Они вернулись к полудню. Шторм заметно стих, но сизые тучи с прожилками молний продолжали застилать небо, предвещая новую бурю. Серафим спал, закутавшись с головой в одеяло и нимало не заботясь, что лодку едва не унесло в море, и лишь валун, который обнажила ушедшая вода, задержал ее. Его не стали будить. Иванко разжег костер, протянул к огню озябшие руки. Языки пламени быстро согрели их, не оставив и следа от ожогов на продубленных морской солью пальцах. Ян прилег рядом с костром, закрыл глаза, и было непонятно, спит он, утомленный, или грезит о чем-то. Проснулся Серафим, выбрался из лодки и, ежась от холода и ругая, на чем свет стоит, погоду, принялся готовить обед. Никто не отозвался на его приглашение, и он сам же и съел все. И опять лег спать. Серафим был похож на преданного пса, которому главное, чтобы хозяин был рядом, а все остальное можно перетерпеть.
Очнулся от своих дум Ян, присел у костра, спросил как бы между прочим:
– У тебя есть лопата?
– Зачем? – удивился Иванко.
Ян поморщился, но, сдержав вспышку раздражения, вызванную неуместным вопросом, ответил.
– Мне нужна ее сумка с бумагами.
Если бы лодка Иванко неожиданно дала течь посреди бушующего моря, это вызвало бы у него меньше волнения, чем эта просто сказанная фраза. Он с ужасом взглянул на молодого человека. А тот, упрямо сжав губы, смотрел в огонь, и на лице его, кроме отчаянной решимости, не отражалось ничего.
– Зачем? – совсем тихо спросил Иванко.
Лицо Яна выразило сомнение в том, надо ли отвечать, но мужчина преодолел его, надеясь своей откровенностью вызвать ответное доверие у Иванко.
– Собственно, мне нужна только одна бумага, – сказал он. – С планом, на котором обозначено место затонувшего неподалеку корабля. Трюмы корабля полны золота. Если бы мы нашли его…
Ян говорил отрывисто, даже зло, словно пытаясь убедить не только Иванко, но и самого себя. Однако Иванко не хотел понять его.
– Ты любил ее? – спросил он.
– Да, – мужчина ответил, не задумываясь, и глаза его были честны.
– Тогда зачем тебе золото без нее?
– Молчи! – мужчина внезапно вскочил на ноги и, схватив Иванко за отворот куртки, встряхнул так, что непомерно большая голова его беспомощно запрокинулась. –Что ты можешь знать о любви, морское животное? Делай свое дело и не суйся в мое. Не то я убью тебя!
– Убей, – просто ответил Иванко, не отрывая печального взгляда от бешеных глаз мужчины. И рука того вдруг безвольно разжалась. Ян сел у костра, молчал, тяжело дыша, словно выдыхал из себя клокочущую в груди ненависть.
Иванко сказал:
– Ее нельзя тревожить. – И добавил: – Ночь мы переждем на берегу, а наутро уйдем с острова.
День кончился. Солнце, перед закатом ненадолго выглянувшее из-за туч, окрасило окраину неба в зловещий багряный цвет, одинокие чайки поспешили к берегу, тревожно крича. Иванко привычно замечал эти приметы, но не сказал никому ни слова.
На ночь они расположились вокруг костра. Серафим, отоспавшийся за день, подбрасывал в огонь ветки и что-то напевал себе под нос. Под эти монотонные звуки веки Иванко отяжелели. Последнее, что запомнилось ему перед тем, как он провалился в черную бездну, был Ян, издававший могучий храп по другую сторону костра.
Проснулся Иванко посреди ночи от холода. Серафим безмятежно спал. Костер догорал. Место, где прежде спал Ян, было пусто…
Ян торопился. Ему было страшно как никогда в жизни. Целую вечность тому назад он отбросил в сторону крест, и начал широким рыбацким ножом, который он нашел в лодке Иванко, разрывать могилу. Пот потоком заливал его глаза, разъедая их солью, руки с обломанными на пальцах ногтями кровоточили, но он не прекращал свою адскую работу ни на мгновение. И вдруг нож наткнулся на что-то более твердое, чем рыхлая земля, вошел в него и застрял. На ощупь это было человеческое тело. Ян вскрикнул и услышал в ответ крик ужаса, словно его голос отразился от скал и вернулся к нему эхом, неузнаваемый и пугающий. Из окружающей Яна ночной тьмы вылетел камень и, скользнув по его голове, улетел в пропасть, которая начиналась в нескольких шагах. Ян выхватил револьвер и, уже почти в беспамятстве, всадил все пули в безмолвную тень, выросшую за своей спиной. После одного из выстрелов призрак застонал и упал у его ног. Ян склонился над ним и сквозь нахлынувший кровавый туман увидел распростертого на земле Иванко. И упал на него сверху, потеряв сознание.
Беспамятство Яна длилось недолго. Камень, брошенный дрогнувшей рукой рыбака ему в голову, только слегка задел его, не причинив серьезного увечья. Зато сам Иванко, раненый в плечо и ногу, был абсолютно беспомощен. Он лежал, закрыв глаза, чтобы не видеть происходящего, и только иногда из его груди вырывался слабый стон, доказывая, что он жив, и безумству Яна есть свидетель.