшки хозяйки пансионата княгини Ахвледиани, живущий в Берлине, а она, заручившись его письмами, помогает уехать в Берлин тем, кому это затруднительно. Среди таких и Дробышевская, и лже-Шумский, и негодяй Петров.
Такова детективная ткань дядюшкиного повествования.
* * *
Наконец, – и это было самым интересным для Вашего Покорного Слуги, – общий фон романа.
В большом мире, от которого оторваны наши персонажи, полным ходом идет подготовка к большой войне. Дядюшка, имевший доступ к некоторым документам тогдашнего Генштаба, приложил уже после написания романа несколько телеграмм, касающихся группировки армий, поставок вооружения и пр. Ни о чем этом пансионеры «Парадиза», разумеется, не знают, и – Боже! – как наивны порой их разговоры. Грыжеедов, например, говорит:
«Я, правда, человек не военный, но с господами офицерами вожу дружбу, и вот что мне сказал один подполковник. Теперь, с появлением пулемета, войны решительно лишены всяческого смысла. Посудите сами: на каждый батальон полагается два пулемета, стало быть, по восемь пулеметов на полк, на дивизию – еще в три-четыре раза больше. А даже один! – слышите, один! – пулемет способен из окопа за минуту посечь сотню наступающих! А сколько минут требуется для наступления?.. То-то! Перемножим в столбик все на все, и выйдет, что через двадцать минут целой дивизии как не было! И какие, скажите мне, могут быть войны при таком подсчете?»
Правда, многоопытный генерал Белозерцев на это отвечает ему:
«Умен ваш подполковник, да-с, умен! И считает, видно, хорошо столбиком. Только вот что я, старый вояка, вам, господа, скажу: войны – они не от смысла происходят и не от столбиков, а от дурости людской и от амбиций немереных. Ну а дурость – ее никогда и никакими пулеметами не истребишь. На том наше военное сословие и держится, иначе давно бы род людской разогнал нас, дармоедов, а вот же, канальи, все еще существуем!.. Что же касательно пулемета – да, видел я его в деле, машина основательная. И в подсчетах ваш подполковник, должно, не ошибся, только вот чтó сие означает? Лишь одно: что поляжет солдатỳшек бравых ребятỳшек великое множество, ничего более.
Евгеньева:
– Так что же, по-вашему мнению, война все-таки будет?
– А это уж – все равно что сегодня, во вторник, задаваться вопросом, будет ли когда-либо пятница. Нет, не завтра, но непременно настанет! То же и с войной. Ибо она – в дурьей человеческой природе, а как известно, против природы, пардон, не попрешь. Ну а там, где война, – там и голод, и чума, и революция, все, то есть, ангелы Апокалипсиса. Уж поверьте, не запозднятся!.. А вы говорите – пулемет…
– Пулемет-хреномет!.. Революция-хренолюция!.. – подал голос с кушетки на миг проснувшийся Шумский. – Лучше скажите, никто ли не желает доброго французского коньячка? – Он извлек из-за пазухи флягу, однако тут же на лице его изобразилось разочарование. – Увы, пусто, господа, так что – my apologies9…»
И еще много-много разговоров о грядущем, которые у нас, нынешних, могут вызвать лишь улыбку. В общем, эдакий «корабль дураков». [Жаль, что дядюшка не мог видеть одноименный фильм С. Крамера, снятый уже после Второй Великой Войны.]
И символом надвигающейся катастрофы служит эпизод, где наши герои наблюдают в бинокль за полетом гигантского дирижабля. Плывет этот огромный корабль, в гондоле стоят люди, из нее бьет пламя, нагревающее воздух в дирижабле, во общем, чарующее зрелище!
Но вдруг налетает шквал ветра, пламя начинает метаться из стороны в сторону, лижет веревки, на которых крепится гондола; они перегорают, гондола с людьми падет вниз, а дирижабль ветром уносит куда-то вдаль, пока он не теряется из виду.
Да, Россия! Создала очередное чудо, а о стальных тросах, вместо гнилых вереек, не позаботилась!
И в стык с этим идут встроенные в текст штабные телеграммы:
СЕКРЕТНО
СРОЧНО
ГЕН ЖИЛИНСКОМУ10
АРТИЛЛЕРИИ В ИЗБЫТКЕ
СООТНОШЕНИЕ С АРМИЕЙ ГИНДЕНБУРГА 2:1 ЗПТ А ПО СУММАРНОМУ ВЕСУ ЗАЛПА 3:1
НО БЕДА СО СНАРЯДАМИ ДЛЯ НОВЕЙШИХ 4-ДЮЙМОВЫХ ГАУБИЦ
НАЛИЧИСТВУЕТ МЕНЕЕ ПОЛОВИНЫ ПОТРЕБНОГО КОЛЛИЧЕСТВА
В СВЯЗИ С ПРИБЫВШИМ ПОПОЛНЕНИЕМ НЕ ДОСТАЕТ ТАКЖЕ ПРОВИАНТА
ПРОШУ СРОЧНО ДОСЛАТЬ
ГЕН САМСОНОВ11
– – —
СРОЧНО
СУГУБО СЕКРЕТНО
ГЕН САМСОНОВУ
В ПРЕДВЕРИИ ВОЗМОЖНЫХ БОЕВЫХ ДЕЙСТВИЙ ПОСЫЛАЮ В ВАШУ АРМИЮ В ЦЕЛЯХ ПОДНЯТИЯ БОЕВОГО ДУХА КУБАНСКИЙ КАЗАЧИЙ ХОР
ХОРИСТОВ КВАРТИРОВАТЬ И ПОСТАВИТЬ НА ДОВОЛЬСТВИЕ
ПРИКАЗЫВАЮ ЗАДЕЙСТВОВАТЬ В ВЫСТУПЛЕНИЯХ ПЕРЕД ВСЕМИ БАТАЛЬОНАМИ И ЭСКАДРОНАМИ С НЕПРЕМЕННЫМ ПРИСУТСТВИЕМ ОФИЦЕРСКОГО СОСТАВА ВКЛЮЧАЯ ШТАБНЫХ
ЖИЛИНСКИЙ
– – —
ГЕН САМСОНОВУ
СРОЧНО
ПРОШУ ОТЧЕТА ПО КВАРТИРОВАНИЮ АРТИСТОВ КАЗАЧЬЕГО ХОРА
ЖИЛИНСКИЙ
– – —
ГЕН ЖИЛИНСКОМУ
ХОР РАСКВАРТИРОВАН ЗПТ УЖЕ НАЧАЛ ДАВАТЬ ПРЕДСТАВЛЕИЯ
СНАРЯДЫ ДЛЯ ГАУБИЦ ПОКА НЕ ПОСТУПИЛИ
САМСОНОВ
– – —
САМСОНОВУ
СВЕРХСЕКРЕТНО
В СВЯЗИ С ОБЪЯВЛЕНИЕМ ТРЕХНЕДЕЛЬНОЙ БОЕГОТОВНОСТИ ПРОШУ ВОДКУ НЕ ТРАНЖИРИТЬ ДО НАЧАЛА БОЕВЫХ ДЕЙСТВИЙ
КРУПУ ЭКОНОМИТЬ
ПОТРАЧЕННЫЕ НА ПРИЕМ КАЗАЧЬЕГО ХОРА 23 ВЕДРА ВОДКИ ПРОШУ ИЗ ОТЧЕТА УБРАТЬ ЗПТ А В НАЧАЛЕ БОВЫХ ДЕЙСТВИЙ РАСПИСАТЬ ПО ДИВИЗИЯМ ЗПТ ПРЕТЕРПЕВШИЕМ НАИБОЛЬШИЕ ПОТЕРИ
ГЛАВНЫЙ ИНТЕНДАНТ
ВАРШАВСКОГО ВОЕННОГО ОКРУГА
ГЕНЕРАЛ-МАЙОР ДМУХАНОВСКИЙ
И т. д.
По-моему, эта развернутая метафора не нуждается в пояснении.
* * *
Своеобразно сложилась судьба героев книги, приведенная ПВ в конце.
Г-н Львовский женился на г-же Евгеньевой. Княгиня Ахвлединани вышла замуж за проф. Финикуиди. Патриотически настроенный там, в пансионате, Грыжеедов купил новый паспорт и, став месье Жюлем Дюнье, убыл в Париж к предмету своих давних воздыханий. Так что пансионат «Парадиз», оказывается, умел не только убивать, но и сплачивать людей в любви.
Что касается Ми, то к моменту написания этого романа, как узнал ПВ, ее уже не было в живых. Так и не ясно, чтó , именно случилось, но ее нашли возле догорающего здания, где, как оказалось, до этого часу размещался бордель. Там произошло подлинное побоище, шестеро убито из ее пистолетика, но чья-то пуля достала и ее.
[Бедная Ми!]
А вот дальнейшая судьба генерала Белозерцева, как пишет ПВ, ему не известна, он предполагает, что тот уже скончался ввиду своего более чем преклонного возраста, так что напрасно боялся судьбы, которую посулила ему перед казнью та персиянка.
Но тут ПВ ошибся, причем дважды. Во-первых генерал на год его пережил, а во-вторых… Но этого дядюшка уже и не мог узнать. Зато знает Ваш Покорный слуга.
Вот отрывок из одной белоэмигрантской газеты от 1927 г.
«…Лишь сейчас нам стало известно о трагической гибели ветерана многих войн, кавалера дюжины орденов, славного генерала С. Н. Богоявленского, настигшей его на 85-м году жизни. Это случилось в 1920 г. вскоре после захвата большевиками Севастополя (рассказал же нам об этом поручик Н. Н., чудом спасшийся из того ада).
Старого заслуженного генерала повесили там же, в Севастополе, на фонаре рядом еще с сотней защитников города.
Загадочно последнее слово генерала, произнесенное им перед смертью. Он сказал: «Сбылось…» Но чтó он имел в виду, ни мы, ни Н. Н. не знаем…»
Что ж, зато мы с вами знаем. Мрачные предсказания хоть и редко, но порой, увы, все же сбываются.
