В. В. Ивлев
Стерлитамакская быль
Мы понятия не имели, каковы наши перспективы в родном городе. Помню только одну экскурсию от школы, на спиртзавод. Там мне не понравилось. На химические предприятия экскурсии не водили, по вполне понятным причинам.
Кроме того, всплеск рождаемости в 1950-е напугал старшие поколения. Подростков и молодёжи было слишком много, они были другими, открыто высмеивали и отрицали многие предыдущие общественные стереотипы мышления и поведения. Мы, выпускники, вероятно, казались «слишком умными», а потому и опасными для тогдашних хозяев города. Отчасти это было правдой.
Общее впечатление было вполне определённое: жизнь Стерлитамака распланирована на много лет вперёд. Наши мнения, творческие порывы и таланты здесь были не нужны. Разве только в системе образования и здравоохранения. Но эти профессии требовали призвания, мои интересы простирались совсем в другие области.
Уже в старших классах средней школы я точно знал, что уеду из родного города для получения высшего образования. Никаких советов и полезной информации по этому поводу мне никто не давал.
В начале 1970-х, среди выпускников средних школ провинциальной России, преобладало всеобщее настроение: одарённые, активные, честолюбивые ребята уезжали в крупные города. СССР входил в период наивысшего подъёма могущества страны, теснил Америку на мировой арене. Общественное благосостояние населения росло и по некоторым позициям приближалось к обещанным благам коммунизма. Пример: билеты на общественном транспорте. Полёт из Уфы в Ленинград стоил примерно 30 рублей, на поезде какие-то смешные деньги (6 рублей), что мог себе позволить любой человек. На один рубль можно было не только хорошо покушать, но даже и посидеть в недорогом ресторане.
Центробежные тенденции в 1970-е по всей стране резко сменились на центростремительные. Первые 200 лет существования Стерлитамака, люди массово приезжали сюда со всех концов России, теперь они начали покидать город. В числе причин этого исхода были ухудшение экологической обстановки, «газовые атаки», рост преступности, косность и невежество руководства, очевидная однобокость развития города. В 1972 году, по доносу безбожного центрального журнала «Наука и религия», Табынская пещера, в которой была обретена чудотворная икона Табынской Божией Матери, скоропослушница града Стерлитамака вкупе с целебным источником и небольшой часовенкой, были уничтожены взрывчаткой (часовня восстановлена, по просьбам народа, в конце 1990-х). Это был апофеоз мнимого торжества богоборцев, духовная атмосфера в городе была нездоровой.
Для выпускников школ выбор вузов в городе был невелик, не то, что сейчас. Получить хорошую работу или должность без соответствующих связей было непросто. У моей семьи таких связей не было.
До 16 лет я нигде, кроме Уфы, не бывал (да и то пару раз, в раннем детстве, никаких воспоминаний об этом не сохранил), но мне заочно нравился Ленинград. С Ленинградом у моей семьи была какая-то мистическая связь. Мой родной дед закончил институт в Ленинграде. Я был уверен, не без оснований, что смогу поступить в любой вуз страны. Москва, которая являлась пределом мечтаний почти всех моих знакомых, меня не привлекала. Облик и дух нового Вавилона, с его шумерскими мотивами в архитектуре и искусстве, не находили отклика в моём сердце.
Взяв в руки справочник для поступающих в вузы за 1972 год, я быстро нашёл красивое слово «биофизика». Такую новейшую специальность, наряду с астрофизикой, в 1972 году впервые предлагал абитуриентам Ленинградский политехнический институт им. М. И. Калинина. Биологию я любил, а физику, спасибо школе № 3, знал, в пределах школьного курса, на отлично. С математикой и химией тоже был полный порядок.
Критерием выбора было то, насколько обучение и будущая работа будут мне интересны. О заработках, материальных благах я не задумывался. К власти над людьми и славе не стремился. Какого-то определённого плана на будущее не имел. Мне было тесно в Стерлитамаке, детство моё закончилось, и я искал своё призвание, возможности максимально использовать свой личный потенциал. Двигало мною присущее всем человеческим личностям стремление к полноте жизни.
Академическое образование, которое мы получили в школе, не помогало в решении житейских проблем. Реальной жизни мы не знали и хорошо «устраиваться» не умели. Альберт Камю заметил, что «Школа готовит нас к жизни в мiре, который не существует», а Конфуций сказал: "Учителя только открывают двери, дальше вы идёте сами". Трудно не согласиться с ними. Мы учили много чего, но не выучили самого главного – как достойно выжить в этом несовершенном мiре. Как правильно выбрать будущую жену, почему так важны родственные связи и большая, дружная семья – этому меня никто не учил.
Генеральная линия воспитания и образования формировалась интересами государства в рамках коммунистической идеологии. Господствовавшая тогда в СССР идеологическая доктрина определяла наше назначение как будущих строителей Коммунизма-светлого будущего всего человечества. Посему мы были обязаны все силы отдавать учёбе, работе и общественной деятельности, под руководством Коммунистической партии. Нас не учили искусству маленьких шагов (Антуан де Сент-Экзюпери. "Молитва"). Семейная жизнь и деторождение в наших глазах имели второстепенное, далеко не самое важное значение.
Мы, выпускники школы, были наивными мечтателями, воспитанными на добрых, оптимистичных и таких же наивных советских книгах и фильмах. Национального вопроса для нас не существовало. Мы были твёрдо уверены, что все народы СССР одинаково любят друг друга, что мы можем уехать куда угодно далеко и жить среди незнакомых людей, как среди родных, будь это Прибалтика, Украина, Грузия, Казахстан, Узбекистан, любая другая республика.
Я понятия не имел о своих сильных и слабых сторонах, которые могли бы помочь или помешать мне в самостоятельной жизни. Всех людей я воспринимал только с хорошей стороны и доверял им безоговорочно, к деньгам относился равнодушно. Взрослую жизнь я видел, как увлекательное путешествие, ощущал себя первопроходцем, этаким шестнадцатилетним стерлитамакским Колумбом, отправлявшимся в неизведанные просторы, на поиски земли обетованной, подчиняясь вечному зову, знакомому многим юношам. На моей бригантине были выставлены все паруса, корпус её был крепок и управление вполне надёжно. Вот только не было рядом со мной опытного штурмана, а навигационные карты показывали далеко не все мели и подводные камни, поджидавшие меня в открытом море.
Моё большое самостоятельное плавание продолжается уже полвека. Житейское море воздвизалось на меня неоднократно и неисчислимые напасти угрожали мне на этом нелёгком пути, но закваска, которую я получил в моей родной школе, всегда помогала мне сохранить человеческое достоинство и не поддаться печали века сего и лести богатства. В частности, крепко выручали самодисциплина и способность в любой ситуации "видеть берега".
Мои одноклассники разлетелись по городам и весям. Только трое из двадцати пяти остались в Стерлитамаке. К великому сожалению, нам ни разу не удалось собраться всем вместе после окончания школы, сказать спасибо нашим дорогим преподавателям. Иных уж нет, а те далече…
Послесловие
Русский поэт К. Н Батюшков написал: «Что есть благодарность? – Память сердца». Моя книга продиктована благодарностью всем помогавшим мне, любившим и поддерживавшим меня людям, прежде всего членам моей семьи, моего рода, школьным преподавателям, друзьям, равно как и каждой живой душе, с которой мне посчастливилось сродниться. Эти замечательные люди дали мне возможность увидеть и осознать красоту и гармонию окружающего мiра, прийти к Тому, кто «вся премудростию сотворил еси». Всё это хранится в моём сердце навечно, поэтому никто из моих родных и друзей не может умереть, для меня они все живы. После того как мы расстанемся с этим бренным мiром, мы утратим всё материальное, но по-настоящему ценное, прекрасное, мудрое, запечатлённое в наших сердцах, не исчезнет, но станет частицей Всеобщего и Вечного.
В моём сердце нет места воспоминаниям о безумии, жестокости и тупом эгоизме, о зависти, предательстве и продажности, с которыми мне часто приходилось сталкиваться во взрослой жизни, о невежестве, трагической безалаберщине и тираническом антропоцентризме, которые разрушили многое из того, что было мне дорого. Искренне прощаю всех, кто причинил мне зло. Сожалею о необдуманных поступках и прошу прощения у всех, кого обидел словом или делом, «вси бо человецы есмы, и всуе всяк человек».
Я благодарен за всё, что случилось со мной в этой жизни, включая страдания, ибо «в научение наказует Господь приближающихся Ему».
В своей книге я старался писать только правду, какой бы она ни была и не стремился кого-то обидеть. Желаю всем моим читателям всяческих благ и всего самого-самого наилучшего.
О моих дальнейших странствиях вы узнаете, прочитав продолжение моей книги, над которым я сейчас работаю.
Приложение 1
Стерлитамакская хлеботорговля
Как развивался город Стерлитамак до революции, и на чём основывались достаток и благополучие его жителей, рассмотрим на примере хлеботорговли.
На территории Стерлитамакского уезда к началу 20 века сформировался мощный кластер фермерских хозяйств. Основу его составляло хлебопашество. Примерно половину посевов занимала яровая пшеница. Согласно переписи 1912–1913 годов, крестьяне Стерлитамакского уезда засевали 450547.75 десятин, а валовой сбор зерна в 1913 году составил 31.1 млн пудов (пшеницы – 8.1 млн, овса – 6.7, ржи – 4.1 млн пудов).
Основными поставщиками хлеба на свободный рынок являлись мелкие и средние товаропроизводители – крестьяне-общинники или сельские предприниматели (кулаки, фермеры). Доля помещиков и купцов была весьма незначительной. Производство зерна в Стерлитамакском уезде было высокотоварным. После покрытия собственных нужд, насыщения местного рынка и создания необходимых запасов, производители гарантированно имели более 3 млн пудов зерна на продажу. По данным уфимских статистиков, на начало 1910 года в Стерлитамакском уезде у населения оставалось 3 099 423 пуда хлебных запасов, в складах и зернохранилищах имелось 2 486 171 пуд, а в сельских хлебозапасных магазинах было сосредоточено ещё 104 404 пуда.
Производство и сбыт зерна являлись стержнем всей экономики уезда. В Стерлитамаке и окрестностях быстро развивалась перерабатывающая промышленность, развернулись крупные хлеботорговые фирмы.
К 1900 году в Стерлитамаке торговали мукой Е. К. Аверьянова (ул. Дворянская, дом Сайдашева), А. П. Макеев (Базарная площадь) и В. В. Орлов; зерновым хлебом – А. В. Кузнецов, А. А. Михайлов, В. А. Осипов, К. Д. Ростовцев. В 1907 году наиболее крупная хлеботорговая фирма в Стерлитамакском уезде, принадлежала Рахманкулову. В мае 1917 года Стерлитамакский торгово-промышленный союз сообщал в Продовольственную управу, что крупными хлеботорговцами, продающими муку, овёс и прочее, считаются: В. В. Орлов, Д. И. Крюков, С. Н. Владимирцев, Н. Ш. Усманов, А. Г. Адильгареев, В. С. Рыгалов 1-й, Г. С. Турецкий, А. А. Семёнов, А. А. Михайлов. К мелким хлеботорговцам относились: А. Сейфутдинов, Ш. Баркеев, Абильфазыл Сагитов, Д. Д. Васильева, П. И. Наумов, З. Маликов, Х. Бурханчин, Ф. Акчурин, Р. Е. Большаков, И. Н. Власов, Абдулла Сагитов, М. Шахмаев, Х. Масагутов, Ш. Шахмаев. Отдельно выделялись мелкие предприниматели, торговавшие хлебом на сенном базаре: И. Галиев, Г. Габзалилев, Р. Абубакиров, И. Фаткуллин, Г. Бурханчин, Г. Ягафаров, Г. Фаткуллин, З. Абубакиров, Х. Альханов (или Асыханов). В апреле 1917 года переписчики добавили, что мукой торгуют владельцы мельниц – торговые дома А. В. Кузнецов с С-ми [Сыновьями] и Утямышевых, а также Администрация Аверьяновых.
На 1 января 1914 года в Стерлитамаке имелось 88 заведений, занимавшихся хлебной торговлей, а в уезде ещё 56. По 59 городским предприятиям, по которым есть вся информация, сумма оборота составляла 2 152 400 руб., а чистая прибыль – 85 280 руб. Функционировало множество разнообразных амбаров и складов для хранения зерна, муки и крупы. Например, у фирмы Аверьяновых был «элеватор каменный, крытый железом, вмещающий в себе до 50 000 пудов пшеницы» стоимостью в 5 тыс. рублей.
Производство зерна легко можно было увеличить, но сдерживал недостаток транспортных мощностей. Основным видом доставки хлеба потребителям оставался гужевой транспорт. Хлеботорговцы и промышленники были крайне заинтересованы в строительстве железной дороги до Стерлитамака. Настойчиво «пробивался» вариант Оренбург – Уфа – Кунгур, через Стерлитамак, но до 1917 года успели начать лишь проектные работы.
Проблемы с транспортировкой способствовали развитию мукомольной промышленности в Стерлитамаке, ибо готовую продукцию было выгоднее вывозить, чем хлеб в зерне.
По объёмам переработки зерна Стерлитамакский уезд и Стерлитамак занимали второе место после Уфимского уезда и Уфы. К 1911 году в Стерлитамакском уезде работали 147 однопоставных водяных мукомольных мельниц, 153 – на два постава, 46 – на три, 5 четырёх поставных и одна водяная мельница имела 5 мукомольных поставов. Кроме того, работали 35 ветряных мельниц, 5 паровых, 4 нефтяные (на нефтяном двигателе), 7 турбинных, одна с газо-генераторным двигателем, 3 крупчатые мельницы (две паровые и одна газо-генераторная), 3 паровых крупянки, 79 простейших обдирок для получения крупы, две толчеи и 7 зерносушилок.
В 1915 году, в Стерлитамаке, в число предприятий, подчинённых надзору фабричной инспекции, входили: мельница В. Г. Агафонова (5 работников), лесопильно-мукомольное заведение В. И. Альшанского (10–25 работников), крупчатка и крупянка А. В. Кузнецова (98 работников), крупчатная мельница братьев А. З. и М. З. Утямышевых (22 работника), кожевенное и мукомольное заведение М. А. Симонова (20 работников). В селе Левашёво находилась крупчатка и крупянка Администрации по делам Е. К. и С. А. Аверьяновых (110 работников.), близ города располагалась также крупчатная мельница В. П. Стрелковой (22 работника) и её же мельница отсевной и обыкновенной муки (15 работников). Некоторые из них работали уже несколько десятилетий: Е. К. Аверьянова – с 1883 года, А. В. Кузнецова – с 1888 и В. П. Стрелковой – с 1860-го.
Всё это доказывает, что дореволюционный Стерлитамак и Стерлитамакский уезд находились на высоком уровне экономического развития в рамках реалий Заволжского региона. Усилиями свободных, предприимчивых, активных, умных и честных людей сложился высокоэффективный, гармоничный народно-хозяйственный комплекс. Все обвинения в «отсталости» и «слаборазвитости» дореволюционного хозяйства Стерлитамака не соответствуют действительности. Дореволюционный Стерлитамак воистину был городом хлебным и ни в чём не отставал в развитии от других городов своего класса. Преимущества свободного предпринимательства и особенности заселения края (большой процент старообрядцев, казанских татар) определили торговые преференции Стерлитамака. Коренное население, в том числе и башкирское, убедившись в выгодах занятия хлебопашеством, переходило на него. Животноводство в уезде имело чисто потребительский, подсобный характер.
Хлеботорговцы Стерлитамака использовали все возможности для наращивания объёмов вывозки хлеба. Водная система доставки товаров и грузов была загружена до предела. В отличие от железнодорожных путей, речной транспорт в Российской империи никогда не поддерживался государством, развитие его финансировалось исключительно частным капиталом.
Около 10% хлеба вывозилось по Белой реке. Хлеб отправляли только из Стерлитамака и из ближних поселений – Левашёво и Красного Яра. Весь остальной хлеб следовал гужевыми обозами.
Хлеб с плодородных южноуральских земель в 19 веке вышел на уже сложившийся внутрироссийский рынок, с чётким распределением товаропотоков и региональной специализацией.
Порты Чёрного и Азовского морей принимали обильную продукцию южных губерний и казачьих земель. Доставленное издалека заволжское зерно неминуемо стоило бы дороже местного. Продавцам хлеба из приуральских степей оставалось только поставлять товар в балтийские порты для отправки за границу, или везти грузы на ёмкий московский продовольственный рынок. Предприимчивые южноуральские купцы обратили свои взоры на северо-запад России.
Северо-Западную Россию обслуживал Волжский речной путь, которым пользовался и Стерлитамак. Из Уфимской губернии водным транспортом подавляющая часть хлеба вывозилась в город Рыбинск Ярославской губернии, крупнейший в России центр торговли зерном, перегрузочный пункт Мариинской водной системы. В Рыбинске товар продавался, перегружался на железную дорогу или мелкосидящие баржи, которые по Мариинской и другим системам каналов шли в Санкт-Петербург.
Помимо Рыбинска товар отправлялся и в другие пункты назначения. Имеются сведения за 1894 год, согласно которым из Стерлитамака было доставлено непосредственно в Санкт-Петербург 183 тыс. пудов хлеба (136 тыс. – ржи, 27 тыс. – ржаной муки, 20 тыс. – овса). Это доказывает то, что некоторые купцы везли груз напрямую в столицу, которая являлась не только крупным портом по вывозу хлеба заграницу, но и самым большим рынком потребления в империи. Снабжая хлебом собственное население, Петербург был в то же время главным питательным и транзитным рынком для Петербургской и смежных губерний. Одновременно столица вела обширную торговлю хлебом по всей Финляндии (которая входила в состав Российской империи) и отчасти Швеции.
Грузоподъёмность сравнительно небольших барж, строившихся в верховьях Белой реки, включая и Стерлитамак, позволяла им сразу идти по Мариинской водной системе в Ладожское озеро и Неву. Эти суда, не разгружавшиеся на рыбинских причалах, там не регистрировались. Невозможно сказать, сколько же судов из Стерлитамака могли выйти в другие города, помимо Рыбинска. Например, известно, что в 1894 году со Стерлитамакской пристани прибыло 11 тыс. пудов ржи в Тверь, а 50 тыс. пудов лесных строительных материалов (на судах, не в плотах) и 2 тыс. прочих непродовольственных грузов – в Царицын. Хлеб отправляли и вверх по течению, на горные заводы.
Одним из ведущих морских портов, через который вывозился за границу хлеб из Башкирии, был Ревель (ныне Таллин). Он являлся своеобразным резервным портом для замерзавшего зимой петербургского порта.
В сентябре 1888 года открылось движение поездов по линии Самара – Уфа. Для привлечения грузов были установлены пониженные тарифы. Получив выход на железную дорогу, с начала 1890-х стерлитамакские хлеботорговцы активно переключаются на петербургский рынок.
На станциях Самаро-Златоустовской железной дороги в начале 20 века самым активным образом действовал мелкий и средний хлеботорговец, вывозивший продукцию полей Башкирии в основном в балтийские порты, а среди основных приёмщиков башкирского хлеба была Рига. В конце 19 века по оборотам внешней торговли Рига занимала на Балтике 2-е место после Петербурга, а из Риги башкирский хлеб шёл в восемь стран Европы и даже в Англию. В Риге действовали фирмы разного масштаба – от крупных до небольших. Они и закупали башкирский хлеб, который сливался с хлебными потоками из различных частей Российской империи.
В Европу в основном отправляли зерно, муки вывозилось мало. Если северные страны покупали в Риге рожь, то в Голландию, Бельгию, Францию шло достаточно много пшеницы. Англичане приобретали любимый ими овёс. Пользовался спросом кормовой ячмень для европейского животноводства. Немцы любили горох.
На всём тысячевёрстном маршруте поставок башкирского хлеба, решающее значение в торговой цепочке играли средние и мелкие предприниматели. Каждый желающий поработать получал таковую возможность, начиная от крестьян, которые составляли хлебные обозы, грузили баржи, до артелей, которые сплавляли груз по реке или тянули его вверх по течению. Таким образом, в хлеботорговлю была вовлечена значительная часть активного взрослого населения, что обеспечивало более справедливое распределение прибыли. В сезон через Стерлитамак проходили сотни тысяч подвод с хлебом. Их обслуживали многочисленные постоялые (конные) дворы, закусочные, трактиры, шорные мастерские, кузницы, мелкие лавки. Для более солидных предпринимателей и купечества имелись гостиницы, чайные, ресторанчики.
«Хлеб всему голова» – говорят в народе, и в Стерлитамаке это было очевидно. Роскоши в дореволюционном Стерлитамаке не было, но был достаток, никто не голодал, все трудящиеся имели достойное жильё. Город быстро рос и богател. Смекалка, трудолюбие и честность в делах обеспечивали стерлитамакским торговцам прочные торговые связи. Особую роль играли старообрядческие и татарские общины, представители которых обладали недюжинными торговыми талантами.
Нота бене: государство никак не помогало в развитии этой мощной торговой индустрии, ни во что не вмешивалось. Банковский капитал также практически не участвовал, мелкие, краткосрочные ссуды получали только абсолютно безденежные перекупщики самого низкого уровня (1–2 вагона зерна), как правило евреи. Сделки между купцами совершались в чайных, письменных договоров не заключали, данное слово было нерушимым.