Вадим Иванович Кучеренко
Время умирать
Улетова. А ты думала, из-за твоих прекрасных глаз?
Гутов. Да замолчите же вы! Разве не видите, что ей плохо. Алла, принесите воды! (Делает несколько шагов от окна).
Руфина. Не прикасайтесь ко мне! (Достает из сумочки носовой платок Гутова, чтобы промокнуть влажные от слез глаза, и, увидев, чей это, бросает его на стол перед собой). Это ваш. Мне он больше не нужен.
Гутов. Мне лучше уйти.
Руфина. Стойте! Вы не можете уйти просто так. Я требую объяснений. Я имею на это право!
Гутов. Все очень просто. Простите, Руфина, но я вас обманул, когда сказал, что моя жена умерла.
Улетова. (Насмешливо). Одной ложью больше, одной меньше – подумаешь, какая мелочь…
Руфина. Да помолчи же ты!
Гутов. Получив известие о моей смерти и потеряв при родах ребенка, Марина… В общем, у нее начались проблемы со психикой. Деньги были мне нужны на ее лечение. Много денег. Как я мог их заработать? Податься в киллеры? Честным трудом в наше время больших денег не заработаешь.
Руфина. В киллеры было бы честнее… Простите, я сама не понимаю, что говорю. Кто вам мешал найти другую работу?
Гутов. После ранения… Я выжил, но остался инвалидом. На пенсию по инвалидности бывшему боевому офицеру прожить на гражданке можно. Но не более того.
Руфина. У вас не было сбережений?
Гутов. Откуда? Я честно служил своей стране, пока другие набивали карманы и расхищали эту самую страну. И когда вышел в запас, оказался нищим. И я начал думать. Может быть, впервые задумался над своей жизнью. В результате тех бессонных ночей родилась книга. Но никто не хотел ее издавать. До тех пор, пока вы не открыли мне глаза, Руфина. Чтобы спасти другого человека… Свою жену… Мне понадобилось взять себе другое имя. А Виктору Суковатову пришлось умереть.
Руфина. Но, Роман… Извините, Виктор… Я уже и не знаю, как вас называть! Я видела ваши документы, когда оформляли договор. Они поддельные?
Гутов. Они настоящие. Только фотографию я заменил.
Руфина. Так Роман Гутов – он существует? Или ему тоже… пришлось… умереть?
Гутов. К сожалению, он уже умер. Но не я тому виной, не пугайтесь. Это мой друг. Он погиб в Чечне. Помните, я рассказывал вам, что несколько наших ребят были убиты при попытке внедриться в окружение Джахоева? Одним из них был Роман. Поэтому я и взял его имя. Он бы не обиделся.
Руфина. Но его родственники… Они могут предъявить претензии. Оспорить по суду ваше право распоряжаться гонораром за книгу.
Гутов. У него нет родственников. Мы из одного детдома. Вместе росли, учились, поступили в одно военное училище. Были как братья. Поэтому я не считал, что совершаю подлог, когда брал его имя и документы.
Улетова. Весьма удобная философия. Но она вам не поможет, господин Суковатов. В глазах общества вы все равно остаетесь обыкновенным мошенником. Издательство расторгнет с вами договор. Ваша книга не будет издана.
Гутов. Это правда, Руфина?
Руфина. (После паузы). Формально так оно и есть. Вы предоставили издательству при подписании договора недостоверные сведения. Пусть даже книга написана вами. Но вы не тот человек, за которого себя выдавали. Ведь это же уголовное преступление – предъявлять чужие документы. Издательство скорее предпочтет отказаться от книги, чем рисковать своей репутацией.
Улетова. И это еще не самое худшее для вас, как я понимаю, господин Суковатов. При расторжении договора вам придется вернуть выплаченный аванс. Но ведь деньги уже потрачены, или я ошибаюсь?
Гутов. Такая женщина, как вы, ошибается редко. Мстит без жалости и бьет без промаха.
Улетова. О, как вы заблуждаетесь на мой счет! Такая женщина, как я, всегда готова прийти на помощь ближнему своему. Вы убедитесь в этом немедленно. Несмотря на ваш грубый отказ, я готова повторить свое щедрое предложение. Разумеется, в связи с изменившимися обстоятельствами, расценки будут другими. Но мы поладим, я уверена.
Гутов. Никогда.
Улетова. (С угрозой). Тогда готовьтесь к худшему.
Гутов. Руфина… А если бы я и в самом деле умер? Формальной причины для расторжения договора не было бы?
Руфина. Да. То есть нет! Вы меня окончательно запутали, и я ничего не понимаю. О чем это вы?
Гутов. Выбор у меня небольшой. Рабство или смерть. Как сказала когда-то одна гордая испанка, лучше умереть стоя, чем жить на коленях. Умирать – это мне не привыкать. А вот жить на коленях не смогу.
Руфина. Но ведь можно как-то иначе. Не будьте максималистом. Вы не на войне. Война давно уже кончилась.
Гутов. Мне так не кажется. Просто там, в Чечне, была одна война. Здесь, дома, в России – другая. На той войне были враги, но были и друзья. На этой врагов вроде бы нет. Но и друзей тоже. Знаете, Руфина, я смертельно устал от такой жизни. Я не хочу так жить. Помните? Есть время жить и время умирать. Честь имею!
Гутов прощается кивком головы и уходит.
Руфина. (Бросается следом). Роман! А, проклятье! Виктор! Да постойте же, как бы вас там ни звали!
Руфина скрывается за дверью.
Улетова. Бог мой, какая драма! Поистине шекспировские страсти! (Театрально аплодирует). Алла!
Алла. Слушаю.
Улетова. Не стой у меня за спиной. Я же тебя предупреждала. Не то однажды пожалеешь. Я не привыкла дожидаться, пока мне нанесут удар. И бью первой. А ля гер ком а ля гер. Требуется перевод?
Алла. Я догадалась.
Улетова. Ты сообразительная девочка. Это хорошо. (Подходит к столу, где лежит забытый носовой платок, берет его и прячет в свою сумочку). Будешь сообщать мне все, что здесь происходит. Каждый день. Информация, разумеется, будет щедро оплачиваться. Есть вопросы?
Алла. Нет, босс.
Улетова. Вот и хорошо. Не люблю тех, кто задает вопросы. В моих детективных романах таких обычно убивают.
Свет гаснет.
Картина 7
Кабинет Выковского в психиатрической клинике. Гутов в нем один, ходит из угла в угол, задумавшись. Санитар вводит Марину и уходит.
Марина. (Радостно). Это опять вы!
Гутов. Это последний наш разговор, Марина. У меня для тебя хорошая новость.
Марина. Так говорите же скорее! Здесь любая новость – событие. Вот уж не думала, что жизнь после смерти настолько скучна.
Гутов. К тебе возвращается чувство юмора. Это замечательно. Ты выздоравливаешь.
Марина. Да, доктор говорил мне, что сумасшедшие не умеют шутить. Я думаю, это еще одно доказательство, что я не сошла с ума. А действительно умерла.
Гутов. Все изменится.
Марина. Когда?
Гутов. Скоро.
Марина. Вы сказали, у вас есть новости?
Гутов. Я видел твоего мужа.
Марина. Виктора?
Гутов. Да, его так звали. Он в точности такой, как ты его описала. И он просил тебе передать…
Марина. (Приближается и берет его руки в свои). Что? Что он просил передать? Не молчите!
Гутов. Он просил тебе передать, что у него все хорошо. Там, в загробном мире. Он по-прежнему любит тебя. И скучает. И еще… Он нашел вашу дочь. Теперь они вместе. Виктор заботится о ней. Поэтому тебе не надо ни о чем беспокоиться.
Марина. Он нашел ее? Среди умерших?
Гутов. Да. Ведь он тоже умер. А ты жива. Поэтому ты и не могла найти их.
Марина. Я уже начала догадываться об этом. По некоторым признакам. (После паузы). Но я хочу к ним!
Гутов. Виктор просил тебе передать, чтобы ты ни о чем не беспокоилась. И не спешила присоединиться к ним. Всему свое время. Они с дочерью будут тебя ждать. Столько, сколько надо.
Марина. Но почему? Почему?!
Гутов. Пока ты жива, ты будешь думать о них, молиться за них. И, может быть, твои молитвы будут услышаны. И тогда их вернут тебе.
Марина. Это правда?
Гутов. Но если ты покончишь жизнь самоубийством… В том, другом мире ты можешь их не встретить. Ведь они в раю. А ты попадешь в то место, которое люди называют ад. И между раем и адом непреодолимая пропасть.
Марина. Пропасть… Да, я понимаю.
Гутов. В эту самую минуту твой муж и твоя дочь смотрят на тебя с небес. Между вами существует незримая связь. И пока ты будешь жить на земле, она не разорвется. А когда умрешь – через много-много лет, – то воссоединишься с ними. Для них эти годы пролетят как один миг. И после этого вы будете счастливы всю оставшуюся вечность. Ты веришь мне?
Марина. (Нерешительно). Я… Я еще не знаю. Я хочу тебе верить, но что-то мешает мне. Я подумаю, можно?
Гутов. У меня нет времени на ожидание.
Марина. Я скажу тебе, когда ты придешь в следующий раз.
Гутов. Я не приду. Ты забыла, это наш последний разговор. Ты должна мне обещать сейчас.
Марина. Хорошо. Я обещаю тебе. Я не буду думать о смерти. И я буду молиться за мужа и дочь. Что еще ты потребуешь от меня?
Гутов. Это все. А теперь разреши мне тебя поцеловать. На прощание.
Марина. А мой муж… Он не обидится?
Гутов. Я спрашивал у него об этом. Он просил тебе передать, что прощальный поцелуй – это не грех. Это святое.
Марина. Тогда я тебя сама поцелую.
Марина робко целует Гутова в щеку.
Гутов. Прощай. И помни, что ты мне обещала.
Марина. Я не забуду. И тебя я тоже не забуду. А ты меня? Мы еще увидимся когда-нибудь?
Гутов. Да. Не в этой жизни, в той. Обещаю. Я найду тебя. Где бы ты ни была. А сейчас мне надо идти. Мне предстоит долгий путь.
Гутов уходит. Спустя некоторое время за сценой звучит выстрел.
Медленно гаснет свет. В то же самое время вспыхивают разноцветные прожекторы, освещая Марину. Она опускается на колени и молится. Выходят несколько человек – это пациенты клиники, все они в смирительных рубашках. Они берут женщину в полукруг. Вдруг их рубашки спадают, а за плечами появляются белоснежные крылья, наподобие ангельских. В руках загораются свечи. Они начинают петь. Прожектора гаснут один за другим. В полной темноте еще какое-то время раздается ангельское пение, словно удаляясь, пока не смолкает.
В оформлении обложки использован рисунок с https://pixabay.com/ по лицензии CC0.
