Вадим Владимирович Осипов
Мореходка
Во-вторых: лаборанты не участвовали в приборках помещения роты. Считалось, что в это время они занимаются уборкой кабинетов. Поскольку кабинеты всегда были в образцовом состоянии, то уборка в них была делом необременительным. Главное, что контролировал лаборанта только сам преподаватель! Старшины в этом плане власти над тобой не имели.
В-третьих: лаборанту выделялось время на обслуживание кабинета. Выделялось это время по необходимости. А необходимость определял сам лаборант! Старшина, конечно, мог проверить, как добросовестно курсант-лаборант использует это время. Но для этого у старшины должно было возникнуть (ну очень!!!) большое желание топать из экипажа до учебного корпуса через всю территорию училища.
И самое главное: лаборант мог хоть какое-то время побыть один! В Училище ты всегда окружён людьми: в кубрике, в роте, в столовой, в учебном корпусе. Всё время ты находишься под чьим-то взглядом. Это напрягает, и морально ты сильно устаёшь! И так изо дня в день, из месяца в месяц. Расслабиться ты можешь только, когда спишь! Поэтому курсант способен спать где угодно и когда угодно! Можно было бы сказать еще сколько угодно (!), но кто ж ему даст?!
Лаборантская комната – именно то желанное место, где курсант-лаборант был (относительно) недосягаем для всех раздражающих факторов! Это была «шхера» для курсанта, тихая и безопасная. Поэтому такие лаборантские комнаты иначе и не называли! Плюс, ко всему вышесказанному, лаборанту официально полагалось две дополнительных недели к летнему отпуску! Фантастика!
Чем больше было у тебя друзей-лаборантов, тем комфортнее тебе жилось в Училище.
Каждый лаборант тайно оборудовал «шхеру» для собственных нужд. Нежилое помещение старательно превращалось в жилое. В жилых помещения запрещалось иметь нагревательные приборы. В кубрике мы кипятили воду для чая в литровой банке при помощи двух лезвий для бритья «Нева», надетых на кусок карандаша и прикрученного к ним, уже знакомого вам, двухжильного провода с электрической вилкой (вспомните про радио в кубрике). Здесь же можно было заныкать настоящий электрический чайник, стаканы, кое-какую посуду. Запас чая и сахара. Инструменты, которые в роте обязательно сопрут! Здесь было минимум три стула, на которых при желании можно было лежать, составив их в ряд.
Вершины в оборудовании «шхеры» достиг курсант нашей группы. Кликуха у него была «Сокол». Парень он был «рукастый», смекалистый и хитрый. Он не стал связываться с лаборантством, а втёрся в доверие к завхозу училища и стал внештатным плотником. Ему в подвале экипажа № 2 было выделено помещение под мастерскую, где он развернулся на всю катушку. Ключ от этого помещения был только у него одного. Там было всё, начиная от мебели, включая диван и заканчивая сейфом. Как плотник он имел неограниченный доступ повсюду. Сумел подобрать ключи почти ко всем помещениям Училища, включая кабинет Начальника Училища. В свою «шхеру» он тащил всё, что плохо или хорошо лежало на территории и в корпусах Системы. Как «Скупой Рыцарь», он копил богатства впрок и любил ими перед нами хвастаться. К его рукам прилипало всё, что представляло хоть какую-нибудь ценность. Главной ценностью для курсанта были конспекты. Только хороший полный конспект, заполненный разборчивым почерком, был основой успешной сдачи экзамена по каждой дисциплине. Конспекты берегли и хранили их с особой тщательностью. Потерять конспект перед экзаменом – была самая большая катастрофа! Конспекты всё равно пропадали, и кто знает, куда они девались. Свой конспект я отобрал у «Сокола» лично после того, как он положил его в свой портфель. Он клялся и божился, что это получилось машинально. Кто знает …
X.
Трудно сказать, была ли наша 221 группа самой успевающей по учёбе в роте, но лаборантов, включая меня, было четверо! Старшине приходилось каждый раз ломать голову: кого посылать на уборку помещения роты от нашей группы. Состав группы – 30 курсантов. Из них пять старшин: старшина роты, его заместитель, старшина группы, его зам., плюс зам. старшины оркестра. Четыре лаборанта. Двое в суточном наряде по роте. Двое готовятся к наряду. Один в наряде по камбузу. Пять уборщиков кубриков. «У одного понос, у остальных золотуха!» Ау! Люди, вы где? Меньше половины группы лениво выходит на построение. Командир роты в очередной раз, видя, что на уборку вышли «полтора землекопа», открывает было рот, чтобы задать вопрос старшине о наличие личного состава, но, вспомнив, что это первая группа, в сердцах машет рукой и говорит старшине: «Командуйте!» И старшина роты орёт: «Начать приборку!»
Наш командир роты был капитаном 3-го ранга. Всех подробностей его жизни я не знаю, но, как мне известно, он служил старпомом на подводной лодке, потом пришёл в нашу Систему командиром роты на РТО. Провёл несколько выпусков, его сын учился на РТО и выпускался ещё до нашего поступления. Жил он в Выборгском районе на улице Кустодиева. Его адрес мы знали точно, (потом объясню – почему).
Наш отец-командир капитан 3-го ранга Ларионов Олег Николаевич.
Командиры рот были действующими офицерами ВМФ, им присваивались очередные звания, и шла выслуга лет за службу. Любимыми фразами Олега Николаевича были: «Лучше не будите во мне тигра!» и «Ну-ка, разойдись! Торпеду брошу!» Он мечтал дослужить до пенсии и послать всё подальше! Командиры рот подчинялись Начальнику Училища (который был гражданским лицом, но имел ранг адмирала) и начальнику Организационно-Строевого отдела (ОрСО). Причём последнего он боялся так же, как и все курсанты. На нашем этаже в роте у командира был свой кабинет, где он занимался делами роты и позволял себе «принять рюмашку» для поднятия настроения. Нередко к нему заходили другие командиры рот, такие же офицеры, и тогда у них случался небольшой праздник. Если начальник ОрСО отсутствовал несколько дней в училище, то «Праздник» мог продолжаться каждый день! Но начальник ОрСО с морской фамилией Макаров (все его за глаза называли «Макар») был хитёр, непредсказуем, злопамятен и подслеповат. Его коронной фразой было: «Стой, курсант! Я тебя знаю! Эй, вы трое, идите оба сюда!» Он тоже был кап.три (капитаном 3-го ранга), но, как говорится, важно не звание, а должность. Если он шёл по территории училища, то вокруг него создавался вакуум: даже офицеры избегали встречи с ним. Как говорится: «обходи трамвай спереди, автобус сзади, а дурака – за километр!» У Макара был синдром глубоко пьющего человека, который «подшился» и теперь срывает злобу на окружающих из-за невозможности выпить самому. Таких обычно называли «торпедоносец», так как капсулу («торпеду») медики вшивали в тело клиента в труднодоступном месте. О наличии «торпеды» вряд ли кто-либо знал точно, но все симптомы были налицо! Зная, что офицеры, несмотря на строжайшие запреты, всё равно втихаря выпивают в Училище, он устраивал облавы на них. Поскольку наша рота находилась на втором этаже Экипажа №2 и окна Ленинской комнаты, гальюнов и кабинета командира роты выходили на крышу вестибюля первого этажа, то теоретически через любое окно можно было выбраться на крышу вестибюля и заглянуть во все окна. Если к нашему отцу-командиру приходили товарищи офицеры «на рюмку чая», то писарь роты по распоряжению командира предупреждал дежурного по роте и дневальных, чтобы они, в случае появления Макара докладывали тому, что командир отсутствует. Макар шестым чувством знал, что офицеры сейчас пьют, но застать с поличным не мог! Это его бесило! И он, игнорируя информацию, полученную от дневального, что командира нет в роте, вылезал через окно Ленинской комнаты на крышу вестибюля экипажа и заглядывал в окна командирского кабинета. Пока он дёргал ручки рам, ища не забитое гвоздями окно, дневальный мчался к двери кабинета и орал шёпотом в дверь: «Атас! Макар идёт на крышу!» В кабинете была лёгкая паника, окно мгновенно зашторивалось занавеской, был слышен звон стекла, убираемого со стола, офицеры под столом и стульями экстренно принимали положение «лёжа», и наступала мёртвая тишина. Макар, матерясь, вылезал на крышу, подслеповато щурился через занавеску командирского окна, пытаясь разглядеть обстановку внутри помещения, но это похоже ему не удавалось. Пунцовый, сжимая кулаки и метая глазами молнии, он покидал помещение под команду дневального: «Рота, смирно!»
Спустя какое-то время офицеры рысцой покидали расположение роты и успокоенный дневальный подавал команду: «Рота, вольно!» Писарь закрывал отдыхающего в кабинете командира на ключ до вечера. А вечером два подвахтенных дневальных одевали командира в его шинель, сверху водружали фуражку и, поддерживая под руки нетвёрдо ступающего отца-командира, сопровождали его через весь город на метро до дома, где передавали из рук в руки командирской жене. А наутро, в 07.00, гладко выбритый, пахнущий одеколоном и абсолютно трезвый отец-командир проверял во вверенной ему роте производство команды «Подъём»!
Как нам потом рассказывали ребята, на Кубе, в порту Гавана, на причальной стенке пирса, огромными буквами по-русски белой краской было написано: «Макар – дурак!»
Закончилось всё для него плохо. Вероятно, не выдержав лечения, он на следующий год был в пьяном виде остановлен в городе военным патрулём, вступил в пререкания, был задержан и доставлен в гарнизонную комендатуру. Больше в Училище мы его не видели.
XI.
Поскольку офицерская зарплата ограничена суммой оклада и надбавки за звание, а жена командира прекрасно знает, сколько денег получает её «благоверный», то наш отец-командир знал тысячи способов получить желаемое «горючее» без сокращения денежного довольствия своей семьи. За каждый проступок, курсант был обязан принести командиру «объяснительную». Желательно в таре по 0,5 литра. Наказание всё равно было неотвратимо, но информация о проступке не выходила за расположение роты. Таким образом, командир не снижал показатели дисциплины во вверенной ему подразделении и был у руководства на хорошем счету.
Когда большинство курсантов поняли, что брюки с «клиньями» носить категорически запрещено, всеми были пошиты у городских портных чёрные брюки «клёш» с соблюдением всех деталей, присущих флотским форменным брюкам. В таких брюках ходили исключительно в увольнение, покрасоваться перед девушками. Хранились они в рундуках кубриков, не на виду, но и не особо спрятанные. В один прекрасный день вся рота, вернувшись после утренних занятий в экипаж, обнаружила, что все «шитые» брюки исчезли из рундуков. Народ возроптал! Но командир роты на общем построении показал всему строю огромный полотняный мешок, в котором и находились все наши неуставные брюки.
Когда рота была на занятиях, командир дал дневальному пустой мешок и устроил «шмон» по всем рундукам. Неуставные брюки изымались и помещались в мешок. Таким образом, все, включая старшин, оказались «без штанов» (неуставных)! Командир приказал мешок прошнуровать и опечатать. Дневальный скрепя сердце выполнил приказание. После этого командир сказал, что если ещё раз обнаружит неуставные предметы в кубриках, то разговор будет совсем другой! «Лучше не будите во мне тигра!» – предупредил он. Далее он сказал, что сейчас поместит этот мешок в кладовую в подвале нашего здания под замок и выдаст нам всё обратно только по окончании пятого курса. Строй проводил глазами, полными печали, удаляющегося дневального с мешком и, проклиная судьбу, отправился продолжать обучение.
Прошёл примерно месяц. Войдя как-то раз в роту, я заметил некую суету на этаже.
Время от времени кто-нибудь из курсантов осторожно входил в кабинет командира и вылетал оттуда с брюками в руках. Как выяснилось, пара старшин решила вернуть себе «конфискат» и каждый преподнёс командиру по «объяснительной». Это было роковой, но счастливой для остальных курсантов ошибкой. Отец-командир благосклонно принял дары и убрал «объяснительные» в командирский сейф. Затем прочитал небольшую лекцию о необходимости поддержания уставных отношений в роте. И, взяв устное обещание с «принесших дары» «унести своё барахло из роты к родственникам в город, к чёртовой матери!», приказал дневальному принести мешок. Как только приказание было выполнено и счастливые и довольные просители ушли от него со «своим барахлом», командир открыл сейф, чтобы наконец-то продегустировать подношение. Получилось недурственно!
Потом ещё разок, и ещё! Когда кто-то из курсантов, постучавшись и не услышав ответа, вошёл к нему в кабинет, то увидел сладко спящего за столом командира, слегка похрапывающего и склонившего на руки свою курчавую голову. Открытый мешок стоял перед столом и манил своим содержимым. В открытом сейфе была видна одна, уже полупустая, «объяснительная». Когда курсант появился из дверей кабинета с брюками в руках, мгновенно образовалась живая очередь из желающих вернуть «свои кровные». Всё происходило в полной тишине. Только слегка хлопала дверь и слышались быстро удаляющиеся шаги. Через несколько минут мешок был пустым. Причём мне удалось найти и вернуть именно свои брюки. Остальным могло повезти меньше или совсем не повезти, так как некоторые вылетали с несколькими парами («потом разберёмся»)! Глубоким вечером два подвахтенных дневальных, держа под руки, сопровождали отца-командира знакомым маршрутом для передачи его из рук в руки командирской жене!
А мы стали теперь хранить свой «шитый неуставняк» в кубриках, в образцово застеленных койках. Между матрасом и простынёй!
XII.
Количество и качество знаний, получаемых курсантом за весь период обучения на РТО в ЛМУ ММФ, поражает! Выпускник должен был уметь передавать и принимать на слух радиотелеграфные сообщения со скоростью 110 знаков в минуту с записью на пишущей машинке. Знать и использовать всё радио-, радионавигационное и электронавигационное судовое оборудование. Быть способным вести радиотелефонные переговоры и использовать техническую и служебную документацию на английском языке. Уметь устранять поломки и производить техническое обслуживание вышеуказанного оборудования. Нести самостоятельную вахту в эфире согласно расписанию и обеспечивать безопасность жизнедеятельности человека на море. Всё это выпускник ЛМУ ММФ СССР реально мог делать, работая на морском (речном) флоте. Недаром выпускнику РТО вручались два диплома: радиооператора 2-го класса (международного образца) и радиотехника (общеустановленного образца для средних специальных учебных заведений СССР). Чтобы получить заветные дипломы, требовалось за весьма ограниченное время пройти полный курс по многочисленным учебным дисциплинам, успешно сдать зачёты, лабораторные и курсовые работы, а также семестровые экзамены, получить положительные отзывы о прохождении плавательной практики на действующих судах различных пароходств и сдать Государственные экзамены. Поэтому курсанты каждого курса очень отличались своим уровнем знаний, профессиональной подготовки и способностями принимать самостоятельные решения. Приём в Училище производился на базе 10-летнего школьного образования. Сразу на второй курс (ранее был приём после 8 классов школы, но потом от него отказались, а система курсового обучения осталась прежней). Поэтому поступивший в Училище сразу с гордостью носил на рукаве курсовой знак с двумя «галочками». На этом «гордость» второкурсников и заканчивалась. Каждому курсу присваивалось своё меткое и ёмкое литературное название:
Второй курс – «Без вины виноватые» (или «Униженные и оскорблённые»). Наиболее точным названием было – «Приказано выжить!»
Третий курс – «Горе от ума!»
Четвёртый курс – «Их знали только в лицо»
Пятый курс – «Кому на Руси жить хорошо!»
Про второкурсников («Приказано выжить!») я уже вам рассказывал кое-что ранее.
Третьекурсники («Горе от ума!») были основной постоянной составляющей Системы. Они весь третий курс находились непосредственно на территории Училища, выполняли все организационно-технические мероприятия и дежурно-караульные функции, усваивали огромное количество учебного материала, знали все тонкости курсантской науки выживания и готовились на практике применить все полученные знания на следующем курсе.
Четвёртый курс («Их знали только в лицо») в училище появлялся только на два месяца. Сразу же с начала учебного года курсанты отправлялись на работы в подшефное колхозное сельское хозяйство, расположенное в Ленинградской области. Месяц на «картошке». Потом все направлялись на военно-морские базы Балтийского флота для прохождения стажировки на боевых кораблях. По возвращении курсанты учились три месяца, оставшихся от учебного года. Проходили «визирование», необходимое для прохождения плавательной практики на судах загранплавания морских пароходств Северо-Запада. Четыре месяца бороздили моря и океаны, постигали основы самостоятельной работы и возвращались на пятый курс Училища загорелыми, «просоленными» и упакованными в заграничные шмотки мореманами.
С пятикурсниками преподаватели и офицеры училища уважительно разговаривали уже как с младшим плавсоставом, и относились к ним, как к молодым, но самостоятельным, без пяти минут, специалистам. Им было действительно «Жить на Руси хорошо», так как «Ленинградцам» разрешалось проживание дома, а не в Училище.
XIII.
Курсовая работа подразумевала, что курсант способен самостоятельно что-либо радиотехническое рассчитать, начертить или собрать своими руками. Курсовое задание выполнялось курсантом по согласованию с преподавателем. Большинство наглядных пособий для кабинетов изготавливалось курсантами самостоятельно. Преподаватель только давал задание. Всё исполнение этого задания, включая используемые материалы, лежало на исполнителях. Задача была одна – получить зачёт! Во многих кабинетах висели огромные схемы различного судового оборудования. Они имели гигантские размеры, и изображённое на них могло быть хорошо видно всем с любой точки аудитории. В соответствии с размерами схем были изготовлены и деревянные указки длинной до трёх метров. Курсантам выдавался чертёж схемы на бумажном листе формата А4, а от них требовалось перенести этот чертёж в увеличенном виде на клеёнчатое полотно размером в несколько огромных простыней. Курсанты бежали в ближайшую аптеку и скупали весь запас рыжей медицинской клеёнки, которую обычно используют, чтобы не промокала постель под лежачими больными. Потом за шоколадку можно было упросить кастеляншу, которая сидела в подвале Экипажа №2, сшить на швейной машинке все эти клеёнки в одно большое полотно. А затем, аккуратно разлиновав исходный чертёж по клеточкам, расчертить клетками полотно клеёнки в нужным пропорциях и в карандаше перенести схему с формата А4 на эту гигантскую «пелёнку для слона». Тысячу раз проверить каждую линию чертежа и только затем аккуратнейшем образом, при помощи плакатных перьев и туши, начертить огромную схему «Радиоприёмного устройства «Шторм» или, скажем, «Волна-К», которая потом займёт своё достойное место в кабинете «радиоприёмных устройств» (РПрУ) или (если вы изобразите схему передатчика) в кабинете РПУ (радиопередающих устройств). Эта схема года за три выцветет, истреплется на углах, будет проткнута в нескольких местах трёхметровой указкой, тушь осыплется. И новое поколение курсантов побежит в аптеку добывать рыжую клеёнку для получения зачёта по очередному курсовику.
Курсанты, рука которых не столь тверда, чтобы провести плакатным пером прямую линию, выбирали создание какой-либо электронной штучки, которая будет мигать, гудеть или крутиться при включении тумблера. Можно было сделать акустический выключатель для освещения, который срабатывал от хлопка ладонями. А потом, при демонстрации его преподавателю, разразиться настоящими (даже не аплодисментами) овациями, пытаясь включить лампу накаливания, соединённую с этим выключателем в одну электрическую цепь. И когда, благодаря вашим нечеловеческим усилиям, лампа всё-таки зажигалась, вы могли смахнуть гудящими от хлопков ладонями пот со лба и получить свой «зачёт»!
Если с радиоделом вы были ещё не «на ты», то можно было изготовить вышеуказанную трёхметровую указку, с гордостью предоставить её преподавателю и, получив «зачтено», установить её в пирамиду таких же, ранее изготовленных, гигантских «бильярдных киёв». Это было страшное оружие! Если преподаватель, взяв указку в руки и показывая прохождение радиосигнала по входным цепям радиоприёмного устройства, заметит, что кто-то из курсантов очарован его рассказом и, смежив веки, «улетает» в бесконечные просторы эфира, то жди беды! Будет произведён резкий размашистый удар трёхметровой «палкой» по преподавательскому столу, и грохот, подобный залпу главного калибра линейного корабля «Марат», не только вернёт задремавшего курсанта в аудиторию, но и заставит его попросить разрешения у преподавателя срочно выйти в гальюн (туалет), чтобы не опозорить честь Флота! По причине большой вероятности поломок указок от вышеуказанного использования их запас регулярно пополнялся курсантами.
Если же вам было лень заниматься этим творчеством кружка «Умелые руки», то вы, включив «соображалку», искали подходящего размера деревянную коробку. Клали внутрь строительный кирпич. Приделывали к нему батарейку «Крона» с лампочкой и тумблером. С одной стороны коробки внутрь подсоединяли двухжильный электрический провод с электрической вилкой на конце, а с другой стороны выводили штепсельную розетку, соединённую в электроцепь с выключателем, лампочкой и батарейкой.
Потом заколачивали гвоздями верхнюю деревянную крышку, предварительно выведя на неё лампочку и выключатель. И, гордо назвав эту конструкцию «Блок питания постоянного тока 220в/9в», приносили её преподавателю. Обрадованный преподаватель вставлял вилку в розетку 220 вольт, включал тумблер, загоралась лампочка, преподаватель замерял напряжение 9 вольт на клеммах розетки «блока питания», и довольный ставил в курсантской зачётной книжке вожделенный «зачёт»! А этот «шедевр» электротехники оставлял у себя в кабинете для дальнейшего использования.
К тому моменту, когда батарейка окончательно разряжалась, эта учебная дисциплина курсантом была уже пройдена, экзамен сдан, и курсант находился на плавательной практике где-нибудь за границей. А преподаватель, вскрыв «блок питания» для устранения неисправности, хмыкнув, вспоминал наглеца добрым тихим матом!
XIV.
Помимо гражданской профессии, выпускники ЛМУ ММФ получали ещё и воинскую специальность. Вся прелесть обучения в нашем Училище была в том, что после выпуска тебе присваивалось воинское звание младшего лейтенанта запаса Военно-Морского Флота СССР! Ты становился офицером запаса, и то время, что ты провёл в стенах Училища, не выпадало из твоей жизни, как, скажем, срочная служба в Армии или на ВМФ. Это обстоятельство резко поднимало престиж нашей Системы. И поэтому конкурс при поступлении в наше среднее специальное учебное заведение был не меньше, чем в высшее. Военно-морскую подготовку мы проходили на Военно-Морском Цикле (ВМЦ). Располагался он в одном здании с Экипажем №1, но занимал отдельный комплекс помещений размером с половину здания, с оборудованным КПП (контрольно-пропускным пунктом) и отдельным входом со стороны стадиона. Начальником военно-морской подготовки (ВМП) был кадровый офицер, капитан первого ранга (каперанг). Преподавателями также были кадровые офицеры ВМФ, морской авиации и некоторых других родов войск. Организация обучения проходила с соблюдением всех норм и правил, применяемых в военных училищах. Военно-Морской Цикл жил своей параллельной военной учебной жизнью, во многом очень похожей на нашу, гражданскую. Учебные дисциплины в принципе были одни и те же. Но здесь была уже жёсткая специализация, напрямую относящаяся к ВМФ. В учебных классах мы знакомились с настоящим вооружением: могли посидеть на месте наводчика и покрутить ручки управления приводных механизмов корабельного зенитного орудия, потрогать руками настоящие торпеды, заглянуть внутрь донной мины, включать военные радиостанции, приёмные и передающие устройства. Но основная подготовка велась по изучению электрических принципиальных схем аппаратуры связи, применяемой на ВМФ. Часто эти сведения были засекречены, поэтому с Военно-Морского Цикла было запрещено выносить что-либо, представляющее собой Государственную тайну. Конспекты курсантов хранились в «Секретной части», в особых, опечатанных мастичными печатями чемоданах. Чемоданы с конспектами выдавались особым уполномоченным лицам – «секретчикам», из числа обучающихся курсантов. Почти три с половиной года я носил этот чемодан, выдавая конспекты курсантам нашей группы только на лекции или занятия по самоподготовке.
Преподаватели на ВМЦ были разными, я бы сказал: «разнообразными». Некоторые особо примечательные личности были знакомы многим поколениям выпускников ЛМУ ММФ. Один из преподавателей носил весьма экзотическую кликуху «Роза в стакане». Был он мягок в манерах, напоминая помещика Манилова из «Мёртвых душ» Гоголя. Но курсанты его не очень любили, так как лекции он читал нудно и неинтересно. Основным интересом преподавателя было не повышение уровня образования курсантов, а тяга к «Зелёному Змею». За эту тягу он и был с позором изгнан из Училища спустя три-четыре года после нашего выпуска. Вторым из преподавателей ВМЦ в памяти остался подполковник военной морской авиации Краснов. Сначала у него была кличка «Буратино». Но потом сама его фамилия стала именем собственным. Он был всегда подтянут, строг, но высоко ценил шутку, и его речь изобиловала запоминающимися оборотами, которые позволяли поддерживать мозг курсанта в тонусе во время лекции и не позволять ему впадать в спячку.
К примеру: «Ток – как курсант: всегда следует по пути наименьшего сопротивления. Поэтому он проходит через гвардейский резистор R2, включённый параллельно конденсатору С2, которые вместе образуют «гридлик» (Гридлик (англ. grid leak – утечка сетки) – цепь автоматического смещения в конструкциях с электронной лампой. Состоит из параллельно соединенного конденсатора и резистора, включенных между катодом и сеткой).
После незнакомого слова мозг курсанта окончательно просыпался и снова адекватно воспринимал объяснения преподавателя. А шутка, что на склад вчера завезли свежую партию гридликов и требуются желающие отправиться на их разгрузку, ещё долго ходила между курсантами. Тезис «Тяжело в учении – легко в ресторане, с дипломом в кармане!» сопровождал нас на протяжении всего времени учёбы. В рамках военно-морской подготовки курсанты на четвёртом курсе проходили двухмесячную стажировку на военных кораблях, а на пятом курсе сдавали Государственный экзамен. Звание младшего лейтенанта запаса присваивалось не в училище, а в военном комиссариате по месту дальнейшей работы молодого специалиста. Поэтому военный билет выпускники училища получали, лишь прибыв к месту назначения. Без военного билета ты продолжал оставаться призывником, и это заставляло тебя обязательно прибыть на место работы. Это было хорошим стимулом для планового трудоустройства молодых специалистов даже в самых удалённых уголках нашей необъятной Родины. Большинство знаний, полученных на ВМЦ, нам в дальнейшем так и не пришлось использовать в работе. Ну и, Слава Богу!
XV.
Отношение администрации к курсантам Училища складывались, как в любом большом коллективе: всегда высоко ценились специалисты. Курсантов, хорошо владеющих какой-либо приемлемой для Училища специальностью (сварщик, плотник, столяр), имеющих выдающиеся спортивные заслуги (спортивные разряды или звания), обладающих художественными или музыкальными способностями или, наконец, имеющих красивый разборчивый почерк, руководство обязательно выделяло из всего личного состава и активно использовало для различных нужд Училища и своих собственных. То есть, находясь в круге внимания руководства, ты имел больший авторитет, чем остальные сокурсники. Это не особо сказывалось на личных отношениях между курсантами, но было плюсом при рассмотрении каких-либо отдельных вопросов: например, характеристики на получение визы для загранплавания. Да, и дальнейшее распределение по местам работы будущих молодых специалистов могло во многом зависеть от их деятельности в Училище. Как сказал нам один Первый помощник капитана, когда мы проходили плавательную практику: «Работайте на авторитет! Потом авторитет будет работать на вас!»
Среди нас было несколько великовозрастных, уже женатых, курсантов, успевших поработать по полученным ранее специальностям. Они сразу же устраивались на полставки на работу в Училище и кормили свои семьи, потому что на 9 рублей семью не прокормишь. Было много ребят с первыми взрослыми спортивными разрядами по борьбе, гребле, лёгкой атлетике, многоборью. Были кандидаты в мастера спорта по боксу и радиоспорту (причём второй из них учился в нашей группе и был чемпионом России среди юношей в личном зачёте). Всем нашлось применение для того, чтобы продолжать славные традиции Ленинградского Мореходного Училища ММФ СССР. Каждая рота к очередному празднику подготавливала стенную газету. Мне, как окончившему первый класс детской художественной школы, пришлось вспомнить все приобретённые ранее навыки художественного творчества и взяться за краски и карандаши. Вместе с другими ребятами мы рисовали стенгазету к Новому году на трёх больших, склеенных между собой листах ватмана. Остальные роты делали то же самое. В Училище проводился традиционный конкурс стенных газет, и в случае победы в нём победителей ожидало поощрение от руководства Училища. Наша газета отличалась от школьной стенгазеты тем, что здесь мы были полными хозяевами и сами решали, что рисовать и о чём писать. Полнейшее курсантское народное творчество! Да и на это время, пока мы делали газету, нас освобождали от всех остальных работ. «Лучше держать в руках тяжёлый карандаш, чём лёгкий ломик!» – гласит народная мудрость! После двух недель наших усилий появилось огромное художественное полотно с заголовком «Аргонавты». Название было хорошее, но очень длинное. На то, чтобы нарисовать столько букв, ушла неделя времени. За вторую неделю на полотне появилось изображение заснеженного Учебного корпуса, перед которым юный Новый год в морской форме докладывал стоящему за штурвалом, румяному Деду Морозу о заступлении на Праздничную вахту. Снежинки живописно окружали заметки о жизни роты, снегири украшали ёлки перед Училищем, и всё это сверкало и переливалось блёстками от разбитых ёлочных игрушек. Нам самим так понравилось, что мы сфотографировались вместе со своим «детищем». Перед Новым годом все роты вывесили свои газеты в Актовом зале, и курсанты на переменах ходили смотреть на творения ротных художников. Училищное жюри конкурса присудило Первое место газете нашей роты! Нам объявили благодарность от Начальника Училища, а командир своей властью разрешил мне на Новый год съездить домой в Калинин.
