Юрий Верхолин Сеть узлов

На стене мигал огромный монитор. Несколько диаграмм, спектров и тепловых карт были выведены на экран, поверх них – красная рамка с надписью:

«ПАТТЕРН–93. УРОВЕНЬ ОПАСНОСТИ: ЧЁРНЫЙ.»

– Какой радиус? – спросил куратор.

Аналитик прокрутил карту.

– Пятьсот тридцать метров. Район расположения отеля «Sundown Bay».

Куратор поднял глаза.

– Там наш агент?

– Да, – ответил руководитель «Сферы». – Алексей Романов.

– Уверен, что он контролирует ситуацию?

Начальник «Сферы» слегка помедлил.

Это была опасная пауза.

– Он самый подготовленный, – в итоге ответил он. – И… у него есть мотивация.

– Личная? – куратор прищурился.

– Да.

Куратор вздохнул, откинулся на спинку кресла.

– Личная мотивация – это всегда риск. Но… – он постучал пальцами по столу. – Это может сыграть нам на руку. Он будет действовать быстро. Потому что НАМ нужно действовать быстро.

Руководитель «Сферы» кивнул, понимая подтекст.

Если носитель будет найден – нужно будет локализовать её моментально. Пока другие государства не вмешались.

В Женеве доктор Иман Каддавани сидела в просторном стеклянном кабинете, окружённая голографическими панелями. На одной панели – карта мира, рябящая сетью тонких линий, как нервных импульсов. На другой – структура сигнала: сложная, многослойная, состоящая из повторяющихся элементов, будто узор на древней этажерке. На третьей – сводка спутниковых наблюдений.

Она не сводила глаз с центрального голографического куба, внутри которого вращалась трёхмерная структура импульса.

В ней было что-то… живое.

Как будто это не просто физическая аномалия, а сообщение.

– Доктор, – робко подошёл ассистент, – службы хотят обновление. Им нужно понимание, к чему готовиться.

Каддавани медленно подняла глаза.

– Готовиться? – она чуть улыбнулась. – Они думают, что можно подготовиться?

Ассистент замолчал.

– Это сообщение, – продолжила она, вновь глядя на голограмму. – Это очень древний, очень сложный способ сказать "здравствуйте". Или "я здесь". Или "я возвращаюсь".

– Вы уверены?

– Да.

Она не произнесла этого вслух, но подумала:

«Это то, что приходит только один раз. И если мир не услышит – он всё равно будет вынужден ответить.»

В Вашингтоне генерал Дрэйк стоял у большого окна штаба DARPA-13. Перед ним город просыпался – огни машин, пар от крыш, гул дорог.

Ему отчётливо казалось, что мир дрожит.

Чуть-чуть.

Словно перед бурей.

Один из аналитиков подошёл, держа планшет.

– Сэр… данные совпадают с российскими. И с европейскими. Импульс глобальный.

Дрэйк медленно выдохнул.

– Значит, они тоже уже знают.

– Да, сэр.

– Тогда времени почти нет.

Он взял планшет, глядя на график.

Та самая кривая.

Та самая сигнатура.

– Приведите план «Внешний Контур» в действие.

А в Керале, в номере маленького отеля, мир выглядел таким же мирным, как в любой другой отпускной день.

Марина подошла к окну и распахнула шторы.

Ослепительный свет залил комнату – яркий, влажный, тропический.

Пахло морем, йодом, специями с уличных лавок, цветами жасмина.

Она вдохнула полной грудью.

Если бы она могла увидеть карты аналитиков по всему миру…

Если бы могла увидеть данные со спутников…

Если бы могла услышать разговоры генералов, учёных и кураторов…

Она бы поняла, что весь мир сейчас смотрит на неё.

Но она знала только одно:

кулон, который она купила вчера, лежал на тумбочке – и казался странно тяжёлым для такого маленького камня. Будто внутри него что-то было. Не физическое. Состоящее не из материи.

Она взяла кулон в ладонь.

Камень был холодным, но в то же время где-то глубоко внутри, почти неощутимо, будто пульсировал.

– Опять кажется? – тихо сказала она себе. – Просто переутомление, жар…

Но что-то в этом холодке было неправильным.

И тихо, совсем тихо – будто где-то в глубине сознания – ей показалось, что она слышит шёпот. Не слова. Интонацию.

Словно кто-то только что сказал её имя.

Алексей наблюдал за ней.

Причём не просто глазами – всем нутром.

Он видел, как она касается камня.

Как чуть приподнимает бровь – признак теперь уже знакомый: что-то почувствовала.

Он подошёл ближе.

Слишком быстро.

Она бросила взгляд – внимательный, короткий, пронизывающий.

И он понял: она начинает замечать.

Он почти улыбнулся, но внутри всё сжалось.

Потому что момент, которого он боялся десять лет, теперь был неизбежен.

И именно в этот момент, на другом конце планеты, на станции «Восток» приборы снова запищали.

Второй импульс.

Меньше, тоньше.

Но структурно – часть того же.

Как будто кто-то вдалеке… пробует связь.

Утро в Керале разворачивалось так неторопливо, будто тропическое солнце не торопилось заявить о себе. Воздух ещё не успел стать вязким, но уже намекал на дневную жару. На улице слышались голоса продавцов – ленивые, протяжные, с мягкими переливами интонаций. Город начинал жить своей обычной жизнью. Но Марина чувствовала, что эта «обычность» обманчива.

Она налила себе воду из бутылки, сделала несколько глотков. На секунду ей показалось, что вода отдает металлическим привкусом, но когда она облизала губы – уже ничего необычного не чувствовала. Она пожала плечами, списав это на утреннюю сухость в горле.

Алексей включил кондиционер и сел на стул у окна. Движения – точные, экономные. Все его жесты сейчас были такими – будто он проверяет пространство вокруг: изучает, оценивает, определяет уровни риска. Марина смотрела на него украдкой, как будто пыталась уловить тот самый момент, когда «муж, с которым она приехала на море» переключается в того, кем он был ДО неё.

Того, о ком она знала только намёки.

– Ты нормально спала? – спросил он, будто это могло сгладить напряжение.

– Да. Кажется, да. – Она прижала кулон к коже. – А ты?

– Есть немного работа… – Он замолчал, словно осознав, что чуть не проговорился лишнего. – Сны какие-то странные.

Марина оторвалась от кулона.

– Какие?

Он едва заметно напрягся – так, что обычный человек не заметил бы. Но она – заметила.

– Не помню, – отрезал он слишком быстро.

Лжёт, подумала она. Не со зла. Инстинктивно. Как дышит.

Тем временем на противоположной стороне земного шара, на станции «Восток», геофизик Андрей снова склонился над прибором. После второго импульса он получил доступ к глубокой архивной структуре, куда обычные сотрудники станции даже не заглядывали.

В архиве было немного: три файла.

Помечены как:

Сигнатура R-1 (Гоби, 1983)

Сигнатура R-2 (Анды, 1990)

Сигнатура R-3 (Керала, 1993)

Он открыл первый.

Жёлтые цифры, старые графики, короткие заметки: «аномалия локализована, корреляции не установлены».

Второй – почти то же, но с одной фразой:

«Структура напоминает попытку передачи данных. Возможно, не нам.»

А вот третий…

Третий был длиннее.

Андрей читал, и холод, не антарктический, а другой – внутренний – поднимался вдоль позвоночника.

«Сигнатура указывает на структурированную последовательность.

Предположительно: вызов.»

И самое главное:

«Если сигнал повторится через 20–40 лет, значит, процесс был запущен намеренно.»

– Двадцать… – прошептал Андрей. – Тридцать… Сорок…

Он посмотрел на экран.

1993 → сейчас.

«Процесс был запущен».

Он поднял глаза на стальное перекрытие станции, будто оттуда мог прийти ответ.

– И что нам теперь делать?

Но никто ему не ответил.

В Москве, в центре «Сферы», начальник смены поднял голову, когда в коридор вошёл человек, которого он не ожидал увидеть столь рано.

Геннадий Петрович.

Куратор.

Ходячая легенда.

Он редко появлялся лично. Если уж появился – значит, ставки максимальны.

– Где анализ? – спросил он, не теряя времени.

– Уже готовится. Мы опрашиваем все станции… Сутки – максимум.

– У вас – два часа.

– Но—

– Два часа, – повторил он, глядя так, что спорить не хотелось.

Работа зашумела быстрее.

Сразу.

Как в улье, куда кто-то кинул горящий углей.

И всё же даже в этом хаосе прозвучала фраза, от которой начальник смены побледнел:

– Где Романов?

Алексей в этот момент смотрел на Марину, которая одевалась, расправляла волосы, привычным жестом поправляла очки, вычитывая что-то в своём рабочем блокноте.

Он подумал о том, как обманчиво можно воспринимать обычность.

Можно жить с человеком, пить с ним кофе, смотреть фильмы, ездить в магазины…

И всё равно не знать, что в нём скрыто.

Он привык думать, что он – тот, кто скрывает.

Тот, кто несёт в себе тайну.

Но теперь он смотрел на Марину – обычную, настоящую, земную – и понимал:

Она – носитель того, что может изменить мир.

Он потер виски.

Это не просто задание.

Не просто миссия.

Не просто долг.

Если он отдаст её структуре – он потеряет её навсегда.

Её изучат, запрут, закроют.

Он знал, как это работает.

Особенно с рисками уровня «Чёрный».

Он закрыл глаза на секунду.

Что делать?

Ответа не было.

Но каждый прожитый с ней год кричал внутри: не сдавать.

Марина чувствовала растущее напряжение, как чувствуют утреннюю грозу, когда воздух ещё спокойно висит над землёй, но на горизонте уже собираются облака.

Она стояла перед зеркалом, поправляя цепочку. Металл чуть холодил кожу.

– Ты сегодня какой-то… странный, – сказала она тихо.

– Просто жарко.

– Да ну. Ты так говоришь всегда, когда что-то скрываешь.

Он замер.

Полсекунды.

Но она заметила.

Он попытался улыбнуться.

– Ты всё замечаешь.

– Конечно. – Она посмотрела ему в глаза. – Мы же… вместе.

Он отвернулся.

Очень медленно.

Слишком медленно.

В Женеве доктор Каддавани увеличила сигнатуру на голографическом дисплее.

Кроме явных пиков, кроме математической регулярности…

В структуре импульса было ещё кое-что.

Паузы.

Три длинные, три короткие.

Пауза.

Три короткие.

Она прищурилась.

Морзе?

Нет.

Но похоже.

Паузы были «вибрационные», как повтор одного и того же короткого жеста.

Как будто кто-то… стучит по стене.

У неё задрожали пальцы.

Она закрыла глаза и прошептала:

– Это… не всплеск. Это… ответ.

В Вашингтоне генерал Дрэйк вышел на балкон штаба. Холодный утренний воздух бил в лицо. Он был достаточно стар, чтобы доверять инстинктам – и очень умён, чтобы доверять только им.

Он смотрел на город и думал.

За последние сорок лет человечество научилось бояться собственных изобретений, собственных ошибок, собственных прорывов.

Но сегодня…

Сегодня он впервые почувствовал, что боится чего-то другого.

Чего-то древнего.

Чего-то, что ждёт очень долго.

Чего-то, что способно дождаться.

Он поднял телефон.

– Готовить «Орбитальную Сеть». Мы должны видеть всё.

Алексей подошёл к столу, взял бутылку воды, открыл. Простое движение. Но Марина увидела, что руки у него дрожат.

– Лёш… – тихо сказала она. – Что ты мне не договариваешь?

Он поставил бутылку, будто на весах.

– Марина… – голос сорвался. – Если я тебе сейчас скажу правду – всё изменится.

– Уже меняется.

Он закрыл глаза.

Правда уже стояла на пороге.

Но если он скажет всё – цепь событий станет необратимой.

Он открыл глаза.

Посмотрел на неё.

И эта секунда была вечностью.

Но он сказал:

– Дай мне немного времени. Я всё объясню. Просто… не сейчас.

Она молчала.

Но в её взгляде горел не гнев – понимание.

И лёгкая, болезненная обида.

Где-то глубоко под их гостиницей, в тянущихся под землёй слоях пород, что-то шевельнулось.

Не физически.

Не материально.

А в том пространстве, которое невозможно измерить приборами.

Камень на Марининой шее дрогнул – едва ощутимо, но он отозвался на этот «толчок».

Как живое существо, услышавшее зов.

Марина взяла кулон в руку и вдруг почувствовала не холод, не тепло, а что-то вроде лёгкого… давления на ладонь. Как будто камень «садится» поудобнее.

Она нахмурилась.

– Странный ты…

И услышала – или ей показалось? – тихий отклик.

Не звук.

Не мысль.

Да.

В это же мгновение, по всему миру, синхронно, в разных странах, в разных кабинетах, на разных приборах…

…появился третий импульс.

Короткий.

Едва заметный.

Но разнесшийся по всему глобальному сенсорному контуру.

И все те, кто знали, что ищут…

…все поняли:

Это не случайность.

Это последовательность.

Это прогрессия.

И самое главное:

Это кто-то пытается установить связь.

И именно в этот момент, когда мир слушал…

Марина посмотрела в окно.

Тропическое солнце поднялось.

Над морем взошёл лёгкий пар.

Птицы взвились над пляжем.

И ей вдруг стало тревожно.

Без причины.

Она не знала, что это – не её тревога.

Камень реагировал.

И если бы она могла его услышать, она бы поняла:

Он понял, что его нашли.

Марина опустила занавеску, но ощущение, что за ней кто-то наблюдает, не исчезло. Она попыталась отмахнуться – туристическая паранойя, жара, непривычный климат. Но что-то в груди неприятно сжалось, как перед экзаменом, о котором забыл, но внезапно вспомнил ночью.

Она села на край кровати, держа кулон двумя пальцами. Камень был неподвижен, как обычный минерал, который можно купить на любом рынке. Но стоило ей на секунду закрыть глаза, как под кожей прошёл лёгкий разряд – будто электрический импульс скользнул по нервам.

Она резко распахнула глаза.

Комната та же.

Тишина та же.

Только воздух стал плотнее – как перед давлением, которое ещё не обрушилось, но уже тянет небо вниз.

Марина глубоко вдохнула.

Словно что-то внутри камня ждало её решения.

А далеко – в недрах планеты – невидимая сеть древних узлов отвечала ей едва ощутимой вибрацией, нависая над миром, ещё не знающим, что он уже проснулся от тридцатилетнего сна.

Часть 2. Сети сходятся

Марина вышла на балкон, будто спасаясь от духоты комнаты. Воздух пах морской солью и влажной древесиной – ночью здесь часто топили маленькие мангалы прямо на улицах. Но сегодня запах был другим: будто туман смешали с пеплом от далёкого пожара. Ветер приносил его порциями, осторожно, словно проверяя, почувствует ли человек хоть что-то необычное.

Кулон под тонкой тканью футболки казался слишком тяжёлым. Не физически – ощущением. Как будто его присутствие меняло центр тяжести её тела, вынуждая держать корпус иначе. Марина старалась не думать о ночных странностях, о вспышке, о силуэте в отражении. Утро – лучший доктор. Утром мозг всё расставляет по полочкам. Она повторяла эту мысль, словно мантру.

Алексей стоял у окна, пряча телефон в карман. Движение привычное, отработанное. И слишком резкое.

– Опять работа? – спросила Марина, не оборачиваясь.

– Да так… – он сделал вид, что растирает шею. – Сбой в системе. Пытаются починить. Мне написал один коллега.

Она знала: если Алексей начинает говорить неопределённо, значит, либо соврал, либо собирается соврать. Они были вместе девять лет – достаточно, чтобы понимать эти микрореакции. Но сейчас у неё не было сил вытягивать правду.

– Пойдём позавтракаем, – сказала она.

Они спустились в ресторан на первом этаже. Официант улыбался, но в глазах не было обычной кералинской радости. Скорее – холодное внимание, будто он видел перед собой не туристов, а подозрительных незнакомцев.

Марина почувствовала, как что-то внутри кулона тихо толкнулось. Не больно. Скорее – как если бы кто-то приложил ладонь к внутренней стороне камня и слегка постучал изнутри.

Она вздрогнула.

– Всё хорошо? – Алексей наклонился к ней.

– Просто жарко, – выдавила она. – Тут утром всегда так душно?

Алексей мельком глянул в сторону выхода. Там стояли двое – туристами они не выглядели. Слишком плотные ткани, закрытые шеи, одинаковые тёмные очки. Марина ещё не обратила на них внимания, но он – да.

– Пойдём потом в номер, – сказал он. – Чуть позже, когда полегче станет.

Марина машинально кивнула, хотя её уже охватывало странное беспокойство. Она пыталась слушать себя – не телом, не мозгом, а чем-то более глубоким. Звуки вокруг будто перекосились: она стала отчётливее слышать щелчки вилок, гул вентиляторов, разговоры за соседними столами. Всё разрозненное вдруг сплеталось в один поток, и этот поток будто слегка дребезжал.

– Ты не заболела? – Алексей коснулся её руки.

Марина хотела ответить, но взгляд снова упал на тех двоих у входа. Они делали вид, что смотрят меню. Но то, как стояли – чуть боком, сохраняя широкий угол обзора, – выдавало тренированную повадку.

Она отвела взгляд.

Камень нагрелся.

Секунду – и снова стал холодным.

Её охватило ощущение, что вокруг что-то медленно, но очень уверенно смещается. Как будто бы линии, которые она не видела глазами, но чувствовала кожей, начинают сходиться. Не вокруг них с Алексеем… а вокруг неё. Центр тяжести мира сдвигался к ней – и она это осознавала.

После завтрака Алексей сказал, что ему нужно сделать пару дел. Марина решила пройтись по пляжу – возможно, жара притупит тревожные мысли.

Песок был горячим, но ветер с моря приносил прохладу. Она сняла сандалии, попыталась почувствовать землю. Иногда простое соприкосновение с природой помогало вернуть внутреннее равновесие. Но сегодня не помогало ничего. Кулон снова стал тяжёлым, будто проваливался в грудь.

Она остановилась возле навеса, где туристам продавали кокосы. Мужчина с ножом ловко обрубал верхушки плодов. Когда Марина подошла, он поднял глаза. И тут же отвёл взгляд – слишком быстро, будто испугался.

– Один, пожалуйста, – сказала она.

Он протянул ей кокос, но рука дрогнула. И пока она расплачивалась, Марина увидела, как мужчина бросает тревожный взгляд куда-то за её спину. Она медленно повернулась.

Те двое в плотной одежде шли по пляжу в её сторону.

Не спеша. Но без сомнений.

Камень снова нагрелся.

Внезапно резко.

Боль прошла через ключицу, будто холодная волна. Марина сжала пальцами цепочку под одеждой и сделала вид, что просто идёт дальше, к воде. Она ускорила шаг, но не слишком сильно – не хотелось давать повод думать, что она почувствовала преследователей.

Они шли за ней.

С расстояния двадцати метров. Широко. Скоординированно.

Марина догадалась: они не туристы. И не полицейские.

Она повернула в сторону деревянного настила, ведущего к отелю. Двигаясь быстрее, чем просто гуляющая отдыхающая, но не бегом. Сердце билось так, будто хотело выбить клетку изнутри.

Когда она вошла в холл, мужчина у стойки администратора скользнул по ней взглядом. Не как работник отеля. Как наблюдатель.

Ей захотелось закричать: «Алексей!»

Но она сдержалась.

Поднимаясь на лифте, Марина смотрела на стены кабины – металлические, зеркальные. И казалось, что отражения чуть дрожат, как поверхность воды при лёгком касании. Она даже провела ладонью по зеркалу – холодно, твёрдо. Но дрожание не исчезало.

Наверное, нервы.

Наверное.

Когда она вошла в номер, Алексея не было. Зато на столе лежал его телефон – второй, маленький, старый, без приложений. Тот, который он всегда брал в поездки.

Марина взяла его.

Разблокирован.

На экране – одно непрочитанное сообщение:

17:00. Старый порт. Ты и твой отчёт.

Она выронила телефон на стол.

Руки стали холодными.

– Алексей… – прошептала она. – Что ты делаешь?

Марина прошлась по комнате. Потом подошла к окну – пляж был виден частично, и она увидела тех двоих. Они больше не скрывались. Стояли у дороги, переговариваясь с кем-то по рации.

Кулон излучал тёплый, медленный пульс.

Раз.

Пауза.

Раз.

Пауза.

Будто он подстраивался под дыхание.

Она закрыла глаза, коснулась камня. Внутри, под гладкой поверхностью, проносились едва различимые тени. Не картинки, не звуки – скорее ощущения. Направления. Векторы.

Будто кто-то или что-то пыталось ей указать путь.

«Зачем?» – хотела спросить она.

Ответа не было.

Время тянулось. Марина ходила по комнате, стараясь не смотреть на телефон Алексея. Он лгал ей. Много раз. Но что-то в этом сообщении было иначе – не просто тайна, а опасность. Для неё. Для них обоих.

Когда часы показали без десяти пять, она начала нервно ходить по коридору номера. Ливень мог бы начаться – такое чувство в воздухе бывает только перед штормом. Но небо оставалось ясным.

Она услышала шаги в коридоре – быстрые, отрывистые. Мелькнула мысль: «Пришли за мной». Она закрыла дверь на замок.

Потом поняла – это Алексей.

Он вошёл, закрыв дверь на ключ, и опёрся на неё спиной. Лицо бледное, глаза покрасневшие от напряжения.

– Нам нужно уезжать, – сказал он.

– Сейчас? Куда?

– Всё равно куда. Любая другая гостиница, другой район. Просто… уехать.

– Алексей, что происходит?

Он прошёл в центр комнаты, сжал голову руками.

– Всё, что ты видела. Всё, что чувствуешь. Это… – он искал слова. – Это не совпадение, Мари. Не просто чёрный рынок или криминал. Я думал… я надеялся, что это никогда не вернётся.

Марина шагнула к нему.

– Вернётся что?

Он не успел ответить.

Телефон на столе завибрировал. Сразу два. Один за другим.

Марина подошла. На экране высветились три уведомления:

СФЕРА: "Подтверди статус."

D-13: "Мы знаем, что она у тебя."

ATLAS: "Выведите объект к дороге."

Её сердце замерло.

Алексей закрыл лицо руками.

– Они знают, Мари. Все.

Все трое.

Она медленно опустилась на край кровати.

– Я не понимаю…

– И не должна. Чем меньше понимаешь – тем лучше.

– Алексей. Ты можешь перестать меня защищать? Объясни!

Он сел рядом. На секунду стал тем самым человеком, которого она когда-то выбрала.

– Камень. Этот кулон. Он… не просто минерал. Он объект. Переменная. Угроза. Они называют его по-разному. Но все хотят одно – контроль. И все думают, что ты – ключ к нему.

Марина не почувствовала страха. Только странное тепло – от кулона, от груди, от воспоминаний.

– И ты тоже? – тихо спросила она.

Он не ответил.

Вечер наступил почти незаметно. Солнце утонуло в море, воздух стал густым. В номере зажёгся свет, но Марина его почти не видела – будто всё пространство заливали невидимые тени.

Она подошла к окну. Во дворе отеля копошились люди. Тени. Фигуры. Силуэты. Трое стояли у ворот. Двое – у парковки. Ещё один – на крыше. Она не знала, кто из них чей – но они все были здесь.

– Они приходят за нами, – сказала она.

Алексей подошёл к ней.

– Они приходят за тобой.

Кулон снова вспыхнул, но не ярко – мягко. Как дыхание.

Марина дотронулась до него и впервые не отпрянула.

Она закрыла глаза.

Стены номера исчезли. Пляж исчез. Город исчез.

Перед ней – каменная арка. Чёрный проход. Стены, покрытые линиями, похожими на схемы и карты одновременно. Силуэт мужчины – молодой, худощавый, лоб высокий – чертил что-то на стене, а потом оборачивался.

Сергей Волков.

Её отец.

Он смотрел прямо на неё – не мимо, не через, а точно в глаза.

– Дверь рядом, Маришка, – сказал он. – Дверь уже отозвалась. Найди её.

Марина открыла глаза. В комнате было темно – свет мигнул и погас. Алексей замер рядом. За окном тоже всё погасло. Во всём квартале исчезло электричество.

Она услышала в коридоре шаги. Уверенные. Синхронные. Без спешки.

Камень светился из-под её футболки мягким зелёным сиянием.

– Алексей, – сказала она очень тихо. – Я не хочу к ним.

– Я знаю.

– И куда мы пойдём?

Он посмотрел на кулон.

– Туда, куда ведёт он.

Марина кивнула.

Снаружи – всё ближе – шаги.

И снова голос.

Не отца.

Старше. Глубже.

Словно говорящий сквозь тысячи лет и миллионы километров.

«Дверь открыта.

Иди.»

Часть 3. Кто -то отетил

Темнота легла на квартал мгновенно, как будто кто-то выключил не электричество, а солнце. Ни одного огонька, ни одного неонового блика – ничего. Отель погрузился в густую, вязкую тьму, словно вокруг растеклось не отсутствие света, а сама ночь решила спуститься в этот дом.