В. П. Эфроимсон
Генетика этики и эстетики
3. С чего начинаются человек и человечность
Согласно материалистическому пониманию, определяющим моментом в истории является в конечном счете производство и воспроизводство непосредственной жизни. Но само оно опять-таки бывает двоякого рода: с одной стороны – производство средств жизни: предметов питания, одежды, жилища и необходимых для этого орудий, с другой стороны – производство самого человека, продолжение рода.
Ф. Энгельс
И в концлагере бывают минуты счастья. Это не понять живущим на воле, как им и не понять силу дружбы, связывающую хефтлингов.
М. Майерова
Понятие самоотречения не есть самоотречение от личности, а есть отречение лица от своего эгоизма.
Вл. Соловьев
От австралопитеков и питекантропов раннего палеолита нас отделяет 500—200 тыс. лет, от неандертальцев среднего палеолита – 200—40 тыс. лет, а современный человек появился 40—13 тыс. лет назад (поздний палеолит); от 13 до 5 тыс. лет отделяют нас от мезолита и неолита и примерно 5 тыс. лет длится историческая эра. Одно поколение длится около 25 лет, и мы отделены от нашего звероподобного предка всего десятком тысяч поколений.
Что мог за это время сделать естественный отбор?
3.1. Понятие о каналах эволюции и об ортогенезе
Эволюция вида одновременно идет в разных направлениях, но с очень разной скоростью. Молекула гемоглобина человека, отделившегося от своего общего предка с гориллой несколько миллионов лет назад, отличается от молекулы гемоглобина горилл лишь одной кислотой из 147, входящих в состав бета-цепи гемоглобина. Но в десятки раз большее время потребовалось, чтобы из тапирообразной морды вырос хобот слона и сформировалась шея жирафа, открывшая виду, устремившемуся по пути ее удлинения, массу листвы, недоступной другим нелазающим млекопитающим. Эволюция вида идет направленно, по определенному видовому каналу.
В сохранении жизни различных подвидов и пород тутового шелкопряда решающее значение приобрела регуляция числа поколений (вольтинности), развивающихся в течение года, так как в отсутствие этой регуляции вылупляющиеся гусеницы оказывались без корма, а выходящие из кокона бабочки откладывали яйца, обреченные на гибель; с другой стороны, в условиях тропиков лишнее четвертое, пятое, шестое, седьмое, восьмое поколение давало возможность решающим образом обогнать по темпам размножения подвид или породы, дающие меньшее число поколений. Естественно, что вольтинность «обросла» множеством корреляций, например, с темпами эмбрионального и гусеничного развития, с числом и размером откладываемых яиц, размерами тела, с устойчивостью к условиям температуры и влажности, со сложной системой нейрогуморальной регуляции, стрелочно направляющей развитие следующего поколения в разных направлениях – в направлении ли перерыва развития на эмбриональной стадии, или в направлении ее завершения и выхода гусениц.
Однажды создавшаяся система корреляции определяет и основные направления, «каналы», «туннели», движением по которым вид будет в дальнейшем реагировать на отбор.
Тутовый шелкопряд под влиянием отбора, направленного по каналу его эволюции, способен за десяток поколений пройти путь наследственного сдвига от огромной бабочки с коконом, весящим 3 г, до карликовых «подвидов» с весом в 6—7 раз меньшим (но одновременно, и, главное, дающих вместо одного поколения за год три, четыре, пять поколений).
Возникает лишенный всякой мистики ортогенез, направленность эволюции, и Вавилонским гомологическим рядам наследственной изменчивости начинают соответствовать гомологические корреляционные сдвиги под действием отбора.
Широко известно, например, непрерывное удлинение конечностей от гиппариона к лошади, ортогенез, связанный с господствующим путем приспособления – увеличением быстроты бега.
Прослеживая эволюцию и вымирание ископаемых ящеров, можно заметить, что самое мощное оружие нападения не спасло бы его обладателя от поражения в схватке с менее вооруженным хищником, если бы рука об руку со средствами нападения не существовало достаточно прочной защитной брони. Широко известны и коррелированные сдвиги в направлении повышения мощности средств защиты и нападения, закончившиеся бесчисленными тупиками эволюции в виде гигантских ящеров.
Основной канал эволюции с сопутствующими корреляциями постоянно становился главным объектом отбора, этот канал воспринимал основное давление отбора, хотя, конечно, отбор шел всегда и по множеству некоррелированных признаков.
3.2. Каналы эволюции человека
Понимание того, что в ходе эволюции предков человека наиболее интенсивный отбор вел их по пути всевозрастающей социализации, в частности по пути создания анатомической базы для членораздельной речи, по пути увеличения мозга, особенно его лобных долей, и «коры руки», необычайно важно. Только так можно понять, каким образом создавались и развивались биологические основы социальных эмоций, как бы эти основы мы себе ни представляли: в форме ли некоторых безусловных рефлексов, или, например, нервных связей лобных, префронтальных височных долей с центрами удовольствия или боли, либо же в виде готовности мозга к образованию экстраполяционных рефлексов (Крушинский Л.В., 1960), либо других, пока только расшифровываемых материальных субстратов.
Одно из важнейших событий, происшедших в начале длинной стадии древесного обитания наших предков, заключалось в сильном укорочении выступающей части морды. Опознание и наблюдение окружающего постепенно переместилось с морды и носа, с обоняния – на глаза, руки, на рассматривание и хватание.
Чувство обоняния у собак, по самым осторожным подсчетам, в 1000 раз, если не в миллион и даже многие миллионы раз острее, чем у человека, и они способны обонять, по выражению Д. Морриса (Morris D., 1967) «целые ландшафты запахов».
У обезьяны площадь двигательной коры, управляющая рукой, примерно также велика, как и площадь коры, управляющая ступней, тогда как у человека «кора руки» гораздо более велика, чем «кора ступни» – прямой результат отбора на более ловкое использование орудий. Сравнение емкостей, внутренних поверхностей черепа и их функций у современного человека и его предков показывает, что различия заключаются прежде всего в сравнительных объемах лобных долей центров речи, центров памяти, центров координации движения рук и пальцев.
Когда наш предок начал ходить на задних лапах, а передние лапы стали руками, появились орудия, начал стремительно расти мозг (табл. 1), начал слагаться совершенно новый канал коррелированного, сверхбыстрого эволюционирования.
Таблица 1
Темпы увеличения емкости черепа в ходе эволюции гоминид
От австралопитека до неандертальца за 1—2 млн лет емкость черепа возросла втрое (Dobzhansky Th., 1956).
Заслуживает, впрочем, внимания и то, что от неандертальца до нашего времени емкость черепа не выросла: за счет других частей мозга вырос объем лобных долей.
Большой мозг беспомощен, пока его содержимое не связано в целое условными и экстраполяционными рефлексами, памятью, опытом, знаниями, умениями, навыками. Параллельно эволюционному росту мозга все более удлиняется срок беспомощности детенышей, срок, в течение которого они нуждаются в помощи и охране со стороны не только родителей, но и всей стаи, стада, орды, племени, семьи. Даже у самых примитивных племен ребенок до шести лет совершенно не способен к самостоятельному существованию, к обороне, и даже у индейцев лишь с девяти лет начинает самостоятельно охотиться. Непрерывная охрана, непрерывная кормежка беспомощных детей и беременных, численность которых составляла не меньше трети стаи, а иногда и большинство ее, могла осуществляться только стаей, ордой в целом, скованной в своей подвижности этой массой нуждающихся в охране и пище носителей и передатчиков генов. И если эволюция человека от питекантропа оставила заметные следы в виде постепенно меняющихся скелетов, то в отношении наследственных инстинктов и безусловных рефлексов человек должен был дальше отделиться от питекантропа, чем выводковые птицы от гнездовых.
Церебрализация направила становление человечества по еще более узкому каналу коррелированной эволюции из-за ряда дополнительных причин.
1. Хождение на задних конечностях изменило форму таза и лишило праженщин свойственной обезьянам способности рожать большеголовых детенышей. Поэтому подъем на задние конечности, появление прямостоящего питекантропа повлекли за собой рождение малоголовых детей с непрочным черепом, которому предстояло сильно и долго увеличиваться уже в ходе последующего развития, с незрелой нервной системой, тоже долго развивающейся после родов.
Мозг новорожденной обезьяны весит около 70% от мозга взрослой особи. Полный вес достигается к полугодовалому возрасту, самое позднее (у шимпанзе) – к годовалому. Мозг младенца человека весит всего лишь 23% веса взрослой особи.
2. Подъем на задние конечности и освобождение передних повлекли за собой возможность рождения детенышей, совершенно незрелых физически, не способных ходить, которых матери предстояло донашивать на руках, тогда как у наших четвероногих предков детеныш способен ходить почти с момента рождения. Все эти скоррелированные друг с другом постепенные следствия церебрализации во все большей мере и на все дольший срок усиливали зависимость сохранности потомств от прочности спайки внутри стаи, орды, племени и семьи.
3. В долгий период палеолита и неолита, когда территориальная разобщенность орд и племен человека быстро обрывала распространение таких по преимуществу человеческих инфекций, как чума, холера, оспа, корь, дизентерия, тифы, когда женщины рожали по 10—15 детей, а из них доживало до зрелости лишь двое-трое, выживание и распространение племен главным образом зависело от успешной защиты потомства от хищников, от непрерывного кормления детенышей, от ухода за ними.
4. У большинства млекопитающих сексуальное влечение строго сезонно. Но это ограничение было снято уже у наших отдаленных предков. В силу этого младенцы стали появляться и в самое неподходящее время года, что еще более усилило зависимость их выживания от спайки внутри орды, рода, семьи и племени.
Эволюционные сдвиги при наличии уже сложившейся системы корреляции могут происходить очень быстро. Наглядный пример тому – карликовые племена Африки, Азии и островов Тихого океана, живущие в тропических лесах. Первоначально считалось, что карликовые племена – это особая ветвь эволюции, рано отделившаяся от общего эволюционного древа. В действительности же оказалось, что они резко отличаются друг от друга по антигенам крови, но очень похожи по этим антигенам на окружающие племена, имеющие нормальный рост. Таким образом, все карликовые племена имеют местное, недавнее происхождение. Выяснилось, что представители карликовых племен невосприимчивы к гормону роста гипофиза, и, следовательно, в условиях, неблагоприятных для людей нормального роста, отбор быстро подхватил и распространил гены невосприимчивости к гормону роста гипофиза; в результате получается пропорциональная, физически и психически полноценная карликовость. Быстрота эволюционного сдвига объясняется его предуготованностью и множеством адаптивных коррелятивных связей. Общественная организация, благодаря которой человечество только и могло пережить период от дриопитека до наших дней, неизбежно развивалась на основе естественного отбора, при котором все качества социальности, в том числе и биологические основы альтруистических эмоций, должны были развиваться интенсивно и коррелированно. Развитие социальности требовало и параллельного развития коры мозга, способности к быстрой перестройке условных рефлексов, а главное, обучаемости.
Лишь при прочной внутриплеменной спайке, товариществе, самоотверженности детеныши (дети) могли прожить десять-пятнадцать лет от рождения до относительной самостоятельности. Зато сохранение хоть половины «поголовья» на протяжении трех-четырех поколений порождало настоящий взрыв размножения, сам-сто, сам-двести, и инстинкты, экстраполяционные рефлексы, влечения, которые мы позднее назовем альтруистическими, могли сразу распространиться на необозримые пространства. Стаи дочеловеков и племена людей могли не конкурировать и не воевать друг с другом. Все равно природа безжалостно истребляла те, в которых недостаточно охранялись беспомощные дети, в которых недостаточно о них заботились.
Орды и стаи дочеловека могли существовать без каких-либо особо сложных коллективистических и альтруистических инстинктов. Они могли побеждать и даже плодиться. Они только не могли выращивать свое потомство, а следовательно, они не могли передавать свои гены и вымирали, образуя бесчисленные тупики и тупички эволюции. Выживать могло лишь потомство стай с достаточными инстинктами и эмоциями, направленными не только на личную защиту, но и на защиту потомства, на защиту орды в целом, защиту молниеносную, инстинктивную или быструю. В условиях доисторических и даже исторических наличие этих инстинктов, влечений непрерывно проверялось естественным отбором.
На обезьяньем уровне необходимость молниеносного решения, необходимость величайшей умственной активности для выживания образно иллюстрируется психологом Карпентером (Carpenter С. R., 1964):
«Вы – обезьяна и бежите по дороге мимо скалы и неожиданно сталкиваетесь лицом к лицу с другим животным. И вот, перед тем как напасть, броситься в бегство или оставить встречу без внимания, Вам надо принять ряд решений. Это обезьяна или нет? Если не обезьяна, то друг или враг? Если обезьяна, то самец или самка? Если самка, то заинтересована ли она? Если самец, то взрослый или подрастающий? Если взрослый, то из моей группы или из чужой? Если из моей группы, то каков его ранг, выше или ниже моего? У Вас есть лишь примерно пятая доля секунды для всех этих решений, или на Вас могут напасть». Нетрудно видеть, что все решения, перечисленные Карпентером, – это решения социальные, и в них должны войти столь же важные разумно-альтруистические решения, в особенности при переходе к человеку.
Эволюционный успех достигается не столько потенциальной силой умственных способностей, не столько организацией 15 млрд нервных клеток мозга индивида, сколько передачей умственных достижений в пределах сообщества или даже вида. Потенциальные способности аборигенов Австралии прекрасно продемонстрированы во время Второй мировой войны неоспоримым и успешным лидерством некоторых австралийцев. Пребывание аборигенов Берега Миклухо-Маклая и сотен других заброшенных племен на уровне каменного века иллюстрирует не их «природу», а скорее несовершенство современной цивилизации.
4. Совесть и этичность как следствие группового естественного отбора
4.1 .Групповой отбор на альтруизм
Так как в грубые времена никто не мог быть полезен своему племени без храбрости, то это качество ценилось во всем мире чрезвычайно высоко. И хотя в цивилизованной стране добрый, но робкий человек может приносить обществу гораздо больше пользы, чем храбрый, мы не можем отделаться от инстинктивного уважения к последнему и ставим его выше труса, как бы тот ни был добр. Так как, далее, человек не может обладать добродетелями, необходимыми для блага племени, без самоотвержения, самообладания и умения терпеть, то эти качества во все времена ценились высоко и вполне справедливо.
Ч. Дарвин
Если я не за себя, то кто же за меня? Но если я только за себя, то зачем я? И если не теперь, то когда же?
Гиллель
Нет уз святее товарищества! Отец любит свое дитя, мать любит свое дитя, дитя любит отца и мать. Но это не то, братцы! Любит и зверь свое дитя. Но породниться родством по душе, а не по крови может один только человек.
Н. Гоголь. «Тарас Бульба»
«Я берусь утверждать, что нет такой радости в жизни – радости ли славы, победы или удовлетворенного желания, которую можно было бы сравнить с радостным чувством товарищества в достижении возвышенной цели. Ибо тогда человек любит и бывает любим не просто в силу людской добросердечности (или по крайней мере не только поэтому), но и как лицо, приносящее пользу общему делу и разделяющее преимущества достигнутого успеха. И каждый, кто испытал эту радость товарищества, знает, как она прекрасна» (Данэм Б., 1967, с. 108).
«А теперь мне предстоит описать достойнейшую памяти битву и подвиг человека, ни в чем не уступающего тем, кого называли героями. И буду я говорить о Тейя.
Тейя стоял, видный издалека, перед фалангой своих войск, прикрытый щитом, с боевым топором и с пикой в руке. Византийцы решили, что его гибель сразу закончит войну, и поэтому множество храбрейших, сомкнувшись, двинулись на него, метая копья. Но Тейя принимал все копья на щит и, молниеносно бросаясь вперед, поражал одного за другим этих отборнейших врагов. Каждый раз, когда его щит оказывался сплошь утыканным копьями, он отдавал его оруженосцу и сменял на другой. Не отступая ни на шаг, правой рукой убивая и уничтожая, отбрасывая врагов левой со щитом, бился он без перерыва целую треть дня. Но вот случилось, что в его щит попало сразу двенадцать копий и им уже нельзя было двигать, а когда подозванный оруженосец подал ему новый щит, грудь Тейя на мгновение осталась непокрытой, в него попало копье и сразило наповал» (Прокоп Цезарейский. Война с готами. Кн. IV). Прокомментируем справку исторически и эволюционно-генетически. Видя, что остатки готского войска будут сражаться так, чтобы быть достойными своего павшего героя, византийский полководец Нарзес согласился пропустить готов из Италии на север. Тейя погиб, но его народ (и гены) спаслись.
Круг инстинктов, безусловных и экстраполяционных рефлексов, необходимых для сохранения потомства, огромен. Требуется не только храбрость, но и храбрость жертвенная, сильнейшее чувство товарищества, привязанность не только к своей семье, но ко всем детенышам в целом, необходимость защиты беременных самок, причем в условиях постоянных нападений хищников – многие из этих рефлексов должны были срабатывать молниеносно.
«Биологическая адаптированность далеко не всегда определяется способностью одержать победу. Вероятно, адаптированность больше способствует склонности избегать боя и во всяком случае она измеряется скорее показателями биологического воспроизводства, чем числом уничтоженных врагов. Более того, объектами отбора являются не только индивиды, но и группы индивидов, как, например, племена и расы. Таким образом, вполне допустимо, что эволюционные процессы могут создавать этические коды, которые при некоторых условиях могут действовать вопреки интересам отдельных индивидов, но зато помогают той группе, к которой эти индивиды принадлежат» (Dobzhansky Th., 1956, с. 125-126).
Конечно, нельзя представить себе путь к человечеству только как путь усиления совершенствования и расширения того начала, которое можно назвать альтруистическим. Борьба внутри стаи или племени за добычу, за самку или женщину сопровождалась отбором на хищнические инстинкты; вождь в современном южноамериканском охотничьем племени оставляет в 4—5 раз больше детей, чем рядовой охотник. Но племя, лишенное этических инстинктов, имело, может быть, столь же мало шансов оставить потомство, как племя одноногих, одноруких или одноглазых. И если в ходе эволюции, направляемой по каналу церебрализации, неизбежно возрастали до гигантских, никем из животных и отдаленно не достигнутых размеров резервуары памяти, материальные основы безусловных, условных и экстраполяционных рефлексов, сложнейших механизмов прогнозирования, то столь же неизбежно и быстро росла та система инстинктов и биологических основ эмоций, в которую входит и наше понятие о совести. Могли ли эти инстинкты ограничиваться лишь заботой о потомстве, о товарищах по защите, или же становление человечества было неизбежно связано с естественным отбором на гораздо более широкие альтруистические влечения?
Комплекс этических эмоций и инстинктов, подхватываемых отбором в условиях той специфики существования, в которую заводила человечество его церебрализация, оказывается необычайно широким и сложным, а многие противоестественные с точки зрения вульгарного «дарвинизма» виды поведения оказываются на самом деле совершенно естественными и их биологические основы наследственно закрепленными. Поэтому свойственное человеку стремление совершать благородные, самоотверженные поступки не является просто позой (перед собой или другими).
Единство этики в коллективе опирается на множество ненаследственных механизмов – стремление к награде, авторитету, допуску в общественно весомую группу, страх наказания, остракизма. Боязнь совершить антиэтический поступок, стремление к этичности несомненно опираются и на совесть, свойство наследственное, но, так сказать, не конститутивное, а скорее, индуктивное, если пользоваться терминологией генетики бактерий. Будучи в целом генетически детерминированной, выкованной в огне естественного отбора, совесть в целом и многие ее компоненты – чувство в высшей степени «индуцируемое», возбуждаемое, пробуждаемое. Множество данных свидетельствует о том, что эмоции, с нею связанные, требуют воспитания еще в детском возрасте. По Фоссу, ребенку лет до восьми правила должны задаваться жестко регламентированными, поддерживаться дисциплиной и психологическим барьером – угрозой отнятия ласки. Лишь позднее ребенок начинает понимать разницу между проступком случайным и совершенным сознательно, что виновность предполагает наличие злого умысла. Лет до восьми ребенок может не понимать разницы между умышленным и случайным нанесением ущерба. Но ведь только примерно с этого возраста обществу для самосохранения требуется появление того, что мы называем «совестью».
Таким образом, чувство долга, доминирующее в поведении неизворотливого большинства, порождено не кантовскими «звездами на небе и божественным законом в сердце», а отработанным за десятки тысяч поколений эволюции комплексом психических, поведенческих реакций, столь же необходимых человечеству, как и речь, как умение пользоваться орудиями.
Закон естественного отбора, самый могущественный из законов живой природы, самый безжалостный и «аморальный» среди них, постоянно обрекавший на гибель подавляющее большинство рождающихся живых существ, закон уничтожения слабых, больных, в определенных условиях – и именно тех, в которых слагалось человечество, – породил и закрепил инстинкты и эмоции величайшей нравственной силы.
Естественный отбор, понимаемый как отметание всего явно слабого, индивидуально неприспособленного либо утратившего приспособленность, казалось бы, должен был привести к закреплению эмоций, направленных против индивидуально неприспособленных. Покажем на примерах отношения к родственникам, к клану, к старости, на примере правдоискательства – искания истины, на примере эволюционного развития сексуальной этики, что реально действовавший групповой отбор порождает эмоции в высшей степени альтруистические, человечные, гуманные, являющиеся истинной основой прогресса и победы над природой. И как элементарная форма, так и более сложные формы группового отбора порождали развитие не только эгоизма, но и альтруизма. Отсюда потенции того, что мы называем совестью, в возможностях развития дуалистичны и плюралистичны. Что возьмет верх в частном и в целом у конкретного индивида, зачастую решает воспитание, которое мы условно назовем «импрессингом», т.е. серия ключевых воздействий, решающих впечатлений.
«Из жизненного опыта мы знаем, как часто в борьбе между различными побуждениями узко эгоистические чувства берут верх над чувствами общественного характера. Мы видим это и в отдельных людях, и в целых обществах. И мы приходим поэтому к убеждению, что если бы в человеческом разуме не было присущего ему стремления вносить в свои суждения поправку общественного характера, то решения узко эгоистические постоянно брали бы верх над суждениями общественными. И такая поправка, как мы увидим в дальнейших главах, действительно вносится, с одной стороны, глубоко укоренившимся в нас инстинктом общительности и развивающимся при общественной жизни сочувствием по отношению к тем, с кем мы живем, а с другой стороны – больше всего присущим нашему разуму понятием о справедливости» (Кропоткин П.А., 1922).
