Виктор Андреевич Фаусек
Карл Линней. Его жизнь и научная деятельность

Неизменным покровителем и другом, меценатом Линнея со времени его возвращения из-за границы, был знатный дворянин того времени, шведский сановник, сенатор и маршал граф Тессин. Тщеславный и тонкий дипломат, он рано сумел угадать Линнея, следя за его деятельностью по заграничным журналам тогда еще, когда никто им на родине не интересовался, и сумел покровительством первому ученому своего времени придать лишний блеск своему имени. Впрочем, каковы бы ни были его побуждения, ему все-таки принадлежит честь сохранения для Швеции ее величайшего натуралиста. Благодаря именно его настояниям Линней получил, как мы говорили уже выше, место адмиралтейского врача и затем профессуру в Упсале.

Любопытны отношения Линнея к своему другу и покровителю. Он был того мнения, что процветание науки возможно только под покровительством меценатов, – и был прав для своего времени, когда государство, в особенности такое бедное, как Швеция, мало могло заботиться о научной деятельности. В сущности и теперь, в наиболее даже просвещенных государствах, и наука и искусство в своем развитии часто пользуются денежными средствами частных капиталистов, но теперь переменилась нравственная точка зрения на этот предмет; полагают, что богачи, дающие деньги на общеполезные предприятия, исполняют долг совести перед своим народом. Линней был, как и всякий человек, сыном своего времени; теперь мы знаем имя графа Тессина только в связи с именем славного ученого; в глазах же Линнея Тессин был знатной персоной, и их разделяла целая пропасть в общественном положении. За услуги, ему оказанные, Линней платил Тессину в течение всей жизни самой теплой благодарностью; ему посвящал он издания «Systema naturae», начиная со второго, вышедшего в 1740 году в Стокгольме. Письма его к Тессину любопытны как пример отношений, которые в XVII веке существовали между ученым и придворным, как образчик эпистолярного слога того времени. «Все верные шведы, – пишет Линней, – восхваляют высокорожденного графа, и я должен делать это всех более. Господин граф принял меня, peregrinum in patria (странника на родине), не имеющего ни рекомендации покровителей, ни собственных заслуг, посадил меня за свой стол между знатнейшими людьми в государстве, дал мне жительство в своем собственном дворце, рекомендовал меня высокопоставленным лицам, доставил годовое содержание и почетное место (адмиралтейского врача). Несомненно, я обязан Господу Богу и графу Тессину всем моим счастьем».

В наш демократический век подобные фразы звучали бы странно и смахивали бы на грубую лесть. Но таков был язык времени, и Линней показал, что в его сердце не было лести, а признательность его была искренней и благородной. Так он писал Тессину, когда тот был наверху могущества и блеска. Но прошел ряд лет, и бывший вельможа жил в опале, в стесненных средствах, всеми покинутый, в деревне; Линней находился в это время в зените почестей и славы, но отношения его к бывшему покровителю не изменились. Письма его продолжают носить тот же почтительный и благодарный тон; и когда королевская немилость к Тессину проявилась в полную силу, Линней посвятил ему новое издание «Systema naturae» в еще более почтительных и благодарных выражениях чем все предыдущие.

Крайняя бедность, которую смолоду испытал Линней, приучила его к расчетливости и бережливости; приданое, которое принесла ему жена, гонорар от студентов и жалованье, под конец его жизни удвоенное королем Густавом, плата от издателей его сочинений, подарки королей и знатных почитателей его таланта – все это вместе за долгое время его профессорства в Упсале составило ему порядочное состояние. В 1753 году он купил себе около Упсалы небольшое имение Гаммарба, где и проводил лето в последние 15 лет своей жизни; иностранцы, приезжавшие заниматься под его руководством, нанимали себе квартиры в соседней деревеньке. В своем имении Линней выстроил особый домик для своих естественноисторических коллекций.

Нам остается сказать несколько слов о семейной жизни Линнея. Как это часто бывает у людей выдающихся дарований, его жена была полной противоположностью своего мужа. Невоспитанная, грубая и сварливая женщина, без умственных интересов, в блестящей деятельности мужа она ценила только материальную сторону; это была жена-хозяйка, жена-кухарка, обычный женский тип германских народов. В экономических вопросах она держала власть в доме и в этом отношении имела дурное влияние на мужа, развивая в нем наклонность к скупости. Отношения ее к семье представляют много печального; у Линнея был один сын и несколько дочерей; мать любила дочерей, и они выросли под ее влиянием необразованными и мелочными девушками буржуазной семьи. К сыну же, даровитому мальчику, мать питала странную антипатию, всячески его преследовала и старалась восстановить отца против него. Последнее, впрочем, ей не удавалось: старик любил сына и со страстью развивал в нем те наклонности, за которые он сам столько страдал в детстве. С самого раннего детства он учил мальчика ботанике: к нему были приглашены лучшие учителя Упсалы из выдающихся учеников Линнея; он учился по-латыни, постоянно говоря с отцом на этом языке, и поэтому сын усвоил себе многочисленные погрешности латыни самого Линнея. Когда ему было 18 лет, университет, по ходатайству Линнея, дал ему должность «demonstrator botanicus» при ботаническом саде. Под руководством отца он писал свои ботанические работы, разделял горячую любовь отца к ботанике и другим естественным наукам, хотя и не обладал его талантом. Отец готовил в нем преемника себе; в возрасте 22 лет молодой Линней был назначен адъюнктом ботаники с обещанием после ухода отца получить все его должности. Конечно, только благодаря могущественной протекции своего родителя молодой Линней так рано выдвинулся на том пути, на котором его даровитый отец подвигался с такими препятствиями и усилиями, и это не могло не возбуждать к нему зависти и вражды его товарищей и ровесников, имевших не менее его прав на отличие.

Со стороны же матери он терпел непрерывные притеснения, и положение его в семье было самым печальным: мать отказывала ему в самом необходимом, заставляла его, например, уже взрослого, самого прибирать свою комнату, не давала ему платья; отец выказывал в этом отношении непозволительную слабость, и молодой Линней, живя в зажиточной семье, нуждался часто в необходимейших вещах, как его отец в годы самой горькой нужды, так что должен был принимать подарки и пособия родных. Легко понять, что это ожесточало его характер и вносило много горечи в его жизнь.

Но перейдем от сына опять к отцу и передадим те сведения, которые сохранились о личности и характере Линнея. Современники описывают нам его человеком невысокого роста, крепкого телосложения – он имел случай проявить его во время своего путешествия в Лапландию – с темными волосами, красивыми, умными и проницательными глазами; привычка к сидячей работе над естественноисторическими предметами развила в нем сутуловатость.

В молодости он отличался блестящей памятью и сохранил ее приблизительно до пятидесятого года жизни, когда она стала слабеть. Но к языкам у него были плохие способности; мы видели уже, сколько огорчений ему причиняла в детстве латынь; позднее он и писал и говорил на этом международном языке ученых того времени, но латынь его всегда хромала и была далеко не классической; когда в 1763 году он был избран членом Французской академии, то не решился написать сам благодарственное письмо по-латыни, а, написавши его по-шведски, дал сделать перевод. С новыми языками у него дела шли не лучше; за три года жизни в Голландии он не выучился по-голландски. Немецкий он знал хорошо.