Вадим Витальевич Тарасенко
Фаворит из будущего
– Стас, а сколько ты убил людей?
Блеск в глазах товарища Александра мгновенно пропал.
– Точно – четверых, – будничным тоном ответил он. – А там, кто его знает. Не всегда же видишь результаты своей стрельбы. Ладно, Потемкин, выздоравливай. Тебе еще ждут великие дела! Впереди Дебальцево! – Стас пожал парню руку.
Он был умным человеком и как профессиональный историк мог предугадывать различные события. Ведь История – дама ленивая, поэтому действует по шаблону. Все современные события уже когда-то происходили только с поправкой на возможности людей. Но сейчас Стас даже подумать не мог, насколько его шутливая фраза окажется пророческой. Не мог это подумать и Александр Чернышев – Потемкин. Но, Аннушка уже пролила масло – конфигурация пространства-времени около практически неизвестного донбасского городка Дебальцево выстроилась в нужную конфигурацию – звезды дали добро на фантастическую метаморфозу. Нужен был только толчок.
* * *
Дебальцево, Украина, район железнодорожного вокзала, 17 февраля 2015 года.
– Ну что, пехота, по коням, поехали! – командир батальона «Сомали» Гиви махнул рукой, и его бойцы дружно стали карабкаться на утробно рычащие танки.
На одном из них оказался Александр Чернышев. Так для него начался последний аккорд в той эпопеи, которую потом назовут Дебальцевским котлом. Батальон Сомали совместно с другими подразделениями ЛНР и ДНР начали штурм Дебальцево.
Ночью Саша практически не спал, нервишки расшалились, будь здоров. Точнее будет сказать, разбушевались.
«Если это предчувствие смерти, вообще тоска, – Александра охватила легкая дрожь.
Он долго лежал с открытыми глазами, всматриваясь в низкий потолок хаты, в которой остановились переночевать бойцы подразделения Историка. Мыслей никаких не было. Абсолютно. Только эмоции, точнее одна – Тоска.
Под утро все же задремавшего Чернышева разбудил удар грома, принятый вначале за орудийный выстрел. За окнами что-то сильно полыхнуло синим.
– Мужики, ни х…я себе, зимняя гроза! – выкрикнул кто-то в темноте хаты.
Саша быстро поднялся и вышел во двор. Вовремя! Огромная молния, выскользнувшая из-за низких, едва просматривающихся на небе в предрассветном сумраке туч, своим вторым концом уперлась куда-то за кромкой темнеющего леса.
– Ни фига себе! – произнес, стоявший рядом с Чернышевым, невысокого роста ополченец с позывным Кот. – Мой дед рассказывал, что его отец говорил про такие зимние молнии. Бывают они редко – раз в десять лет. И обязательно после них случается что-то нехорошее. Плохой знак.
– Ну, б…ь успокоил ты Кот!
– Не дрейфь, Потемкин! Семи смертям не бывать, а одной не миновать!
Через полчаса прозвучала команда Гиви:
– По танкам!
Разбрасывая траками комья земли вперемешку со снегом, старенькие Т-64 неслись по проселочной дороге, целясь своими стволами на ряд одноэтажных домиков, обозначавших окраину этого важнейшего железнодорожного узла. За их крышами виднелись клубы черного дыма – артиллерия ополченцев перед штурмом более часа обрабатывала позиции украинских войск, стараясь максимально нанести им урон и тем самым уберечь побольше жизней своим товарищам. Да, конечно, в Дебальцево было и мирное население, в том числе старики, женщины, дети. Но на войне почти каждый день приходиться выбирать зло, которое меньше другого зла. Как не цинично это звучит, но жизнь бойца всегда ценилась выше жизни мирного жителя.
Вот мимо Александра и его товарищей промчались первые домики с наглухо задраенными ставнями окон. На побеленных стенах отчетливо были видны следы осколков и пуль. Промелькнула надпись на одном из домов: «Ул. Красноармейская». Судя по карте, она прямо выводила на железнодорожный вокзал. Мелькнула знакомая картина – выпотрошенная взрывом, дотла сгоревшая самоходная артиллерийская установка «Нона». Ее башня валялась в метрах двадцати, у крыльца разрушенного дома. Будто стараясь наполнить реальность как можно большим сюрреализмом, взрыв практически снес фасадную стену, но оставил практически без повреждений входную дверь с висящим на ней замком. Вот перед этой синей дверью и валялась башня «Ноны». Очевидно накрывая САУ, снесли и дом. На Донбассе не воевали высокоточным оружием. Возле свисающей с колес гусеницы лежал труп украинского солдата вперемешку с комьями земли, гильзами и прочим военным мусором. Тел остальных членов экипажа, оказавшихся в эпицентре чудовищного взрыва, отбросившего многотонную бронированную башню, видно не было. Наверное, им могила не понадобится вообще.
В конце улицы уже были видны железнодорожные рельсы и вокзальные постройки.
– Охо-хо! Даешь вокзал! – во всю глотку завопил Повар.
Но до вокзала они не доехали. Приказ, донесённый невидимой радиоволной, повернул танки круто вправо, заставив их нестись вдоль железнодорожных путей.
– Эй, стой! Мы так не договаривались! – опять завопил Повар.
– Да успокойся! – осадил своего подчиненного Историк. – Счас выедем на трассу ноль три. Там у укропов мощный блок-пост. За ним мост. Надо не дать им его взорвать.
Еще полчаса тряской езды. Еще полчаса мелькания разрушенных домов, сожжённой военной техники, легковушек и лежащих в некрасивых, противоестественных позах трупов. Одна картина поразила, уже успевшего навидаться всякого Александра. На обочине, врезавшись в деревянный забор, стояла, густо продырявленная пулями «копейка». В ней на переднем водительском сидении мертвая старушка. Рядом на асфальте – еще одно тело. Дедушка – водитель машины.
– Там за посадкой укропы, – прокричал на ухо Александру Стас. – Так что готовься!
– Ух ты, красотища какая! – неожиданно закричал Кот, указывая рукой куда-то вверх.
Саша перевел взгляд по направлению руки товарища и обомлел – на пасмурном сером небе, будто кто-то невидимый сделал гигантскую прорубь, в которой плавало яркое утреннее солнце. Вокруг него, словно нимб, полыхала всеми цветами радуга.
– Да, что-то природа сегодня вообще с катушек слетела, – задумчиво произнес Стас.
Но развить свою мысль он не успел.
Зловещий шелест, когда несколько десятков килограмм стали на сверхзвуковой скорости пронзают воздух, и резкий удар взрыва. В пяти метрах от танка, на котором сидели Стас и Саша, в небо взметнулась земля.
– Укропы уже в посадке! Рапирой4 бьют! – закричал Повар.
Пять танков ополченцев, ехавших колонной, быстро свернули с шоссе и вытянувшись в линию, помчались на посадку. Оттуда заработало сразу несколько пулеметов. Пару пуль неприятно цокнули по броне рядом с Сашей.
– Спешиваемся!
Стараясь держаться в «тени» танков, бойцы батальона «Сомали» стали наступать на украинские войска, засевшие в посадке.
Бежать надо было метров шестьсот-семьсот.
– Эх, бэтеэрчика нема! – Повар выпустил перед собой короткую очередь.
Ребята-танкисты свое дело знали. Они сходу нащупали и разнесли две «Рапиры» и стали бить осколочными по посадке. Очевидно, украинские войска только недавно овладели посадкой и не успели, как следует окопаться. Не выдержав плотного огня, они стали откатываться.
Саша вместе с другими «сомалийцами» ворвались на позиции, где только что были укропы. Судя по апокалиптической картине, украинские войска накануне буквально выгрызли посадку у ополченцев. Повсюду валялись трупы и украинских солдат, и бойцов ДНР. То там, то здесь, виднелись оторванные руки-ноги, разорванная в клочья и кое-где тлеющая униформа, гильзы снарядов, обрывки какой-то бумаги и прочий мусор. И везде темно-коричневые пятна крови, перемешанные с грязным снегом, листвой и землей. Почерневшими братскими могилами высились несколько остовов сгоревших БМП, да валялась верх колесами пара «Рапир». Война вместе со Смертью в этом месте устроили зажигательный канкан.
Выбежав с другой стороны посадки, Саша увидел несколько десятков украинских солдат, бегущих по поля в сторону трассы. Там же ехал один БМП с развивающимся сине-желтым флагом.
– Не успеют! – возбужденно закричал Стас. – Мы вовремя подскочили!
Саша понял, что его друг хотел сказать. На трассе, в километрах двух от них виднелся мост, перед которым высилось несколько внушительных сооружений из бетонных блоков, соединенных между собой стенами из мешков с песком. Украинским солдатам бежать до него оставалось около километра. Пробежать это расстояние по осенне-зимнему полю до того, как тебя настигнуть танки, было нереально.
«Сомалийцы» вновь попрыгали на броню.
– Йо-хо-хо! – глаза Повара возбужденно блестели.
Исходящая от него волна азарта окатила и Александра. Азарта охотника при виде добыче. И неважно, что добыча была двуногая. Наоборот, это еще больше заводило. Что интереснее, подстрелить зайца или завалить волка? А война, обстрелы сел и городов, смерть женщин и детей практически обнулили сдерживающий фактор гуманизма.
– Йо-хо-хо! Наматывай укропов на гусеницы! – вновь заорал Повар.
Расстояние между бегущими и танками ополченцев быстро сокращалось. На блокпосте как могли, помогали своим, открыв стрельбу по танкам из всего, что имелось. Еще несколько секунд и на поле один за другим стали появляться украинские танки, выезжающие из-за бетонных укрытий. Плотность огня резко возросла.
– Ё-моё! – прошептал Саша. – Встречный танковый бой!
Он понимал, что ему и остальным «сомалийцам», которые оказались в самом пекле практически без всякой защиты, придется очень туго. Легкие броники в данной ситуации помогут так же, как водолазный костюм в космосе.
«Вот тебе и зимняя молния, – какое-то нехорошее, прямо ледяное предчувствие буквально физически сжало сердце. Картинка – гриб взрыва на месте под завязку забитого солдатами удирающего украинского БМП и хорошо знакомый шелест снаряда пришли в мозг Александра одновременно. Потом мгновенно стало жарко, и уже ничего не видя и не слыша, парень почувствовал, что он будто рванул в небо.
«К той радуге вокруг солнца», – успел подумать Чернышев.
Дальше просто стало темно…
Саша не мог знать, что в последнее мгновение он успел услышать звук подлетающей к его танку противотанковой ракеты. После этого все было «просто» – срабатывание детонатора боевой части ракеты о башню танка, тысячеградусная кумулятивная струя, прожигающая восемьдесят миллиметров брони как раз в месте размещения в башне конвейера автоматического заряжания и детонация боекомплекта. Спустя мгновение многотонную башню Т-64 будто мячик пнули ногой, а на ее месте забушевал всепожирающий огонь, отправивший в Чистилище души экипажа танка и ополченцев, сидевших на его броне – Историка, Повара, Кота, Рудого, Шалуна. Потемкина в этом списке не было. Относительно его у Господа были другие планы…
Глава 2
– Глядь, вроде оклемался. Ишь, как ресно5 зателепались.
Реальность медленно вползала в оглушенный взрывом мозг Саши. Сквозь полуоткрытые глаза он увидел какие-то силуэты людей, склонившихся над ним. В нос ударил едкий запах пота, дыма и чего-то прогорклого. Чернышев вгляделся. Над ним, присев на корточки, сидели двое бородатых мужчин в овчинных тулупах. Сам он лежал на какой-то дерюге, постеленной на соломе.
– Где я? – прошептал Александр.
Двое бородачей над ним оживились.
– Ишь, по-нашему глаголет! Не иноземец, стало быть, – обратился один к другому.
– Да ты глянь на евойный кафтан. Наши такие не носят. А ежели по-нашему глаголет, то точно поспешник диявола! На огнище его!
– Остынь, Еремей. Надо его нашему батюшке показать. Как скажет, так и будет.
Сбитый этими разговорами, Чернышев никак не мог понять, что происходит. На какое огнище? На костер что ли? Так он в плену у укропов? Да не похожи эти двое на укропов. Саша пытался осмыслить происходящее. Последнее, что он отчетливо помнил, это встречный танковый бой, взрыв украинского БМП, шелест снаряда, а дальше что-то горячее, сильный рывок куда-то вверх и все. Обрыв видео.
«Наверное, снаряд попал в танк, сработал боекомплект, меня отбросило. Наши откатились и меня подобрали укропы. Только какие-то странные укропы», – Чернышев еще внимательней всмотрелся в мужчин.
Спутанные волосы на головах, лопатообразные бороды, обветренные красноватые лица. Александр будто смотрел на ожившие репродукции крестьян прошлого из учебников истории. И эти разговоры…
«Так сейчас на Украине не говорят. Ни на востоке, ни на западе… Так говорили раньше… глаголет, иноземец, поспешник… Черт возьми. Да что же происходит!» – Чернышев попытался приподняться, чтобы лучше оглядеться и понять, где он находится.
Один из мужчин грубо толкнул его в грудь, прижимая к соломе.
– Агафон, его б связать надо. Больно прыткий он. Сбежит еще. Интересную птицу мы поймали. Ты ток глянь на его фузею. Точно иноземный шпиен.
– Может за него и заплатят что-то, – второй бородач начал вытаскивать из-за пазухи веревку.
– И то верно. А то сразу на огнище. Толку нам от этого будет?
«Фузея? Так называли в России ружья в восемнадцатом веке. В двадцать первом это слово только историки и знают. А тут два каких-то бородача… Я что, в восемнадцатом веке? Бред какой-то…», – Александр застонал, бородач слишком сильно сделал первую затяжку веревкой на его руках.
Но довязать он не успел.
Извне донесся какой-то гам, крики. Дверь резко распахнулась, впуская в комнату порцию свежего морозного воздуха и целую толпу мужчин и женщин в явно старинной одежде.
– Вот он! – старик, вбежавший первый, ткнул пальцем в Чернышеву. – Вот он, поспешник дьявола! Антихрист. Дома наши жжет! На огнище его! Где это видано, что б такая зимой гроза была! Да с такими молниями! Прямо в дома втыкались! Так токо Антихрист мог явиться!
Стоящие сзади мужики и бабы поддержали старика:
– На огнище его!
– Сжечь Антихриста!
– Тащи его!
Мужчина, вязавший руки Александру вскочил и закричал:
– Да уйми ты их, Епифан! Это шпиен иноземный! Ты на его фузею тока глянь! Его в город надоть.
– Сжечь его! – из-за спины старика выскочила какая-то женщина, со сбившимся на голове головным убором, с какими-то смешными рогами. – А то не буде нам покоя. Из-за него две хаты сгорело! У Марфы немовля в дыму задохлось!
– У Тихона от хаты Марфы хлев занялся! Корова сгорела! – выкрикнул кто-то из-за спины женщины. – Тихон, чего молчишь?
– Да что там гутарить. Хватай его! На огнище! – оттолкнув женщину, вперед выдвинулся высокий молодой парень. Его тулуп был перепоясан ярко-красным поясом.
Путь ему попытались преградить бородачи, притащившие Александра в хату. Но парень, обладал большой силой. Он отшвырнул их и рывком, схватив за куртку, поставил Чернышева на ноги.
– Держи его, народ! – и он толкнул его в толпу.
С пяток пар рук вцепились в Александра, стали заламывать руки и тащить из комнаты.
Благодаря тому, что Александр казался на ногах, он смог немного лучше разглядеть, где он находится. Немного, потому что, когда тебя швыряют как кеглю, сосредоточиться очень трудно.
Низкое помещение с закопченными, точнее покрытыми сажей потолком и стенами. Пол глиняный. Интерьер предельно спартанский – в углу, чуть ли не на половину комнаты печь, украшенная синими крестиками, слева в углу, на дощечках стояло несколько икон, рядом с ними лежало пара засушенных цветов. Воль стены примостился сундук, а ближе к окну стол и лавка. С другой стороны печи прислонена к ней была кочерга, а на полке темнела утварь.
Чернышев больше не сомневался. Каким-то образом он оказался в прошлом, предположительно в 18 веке. Как это случилось, обдумывать времени не было. Мозг парня просто принял это за истину, аксиому, инстинктивно ухватившись за более насущное сейчас – спастись!
– И фузею его сжечь! Дьявольское это оружие!
Парень, перепоясанный красным поясом, схватил, лежащий на столе калаш.
На несколько мгновений Александра перестали теребить и толкать. Все невольно уставились на незнакомую вещь, инстинктивно внушающую благоговение. Так, наверное, индейцы смотрели на вещи испанцев, казавшихся им фантастическими. Так там были технологии шестнадцатого века. А тут, поблескивая вороненной сталью, предстало оружие двадцатого века, в мгновение ока перенесенное в восемнадцатый.
Чернышев, конечно, никакого благоговения не испытывал. Калаш он и есть калаш, к тому же основательно потрепанный. Его внимание привлек другой предмет. На столе тихо так себе лежала граната Ф-1. На фоне зеленой, в крупных квадратиках поверхности, отчетливо выделялось блестящее кольцо чеки. Стоит его дернуть и через четыре секунды эти «квадратики» изрешетят практически всех, кто находится в комнате.
Решение пришло мгновенно. Мозг, оттолкнувшись от истины, что он находится в восемнадцатом веке, сделал впечатляющий кульбит:
– Слово и дело государево! – громко раздалось в хате.
Визг, ругань, крики мгновенно стихли. Шутка ли. Ведь такие слова человек произносил, когда знал, что где-то замышляется измена или умышление на государево здоровье и честь. А всякого, кто будет препятствовать, чтобы на злоумышленников было донесено, автоматически сам становился государевым преступником и подлежал казни.
Александр почувствовал, что хватка державших его рук ослабла. Все, пора! Он с силой рванулся, боднул стоящего перед ним мужика в лицо, кого-то с силой толкнул и в два прыжка оказался возле стола. Судорожно схватил гранату. Чека податливо выскользнула из паза, и теперь ударник удерживался лишь рычагом, прижатым потными пальцами Чернышеву.
– Бомба! Взорву всех на хрен! Расступись!
«Надеюсь, в восемнадцатом веке понимали, что такое на хрен», – у студента-историка из двадцать первого века явно были пробелы в образовании.
В комнате возникла паника. Завизжали бабы, мужики зачастили матами:
– Ептыть твою мать!
– Ах, проныра!
Александр рванул свой автомат из рук опешившего мужика. Но тот, несмотря на растерянность, выпускать из рук «фузею» не захотел и неожиданно с силой толкнул Чернышева в грудь. Толчок был настолько силен, что левая рука Саши, схватившаяся за автомат, выпустила его. Парень увидел, что его противник замахнулся калашом, как дубиной. И тогда по полу скользнула «лимонка»…
Боец ДНР, прошедший донецкий аэропорт и Дебальцево, тут же рухнул. С каким-то утробным рыком на него бросился какой-то мужик. И тут рвануло шестьдесят грамм взрывчатого вещества гранаты. Три сотни осколков отправились за своими жертвами. Вопли, стоны, какой-то треск – все это стало удачным звуковым оформлением того, что происходило в хате.
Обычная сельская мазанка восемнадцатого века явно не была рассчитана на оборонительную гранату двадцатого века. Ее ударная волна легко развалила ближайшую к взрыву глиняную стену. Потеряв опору, затрещали бревна перекрытия. Все заволокло пылью.
Александр услышал, как ойкнул навалившийся на него мужик. Почувствовал, как он дернулся и тут же затих. Чернышев спихнул с себя обмякшее тело, спасшее его от осколков, нащупал автомат, потянул к себе. Парень с ярко красным поясом, затеявший потасовку и не отдававший автомат, теперь не возражал. Осколок из каленого чугуна разворотил ему череп. Чернышев поднялся на ноги. Сквозь пыль были видны тела людей, посечённых осколками. То тут, то там раздавались стоны. Взгляд наткнулся на одного из мужиков, которых первым увидел Александр, когда пришел в себя. Кажется, его звали Еремеем. Осколок гранаты попал ему в грудь и видно перебил какую-то крупную артерию – на теле расплылось огромное, почти во всю грудь пятно крови.
«Эх, Ерема. Ерема…» – задержавшись лишь на мгновение, Чернышев перешагнул через тело.
За те несколько месяцев, что, изнеженный цивилизацией городской мальчик, провел там, где реально убивают, где снаряд «Града», «Гвоздики» или «Гиацинта» в мгновение превращает человека в плохо освежёванную тушу, он привык к крови. Поэтому вид убитых им ни в чем не повинных людей надолго его не задержал.
Возле двери тела громоздились друг на друге. Поэтому пришлось идти прямо по ним.
В глаза ударил яркий свет. Александр огляделся. Все вокруг было занесено снегом. В этом белом пространстве, то тут, то там высились, беленькие хатки. Впрочем, высились – это слишком громкое слово для тех сооружений, которые буквально задевали сугробы своими соломенными крышами. Правильнее будет сказать, торчали. Из некоторых, через дверь вился черноватый дым и отвесным столбом уходил в небо.
«Вот, что значит топить по-черному, – мелькнуло в голове несостоявшегося историка. Сомнений больше не было. Он находился в прошлом, в далеком прошлом. – Минимум восемнадцатый век, Точнее максимум. А может и семнадцатый или еще раньше».
Да и этот снег – глубокий и ослепительно белый. В последнем бою под Дебальцево снег был совершенно другим – едва покрывавшим землю и в лучшем случае сероватым. Плюс мороз. Если снег еще мог за ночь нападать, пока он был без сознания. Но откуда так резко взялся такой мороз, не меньше двадцати градусов? Тогда же температура болталась где-то около ноля.
– Елы-палы. Вот это влип! – концовку своих невеселых мыслей Александр Чернышев произнес вслух.
Но особо предаваться унынию времени не было. Привлечённые сильным взрывом и взвившимся вверх столбом пыли и дыма, к хате, откуда только что выскочил Саша, бежали мужики. У всех в руках топор или вилы.
Руки уже въевшимся рефлексом поставили переводчик огня на одиночную стрельбу.
– Стоять! Стрелять буду! – Чернышев навел автомат на ближайшего к нему мужика.
Тот замер. Несмотря на необычный для него вид, крестьянин восемнадцатого века отлично понимал, что перед ним оружие, которое убивает. К калитке, ведущей во двор, подбежало еще несколько мужиков. Вскоре метрах в пятнадцати перед Александром теснилась толпа человек в двадцать. Все сплошь мужики, вооруженные вилами, топорами и кольями.
Имея надежный калаш, неплохие навыки в стрельбе и психологическую устойчивость в стрельбе по людям, Чернышев мог без труда расчистить себе путь. Но было несколько существенных «но», которые прочно обосновались в голове начавшего понемногу успокаиваться парня. Во-первых, убивать не хотелось. Ведь это же не враги, а, в общем-то, свои люди, вполне возможно предки тех, с кем через два с лишним века Александр плечом к плечу будет отбиваться от бандерлогов. Конечно, сунься эта толпа на него, то боец батальона Сомали не колеблясь, открыл бы огонь на поражение. Полгода гражданской войны прочно впрессовали в голову аксиому – на войне, если хочешь остаться в живых, в первую очередь думай, что перед тобой враг, которого надо успеть убить первым. Лишь потом, на досуге, можно вспомнить, что это был твой соотечественник и вполне возможно, что у него остались дети и прочий шлейф социальных обязанностей.
Во-вторых, Александр Чернышев не знал, что ему дальше делать. Абсолютно. Пока все его действия диктовались элементарным инстинктом самосохранения. Это все равно, что бурого мишку выдернуть из тайги и забросить в саванну. Ну, сначала надо отмахаться ото львов, шакалов и прочих гиен. А потом? Все время же не будешь отмахиваться от всего нового для тебя мира. Надо в этом мире свою тайгу строить.
Между тем мужики, подталкивая друг друга, медленно надвигались на Сашу. Тот отлично понимал ход их мыслей. «Фузея» в их понятии могла выстрелить лишь один раз и все. Значит, могло не повезти лишь одному человеку. После же выстрела этот странный человек становился абсолютно беззащитным.
– А ну стоять! – Александр чуть отвернул ствол вправо и четыре раза выстрелил по тыну, выбивая из него щепу. – У меня зарядов на все ваше село хватит!
Громко заржала запряжённая в сани лощадь, привязанная к столбу рядом с разрушенной хатой.
Толпа, выдохнув из себя разноголосую нецензурную речь, отпрянула назад.
«Прежде, чем что-либо предпринять, необходимо собрать максимум информации. Это аксиома не только в военном деле, но и в жизни. А где добыть информацию? Да взять языка!» – мозг пришельца из будущего начинал медленно нащупывать «дно под ногами», о которое можно было опереться.
Чернышев еще раз окинул взглядом двор и окрестности. Взгляд упал на лошадь, косившую на него шальным взглядом.
– Эй, ты, а ну подойди к лошади! – Александр ткнул автоматом в сторону ближайшего к нему мужика.
Тот со страхом отпрянул.
– Кому говорю, к лошади! Или застрелю на хрен!
Видя, что мужик продолжает колебаться, Чернышев стрельнул ему под ноги. Пуля взбила фонтанчик снега.
– Барин, не убивай! – мужик повалился на колени.
– Встать! К лошади!
Кряхтя, тот поднялся и со страхом, не сводя глаз с автомата, двинулся к беснующемуся из-за выстрелов животному.
– Вилы брось! Отвязывай лошадь! Остальные от калитки отошли на пятьдесят шагов! Быстро!
Толпа начала пятится.
– А ну стой! Вон ты, – Чернышев ткнул стволом в сторону рослого мужика. – Сбрасывай тулуп. Живо!
«На улице минус двадцать точно. В своем камуфляже замерзну за пару часов. А броник спасает от пуль, а не от мороза. Так что деваться некуда», – бывший студент историк, бывший боец ДНР, а сейчас непонятно кто смотрел на торопливо сбрасывающего с себя тулуп мужика.
– Может и верну когда, – Александр натянул на себя тяжелую зимнюю крестьянскую одежду восемнадцатого века. – А сейчас, давай, пятьдесят шагов назад.
«Может броник скинуть? – мелькнуло в голове. – Да нет. Береженного бог бережет. Как пар костей не ломит, так и лишние килограммы защиты не жмут».
Дождавшись, пока мужики отойдут на расстояние, гарантирующее, что если даже какой-то дурной селянин попытается снять его броском топора или вил, Чернышев скомандовал оставшемуся крестьянину:
– Садись в сани, вывезешь меня отсюда.
– Барин, не убивай! Не оставляй моих деток сиротами! – заблажил мужик.
– Будешь слушаться, жив останешься! Садись!
– А куда ехать-то, барин?
– Куда глаза глядят!
Вскоре Александр, в чужом тулупе, сидя на санях, проезжал мимо притихших хаток. Сани покачивало на снежных ухабах, и в такт ним подрагивал ствол автомата, хаотично отбрасывая в ослепительно голубое небо «зайчики». Солнце неспешно вскарабкивалось в зенит.
* * *
Район села Ильинка (будущее Дебальцево), Бахмутский уезд, Российская империя, 7 (18) февраля 1761 года.
«Итак, я в прошлом. Это факт. Второй факт, что я точно не смогу понять, почему это произошло. Александр Чернышев все же историк, а не физик или математик. Всякие там искривления пространства, тоннели перехода и прочее я воспринимаю только как антураж к фантастическому роману. То есть предельно поверхностно. Так что, получается мне не выбраться»? – парень поежился, несмотря на то, что крестьянский тулуп хорошо защищал от холода.
Когда непосредственная опасность миновала, и он постепенно успокоился, все его существо отчетливо осознало – в этом мире он остался совершенно один. Причем, если человек остается один, то он хотя бы находится в привычной для него среде, в которой более-менее все понятно. А тут…
«Кстати, а все же конкретно, в какой век и год меня занесла нелегкая? Что то же надо делать», – Александр толкнул в плечо своего возницу.
– Как тебя зовут?
– Герасимом кличут.
– Ну, надеюсь, ты не му-му. Скажи, Герасим, какой год сейчас-то?
– Одна тысяча семьсот шестьдесят первый, барин.
– А день, месяц?
– Так межень сейчас, седьмое число.
– Межень? Это февраль что ли?
– Да, барин, февруарий.
«Седьмое. Значит вчера, когда меня нашли, было шестое… Бой был семнадцатого. Одиннадцать дней разницы. Ах, ну да, новый и старый стиль. Так разница вроде двенадцать дней. Нет, все правильно. Для даты девятнадцатого века разница составляет двенадцать дней. А для восемнадцатого – одиннадцать. И до дня моего рождения остается всего ничего – двести тридцать два года с хвостиком», – Александр невесело присвистнул.
Ему неожиданно, до выступивших слез в глазах захотелось домой. Увидеть маму, обнять ее, посмотреть в родные карие глаза. Увидеть своих товарищей по оружию, услышать их добродушный матерок.
«Вдруг, если я окажусь на том же месте, где меня нашли, я вновь смогу оказаться в своем времени? Вдруг там какие то врата времени образовались? И достаточно через них пройти с обратной стороны и все, здравствуй две тысячи пятнадцатый год! Как же я по тебе соскучился!» – мысль прочно засела в голове Александра, согревая и вселяя надежду.
– Герасим, а что ты знаешь обо мне?
По лицу мужика пробежал страх, даже зрачки расширились.
– Не боись! Не трону. Говори, что знаешь.
– Да сказывают, что ты приспешник дьявола, а может и сам антихрист.
– Это я уже понял по оказанному мне теплому приему. Ты лучше скажи, что знаешь, как я попал в ваше село. Оно, кстати, как зовется то?
– Ильинка, барин, – охотно ответил мужик.
«Ну да. Дебальцево на ее месте возникнет только через век с лишним», – Александр нахмурил лоб, пытаясь вспомнить, что ему известно по истории здешнего края.
– Хорошо, Герасим. Так как я попал в твою Ильинку?
– Вчерась, барин, поутру откудава не возмись тучи набежали. Все небо заволокли. Я тогда подумал, не к добру все это. Думал, вьюга сильная вдарит. А тут гроза зимняя случилась. Да такая, что и старики не упомнят. Молнии прямо в землю втыкались. Будто жалили ее за какие-то грехи. Мне дед, когда я мал еще был гутарил, что ежели такая зимняя гроза случится с молниями, быть беде!
«В две тысячи пятнадцатом гроза не утром, а ночью случилась», – мелькнуло в голове Чернышева.
Он остро почувствовал свою беспомощность. Погодные стихии, почти синхронно произошедшие с интервалом в двести пятьдесят четыре года, как то были связаны между собой. Но понять эту взаимосвязь было все равно, что неандертальцу, окажись он в нашем времени, самостоятельно разобраться в зависимости между нажатием на кнопку дистанционного пульта и сменой каналов в телевизоре.
– Далее случилась беда. Одна молния попала в хату Марфы-вдовы. Она как раз снег от крыльца откидывала. Ну ее так шибануло, что она и повалилась в беспамятстве. А хата полахнула. Народ пока сбежался на пожар, ее дитя задохлось. Царство ему небесное, – Герасим перекрестился. – А вторая молния попала в хату Никифора. Но там все успели выскочить. Тока хата дотла сгорела. И еще от Марфиной хаты хлев у Тихона занялся. Корова угорела в нем.
Слушая мужика, Александр живо представлял, какая паника царила в селе вчера.
– Ну а я как в хате очутился? Что с неба свалился?
Если бы сейчас Герасим подтвердил, что да, с неба или еще фантастичней – возник на месте удара молнии в землю, Чернышев и в это бы поверил.
– Да нет, барин. У Еремея за околицей молния в стог сена попала. Он и занялся. Еремей вскочил на сани и к нему, стало быть, спасать. Вот аккурат возле стога он тебя и увидал. Ты в беспамятстве в снегу лежал. Еремей тебя на сани и привез в село. А кто-то потом и крикнул, что ты антихрист. Что токо он мог с молниями на землю явиться.
– Где этот стог ты знаешь?
– Да недалече отсюда, с версту наверное.
– Давай туда, – скомандовал Чернышев.
«Ведь этот Еремей меня спас. Не найди меня он тогда возле стога, замерз бы. Вон как мороз пощипывает. Градусов двадцать точно есть. Если не больше. А его так отблагодарил», – перед глазами Чернышева встала картинка из недавнего прошлого – лежащий в своей хате навзничь его спаситель с огромным темным пятном крови на груди.
