Вадим Александрович Климов
Свободные пьесы
БОЯН. Пойду, мне надо много успеть. Миша, она не помешает?
ДУНЯ. Не помешаю. Я в туалет отойду. Слава, там уютно?
СЛАВА. Необыкновенно уютно и спокойно, я сразу заметил.
ДУНЯ. Вот и место покоя. Идите уже не тяните.
МАША. (В сторону Даши.) Иди поцелуй его.
ДАША. (Подходит к Мише.) Можно, я тебя обниму? Ты такой здоровский. Хороший, я бы на тебя всю жизнь смотрела, ты прям светишься весь, это же какое понимание сверхчеловечности. Я понимаю, мы не увидимся, у нас ничего не будет, а я бы могла для тебя. Спасибо. Ты такая радость для меня. Я буду тебя помнить, я тебя нарисую. Я плачу, но это не от жалости, это от другого.
МАША. (Оттаскивает Дашу.) Не плачь, это не надолго. (Обнимает Мишу.) Прощай, ты такой славный, ты ей нравишься, и я бы могла быть с вами, но ничего не поделаешь, ты решил. Я по правде горжусь тобой, я раньше, оказывается, ничем не гордилась, а теперь знаю, что такое гордость. Вот ты – моя гордость. Будешь всегда таким. Ты правда, хороший. Я вижу. Ну, пока. Пошли, Дашка, поплачем о нем.
ЛЮДМИЛА. (Протягивая руку.) Всего доброго. Хотя о чем это я. Вы, Миша сильный, на такое не каждый способен, Я много сильных видела, но вы еще молодой, и уже так много решили сделать. Может, что кому передать? Я могу. Почитаю ваши книги обязательно, я обещаю. Спасибо вам от меня и от всех, кто поддерживает нас. От лица тех, кто верит, кто сам не смог, но хотел. А такие есть, и мы не одни. Когда мы готовили, когда акция столько лет, и я, и все кругом – мы так благодарны и хотели бы, что бы вы в этот…
АРАМ. Людмила. Закругляйтесь.
ЛЮДМИЛА. Всего вам, спасибо вам. Как могла. Жаль, без цветов, упустила. Извините, пожалуйста.
АРАМ. Достаточно. Миша, мы на «ты», помнишь? Ты все понимаешь, все знаешь, твой поступок для меня непостижимая смелость и достоинство. Такие, как ты, это пример жизни, пример всем, а мне – на все времена, такая высота. Я всегда буду помнить и знать, что у меня есть такой друг, и ни когда не скажу «был». Ты в моем сердце, ты для меня ориентир. Верю тебе. Давай, будь до конца.
МИША. Как скажешь.
СЛАВА. Да, я присоединяюсь к сказанному ранее. Арам и предыдущие товарищи, всё правильно сказали, ты ориентир, гордость, и друг, и цель. Ты будешь много значить для будущих поколений, я, и моя семья, а это главное чтобы семья и все понимали, что не напрасно. Столько времени, столько трудов и столько людей для всего этого, что ты. А я во всем этом тоже принимал участие, и, конечно, мне трудно так сразу расстаться, ведь я, можно сказать, привел тебя и мы тут были первыми и значит, я больше значу для тебя и ты для меня. Хотя ты для всех, ты за всех, и это важно. Пока, спасибо. Буду помнить.
БОЯН. Анжела, Люций, вы скажете?
АНЖЕЛА. Попозже, сам сначала.
БОЯН. Миша, по-простому сказать, послал бы ты всех нас и остался один. Одиночество это ты и никак по-другому, не спорь с собой. Вот в чем проблема – спорить с собой. Это же не целостно. Только представь – спорить с собой. Сомневаться в необходимости действия поступка – это я понимаю, понимаю, когда взвешено, когда анализируется ситуация и принимается решение. Но когда в споре с собой, что уже абсурд, приводится аргумент «я так хочу» – кто я? Тот первый, тот второй, третий – ты со сколькими собой споришь? Если вы все сидите вокруг тебя и спорите с самим собой, мне это кажется неразумным. Разум, вот к чему я призываю, и в первую очередь тебя. Мне все равно, почему ты решился на такой подвиг. Ты орудие, ты инструмент, необходимый в деле, и это не мое дело, это общее дело. Это как корабль плывет, чтобы понятнее: есть капитан, есть моторист, есть кок и штурман, каждый что-то делает. Я в этом деле тоже что-то делаю, и где-то есть капитан. Только не думай, что я капитан, а ты моторист. Ты сегодня вообще затычка, которую выдернут – и все сольется. Или наполнится, это кому как удобно. Действуй и не спорь с собой. Пока, я пошел.
АНЖЕЛА. Вот сколько всего сказал, а главного не произнес. Не произнес своей клятвы, нет у него верности.
ЛЮЦИЙ. Зато уверенность есть.
АНЖЕЛА. У всех что-то есть: гордость, уверенность, даже преданность могла быть, а любовь где? Любовь, которая двигает людьми, их странными поступками? Еще в детстве читала про любовь и думала: зачем сейчас он бежит за ней, зачем прыгает с обрыва, когда можно прийти завтра с цветами, со свежей головой, нарядным, с улыбкой и сказать эти простые слова – я тебя люблю? Миша, я вас люблю. Люблю, и все.
ДУНЯ. А удовольствие от секса получаешь с другим.
АНЖЕЛА. А причем тут любовь? Дуня я и тебя люблю и Люция люблю, и вас всех люблю. Выглядит это странно: чуть тронутая умом тетка всем говорит про любовь. Я отделяю любовь общую, как чувство благородное, от любви плотской. Тебе, Миша, предстоит сделать такое, что может нас изменить. Я бы хотела изменить в первую очередь любовь, чтобы она была чувством радости, а не желанием. Делай, Миша, то, на что способен. Ты один на это способен, никто другой из тех, кто здесь, на такое не пошел. За это люблю тебя еще больше. Я полюбила тебя, как только увидела, а узнав, на что ты решился, – полюбила еще больше. Живи с любовью.
ДУНЯ. Любовь. Когда об этом так много говорили, то мало делали.
АНЖЕЛА. Это потому, что не знали, что любовь – это просто любовь, а не право обладания. Вот и растворилась, забылась любовь.
ДУНЯ. И что, если ее возродить, то все будет хорошо или по-прежнему? А как ты хочешь ее возродить, в каком виде?
АНЖЕЛА. В настоящем, в истинном.
ДУНЯ. И опять будет воина.
ЛЮЦИЙ. Опять будет война. Воина не кончится, пока не кончатся люди. Если у него все получится, то войны не будет. Любви не будет. Нас не будет. Всех не будет. Останется мир сам по себе.
БОЯН. На это и надежда. Ну, пошли.
(Все выходят, остаются Дуня и Миша.)
ДУНЯ. Может вернуть кого-нибудь? Ты вообще как после всей этой церемонии прощания с героем? Не порвало от значимости задуманного? Ты подожди героически надрываться, я еще чаю выпью, посмотрю в окно на мир или тебе не терпится?
МИША. Я не спешу.
ДУНЯ. Вот и славно, трам-пам-пам. Я, было, подумала, что весь этот балаган на тебя сильно подействовал, и ты сейчас рванешь. А поспешишь – можешь и напортачить, хотя, как я понимаю, дело не хитрое, просто страшно. Самоубийца, например, только за себя безответственный. Он ответственность на других переносит. Кто-то должен ответить за самоубийцу, вдруг его довели, вдруг не сам? Знаешь, самоубийц по закону не кремируют? Чтобы, если сомнения возникнут, – откопать и проверить. У нас совсем другая история, да?
МИША. Другая.
ДУНЯ. Вот и посиди, а я поговорю, старая клуша. Так по-старушески побурчу, расскажу тебе, как молоды мы были, как верили, а некоторые любили. За любовь пусть Анжела отвечает, а мне всегда интересно было, как люди врут. Смотрит в глаза – и врет, и так уверенно это делает, какой там народный артист! Врет так, что это не игра, не искусство – это вера в собственное вранье. Я говорила, что завиралась, сама верила. А ты не врешь сейчас. А какая разница: врешь, не врешь, все уже решено. Или ты им соврал, что решено? Они сейчас идут и думают: а если он соврал? И зачем с ним эта старая перечница осталась? Что она ему сейчас наговорит? А если скажет то, что не надо? Каждый думает, что не надо тебе говорить, что ты можешь передумать. Они не верят тебе. Я поспорить могу, кто-нибудь вернется, даже догадываюсь, кто. Но я не пущу. Ты думаешь, зачем я тут осталась? Ага, чтобы не пущать.
МИША. Почему?
ДУНЯ. А вот и сомнения в вопросе. Потому что, Мишаня. Потому что ты или ищешь, как отказаться, или ждешь чего-то. А чего ты ждешь, что тебе надо, я могу только догадываться. Смотрю на тебя и вижу: в смятенье юная душа. О какой душе я говорю? Нет ее, все это придумали недалекие людишки, чтобы оправдать проблемы с психикой. Спроси тебя о боге – и ты начнешь молотить всякую библейскую ерунду, а спроси тебя о себе – и ты начнешь изворачиваться и рассказывать, что ты о себе думаешь. Что ты скажешь богу, когда окажешься перед ним? Большинство говорят: прости, Господи. За что прости? Значит, грешил, гневил? Так получай, а не выпрашивай милостыню, что ты все время у него просишь. Ты по образу и подобию или ты неполноценная модель? То есть, он тебя сотворил, но всеми функциями не наделил, вот он какой коварный? Как так? Человек равен создателю. Я бы сказала: давай я буду богом. По идее, мы с тобой к этому и стремимся. Если все получится, то бога не будет. Нет людей – нет бога.
МИША. Пусть будет так.
ДУНЯ. Мы еще посмотрим, будет, не будет. Тебя одного оставить я не помешаю? Голубей подать?
МИША. Не знаю. Сам возьму.
(Ставит на стол клетку с двумя голубями.)
ДУНЯ. Как в сказке. Символы надо иметь, и знать, как ими пользоваться. Мне даже не приятно на это смотреть. Как представлю, так воротит, а ведь не брезгливая – и жёпки подтирала, и блевотину убирала, и реки кровищи видела. А сейчас представлю, как ты это будешь делать, – и противно. Может, от того, что понимаю: больше ничего не будет.
МИША. Страх.
ДУНЯ. Нет, не страх, а тошнота, как от нечистот. Пойду я в туалет. А ты решай, сейчас или еще потянешь.
(Уходит.)
МИША. Голубки. Придумали, надо так. Не приятно. Почему нельзя, например, чашку грохнуть? Это же просто – бабах и кранты. Нет, надо живое собственными руками. Ритуал хренов.
СЛАВА. Миш, это я, Слава, я тут через окно лезу, не бойся. Я подумал, может, тебе поддержка нужна, ну что я буду идти и ждать, лучше уж посидеть, с тобой. А Дуня где?
МИША. В туалете.
СЛАВА. Ага, пусть сидит. Ушла, что бы не мешать, что ли? Я не помешаю, я поддержать хотел, вдруг сомнения какие, или она на тебя набросится, кто ее знает. Мне кажется, она из ума выжила. Давай я, если что, помогу. Что делать?
МИША. Она знала, что вы вернетесь. И не смогла остановить. Все кончено, ничего не получится. Надо было раньше говорить.
СЛАВА. Как не получится? Надо до конца, мы все только об этом и мечтали, как ты, раз – и все. Я вернулся помочь.
(Входит Дуня.)
ДУНЯ. Первый всё же проник. Не успела я. Иди отсюда, давай. Вали.
СЛАВА. А что это я? Ты тоже давай вали. Давай закроем его снаружи и все, пусть делает.
ДУНЯ. Давай закроем и будем ждать, да? Ты мне рассказывай, что помогать пришел. Ты хочешь примазаться. Пойми, не будет ничего людского, не к чему примазываться будет, ни к смерти, ни к жизни. Так что иди, смотри в поле, найди звезды или луну. Можешь ждать восход или закат – вот они будут, а тебя нет в этом мире.
СЛАВА. А если другие вернутся, ты их тоже выгонишь или кого-то оставишь? Этого Арама или Баяна, они же главные?
ДУНЯ. Не пущу, даже девок не пущу для прощального минета.
СЛАВА. А почему ты? Давай я. Ты иди, тебе надо, какая разница: ты, я или кто другой?
ДУНЯ. Вот именно, какая разница? Только он может это сделать и никто другой.
СЛАВА. Он не избранный какой-нибудь, он такой же, как я.
ДУНЯ. В принципе, да, только тебе никто не доверит, ты будешь трагедию ломать, а он раз – и все. Так задумывалось. Но, чувствую, опять не получится. Ты уже припёрся, щас еще кто-нибудь придет и скажет: я не все сказал, я хочу. Вот это «хочу» человека и губит. Мы все время хотим то так, то этак. Решили, что больше не быть желаниям, потому что они единоличные. Человек для себя хочет, даже здоровье близким желает, что бы самому не беспокоиться. Ты видел хоть одну дуру, которая скажет: милый, давай я тебя покалечу и буду за тобой ухаживать? Ага, нет, дорогой, живи, а если со мной что случится, – ты будешь за мной ухаживать. Так что покончим сегодня с человеческим эгоизмом. Уходи.
СЛАВА. Ладно, я уйду, и ты уходи, ты можешь снаружи караулить.
ДУНЯ. Еще чего, в эти последние мгновения я, как дура сторожиха, буду вокруг дома ходить и в свисток свистеть. Чтобы идиот какой спросил, как пройти в библиотеку. Я на диване подожду.
(Голос за дверью.)
МАША. Куда ты ломишься, Даш, не надо. Ты пойми, ему одному надо быть.
(Входит Даша.)
ДАША. Это тебе кажется, а я сердцем чувствую, что ему нужна моя поддержка в такой момент. Надо глаза видеть, глаза того, кто любит, я сейчас поняла, что любовь не заменить. Не называй это привязанностью – как я могла за пять минут привязаться, я полюбила. Он же такой беззащитный.
(Входит Маша.)
МАША. Скажи еще «котик».
ДАША. Нет, не котик. Он открытый, совершенно беззащитный, и они взвалили на него это, потому что он не смог отказаться.
ДУНЯ. Вот и девочки пришли. Славик, можешь уже и не уходить.
МАША. И как ты будешь его защищать, от кого? Ты скажешь, что не надо, не делай, они тебя используют, и пойдем, милый со мной жить, детей рожать и пальма у моря? Ты кончай, а то я разорву тебя, как клизму.
ДУНЯ. Маша, девочка, не стой на пути, они возродили любовь. Стоило Анжеле сказать это слово, как оно пробудило желание. Она убьет, даже не спросит: а дорогой ты меня любишь? Хватит того, что она его любит. Интересно, что он ответит.
ДАША. Мне не нужен его ответ, мне надо быть рядом.
МАША. Потом, однажды ты скажешь ему: ты не замечаешь меня, я для тебя никто.
ДАША. Такого не будет.
ДУНЯ. Будет, это со всеми бабами случается. Маш, ставь чай, сейчас остальные подойдут. Пусть эта влюбленная сидит у его ног. Бедный, бедный Миша.
ДАША. Да, он бедный, но сильный, он все равно сможет.
СЛАВА. Сможет, мы поможем. Жаль Строганов не пришел, он бы помог.
ДУНЯ. Мне уйти захотелось, не могу смотреть на этот психоз. Уже ничего не будет, он не станет. Все, конец.
ДАША. Почему конец? Еще все впереди
ДУНЯ. Это у тебя впереди, а тут конец. Вечером он напьется, утром будет страдать, а потом обвинит тебя в том, что ты не дала ему сделать в жизни самое главное, ты во всем виновата. А по пьянке он будет тебя бить. Маш, мне можешь чай не делать. Пошла я.
МАША. Я бы тоже пошла, но мне, надо подождать. Может, одумается, и я ее заберу.
СЛАВА. Нет, не конец, сейчас мы все сделаем. Нам никто не помешает.
ДУНЯ. Дурак ты, Слава, он один должен был, в этом суть идеи. Пока, пойду я.
СЛАВА. Иди, мы сами справимся.
ДАША. Да, можете идти, в принципе, вы тут и не нужны были. Все были нужны: Слава открыл дом, мы принесли информацию, Баян расшифровал, Арам организовал, даже Люда документы вела, а ты зачем?
ДУНЯ. А я в дырочку подглядывала.
(Входит Людмила.)
ЛЮДМИЛА. Меня послали проверить. Так и предполагали, что кто-то вернется и все пойдет не по плану. Было решение, всем сказано. Теперь я должна доложить.
ДУНЯ. Докладывай, но делу не поможешь.
ЛЮДМИЛА. Он придет и разберется. Так положено.
СЛАВА. Смотрю я на эту ситуацию и думаю, не правильно я выгляжу, каким-то истериком и психопатом. Я на самом деле другой – спокойный, рассудительный. Меня за это жена хвалит, и на работе ценят, говорят, вы такой степенный и внимательный. Что я так разволновался, веду себя как абитуриент. Что может произойти, если даже пошло не так? Какая разница, процесс запущен, мы можем опять все уйти, если надо делать одному, или выйти на кухню, спрятаться в туалете. Не понимаю, в чем проблема. Даша, вы выйдете со мной, и Маша тоже? Людмила, если все выйдут, то все еще можно сделать, процесс обратим или мы что-то нарушили? Думаю, ни чего мы не нарушили, и во времени не ограничены. Нигде не говорилось, что точно во столько должно произойти. Мы могли дольше пить чай, а потом разойтись. Надо остановится и подумать, а не пороть горячку. Я поддался панике. Может, от того, что захотелось все сохранить, ведь столько было затрачено сил? Я когда вышел, подумал: а жалко мне или не жалко? Что я жалею? Работу? Семью?
МАША. Слав, а ты работаешь, чтобы семью содержать или семьей живешь, чтобы работать? Если бы не было у тебя семьи, ты бы так же много работал? А если бы не было работы – ты бы женился, детей завел? Я сейчас думаю: что хочет мужчина в такой ответственный момент? У тебя сейчас ответственный момент? Хочешь все дела сразу доделать или с семьей побыть, обнять детей, поцеловать жену или что еще? Ты столько говорил про семью, она тебе зачем? Сексуальные потребности, социальная ответственность? Ты бы смог сейчас со мной пойти? Понимаешь, я думаю, что тебе надо со мной пойти, мне надо помочь. Я тоже думала, когда вышли, у Дашки перемкнуло, говорить с ней невозможно. Я думала, что сейчас так хочу, чтобы рядом был мужчина, и о тебе подумала. Если вернуться, думаю, подождать – придет. А потом думаю: если вот так просто предложить отойти в спальню, – то испугается. Я, конечно, могу вздыхать как заправская актриса. Поводить грудью, чтобы заметил, короче, могу, затеять это блядство. Но смысл, когда все кончается? Не проще договориться? Ты привлекателен, я чертовски привлекательна, в другое время такого не скажу, даже пьяная, а сейчас просто далось. Пошли, Слав. Пусть они поговорят.
ЛЮДМИЛА. Что это вы?
МАША. Люд, а Люд, что ты кипятишься? Подожди, придет кто-нибудь. А не придет – иди сама, мы разберемся теперь. Слава сказал, поможет, он мужчина ответственный.
(Входит Арам.)
АРАМ. Все пошло наперекосяк. Как только нет центрального руководства, начинается инициатива, и она все губит. Человеческий фактор, как говорят умники. Все было бы на земле хорошо, если бы не человеческий фактор. С чем боролись, на то и напоролись. Как решить этот вопрос, вы не способны мыслить, вы начали чувствовать, и желания победили. Я могу вам приказать, но не мой это метод. Глупо, столько готовились – похоть и жалость, разрушили такую комбинацию. Я знаю, что делать. Как вариант – ничего не делать. Мне хорошо, я уже нашел себя и у меня большое будущее, что скрывать, за меня все решили родители. Большой кабинет, отличная компания. Я смотрю на мир из окна автомобиля, мой мир деловой квартал. Я нотариус, я всегда нужен. Я даже разориться не могу, потому что все заверено, у меня нет денег, это ваши деньги, я узаконил ваш мир. Я вижу всю эту возню человеческую и хотел избавить вас от этой мелочи, но вы, люди, такие ничтожные в своих желаниях и страхах. Как я быстро отделился от вас! Потому что так и есть: я отдельный, мне не нужен мир, он ваш, вы его построен таким страшным. Людмила, уничтожайте документы, уходим. Мне жалко, не пойму почему, но жалко. Жалко хорошо спланированное дело, которое не получилось. Я с вами как спортсмен, который тренировался, вышел на старт и проиграл. Такая глупость. Я могу вам сказать: у вас есть индивидуальная возможность изменить мир. Вычеркнуть себя. А вот и Баян. Что скажешь?
БОЯН. Ничего не надо говорить. Я сидел на лавке, и мимо прошла Дуня, стало понятно, захотелось посмотреть, как вы тут дерете кто за что. Только подошел – слышу, ты говоришь, а все молчат. Что кому надо, еще не понял.
ЛЮДМИЛА. Мне ничего не надо, я устала, я сегодня столько делала, была готова, и как выдрессированная мартышка – приносила, уносила. Что происходит, спрашиваете? Не справились, мир хотели исправить, а у девочки любовь проснулась. Все время так, у одной зачешется – и накроется всё. Почему они не могут потерпеть? С чего она решила что нужна ему? Он сказал тебе?
БОЯН. Значит Даша. Жаль, что мы ликвидируем предателей. Сжечь после прочтения и нет проблем. Какая прелесть эти влюбленные женщины, ткни ее сейчас палкой, она и не заметит, а кинь в него камень – разорвет в клочья. Где рассудок? Даша, мы не нужны, мы совсем никому не нужны никогда, все могут без нас, только мы не можем без них. Мы освобождаем мир от себя, а не себя от мира. Зачем тебе его жалеть? Ты сейчас нас слушаешь, насупилась, готова защищаться, но от кого? Если хочешь ему помочь, его уже не надо защищать.
ДАША. А вы думаете, так просто это сделать? Он столько дней был один, думал об этом, нес в себе, его разрывало. Ему, может, одно слово и надо сказать. Он почему молчит? Потому что боится. Боится, что начнет говорить – и не решится. Оставьте нас в покое. Слав, идите, помогите Маше.
СЛАВА. Знаете, я сам решу, кому помогать. Маша не перебивайте меня, и не торопите, я хочу сказать. Вы решили, что так надо, я согласен с вами – так надо, мы собрались, зная, что пора заканчивать и не мучится. Мир устал от человека, я воспринимал мир только через свое человеческое желание, и когда окончательно понял, что человек лишний, – согласился. Сейчас вы правы во всем, идите отсюда, дайте ему, мы сами разберемся.
МИША. А почему их два?
АРАМ. Что?
МИША. Почему голубя два?
БОЯН. Эта мистика. Один – символ, ты, допустим, можешь разобрать, кто из них символ: голубка или голубь. То есть, если голубь гибнет, то она от тоски умрет, но сначала может оставить яйцо. А если она гибнет, и он от тоски погибает, от того, что не сможет продолжить род. Это мифология, только ее никто не рассматривал до конца, а мы вынуждены были просчитывать все варианты.
МИША. А если это два голубя или две голубки? Ты умеешь их различать?
БОЯН. Не умею.
АРАМ. И что из этого? Это не имеет смысла, это ритуал. Он сложный, во многом не понятный непосвященным, но это сработает, только нужно сделать. Даша, мы должны уйти.
ДАША. Наверное, надо. Ты понимаешь – надо, оставить тебя одного, надо перешагнуть через это. А я уже много поняла, я поняла, что мы созданы друг для друга, что наш мир это дом на берегу, что дети бегают, лодка качается на волнах.
МАША. Ты поливаешь газон, а ты стираешь простыни, на которых спали туристы. Даша, иди, подожди нас.
БОЯН. Надо уходить. Даша, вы с нами.
ЛЮДМИЛА. А эти как?
СЛАВА. Мы тоже идем. Пойдем, Маша.
ДАША. Как грустно.
(Уходят. Миша остался один. В руках у него голуби.)
МИША. Сказать сейчас? Или молча? Интересно, а как долго все будет кончаться?
(Входят Анжела и Люций.)
ЛЮЦИЙ. Мир просто устроен: выключи свет – и мира не станет. Только выключи для всех.
АНЖЕЛА. Не пугай его. Миша, не бойтесь, мы не стали далеко уходить и видели, как все вернулись. Нам от вас ничего не надо, это наш дом. Мы иногда приходим, вспоминаем, как думали, как решили уйти. Думали уйдем из мира, и он нас не достанет. Хотелось быть вдвоем.
ЛЮЦИЙ. Понимаешь нас? Мы бы хотели сейчас, когда все так рядом, когда немного осталось, и не надо будет мучиться, избегать, прятаться, стараться, чтобы тебя не трогали… в это счастливый день остаться дома. Мы тоже люди и привыкли к нему. Ты бы не мог предупредить, чтобы мы подготовились?
МИША. Ваш дом. И у вас есть дом. У всех что-то есть, всем что-то жалко, все тратили время, старались, жертвовали. Даже этот Арам жертва. Все жертвы, все его жертвы.
АНЖЕЛА. Ты про кого?
МИША. Про мир. Я могу, вы собрались, я чувствую есть во всём моя ответственность надо сказать: зачем вы на земле? Вы, со своими болячками? У всех есть желание. Я потакаю вашим желаниям. Живите и мучайтесь. Даже эти голуби которых я украл в цирке не выживут без меня. Оставайтесь людьми, это такая гадость. Даже заговор пропукали. Летите, голуби, летите. (Уходит.)
АНЖЕЛА. Вот, свет мой, и конец. Гаси лампадку.
ЛЮЦИЙ. Да, ангел мой.
Конец.
