В.А. Май
Дорога
Глава 9.
1.
Тюрьма Обыкновенного города располагалась сразу за его стеной. За его дальней от моста стеной. Собственно городская стена с одной стороны и была стеной тюрьмы, или как тут все ее называли – монастырем. С внешней стороны городская стена была надстроена, так, чтобы люди города не могли смотреть на монастырь. Он, представлял из себя строение, напоминающее звезду, или снежинку: в центре располагалась круглая церковь, от нее пятью лучами в разные стороны отходили длинные двухэтажные пристройки. В этих «лучах» жили арестанты, или как тут их называли – монахи. Непосредственно в самой церкви проживал Жрец монастыря, он же управляющий монастырем, он же – один из заключенных.
Монастырь окружали поля и фермы. Заключенные должны были сами добывать себе пищу. И уже за полями, чуть видные из самого монастыря, располагались высокие стены, со сторожевыми башнями. В самом монастыре стражи не было, но периметр она охраняла.
Путешественникам дали небольшую комнату. Стены и потолок были тщательно выбелены известью, чтобы не заводились различные насекомые. Пол был деревянный, и также тщательно вымыт. Человек, который привел ребят в их комнату, был не разговорчив, но, тем не менее, он пояснил, что в комнате должна соблюдаться чистота. Сами путешественники тоже должны следить за собой.
– Мы не свиньи-горожане! Мы не потерпим у себя тут грязи, блох, вшей или других тварей, – заявил он с гордостью.
В комнате не было ни кроватей, ни стульев, ни какой бы то ни было другой мебели. Володя поинтересовался, как же им тут спать? Провожатый не ответил и ушел. Спустя некоторое время он вновь появился на пороге с охапкой ароматной соломы.
– На ней будете спать, менять только почаще не забывайте! Овин там, – он неопределенно махнул куда-то рукой, и вновь ушел.
Елена и Володя присели на солому. Каждый из них думал о Голосе. Они считали то, что он рассказал об их убежище жрецу – предательством. И теперь каждый решал, чтобы это все могло значить?
Спустя час в комнату заглянул уже другой заключенный. Этот был поразговорчивее. Его глаза были хитрыми и смешными.
– Можно? – спросил он, уже фактически войдя в комнату.
– Заходи! – отозвался Володя.
– Я принес вам ваши вещи! Можете проверить! Все на месте.
– Да мы верим тебе! Как тебя зовут?
Улыбка расплылась по лицу заключенного.
– Марусь!
– Странное какое-то имя! У нас женщин обычно называли Марусями, – сказал Володя.
Было видно, что добряк обиделся.
– Нормальное имя! Тут и не такие есть! – он проговорил это, и направился к выходу.
– Ну ладно, не обижайся! Меня Елена зовут, – вступила в разговор девушка. – А это Володя.
– Очень приятно! Я и не обижаюсь вовсе. Мы же с вами соседи, а на соседей нельзя обижаться!
– Ты расскажешь нам о жизни в монастыре?
– Конечно! Меня за этим и послали! Рассказать и показать.
Остаток этого дня Марусь водил путешественников по монастырю и его окрестностям, показывая и рассказывая.
Жизнь здесь не походила на жизнь в тюрьме, но и на жизнь на свободе была не похожа. Нельзя было покидать территорию монастыря, ни под каким предлогом, стражи разбираться не будут, поймают и убьют. Еще никому не удавалось бежать отсюда. Нельзя было здесь рожать детей. Их тут же отберут и уведут неизвестно куда. Зато можно было работать! На благо всего общества. Все, что произведено на территории монастыря – его собственность. Монастырь торгует с Обычным городом. Иногда разрешают торговать и с крестьянами, не проживающими в городе. Каждое воскресенье все обязаны посещать церковь для молитвы. Без прощения Бога – не будет прощения на земле. Хотя большинство здесь проживающих, и не хотят вовсе на свободу: им тут лучше. Впрочем, их никто отсюда и не отпустит никогда. В городе поддерживалась легенда, что в монастыре ужасные для проживания условия, если человек из монастыря попал бы в город, он бы развенчал этот миф. А допустить подобное было нельзя. Пищу все обязаны принимать в специально отведенном месте – в столовой. Три раза в день. Но это не строго. Если проголодаешься раньше – можешь придти в любое время, не откажут, всегда покормят. Ну, вот вроде бы и все! Просыпаемся с ударом колокола, идем на работу, с работы домой! Вот и вся жизнь здесь! В монастыре живут в основном мужчины. Но есть и женщины. Все конфликты между заключенными, жестко караются самими же заключенными.
Вечером путешественники вернулись обратно в комнату. Умывшись, в специально отведенной для этого комнате, чистые, они лежали на пахнущей травами и солнцем соломе и обсуждали последние события. Они так и не пришли к единой точке зрения на счет предательства Голоса. Они не могли понять, что это было. Позднее, они решили для себя, что возможно, это был не тот Голос, которого они знали.
Уснули они уже за полночь.
2.
Утром их разбудили громкий звон колокола.
Марусь уже стучался к ним в дверь.
– Быстрее одевайтесь! Сегодня воскресение и нужно идти в церковь!
– А если мы вдруг не пойдем? – спросил Володя.
Марусь поначалу опешил от этого вопроса. На его лице застыло изумление, и читался вопрос: как это не пойдете?
– Вас посадят в карцер! – наконец обрел он дар речи.
Путешественникам вовсе не хотелось сразу по прибытии в монастырь загреметь в карцер. Поэтому они быстро оделись и проследовали за Марусем в церковь.
По пути Марусь рассказал им, что службу ведет жрец, такой же заключенный, как и они. Только он осужден за государственную измену, очень тяжкое преступление. Он изучал церковные науки, умел читать и писать, поэтому Верховный жрец церкви Всемогущего и Единого назначил его жрецом здесь, в монастыре.
В церкви собралось все население монастыря – не больше двухсот человек. Все они были одеты в разные, старые, поношенные одежды, однако отличающиеся чистотой. Церковь также, как и уже виденная путешественниками, была украшена различными портретами людей. Также впереди, за амвоном, где в православном храме расположен иконостас с многочисленными святыми, располагалась огромная икона с изображением Великого Всемогущего бога, больше похожая на портрет искусного художника. Елена вновь удивилась, как тщательно была прорисована Дорога на этом портрете, казалось, художник пытался донести до зрителя, что на этом произведении искусства главный вовсе не приветливый блондин, а именно петляющая Дорога, уходящая в небеса.
Хор занял свое место на клиросе, помощники жреца зажгли факелы. Окна церкви закрыли снаружи ставнями. Церковь погрузилась в полумрак. Дым от факелов не уходил под купол церкви, а стелился по земле. Стало душно. От дыма першило в горле. Хотелось пить.
Откуда-то из глубины церкви вдруг выплыл жрец, облаченный в белую мантию, и такой же белый куколь, как у русского патриарха, только на маковке разместился не крест, а пятиконечная звезда, пентакль, как символ света, знания и совершенства, как символ человека.
Он начал читать молитву на непонятном языке. Когда он прерывался, хор начинал петь. Потом жрец продолжал говорить. И так бесконечное множество раз. От духоты и нескончаемого дыма кружилась голова. Одежда путешественников промокла от пота. Они с удивлением осматривались по сторонам. Все люди в церкви были преисполнены божественным духом. Они смеялись и плакали, вторили жрецу и подпевали хору. Многие опустились на колени и бились лбами об пол. Другие тянули руки к верху. Третьи старались сжаться в комок, быть бестелесными, бесформенными.
Елена смотрела в лицо жреца, и оно казалось ей знакомым. Она трясла головой, чтобы скинуть это наваждение, но чувство, что она уже знает этого человека, не покидало ее. Она хотела рассказать об этом Володе, но не могла открыть рта. Девушка догадалась, что в факелы были добавлены наркотики, и дым распространял их по церкви. Вместе с тем, ей было хорошо. Она чувствовала себя частью этой церкви, этих людей, этого бога. Все они тут были братьями и сестрами, единоутробными, близнецами.
Володя в какой-то момент богослужения вдруг понял, что не может жить без бога, без церкви, без этого жреца. Он понял, что если больше никогда не услышит этой чудесной молитвы, то умрет. Да и какая это жизнь, если в ней нет бога? Нет церкви… Нет жреца… Последнего, как ему казалось, он вообще знал много-много лет. Они с ним уже встречались, беседовали, вместе кушали и пили чай. О чем же они с ним беседовали? Да обо всем! Он вдруг все вспомнил! Они вместе с этим жрецом убивал Всеедов в Таверне…
3.
Перед окончанием службы факелы были погашены, а окна открыты. В помещение церкви хлынул воздух улицы. Он освежал и отрезвлял. Люди вокруг стыдливо смотрели друг на друга. Не все помнили, догадались Елена и Володя, что они творили тут еще пять минут назад. Теперь им было стыдно. Заключительную молитву жреца уже никто не слушал. Люди вдруг заторопились по своим делам, кто-то на работу, кто-то приводить свои жилища в порядок, кто-то заняться стиркой. У всех появились свои дела. Они отдали дань богу, теперь пора отдать дань бренному. Жрец чувствовал настроение своих прихожан. Последняя молитва читалась быстро и сбивчиво.
Наконец и она была окончена.
Люди вереницей потянулись из церкви. Елена, было, направилась к выходу, но Володя ее придержал.
– Нам надо поговорить со жрецом, – убедительно зашептал он в ухо девушке.
– Зачем? – удивилась она.
– Кажется, у меня есть для него послание!
Елена удивленно посмотрела на Володю, но, ни чего не сказала.
Ребята прошли амвон и оказались у небольшой дверцы, из-за которой слышались голоса. Один они точно узнали – голос жреца. Володя с силой, без стука распахнул дверь. К ним тот час же кинулся кто-то из служителей:
– Выйдите вон отсюда! Заключенным нельзя сюда!
– У меня послание для жреца! – объявил Володя.
– Какое еще послание? Что-то ерунду городишь! Вон я сказал отсюда! – не унимался служитель. Теперь он перешел от слов к действию, сгреб в охапку путешественников и попытался вытолкнуть их в дверь. Но это было не так то просто сделать. Володя уперся руками в косяк двери и продолжал, уже теряя самообладание настаивать на своем.
Откуда-то из глубины послышался голос жреца.
– Сергей, узнай, что за послание? От кого?
Володя оттолкнул этого Сергея и сам прокричал в ответ:
– От твоего отца!
4.
– От какого еще отца?
Из глубины комнаты к путешественникам вышел молодой еще крепкий мужчина невысокого роста. Его голову обрамляли локоны ярко рыжих волос. Только теперь Елена все поняла.
– От Леопольда, – сказал Володя.
Елене показалось, что жрец вот-вот кинется к ним на шею. Его глаза осветились радостью, но, в то же время, и безграничной печалью. Он с трудом сдерживал слезы. Чтобы не разрыдаться при священнослужителях, он, молча, махнул рукой путешественникам, призывая их следовать за ним, и пошел вперед. Сначала они вышли в длинный коридор, который заканчивался единственной дверью. Именно ее и открыл он.
– Проходите!
Такие роскошные интерьеры путешественники видели лишь во дворце Верховного жреца. Рыжеволосый улыбнулся:
– Добро пожаловать в мою скромную обитель!
Он первым делом разорвал потертый конверт, достал письмо и стал с жадностью поглощать слово за словом. Закончив читать, он начинал снова. Потом еще раз и еще. Теперь он по настоящему рыдал, слезы катились по его гладко выбритым щекам и падали на пол, образовывая небольшие лужицы, так не уместные при таком богатстве и красоте убранства комнаты.
– Вы встречали на своем пути отца?
– Да! Откуда же письмо! – отвечал ему Володя.
– А маму?
– Тоже! И даже видели твоего деда! Мы сражались с твоим отцом за общее дело, и победили. Но раны наши были так ужасны, что излечить их было не возможно. Поэтому твой отец милостиво отвел нас к твоему деду, который и излечил нас!
– Значит, дед тоже жив! – сын Леопольда смахнул вновь накатившие на глаза слезы. – Я так рад! Я очень этому рад! Как давно я не видел их всех! Господи! Как давно!?
– Леопольд говорил, что ты ушел лет десять назад… – вспомнила вдруг Елена.
– Да, может быть… А может тут время идет не так, как в Таверне! Я бы не удивился!
– А, в самом деле! – Елена с интересом посмотрела на молодого человека. – Может, ты нам объяснишь, что тут со временем? В этом мире?
Сын Леопольда пожал плечами:
– Вряд ли я вам что-то смогу объяснить! Говорят, раньше, давным-давно, в сутках здесь было двадцать четыре часа, в часе – шестьдесят минут, в минуте – шестьдесят секунд. А сейчас… – он горестно вздохнул. – То, что происходит сейчас – не поддается объяснению! У нас тут есть часы: механические, песочные, солнечные. Мы много раз пытались измерить продолжительность суток… Но, ни чего не получается! Семь дней, например, сутки могут длиться двадцать четыре часа, потом вдруг укорачиваются на три-четыре часа, или наоборот увеличиваются, через некоторое время, снова становятся по двадцать четыре часа, и так – бесконечно! Но что самое интересное, время в городе, и время здесь, в монастыре – может отличаться друг от друга. Например, в городе сутки длятся двадцать часов, а у нас здесь – двадцать два часа. То же самое и с годом: один короче, другой длиннее. Так что, я не удивлюсь, если в Таверне моего отца прошло десять лет, а тут все двадцать!
– Да уж, объяснил ты нам! – усмехнулась девушка. – Меня, кстати, Елена зовут. А это – Владимир. А тебя как?
– Ой! Простите! Думал, вам сказали, как меня зовут, – сын Леопольда перешел вдруг на шепот. – Меня на самом деле зовут Стасом, как и моего деда. Но тут все меня называют – Верховный жрец монастыря, Риз.
– Как ты попал сюда?
Стас горько усмехнулся:
– Также как и вы – пришел по Дороге! – он вдруг замолчал на секунду, и осмотрел себя. Он по-прежнему был в облачении жреца. – Давайте я переоденусь, а потом мы вместе пообедаем, и я все расскажу вам. Жрецу, и его гостям, разрешается не посещать столовую. Располагайтесь пока здесь, а я пойду, приведу себя в порядок.
5.
Обед жреца не отличался от обеда простого человека, отбывающего свой срок в монастыре. На первое был суп с курицей, на второе – макароны с котлетой. В графине был налит компот. Вот и весь обед. Простой – но сытный.
После обеда путешественники и Стас расположились в гостиной на креслах и диване.
– Если не возражаете, – начал Стас. – Я расскажу вам историю своей жизни, и то, как я здесь оказался.
Путешественники не возражали.
6.
Когда я был маленьким, все свое свободное время, а у меня его было не мало, я проводил со своим дедом, в честь которого и получил свое имя. Дед был прекрасный рассказчик. Он мне поведал о своих приключениях в нашем мире, и, что самое интересное, много рассказывал мне о другом мире, из которого он пришел. Когда он говорил, я закрывал глаза и представлял себе все это. Мой мозг рисовал мне такие живые картины, что я становился как бы соучастником любого действа, рассказанного дедом.
Вместе с тем, мы продолжали жить в Таверне. Я был пару раз в городе, ходил по Дороге в ту и другую сторону, пока не начинали болеть ноги, уходил в степь. Но ничего интересно не находил!
Я часто начинал думать, что дед это все выдумал, чтобы порадовать меня, ведь писал кто-то сказки, которые читала мне на ночь мать. Может, думал я, и дед все свои истории просто выдумал. И когда я уже практически полностью в это начинал верить, вдруг приходил очередной странник со стороны, противоположной городу. Этот странник рассказывал еще более фантастические рассказы, по сравнению с которыми, рассказы дедушки уже становились более правдоподобными. Я снова начинал в них верить.
Я мечтал о переходе в другой мир, я мечтал услышать Голос, я мечтал о путешествиях…
Шли годы. Я вырос. Первым делом, я переехал жить в город. Там было много людей, много девушек, много парней, моего возраста. Поначалу, мне там все нравилось. Меня все восхищало. Мне стало интересно жить в реальном мире, а не в выдуманном дедом, как я себе его снова представлял.
Отец с матерью научили меня писать и читать. Отец привозил из города учебники и книги. Я неплохо разбирался в математике. Прочитал много книг, и был более образован, чем мои сверстники в городе. Все говорили, что я должен дальше учиться. Я поступил в церковно-приходскую школу. Быстро ее закончил. Местный священник взял меня к себе в ученики. Все предсказывали мне успешную карьеру. Я мог стать управляющим в богатом доме, бухгалтером у торговца, продавцом или, собственно, священником.
Ни то, ни другое, ни третье мне было не по душе.
Молодые тело и разум требовали приключений. Я чувствовал, что город, это лишь очередной шаг на моем пути. И он явно не был заключительным. Скоро город мне наскучил. Вместе с тем, я не был глуп, и прекрасно осознавал, что здесь, в городе, я могу построить карьеру, удачно жениться, воспитать своих детей если не в богатстве, то уж точно в достатке. Две крайности боролись во мне, и я стал замечать, что последняя побеждает.
Все решилось в считанные часы, может даже минуты.
Однажды вечером, когда я собирался на вечернюю прогулку с друзьями, в моей голове прогремел Голос.
Во времена моего беззаботного детства, дед рассказывал мне о таком приборе из другого мира, который назывался РАДИО, там голос исходил из маленькой коробочки. Вот и сейчас, здесь, наяву, звучал Голос, из ниоткуда, так, что не было видно говорившего. Он рассказывал и рассказывал, и про моего деда, и про других пришедших из других миров, и про здешних жителей. Иногда он замолкал. Бывало, что на день, бывало, что и на неделю. Но потом возвращался. Обязательно возвращался… И очень скоро я понял, что жду его возвращения, что я уже не могу жить без этого Голоса.
Он рассказывал мне историю этого мира, но, что еще интереснее, он рассказывал мне будущее этого мира. Голос говорил, что он не принадлежит этому миру, и ни какому другому также не принадлежит. Я понимал, что он лжет. Но вслух этого, ни когда не говорил. Я боялся его. И он это знал.
Однажды я прямо спросил его, что ты хочешь от меня? И он ответил, что хочет, чтобы я ушел по Дороге, чтобы я из статуса Проживающего, поднялся на уровень выше, чтобы я стал Ищущим. Я возражал ему: но ведь ты сам говорил, что Ищущим в этом мире, может стать лишь путешественник из другого? Он возражал: но ведь в тебе течет кровь из другого мира, кровь твоего деда! Я снова возражал. Мы могли с ним препираться часами, я все чаще замечал косые взгляды прохожих на себе, ведь я спорил, по их мнению, с самим собой, Голоса они не слышали. Я растерял всех друзей и подруг. Голос стал моим единственным другом. Он много знал и говорил об этом, но, бог мой, сколько он еще знал, о чем не говорил со мной???
Он снова и снова подстегивал меня двинуться в Путь. А я снова и снова пытался вытащить из него максимум информации. И, однажды, он проговорился: тебе вряд ли суждено дойти до конца, тебе вряд ли суждено найти то, что найти еще ни кому не удавалось. Но высшие силы знают, что ты можешь помочь одним из Ищущих, сильно помочь им, на их Пути. Пути – который рано или поздно приведет их к цели. Но как я им помогу? Как я им могу помочь? Чем? Каждый человек сам предопределяет свой Путь, был его ответ.
Мы говорили и говорили…
Говорили и говорили…
День за днем…
И однажды Голос попрощался со мной. Я знал, сказал он, что с тобой будет не просто договориться. Я потратил на тебя слишком много энергии. Больше я ее тратить на тебя не собираюсь. Решай сам, как ты будешь жить дальше. Это твой Путь.
И он ушел…
Ушел навсегда…
Я уже не мог вернуться к прежней жизни. У меня не сталось ни друзей, ни подруг. В городе меня уже не ждало ни чего хорошего. В городе меня уже давно воспринимали все за дурачка. Я отправился в Таверну, чтобы попрощаться с родителями и дедом.
Дед не отговаривал меня от путешествия, в отличие от отца и матери.
– У каждого свой Путь, – снова, как в детстве, повторил он.
Я злобно взглянул на него. Возможно, первый раз, за всю свою жизнь.
– А твой Путь, дед? Разве твой путь здесь? Твой Путь там, на Дороге! Ты должен был найти то, что другие не смогли! А ты нашел себе тепленькое местечко, нашел технологии, тебе не принадлежащие, ты осел здесь, на всем готовеньком. Тебе не стыдно?
Он тихо засмеялся.
– Разве? – спросил он. А потом добавил, – Почему ты думаешь, что знаешь, где мой Путь? А может он здесь?
– Нет не здесь! – покричал я. – Я сделаю то, что ты должен был сделать! Я найду то, что другие не могут! Умершие миры возродятся, а во всех остальных наступит благоденствие, часы снова будут показывать верное время, осень, весна, лето и зима будут идти столько, сколько им изначально было предписано идти… Все путешественники вернутся в свои миры, врата между ними закроются навсегда. Каждый мир будет счастлив!
– Я желаю удачи тебе, внук! Но запомни мои слова и обдумай их, так же как я, обдумывал их всю свою жизнь: так ли для тебя важно, найти секрет мироздания, который другие найти не смогли, и вряд ли найдешь и ты, или может быть, важнее оказать помощь другим Ищущим? Может, если все, кто ищет и искал когда-то, помогли бы друг другу, мы уже давно нашли бы, то, что ищем?
Я был зол тогда на деда. Я считал, что он просто не хотел искать, и теперь ищет себе оправдания. Дошел до теплого, сытного местечка, обосновался там. А что дальше?
Я повернулся и ушел.
В Путь…
В свой Путь…
Я шел по Дороге. Сначала и ночью и днем. Потом только днем. Я шел и думал. Иногда взывал к Голосу, мне нужно было посоветоваться. Но он больше не отвечал мне. Никогда! А я шел и думал. Размышлял.
Я шел год… два… три…
Я сбился со счета. Я ни разу, ни кого не встретил. Ни одной живой души. Тогда я стал сомневаться. Сомневаться во всем. Сомневаться в своих силах, своих возможностях… А потом и в своем разуме! Я реально думал, что просто сошел с ума! И все это: и Дорога, и Голос, и дед, и родители – все это выдумка моего больного воображения…
В один из дней, когда я окончательно уверовал, что мой мозг не здоров, я повернул назад. А вечером, я встретил Максима. Он рассказал мне, что чуть впереди есть прекрасный город, с необычным названием: Обычный город. Там живут, такие же отчаявшиеся, как и я, а с моими знаниями, я обрету там почет и уважение, то, что не смог обрести ранее.
И вот я здесь.
С местными священниками у меня сразу не заладилось. Я объяснял им, что сам практически священник, но другой веры. И прекрасно уже давно понимаю, что никакого бога нет и в помине. Все это выдумки! Мою ересь слушали не долго, и вот я в монастыре.
Когда я пришел сюда, здесь была такая же грязь и антисанитария, как и в городе. Нужно было что-то менять. Местный жрец был очень стар. Я пошел к нему помощником. Он быстро оценил мой интеллект. Походатайствовал перед Верховным жрецом, и вот после его смерти, я становлюсь Верховным жрецом. Я быстро навел здесь порядок. Жизнь в монастыре стала лучше, чем на свободе. Появился только один минус – после отбытия срока заключения, бывшие уже заключенные, не хотят возвращаться в город! Но это и плюс: о нас, о наших порядках, не узнают в городе и сюда не бросятся толпы горожан, захотевших лучшей жизни, и ради попадания сюда, совершивших преступления.
7.
– Ты знаешь, кто такой этот Максим? – спросила первым делом Елена, после того, как Стас закончил свой рассказ. Девушка была задумчива.
– Нет! Для меня тогда, он был всего лишь путником. Таким же, как и я, неприкаянным и отчаявшимся. Но позднее, уже здесь в монастыре, я услышал много рассказов о нем. Он помогает тем, кому нужна помощь и кто следует по Дороге. Чаще всего тем, кто ищет ответ на какой-то вопрос и не может его найти. Те из рассказывавших о нем, кто были поумнее, говорили, что это создание древних. Тех, кто строил Дорогу. Изначально он был создан, чтобы не дать заблудиться путникам, а потом, стал помогать и другим, тем, кто ищет.
Володя и Елена переглянулись.
– Мы уже два раза видели этого Максима. Два раза он нас направлял.
Стас усмехнулся.
– Он никогда не ошибается! – заявил он уверенно. – Если вас направил Максим – безоговорочно следуйте предложенным им маршрутом и обязательно найдете то, что ищите!
– Последний раз, когда мы его видели, – сказал Володя. – Он направил нас сюда!
– Вы меня искали? – спросил Стас, и в глазах его мелькнула надежда.
Володя и Елена вновь переглянулись. Они оба увидели выражение глаз жреца, и не спешили его разочаровывать. Впрочем, Стас и без слов понял, посмотрев на путешественников, что искали они не его.
– Если не меня, то, что ж вы ищите?
– Мы ищем револьверы! – заявила сразу Елена, Володя посмотрел на нее осуждающе: может, не стоило так сразу доверяться незнакомцу и открывать ему все свои карты?
– Револьверы? – он осмотрелся по сторонам, будто хотел лишний раз удостовериться, что в комнате никого кроме них нет. – Я правильно понимаю, вы говорите о тех самых револьверах?
– Да! Тех самых! Можешь не сомневаться! – с лица девушки сошла улыбка, блуждающая там до этого. Она была серьезна как никогда. Ее подбородок поднялся кверху. Она сейчас выглядела чуть горделиво.
Стас явно не торопился продолжать разговор. Он что-то обдумывал. Наконец решившись, он проговорил:
– Может, вот это имел в виду мой дед, когда говорил свои напутственные слова мне?
Елена, чуть помедлив, развязала платок и достала оттуда ключ, переданный дедом Стаса. Жрец осторожно, трясущимися руками взял этот предмет.
– Я узнаю его! Я не говорил, но в тот последний визит к деду, я хотел просить его передать мне этот ключ. Я знал, как он ему дорог, и после жестких напутственных слов, сказанных мне, так и не решился попросить его у деда. Значит, он отдал его вам? Он верил, что в этом его предназначение?
Путешественники вместо ответа лишь кивнули в унисон.
– Я знаю, где револьверы! Но вам их оттуда не забрать! Там слишком много стражи!
– Ничего! Мы справимся! – сказал Володя таким будничным тоном, будто решать сложные проблемы было его любимым занятием, будто он не боялся опасности, будто знал, что опасность должна бояться его.
– Об этом не знает никто! – заговорщическим полушепотом начал свой очередной рассказ Стас. – Под городом и за городом, под землей, есть неисчислимое множество туннелей. Они были вырыты давно, еще до прихода в город Церкви и жрецов. О них знают только высшие жрецы, они используют их для перехода из одной церкви в другую, и конечно, в главную церковь Верховного жреца. Подземный переход связывает с городом и монастырь. У меня было много свободного времени, я планировал когда-нибудь сбежать из этого места, а лучшего способа, чем использовать для этих целей туннель – просто не существует. И я начал изучать эту сеть, я даже начал рисовать карту. Год за годом карта становилась все больше и больше. Но не это самое важное: я узнал, что не только жрецы знают о туннелях, но и стража! Более того, если жрецы используют лишь часть этого подземного пути, то стража, использует его почти полностью. Для меня тогда все встало на свои места: я понял, как страже вдруг внезапно удается оказаться в том, или ином месте, в том числе и у поющего моста. А однажды, я набрел на дверь в туннеле – запертую дверь! Но не старую, которой давно бы не пользовались. Нет! Совершенно новую, установленную недавно. Мне стало интересно, кто ею пользуется. Я затаился в одном из проходов и стал ждать. В скором времени появились стажи. Их было много. Все они были в парадном облачении, и абсолютно без оружия. Один из них нес на плече связанную девушку. По ее грязной одежде, я догадался, что она из числа жителей Обычного города. Она была измучена и уже не могла сопротивляться. Они постучались в дверь. Им открыли такие же стражники, но только вооруженные до зубов. Дверь за собой они не закрыли. Я осторожно подкрался к ней и смог посмотреть, чем они там занимаются. Они называли себя Церковью Священных Револьверов. За дверью, в большом зале они проводят свои церемонии. В тот день у них была церемония жертвоприношения. Посреди зала стоит огромный алтарь из единого куска тщательно отполированного стекла, или может быть даже это большой обработанный алмаз. В центре этого алтаря расположились два револьвера. Непонятно, как они туда попали. Но если предположить, что алтарь сделан из стекла, то я бы сказал, что древние стеклодувы просто залили их расплавленным песком, а потом отполировали. Если же это действительно алмаз… Я даже боюсь предположить, как револьверы туда поместили! На алтарь положили девушку. Четверо стражей держали ее за руки и ноги. Остальные совершали обряд поклонения. Вместо молитвы, они несли полную ахинею! Боже мой! Что они там только не просили для себя! Даже повторять это – уже святотатство! У них также есть Верховный жрец, его зовут Альба. В обычной жизни я знал этого стража. Он нес всегда свою вахту на городской стене, и не отличался ни чем от других стражей. Тут же его облачили в боевую одежду стражей, с кольчугой и шлемом на голове. В его руках был огромный бубен, и он ударял в него время от времени, поддерживая ритм молитвы. Внезапно Верховный жрец замер. Молитва прервалась на полуслове. Он повалился на землю и стал биться в эпилептическом припадке, которой символизировал, что на него снизошли духи револьверов. Он вскочил резко с земли, выхватил у одного из вооруженных стражей короткий меч… Я зажмурил глаза, думая, что сейчас он убьет девушку. Послышался удар тела о землю. Я приоткрыл глаза. Каково же было мое изумление, когда я увидел, что жрец убил вооруженного стража, у которого выхватил меч, а потом и второго вооружено стража, а потом и третьего и четвертого. Они благосклонно принимали свою смерть, никто не сопротивлялся. Они были даже рады, что стали жертвоприношением Священным револьверам. Безоружные стражи подняли тела мертвых и уложили их на алтарь, вокруг девушки. Она заорала от ужаса. Если бы ее не держали, она тот час же ринулась бы бежать. Теперь жрец с ножом в руке медленно подходил к алтарю. Девушка уже не просто кричала, она захлебывалась собственным криком, в нем было столько ужаса и отчаяния, что у меня самого затряслись и руки и ноги. А жрец подходил все ближе и ближе. Вот он уже у алтаря. Я всеми силами хотел вновь закрыть глаза, думая, что сейчас-то он одним взмахом ножа убьет девушку. Но это было бы слишком легкой смертью для нее. Судьба уготовила ей другую участь. Более страшную… Ужасную… Жрец вновь одним взмахом распорол живот мертвому стражу, что лежал в изголовье девушки. Из раны полезли кишки, хлынула кровь, вперемежку с содержимым его желудка. Жрец поднял голову девушки, и запихал ее в распоротый живот… Она стала задыхаться. Давиться кровью и кишками. Но жрец не отпускал ее, до того самого момента, пока и она не умерла… Я побежал по туннелю назад в монастырь. Рухнул в церкви на колени и молился, молился, и молился. Всем известным мне богам. Всеми известными мне молитвами… А после я блевал и блевал… До того самого момента, пока вместо содержимого желудка из моего горла не хлынула кровь…
