Вадим Иванович Кучеренко
Восхождение
В один из таких дней Игнат встретился со снежным барсом. Это вышло неожиданно и, наверное, поэтому он не успел испугаться. Только миновал изгиб скалы, и сразу же увидел зверя. Тот лежал в отдалении, возле густых зарослей, положив морду на передние лапы, и что-то жевал.
Заслышав позади себя тяжелое, прерывистое дыхание Игната, барс в один миг напряг свои расслабленные мышцы и уже в прыжке повернулся к человеку. Присел, оскалившись, готовый к новому прыжку.
Это был старый барс. Годы пообтрепали его когда-то белоснежную, с черными подпалинами шкуру, усы обвисли, глаза слезились. Из пасти, вымазанной чем-то зеленым, вываливался язык, тоже зеленый. Из-под него почти не было видно полустертых клыков. Зверь угрожающе рычал, а глаза его тоскливо и без ненависти смотрели на человека.
– Не делай этого, ирбис, – сказал вдруг Игнат и сам удивился тому, что разговаривает со зверем. Но уже не мог молчать. – Нам с тобой нечего делить.
Кисточки на кончиках ушей барса подрагивали, словно он вслушивался, но не в слова, а в интонации человека. Наверное, барс понял, что тот не собирается нападать первым. Мышцы, взбугрившие его кожу, обмякли. Он постоял еще немного в ожидании, пока человек уйдет. Но у того не было другого пути. И тогда уступил зверь. Большая дикая кошка в несколько грациозных, несмотря на возраст, прыжков исчезла среди камней.
Игнат подошел ближе к лежбищу барса. Здесь ветвилось какое-то неизвестное ему низкорослое растение с полу-обглоданными листьями. От них приятно пахло свежей зеленью. Игнат почти машинально оторвал один листочек, положил себе на язык, пожевал. Густой сок оросил его иссохшее горло. Захотелось еще.
Игнат обеими руками обрывал листья с неизвестного ему растения, засовывал в рот, глотал, почти не пережевывая, пил горьковатую влагу. Его тело, не слушая разума, властно требовало еще и еще этой пищи. Словно в нем внезапно проснулся дикий предок, доверяющий лишь своему инстинкту.
Так же вдруг Игната начало тошнить. Желудок, только что исправно поглощающий зеленую кашицу, теперь пытался избавиться от нее. Резкая боль пронзила живот, и Игнат упал на землю, выкрикивая проклятия и угрозы кому-то неведомому. Он подумал, что отравился и умирает. Спазмы скручивали его тело, и не было уже сил выносить эту боль…
Сознание вернулось в Игнату через несколько часов. Он лежал на спине и боялся открыть глаза, потому что не чувствовал своего тела. На миг ему показалось, что он уже умер.
Впервые за многие годы боль, живущая в нем и ставшая привычной, не беспокоила его. Игнат боялся поверить в это и чутко вслушивался в себя. Но боль молчала. Либо она покинула его совсем, либо хитрила, притаившись и выжидая. Но Игнат был признателен ей и за этот краткий покой, как жертва палачу за несколько дарованных перед казнью минут жизни.
Уходя, Игнат оборвал листья с двух или трех кустов, остальные не тронул. Он понял, зачем сюда приходил старый барс, и оставил ему.
В эту ночь Игнат впервые спал спокойным и глубоким сном, ничто не беспокоило его. Видение всех его предыдущих бессонниц не явилось ему.
Теперь Игнат полюбил не только дни в горах, но и ночи. Он чутко вслушивался в темноте в дыхание гор, в шепот звезд, в отзвуки текущего вокруг него времени, и понемногу начинал ощущать, как его оскудевшая душа наполняется всем этим. Однажды он понял, что забыл свое имя. Но даже не взволновался, просто не придал этому значения. Как и тому, что уже не помнил своего прошлого. Он был счастлив, если такое определение применимо к существу, не имеющему никаких чувств.
Но ему напомнили, кто он. Это случилось незадолго до того, как он должен был взойти на самую вершину.
– Ты напрасно хочешь забыть обо мне, – шептал ему сквозь ночь безжизненный голос.
– Я смертельно устал от тебя.
– Мы неплохо жили с тобой, вспомни, – увещевал его голос. – Ты имел все, что хотел.
– С тобой я жил так, как мне было легче. – Человек внезапно почувствовал ненависть к этому голосу и скинул бы его в пропасть, если бы это было возможно. – Не скрою, мне это нравилось. Ты учил меня, как избегать жизненных трудностей. Это по твоему совету я бежал от Анны. А оказалось – от себя. Это из-за тебя я лгал и изворачивался, изображал паяца перед всякими мерзавцами только потому, что от них зависело мое благополучие. А на самом деле – переступал через все то светлое, что было во мне заложено от рождения. Так было проще, да. Но живя в такой простоте, я потерял все и остался один. У меня нет даже внука, которого я бы мог взять с собой в горы.
– Я давал тебе только благоразумные советы.
– Но я не хочу больше следовать им.
И снова поток памяти хлынул в разбуженное сознание Игната. Он вспомнил себя на руках у деда. Свой детский и неземной восторг, который он испытал тогда, на вершине. Ни разу во все последующие годы он уже не переживал подобного. Да и не мог, потому что он лишь спускался с вершины. Шел к подножию, где его ждала смерть. И боялся повернуть назад, и даже оглянуться.
