– Ну, брат, это ты уж оставь! – удерживали его другие. – Если тебе свободы критики захотелось, так езжай в Турцию.
– Как никак, господа, а надо будет годить, – серьезно сказал старейший из нас. – Ничего не поделаешь. Если нас и из театра выставят, о чем мы тогда (писать будем?
– Да, правда? О чем тогда писать?
– Опять о конституции в Турции?
– Опять о революции в Персии?
– Опять о синдикатах во Франции?
– Опять о либералах в Англии?
– Опять о германских партейтагах?
И все вдруг замолкли, грустно повесив носы.
– Да, господа, – сказал после минутного молчания наш шеф, – театр наша последняя карта. Если г. Марджанов[4] прочтет нам киевский «билль» о правах, у нас ничего не останется… кроме холеры…
Мы все заволновались и вскочили с мест.