В. Л. Хейфец
Коминтерн и Латинская Америка: люди, структуры, решения

Позиция партии укреплялась тем, что руководство Коминтерна недостаточно чётко оговорило объём возложенных на своего представителя полномочий, не предполагая возможности подобного конфликта. У Вайля и лидеров компартии вызывала идиосинкразию догматичность Александровского, настаивавшего на детальном выполнении имевшихся у него инструкций, но это было лишь поводом для открытого выражения аргентинскими коммунистами своего недовольства. Созданная еще до появления III Интернационала КПА не могла рано или поздно не разойтись во мнениях с инспектором из Москвы русского происхождения, не входящим в число руководителей партии, не проявившим себя активно в аргентинском рабочем движении, но явно вместе со своими соотечественниками претендовавшего на роль ментора именно в силу своего происхождения из страны победившей большевистской революции.

Представитель ИККИ настаивал на своей правоте, считая прогресс коммунистических ячеек в профсоюзах иллюзией, ибо основная часть рабочих находилась под влиянием анархистов. Выправить положение должно было бюро Профинтерна, которое Александровский собирался организовать, и ввести в сношения с Москвой вне зависимости от итогов ожидаемого профсоюзного форума. Не меньше споров вызвал вопрос о создании нелегальной организации, в необходимости формирования которой представителю Москвы никак не удавалось убедить КПА, привыкшую действовать в условиях легальности. Не видя перспектив разрешения спорной проблемы на месте, Александровский настаивал на прямом вмешательстве Коминтерна.

Вместо этого московское руководство предписало Александровскому продолжать – в сотрудничестве с КПА – работу над созданием бюро для профсоюзной работы и помогать компартии финансами. В качестве главных задач выдвигались сбор средств для помощи голодающим Поволжья и развитие организационных структур компартии с целью вовлечения в её работу рабочих. Начальство Александровского предпочло не замечать неприятные сведения о конфликте с КПА.

Александровский был вынужден проинформировать о фактическом срыве КПА пропаганды по поводу конгресса Профинтерна и предупредил, что мелочная полемика, ведущаяся вождями КПА, и их пассивное ожидание объединительного конгресса профсоюзов весьма опасны. Его анализ рабочего движения оказался верен: не сумевшая создать прочного союза с «трабахистами» (а именно их поддерживали ФРРОЮА и значительная часть русской эмиграции), благожелательно настроенными к Москве, КПА осталась на конгрессе в одиночестве, провалив вопрос о присоединении к Красному Интернационалу профсоюзов. Александровскому явно не удавалось убедить лидеров аргентинских коммунистов, придерживавшихся тактики фактического невмешательства в забастовки. Во время крупной стачки сельскохозяйственных рабочих в Патагонии газета КПА поместила несколько критических в адрес правительства статей лишь после прямого нажима делегата Коминтерна.

Острота противоречий снизилась после возвращения из Москвы Гиольди, имевшего неплохие личные отношения с Александровским^[327]. Состоявшееся с участием Гиольди и Вайля заседание ИК КПА присутствовавший на нём Александровский мог считать своей победой. Были одобрены его предложения об изменении профиля партийной газеты, которой предстояло акцентировать внимание на вопросах жизни Аргентины. Удалось настоять на внесении в итоговую резолюцию пункта о необходимости основное внимание обращать на освещение стачек. Наконец, было решено учредить бюро Профинтерна на базе первого же профсоюза, который выскажется за платформу коммунистического большинства в объединительной комиссии.

После информации Гиольди о поручении КПА учредить Бюро коммунистической пропаганды для Южной Америки таковая структура была сформирована в составе трёх членов ИК КПА и обоих представителей Коминтерна (Александровского и Вайля)^[328]. Генеральный секретарь КПА одновременно становился секретарём бюро, действовавшего нелегально и имевшего право на автономию по отношению к ИК КПА, что теоретически давало возможность большего манёвра Александровскому. Внезапная сговорчивость ИК КПА объяснялась в первую очередь объяснениями Москвы о том, что финансирование КПА будет осуществляться лишь через Александровского.

Месяц спустя представитель ИККИ смог, наконец, отметить положительные сдвиги в работе КПА: стала более содержательной её газета, возрос объём агитации и начало функционировать Бюро коммунистической пропаганды, выпустившее манифест и направившее своих делегатов в Уругвай и Чили. Предполагалось также направление уполномоченных в Бразилию, Парагвай и Перу. Наряду с этим Александровским было сформировано временное бюро Профинтерна из числа знакомых ему профсоюзных активистов, состоявших ранее в ФОРА-К и получивших от него 300 фунтов стерлингов (около 3 тыс. песо). КПА к тому времени было выдано 35 тыс. песо.

Однако оптимистические нотки из сообщений в Коминтерн исчезли довольно быстро. Вскоре представитель ИККИ вновь указал в докладах на нерешительность КПА в агитации за присоединение к Профинтерну и игнорирование партией фактов разрушительной критики анархистов в адрес единого фронта. Это, на взгляд Александровского, совершенно расходилось с линией руководства III Интернационала. Не менее острой проблемой стал сбор средств помощи голодающим Поволжья. КПА израсходовала часть собранных сумм на издание партийной газеты и, чтобы не допустить скандала, пришлось покрыть образовавшуюся недостачу из кассы Коминтерна. Следует отметить, что руководство партии, несмотря на разногласия с Александровским, не шло в то же время на открытый разрыв, в полной мере осознавая, что тот уполномочен III Интернационалом; вместо этого была избрана тактика формального согласия с выдвигавшимися предложениями при игнорировании их на практике, что вынуждало эмиссара Москвы действовать «диктаторскими методами». Это лишь усиливало подспудное недовольство КПА русским инспектором, создавало почву для масштабного конфликта в будущем.

В январе 1922 г. представитель ИККИ перебрался в Монтевидео, где сразу же установил контакт с Исполкомом компартии Уругвая. Первые наблюдения позволили ему оценить развитие КПУ как «хорошее». Он неоднократно подчеркивал, что считает уругвайскую компартию более энергичной и выдержанной «с точки зрения революционного коммунизма», чем КПА. В свою очередь, уругвайские коммунисты прекрасно осознавали, что не могли претендовать на особое положение, напротив, их допуск в III Интернационал будет в значительной степени зависеть от хороших взаимоотношений с московским уполномоченным.

Архивные документы показывают, что Александровский встречался в Монтевидео также и с лидером коммунистической группы Порту-Алегри А. де Некете. Судя по всему, он был единственным представителем Коминтерна, установившим личный контакт с коммунистическим движением Бразилии до создания КПБ в марте 1922 г.

Окончательно испортив отношения с ИК КПА, Александровский высказал мысль о реорганизации Бюро пропаганды с включением в него представителей компартий Аргентины, Уругвая, Чили и Бразилии. Это позволило бы расширить связи компартий и организовать новые группы, выработать конкретный план пропаганды, соответствующий условиям каждой страны, обеспечив должный уровень координации действий, заняться пропагандой среди индейцев^[329]. Эти рекомендации, однако, не были приняты Коминтерном.

Бюро фактически оказалось виртуальной структурой: его участники собрались в лучшем случае на одно-два заседания, никакие бюллетени и циркуляры Бюро не публиковало, его связи с теми или иными организациями осуществлялись лишь посредством личных контактов. Все международные «успехи» Бюро оказались преимущественно результатом личной работы М. Александровского. Эмиссар Коминтерна регулярно информировал Москву о собственной деятельности, но Бюро – являвшееся органом III Интернационала! – перед руководством не отчитывалось, да это и некому было делать: внутренней структуризации Бюро так и не произошло. ИККИ своим решением просто объединил в составе Бюро совершенно разных по выполняемым функциям, по характеру, по менталитету, по уровню понимания проблем латиноамериканского рабочего движения людей, каждый из которых полагал именно себя основной силой новой структуры. Создание Бюро пропаганды оказалось попыткой лечить симптомы вместо болезни – глубинный конфликт по поводу способа организации коминтерновской деятельности в Южной Америке не был разрешен, а лишь временно законсервирован.

Только 10 января 1922 г. Президиум ИККИ, рассмотрев проблемы коммунистического движения в Южной Америке, поручил Секретариату найти их окончательное разрешение. По приезде Александровского в мае в Москву руководство III Интернационала создало комиссию, причём экспертами её выступали сам уполномоченный ИККИ, лояльный к нему делегат КПУ Ф. Пинтос и Ярошевский, обозначивший свои позиции в отношении КПА ещё осенью 1921 г. Комиссия отметила слабость КПА и её неспособность руководить рабочим движением, указав в качестве недостатков неумение наладить отношения со сторонниками Профинтерна из числа анархистов; отсутствие у КПА чёткой позиции по отношению к вооружённой стачке в Патагонии в октябре 1921 г., забастовкам в Росарио и Ла Плате, т. е. именно то, что ранее уже отмечалось Александровским. Комиссия квалифицировала большинство Исполкома КПА как реформистов с туманной политикой, пропитанной «беспомощным доктринёрством». Аргентинской компартии была дана недвусмысленная рекомендация обратиться к примерам КПЧ, влиятельной в рабочем движении, хотя и не имеющей прямых связей с Москвой, и КПУ, достигшей соглашения с частью анархистов. Бюро коммунистической пропаганды предлагалось реорганизовать на паритетных началах представителями четырех компартий и с участием представителя ИККИ и перенести его в Монтевидео. Подготовленный проект письма к КПА категорически требовал изменить ее линию в профсоюзном вопросе^[330].

Данные рекомендации, однако, утверждены не были. В сентябре Президиум ИККИ создал новую комиссию для повторного рассмотрения южноамериканского вопроса, отвергшую выводы, касавшиеся КПА, сочтя их основанными на тенденциозной информации. Действия партии в отношении забастовок были полностью оправданы, а сведения о реформистском большинстве в ИК КПА и саботировании им работы Профинтерна признаны не соответствующими действительности. Комиссия отвергла план переноса Бюро пропаганды для Южной Америки в Уругвай, согласившись, однако, на его пополнение представителями КПУ. Наконец, члены комиссии предложили ИККИ впредь относиться с осторожностью к выбору своих представителей^[331].

Неожиданная резкая смена оценок представляется прямым следствием приезда в Москву делегации КПА на IV конгресс Коминтерна и её участия в работе комиссии. Аргентинские представители, отвергая все критические ремарки Александровского, прямо обвинили представителя ИККИ во лжи и анархистских настроениях. Именно делегаты КПА добились внесения в текст заключения комиссии пункта о необходимости более тщательного отбора представителей Москвы и даже настаивали на консультациях с самими партиями по данному поводу. Такой подход является продолжением линии руководства аргентинской секции Коминтерна, стремившегося настоять на максимальной независимости от московского руководства при формальном подчинении дисциплине всемирной коммунистической партии. Отрицание делегатами КПА самой возможности наличия реформизма в партии уже в силу факта её образования для борьбы с таковым в рядах СПА было не чем иным, как стремлением оправдать свою текущую политику прошлыми заслугами перед III Интернационалом. Обвинения же Александровского в приверженности анархизму и сознательном утаивании сведений о деятельности Бюро пропаганды для Южной Америки убедительно опровергаются направленными представителем ИККИ в Москву докладами и письмами. В опубликованной Александровским в газете «La Internacional» серии очерков «Впечатления о поездке в Советскую Россию» он прямо призвал анархистов, в том числе и в рядах Федерации русских рабочих организаций Южной Америки, порвать с противниками диктатуры пролетариата и РСФСР, объединиться с коммунистами и примкнуть к III Интернационалу ^[332]. Равным образом Москва располагала документами, подтверждавшими факт использования КПА на собственные нужды части денег, собранных для помощи голодающим Поволжья (причём эти сведения исходили от членов КПА, не связанных с русской эмиграцией).

По сути, вопросы, поднятые эмиссаром III Интернационала в Аргентине, при всей эмоциональности его подхода не являлись лишь плодом воображения, а отражали принципиальный подход к профсоюзной работе КПА, выдержанный в рамках стратегии, разработанной III конгрессом Коминтерна. Большая часть указанных им недостатков не была исправлена, что проявилось в череде внутрипартийных кризисов в ближайшие годы. В такой ситуации руководство III Интернационала должно было иметь веские основания для того, чтобы согласиться с большей частью протестов партии, фактически дезавуировав собственных сотрудников. Причиной подобного подхода послужила прежде всего, как представляется, установка лидеров Коминтерна на максимальное увеличение число национальных секций. Возможность маневра для Москвы исчезла после провала усилий Панамериканского бюро в Мексике наладить координированную деятельность коммунистического движения полушария. После роспуска бюро осенью 1921 г. КПА осталась единственной силой в Южной Америке, способной осуществить эту задачу, опираясь на свой организационный опыт. В этих условиях поражение «аргентинских Лениных» – российской коммунистической эмиграции в Аргентине – стало неизбежным, несмотря на ее более взвешенный, чем у партии в целом, подход к проблемам рабочего движения. Коминтерновское же представительство – Бюро коммунистической пропаганды для Южной Америки, по сути, растворилось в пространстве: официального решения о его ликвидации не принималось, но и никаких свидетельств деятельности данной структуры после начала 1922 г. не существует. Тем же участникам Бюро, которые остались в регионе – лидерам КПА, руководство III Интернационала доверило теперь гораздо более серьезные задачи – координацию коммунистической работы во всей Южной Америке.

Глава 3
Начало перестройки системы организационных связей III Интернационала с латиноамериканским коммунистическим движением

Ко времени проведения V конгресса Коминтерна коммунистическое движение Латинской Америки не сумело превратиться в серьезную силу, способную организовать массовые выступления не только в масштабах континента, но и в отдельных странах.

Так, несмотря на то что КПМ в целом выступила участником массового проправительственного единого фронта в ходе подавления мятежа А. де ла Уэрты в 1923–1924 гг., она не только не была ведущей силой этого фронта, но и не продемонстрировала единства собственных рядов (часть коммунистов склонялась к поддержке повстанцев). КПМ, задумавшаяся об установлении тесных связей с аграрным движением, пока что сумела распространить заметное влияние лишь на крестьян штатов Веракрус, Мичоакан и Оахака. Коммунисты не смогли превратить массовое движение квартиронанимателей в отдельных городах Мексики в общенациональное, а после репрессий 1922–1923 гг. квартиронаниматели практически прекратили контакты с КПМ.

Несмотря на участие тех, кто позднее окажется в числе лидеров компартии Кубы (в частности, Х.А. Мельи), в радикально настроенном и влиятельном кубинском студенческом движении и в рабочих выступлениях, будущие коммунисты явно оказывались там меньшинством. Кроме того, забастовочное движение на «жемчужине Антил» пока еще не приобрело массового характера.

Нет свидетельств о ведущей роли коммунистов и в серии забастовок (в том числе всеобщих) в 1924–1926 гг. в Аргентине, результатом которых стало аннулирование закона о пенсионном обеспечении, принятого в 1923 г. и вызвавшего неодобрение со стороны трудящихся^[333].

Мощное восстание бразильских рабочих в Нитерое и Рио-де-Жанейро осенью 1918 г. организовали и руководили им анархисты, как и предшествовавшими забастовками. Весьма перспективное тенентистское движение, развернувшееся в Бразилии в 1922–1924 гг., никак не было связано с коммунистами. Спонтанные крестьянские восстания в перуанских Южных Андах (около 50 за 1919–1923 гг.) способствовали росту интереса общественности страны к индейским проблемам и формированию движения «индихенизма». В то же время в стране отсутствовали коммунистические группы, которые потенциально могли бы опереться на индейские общины.

Даже в организационном плане успехи коммунистов были далеко не бесспорны. Лишь в немногих странах существовали компартии. В III Интернационале существовали только четыре национальные секции: мексиканская, аргентинская, чилийская, уругвайская, на конгрессе должен был обсуждаться вопрос о приеме бразильской компартии. В Гватемале, Сальвадоре и Гондурасе действовали микроскопические коммунистические группы, объединенные в Коммунистическую партию Центральной Америки^[334]. Бюро коммунистической пропаганды для Южной Америки смогло только закрепить успехи, достигнутые ИСПА (КПА) в первые годы своей деятельности, но не продвинулось дальше ни в политическом, ни в географическом аспекте ^[335]. Сами латиноамериканские коммунисты одной из важнейших причин застоя в распространении идей большевизма на континенте склонны были видеть в невнимании Коминтерна к проблемам революционного движения в своих странах, недостаточности организационных усилий международной компартии для укрепления уже имеющихся национальных секций и создания новых.

3.1. V конгресс Коминтерна и проблемы Латинской Америки

Во время V конгресса всемирной компартии представитель КПМ Б. Вольф подверг резкой критике руководство Коминтерна и его председателя Г. Зиновьева за недооценку Латинской Америки как потенциально сильного союзника европейского пролетариата и Коминтерна в борьбе против американского империализма, превращающегося в «центр тяжести мирового капитализма»^[336]. Сам же мексиканский делегат явно переоценивал перспективы революционных выступлений против проамериканских диктаторских режимов^[337]. Полагая, что руководство борьбой против американского империализма находится («к нашему несчастью») в руках либеральной интеллигенции, Лафоллета, Бора и Васконселоса, важнейшей причиной этой печальной для коммунистического движения ситуации Вольф считал отсутствие в Латинской Америке «центра действия коммунистических сил», способного призвать рабочих присоединиться к антидиктаторским восстаниям. В наличии «общеконтинентального центра, который охватывал бы всю Латинскую Америку и был бы в курсе всего, что происходит во всех ее местах», делегат КПМ видел уникальную возможность противостоять влиянию реформизма Гомперса, защищающего американский империализм. «Я уверяю вас, что европейский пролетариат, отдав должное внимание этому делу, получит от него богатые плоды и найдет здесь ценных союзников», – этим призывом закончил Вольф свою пламенную речь^[338].

1 июля 1924 г. латиноамериканские делегаты конгресса провели встречу для обсуждения проблем континентального коммунистического движения, в которой участвовали посланцы компартий Аргентины (М. Контрерас), Мексики (Б. Вольф), Бразилии (Р. Коутиньо), в качестве представителя Исполкома Коминтерна Э. Воог (А. Штирнер)^[339]. Это было первое организационное мероприятие такого рода, проведенное III Интернационалом на латиноамериканском направлении его деятельности. Раньше проблемы революционного движения континента рассматривались только в специальных комиссиях и с приглашением представителей латиноамериканских партий или вообще без них. На этот раз очевидно инициатива исходила снизу, от самих делегатов.

На основе обсуждения перспектив латиноамериканской революции с делегатами компартий региона в Коминтерне после V конгресса были сформулированы основные направления стратегии и тактики коммунистического движения. Авторы документа исходили из признания одним из основных экономических последствий Первой мировой войны увеличение влияния капитализма США, ставшего «настоящим победителем гигантского соревнования». В результате наиболее затронутым «организованным вторжением эксплуататоров янки» оказался латиноамериканский континент. Коминтерн обращал внимание латиноамериканских трудящихся на опасность применения доктрины Монро, посредством которой самая могущественная в мире буржуазия открыто заявляла: Америка для американского капитализма, оправдывая все акты вмешательства США во внутренние дела Панамы, стран Карибского бассейна и Центральной Америки при потворстве правительств Перу, Боливии, Венесуэлы и т. п. Капитализм янки обвинялся в том, что, обещая латиноамериканским народам цивилизацию и процветание, одновременно подкупал правящие элиты, а в случае отсутствия благожелательного отношения к решению своих задач взращивал оппозицию, создавал вооруженные псевдореволюционные движения, направленные на создание власти, готовой поддержать империалистическую деятельность.

«Такое в латиноамериканской истории происходило нередко, – отмечал ИККИ в своем обращении, – и именно так случилось в Панаме и на Кубе, независимость которых была достигнута благодаря капитализму янки, который хотел затем подчинить [здесь и далее курсив оригинала] эти страны, в Мексике во время революции 1910-[19]20 гг., когда капитализм дошел до прямой вооруженной интервенции, в Перу во время государственного переворота 4 июля 1919 г., установившего нынешний тиранический режим, в Гондурасе во время кровавых политических событий текущего года, а также в других странах. В странах более развитых империализм действует хитрее, предоставляя возможность выгодного участия в фирмах местным капиталистам или политикам, которые в качестве акционеров предприятий янки вынуждены занимать определенные позиции, благоприятствующие империализму (Аргентина, Бразилия и Чили являются примерами этого). В странах более слабых империализм действует в манере “manu militari”, фактически оккупируя их и контролируя их финансы, пограничную систему и таможню. Так произошло на Санто-Доминго, Гаити и Пуэрто-Рико, которые были жестоко порабощены, чьи природные ресурсы сегодня всецело принадлежат трестам янки, в Никарагуа, где американский капитализм хочет сохранить возможность постройки нового межокеанского канала, не допустив в данный момент, чтобы эту работу начало какое-либо европейское государство»^[340].

В идее панамериканизма Исполком Коминтерна усматривал попытку США «смягчить горечь завоевания и придать братский вид подчинению более слабых более сильным, придать завоеванию вид незаинтересованного щедрого протектората более сильного в отношении более слабых»^[341]. Особую опасность для развития революционного движения Москва видела в стремлении подчинить латиноамериканские профсоюзы Американской Федерации труда С. Гомперса, «сумевшего временно заслонить от рабочих масс реальное видение опасности, которую представляет завоевание капитализма, опасное как для пролетариата Северной Америки, так и для пролетариата Центральной и Южной Америки». Часть АФТ, идущая за Гомперсом, наряду с членами анархо-синдикалистских профсоюзов и «аполитичными» профсоюзными группами объявлялась Коминтерном «орудием преступной работы агентов империализма», осуществляющим «негативную, упрощенческую пропаганду, вредящую интересам пролетарского класса», сводящим его деятельность к революционной бездеятельности и неэффективным изолированным действиям ^[342].

Стратегической задачей рабочего движения ИККИ считал создание «организованного, прочного и могучего фронта против капиталистического класса», а выполнить ее можно было, как считали в штаб-квартире III Интернационала, только ликвидировав раскол латиноамериканских стран, их взаимное недоверие и борьбу между собой, поощряемую империализмом янки. Латиноамериканские страны должны были стремиться к объединению или созданию конфедерации, в то время как США поддерживали «раскол на двадцать одну республику», культивируя шовинизм. В условиях «колонизации Латинской Америки» Соединенными Штатами Коминтерн предсказывал все большее усиление эксплуатации, от которой пострадают только трудящиеся, наемные работники города и деревни, испытывающие двойной гнет. Наступлению империализма янки в Латинской Америке, поддерживаемому правительствами и эксплуататорскими классами, трудящиеся классы должны были, по мнению ИККИ, противопоставить «энергичное объединение без каких-либо различий». Единому врагу (блоку американского империализма и латиноамериканской реакции) Коминтерн предлагал противопоставить единый мощный революционный антиимпериалистический фронт. «Наш революционный долг состоит в неустанной борьбе с империализмом на всех фронтах. Поэтому латиноамериканским рабочим предстоит объединиться в могучую международную силу и решительно бороться против завоевания Латинской Америки американской буржуазией», – декларировал ИККИ, одновременно объявляя всех тех, кто отказывается признать важность прочного объединения против американского империализма, агентами буржуазии^[343].

«От Мексики до Аргентины и Чили, вместе с революционным американским пролетариатом, рабочие и крестьяне Латинской Америки обязаны компактно организовать революционную антиимпериалистическую деятельность, которая будет открыто поддерживать страны, прямо угнетаемые сегодня в результате завоевания, осуществляемого американской буржуазией». Только тогда «единая и непобедимая железная рука» эксплуатируемых классов Латинской Америки сможет сокрушить союз империализма и национальных капитализмов^[344].

Для реализации этого стратегического плана международной коммунистической партии в Новом Свете посланцы коммунистического движения континента на V конгрессе Коминтерна предложили провести осенью 1925 г. в Буэнос-Айресе конференцию компартий всех стран континента^[345]. Сама идея не была новой, однако на этот раз в целях перехода от декларации о намерениях к реальной работе и практической реализации проекта делегаты Латинской Америки настаивали на необходимости формирования конкретного организационного механизма. Представители латиноамериканских партий считали необходимым «теперь сделать реальностью» Южноамериканское бюро и рекомендовали для организации и руководства этой работой назначить Х. Пенелона, избранного на конгрессе членом ИККИ^[346].

Для подготовки обсуждения вопроса о положении в Латинской Америке Президиумом ИККИ была создана комиссия (июль 1924 г.). Она предложила поставить на обсуждение доклад с двумя основными темами: о значении Латинской Америки как поля битвы с английским и американским империализмом, рассматривавшимся в этот период III Интернационалом в качестве важнейшего противоречия международной жизни, и о состоянии коммунистического движения на континенте. Президиуму рекомендовалось принять предложение о создании в Буэнос-Айресе Секретариата Латинской Америки. Учитывая неудовлетворительный уровень развития коммунистического движения на континенте, отсутствие достаточного числа хорошо теоретически подготовленных коммунистов, способных возглавить национальные секции всемирной компартии и направить их деятельность по пути, определенном Коминтерном, очевидно, что менторская функция Секретариата рассматривалась как первоочередная. Однако на него возлагалась и важная функция посредника в отношениях латиноамериканских коммунистов с Москвой.

На основе этого Президиуму ИККИ предлагалось предоставить Секретариату «материальную возможность направить делегации в Чили, Уругвай, Бразилию и Боливию, чтобы подобрать в этих странах группу товарищей, способных сформировать серьезное коммунистическое ядро и обучить свою партию»^[347]. Такой подход явно демонстрировал наличие в Коминтерне и его национальных секциях представления не только о возможности, но и о необходимости создания партий там, где еще не созрели объективные условия для формирования коммунистического движения, в результате воздействия внешнего, чисто организационного импульса, исходящего от специально ориентированного на это регионального органа Коминтерна. Возможности Бюро коммунистической пропаганды для Южной Америки (1921–1922), ограниченные функциями, сформулированными при его создании, были изначально явно недостаточными для решения такого рода задач. Это стало одной из причин, обусловивших сведение к минимуму функций Бюро как региональной структуры Коминтерна после отъезда М. Александровского и прекращения работы Ф. Вайля. В лучшем случае сохранялась функция связи КПА с компартиями соседних стран, и то об этом невозможно судить достоверно, так как в Архиве Коминтерна практически нет документов, свидетельствующих о проявлениях активности Бюро в этот период.