Вадим Иванович Кучеренко
Пусть плачут мужчины
Воробьев. Все дело в том, что у тебя мягкое, как воск, имя Матвей. Оно располагает к уюту. Тебе больше подошло бы звенящее сталью Гай, Марк или любое другое из той же славной древнеримской когорты. Я так и вижу, как ты заявляешь: «Дикси!» – «Я сказал!», а воздух содрогается от восторженных криков бряцающих мечами центурий.
Плахов. К сожалению, когда меня нарекали Матвеем, родители этого не учли. Теперь уже поздно что-либо менять. Читайте!
Воробьев. (Читает вслух). «…чемпион мира среди профессионалов в полутяжелом весе россиянин Виктор Балуев». Ну, и что?
Плахов. Вам знакомо учение Ницше о воле к власти? Или само это имя вызывает в вас трепет?
Воробьев. С некоторых пор во мне не вызывает трепет ничье имя.
Плахов. Тем лучше. Так вот, согласно этому учению, в человеке изначально сильно желание превосходства над другими людьми. Оно преобладает над всеми остальными желаниями.
Воробьев. Мне кажется, весьма спорное утверждение.
Плахов. Это не утверждение, это закон природы. Как заявил старик Дарвин, извечная борьба за существование.
Воробьев. По-твоему, Ницше берет начало из Дарвина? Но ведь, насколько мне известно, сам Ницше отрицал дарвиновскую теорию естественного отбора. По его мнению, естественный отбор в природе и обществе способствует не лучшим, а наихудшим. Стадо, как он называл человеческий род, умеет лучше приспосабливаться и побеждает хитростью и числом, а не умом и силой.
Плахов. Это все слова. Если я вам скажу, что я президент России, вы мне поверите?
Воробьев. Пожалуй, нет.
Плахов. Потому что у вас есть достаточно фактов, опровергающих это заявление. То же самое и с Ницше. Что такое, по-вашему, его концепция сверхчеловека и мораль «падающего – толкни», как не перенесение на общество дарвиновской теории эволюции в природе?
Воробьев. Иными словами, ты хочешь сказать, что человек стремится быть первым, едва появившись на свет, уже в колыбели?
Плахов. Вот именно. Как кукушонок в гнезде.
Воробьев. Но зачем младенцу желать этого?
Плахов. Закон природы: тот, кто сильнее, имеет больше шансов выжить. Подсознание диктует человеку, как ему поступать. В целях собственной, как ему кажется, безопасности.
Воробьев. Но отсюда недалеко и до оправдания фашизма с его пресловутым культом сверхчеловека.
Плахов. А откуда, вы думаете, взялись «белокурые бестии» третьего рейха? Бедняга Ницше! Так извратить его мечту о возрождении идеала сильной и свободной личности.
Воробьев. Поэтому ты решил развенчать героев?
Плахов. Если мы бессильны против матушки-природы и не можем убить зло в зародыше, то давайте хотя бы не культивировать его. А для этого надо дать бой первым и доказать, что они ничуть не лучше вторых, третьих, десятых, просто им чуть больше повезло.
Воробьев. И боксер Виктор Балуев должен пасть первой жертвой твоего благородного намерения?
Плахов. Если хотите, называйте это так.
Воробьев. И под этим предлогом ты потребуешь от меня очередную командировку на край света за счет редакции?
Плахов. А вы будете возражать? Я вас не убедил?
Воробьев. Убеждать тебе следовало не меня, а Марию.
Плахов. А при чем здесь Мария?
Воробьев. Всего неделю назад ты вернулся из экспедиции. Если мне не изменяет память, ее участники спускались на катамаранах по горной реке.
Плахов. Мария любит меня и все поймет. Вы же знаете, Павел Васильевич, как мне повезло с женой.
Воробьев. Догадываюсь. И все же мне бы очень хотелось послушать ваш с Марией разговор по этому поводу. Может быть, я изменю свое мнение о женщинах.
Плахов. Так в чем же дело? Я приглашаю вас с Розой Львовной на ужин. И вы воочию убедитесь, что Мария – само совершенство. Тот идеал жены, о котором только может мечтать любой мужчина.
Воробьев. В твои годы мне казалось, что мужчина может мечтать только о свободе… (Встает). Впрочем, с удовольствием. Через часик мы с Розой Львовной подойдем к вам. Можно в пижаме?
Плахов. Какие могут быть условности, Павел Васильевич!
Воробьев уходит. Входит Мария с подносом, уставленным чашками.
Мария. А где же Павел Васильевич? Почему он не дождался чая?
Плахов. Я пригласил его с Розой Львовной к нам на ужин. Он придет с женой через час.
Мария. Вот и замечательно. Какой же ты у меня умница!
Плахов. Тебе нужна моя помощь?
Мария. Я сама справлюсь. А ты пока придумай, за что бы нам выпить. У меня припасена бутылочка хорошего вина.
Плахов. Есть прекрасный повод. Выпьем за успешное окончание моей будущей командировки.
У Марии из рук падает поднос.
Мария. Как, Матвей, опять?
Плахов. Мария, что ты наделала? Это же был дорогущий китайский сервиз!
Мария. (Равнодушно). Правда?
Плахов. Разве ты сама не знаешь?
Мария. Тебе его жалко?
Плахов. Но это твой любимый! Помнишь, я подарил его тебе на годовщину нашей свадьбы?
Мария. (Не повышая голоса). Будь проклят тот день, когда я вышла за тебя замуж.
Плахов. Что ты говоришь, Мария?!
Мария. Я не говорю. Я плачу. Лью незримые миру слезы. И знаешь почему?
Плахов. Нет.
Мария. Потому что мой муж – черствый эгоист. Просто чудовище в облике человека.
Плахов. Ты преувеличиваешь, Мария.
Мария. Мой муж – Рауль Синяя Борода.
Плахов. Это еще почему?
Мария. Своим бездушием он вгоняет меня в могилу. Я на глазах превращаюсь в старуху. Подумать только, недавно какой-то недоумок дал мне двадцать пять лет!
Плахов. Но, Маша, милая, ведь тебе уже тридцать…
Мария. Да каждый год, прожитый с тобой, надо считать за три, как на войне. Мне уже не тридцать, а пятьдесят, а выгляжу я и вовсе на все сто, не правда ли, Матвей Плахов?!
Плахов не отвечает и, опустившись на пол, начинает подбирать осколки от сервиза.
Мария. Что же ты молчишь, паршивец, или язык проглотил? Или, кроме китайского сервиза, тебе ничего не жаль? Ну, конечно же, моя разбитая и загубленная жизнь не стоит и гроша, так что о ней и горевать, не так ли, Матвей Плахов? Представляю, как ты заголосишь, когда что-нибудь случится с этой вот вазой. (Берет со стола вазу). Ведь она обошлась тебе в несколько тысяч рублей! (Бросает вазу на пол). Ах, какая жалость, разбилась! Почему же ты молчишь, Матвей Плахов? Вот и еще стольник пропал, и еще, и еще! (Методично бьет посуду, которую берет из шкафа). Это же ужас что творится! Все смешалось в доме Облонских… Ах, твоя любимая кружка погибла. Ну, уж ей-то точно цены нет. Почему ты не пытаешься спасти то, что еще возможно? Это только мою молодость уже не воротишь. Матвей Плахов, немедленно подавай на развод. Тогда будет считаться, что я побила свою долю семейной посуды. Ты на суде так и заявишь, когда начнут делить наше имущество. Кричи по восточному обычаю три раза: «Талак! Талак! Талак!» – и считай себя свободным от супружеских уз. Кричи же, ну, а не то я тебя разорю! Ты что, в рот воды набрал? Или тебе нечего сказать в свое оправдание? (Оглядывается). Вот и посуда вся кончилась, а мы еще не договорили… Но все равно, не рассчитывай, что тебе удастся отмолчаться. Сейчас я буду спрашивать, а ты отвечать. Честно и искренне, как на исповеди. И попробуй только соврать. Смотри мне в глаза!
Мария садится в кресло. Плахов стоит напротив с виноватым видом.
Мария. Матвей Плахов, скажи мне, ты помнишь, как десять лет назад заманил меня сюда?
Плахов. Мария!
Мария. Молчи! Отвечай только «да» или «нет».
Плахов. Хорошо.
Мария. Я сказала: «да» или «нет».
Плахов. Да.
Мария. Что «да»?
Плахов. Не знаю.
Мария. И я забыла… Ну, да ладно, начнем все сначала. Матвей!
Плахов. Да!
Мария. Ты помнишь, как ты ворвался в мою жизнь, вскружил мне голову и увез за тридевять земель от родного дома, от близких и друзей?
Плахов. Да.
Мария. Ты помнишь, как бросил меня уже через неделю после свадьбы? Ты уехал в командировку. В первую, но не последнюю за нашу совместную жизнь.
Плахов. Да.
Мария. И я тоже на всю жизнь запомнила свой медовый месяц. Никогда не забуду, как провела его в одиночестве в чужом городе, мыкаясь из угла в угол по пустой квартире и проклиная тот день и час, когда встретила тебя. Ты знаешь, как я тебя тогда ненавидела?
Плахов. Нет.
Мария. И ты не догадываешься, о чем я мечтала?
Плахов. Нет.
Мария. Так знай – я мечтала о том, чтобы отомстить. Ради этого я готова была даже изменить тебе.
Плахов. С кем?!
Мария. С кем угодно. С первым, кто попался бы под руку. Я так ненавидела тебя, что с легкостью сделала бы это. Но, к сожалению, в этом городе я еще ни с кем не была знакома. А идти на улицу и там предлагать себя первому встречному мне казалось стыдно и мерзко. Тебе повезло, Матвей Плахов, что ты встретил безнадежно порядочную девственницу.
Плахов. Ты жалеешь, что не сделала этого?
Мария. (Меняя тон). Хуже.
Плахов. Что может быть хуже?
Мария. (Тихо). То, что я не жалею об этом…
Плахов. (Обнимает ее). Мария!
Мария. Молчи, Матвей! Наверное, я просто дура, но я не раскаиваюсь в том, что удрала с тобой – ни тогда, в первый месяц, ни сейчас, спустя столько лет. Скажи мне, почему? По-моему, это загадка почище тайны Бермудского треугольника.
Плахов. Мне кажется, я знаю, почему.
Мария. Вот как? Ну, поделитесь же со мной!
Плахов. Отвечай мне. Ты помнишь те вечера, когда я возвращался из своих командировок и рассказывал о своих приключениях?
Мария. Да. После ужина мы гасили свет. Раздвигали шторы. Небо было густо усеяно яркими звездами.
Плахов. Ты слушала меня, затаив дыхание.
Мария. Мы шли с тобой по Млечному пути туда, откуда ты только что вернулся. И уже вместе мы переживали то, что до этого ты испытал один.
Плахов. И мы никогда не скучали вдвоем.
Мария. Мы просто не успевали наскучить друг другу.
Плахов. Теперь ты поняла, почему ты не изменила мне ни разу за все десять лет?
Мария. (Меняя тон). Ты уверен в этом?
Плахов. Я уверен в тебе.
Мария. Ну и напрасно. Во всяком случае, у меня еще все впереди.
Плахов. Ты не сможешь этого сделать.
Мария. Почему?
Плахов. Потому что я думаю о тебе каждую минуту, когда тебя нет рядом.
Мария. (Беззвучно плача). Но два выходных, проведенных дома, со мной, изматывают тебя. В понедельник ты спешишь на работу, как праведник в рай.
Плахов. Не плачь, Мария, я не могу видеть твоих слез!
Мария. Пойми, Матвей, я устала от вечного ожидания. Меня мучают всякие ужасы, когда тебя долго нет. А этот твой последний поход по горной реке на катамаране? Я чуть не поседела из-за этих проклятых порогов, каждый из которых мог сделать меня вдовой.
Плахов. Но ведь этого не случилось.
Мария. А ты что, хотел бы, чтобы я в свои… ну, не важно… стала вдовой?
Плахов. Что ты, Мария, такое говоришь!
Мария. Сначала выжал меня, как лимон, а теперь не знаешь, как избавиться? Не надейся. Я тебя и на том свете найду.
Плахов. Милая, я буду только счастлив. Клянусь: когда я вернусь на этот раз, то обязательно возьму отпуск и проведу его с тобой.
Мария. Обманываешь!
Плахов. Да чтоб меня ни разу больше в командировку не послали…
Раздается звонок в дверь.
Плахов. (Встает). Воробьевы!
Мария. А чем ты так обрадовался? Или тебе уже надоело со мной разговаривать?
Плахов. Тебе показалось, Мария.
Мария. Ну, иди, открой, что же ты стоишь столбом. А то умрешь от нетерпения.
Плахов открывает дверь. Входит Роза Львовна.
Роза Львовна. Это правда, то, что мне сказал мой Павел Васильевич? Вы пригласили нас на ужин?
Мария. Да. Мы желаем отпраздновать отъезд Матвея.
Роза Львовна. (Замечает битую посуду). А это что у вас такое?
Мария. А это мы уже начали праздновать.
Роза Львовна. Ну, конечно же, посуда бьется к счастью!
Мария. Счастья-то у нас хватает, а вот где посуду для ужина взять? Кажется, придется есть из кастрюли.
Плахов. Я сбегаю в магазин и куплю!
Роза Львовна. Зачем же так себя беспокоить…
Плахов. Для меня это пара пустяков!
Роза Львовна. …когда можно сходить к нам и взять все необходимое.
Плахов. Это неудобно. Я лучше в магазин.
Мария. Пусть идет. Вы разве не видите, Роза Львовна, что он уже засиделся дома?
Роза Львовна. Право же, зачем себя так утруждать. Да и магазин уже закрыт. Матвей, идите к нам, Павел Васильевич покажет, где что можно взять. А мы пока с вашей женой обсудим наши женские проблемы.
Плахов. Понял, удаляюсь. Но запомни, Мария – меня принудили! Сам бы я ни за что не ушел, даже на минуту не покинул бы тебя. (Посылает воздушный поцелуй и быстро уходит).
Мария. Ну, постой, Матвей Плахов! Ты еще об этом пожалеешь.
Роза Львовна. Я так поняла, что Матвей опять собирается в командировку?
Мария. Да.
Роза Львовна. Матвей очень добрый человек. Я была бы очень удивлена, если бы он, встретив несправедливость, прошел равнодушно мимо.
Мария. Особенно если он встретил ее на конкурсе красоты.
Роза Львовна. Вы уверены?
Мария. Еще бы! Вернулся домой сам не свой. Он же как ребенок, и скрыть ничего не умеет.
Роза Львовна. Верно говорят французы: во всех поступках мужчин ищите причиной женщину… Милочка, а вы раньше за ним ничего такого не замечали?
Мария. Вы имеете в виду женщин?
Роза Львовна. Ну, конечно же!
Мария. Здесь дело не в женщинах.
Роза Львовна. А в ком же?
Мария. А в том беспокойном духе искателя приключений, который обитает в Матвее. Если он не получает новых впечатлений, то начинает томиться и страдать.
Роза Львовна. Если все дело только в этом, тогда что же вы беспокоитесь?
Мария. А как бы вы повели себя на моем месте, если бы увидели такое? Постойте, я вам покажу. (Достает альбом с фотографиями). Вот эти снимки Матвей сделал в походе по горной реке на катамаранах. Его не было две недели. И если бы я знала, где он и что с ним каждую минуту может случиться, я не пережила бы тех дней.
Роза Львовна. (Рассматривая фотографии). Какой ужас!
Мария. Вот, видите, валуны перегородили реку и катамаран несет прямо на них. Если что, даже обломки не выбросит на берег… А вот катамаран почти взлетел над пенной грядой и сейчас ухнет в пропасть… А лица? Это разве человеческие лица?! Губы закушены, желваки на челюстях величиной с кулак, глаза вытаращены и кажется, что вот-вот лопнут от напряжения…
Роза Львовна. Это ужасно, милочка!
Мария. (Отбрасывает альбом). Как же я могу после этого спать спокойно? Да меня кошмары по ночам мучают!
Роза Львовна. А вы не пробовали укротить этот его беспокойный дух?
Мария. Легко сказать. Но как?
Роза Львовна. Я знаю одно средство. Действует почти безотказно. По статистике, девяносто девять случаев исцеления из ста.
Мария. И что же это за панацея?
Роза Львовна. Не знаю, подойдет ли это средство вам. Оно связано с риском.
Мария. У меня нет другого выхода. Говорите!
Роза Львовна. Вы должны вызвать в своем муже ревность. Даже ценой измены, если понадобится.
Мария. Я же люблю его!
Роза Львовна. Я не сказала – разлюбить.
Мария. Я понимаю, что женщине в моем возрасте и в моем положении не иметь любовника наивно и глупо. Но что делать, если после Матвея я ни в одном мужчине не могу рассмотреть каких-либо привлекательных мужских достоинств.
Роза Львовна. Вы не боитесь, что однажды призрак одиночества постучится в вашу дверь?
Мария. Неужели вы думаете, что это возможно?
Роза Львовна. Вы любите Матвея и боитесь его потерять?
Мария. Очень!
Роза Львовна. Мужчины это всегда чувствуют, милочка. И ведут себя безобразно, как восточные владыки в гареме. Они начинают перебирать женщин. Пока жена утопает в домашнем хозяйстве, они…
Мария. Идут на конкурс красоты и подыскивают там себе молодую длинноногую, безмозглую красотку.
Роза Львовна. Верно, милочка. Но как только мужчина начинает подозревать свою жену в неверности, все меняется в один миг. Уж поверьте моему опыту.
Мария. Но Матвей такой ранимый! Он даже подозрения в моей измене не переживет.
Роза Львовна. Не беспокойтесь, милочка. Не только переживет, но даже будет вас после этого на руках носить.
Мария. Я бы, конечно, была не прочь отомстить Матвею, но не таким образом…
