Я не знаю, в какой момент из ребенка ты превратилась для меня в женщину. Когда это произошло? Я задавал себе этот вопрос десятки тысяч раз и никогда не знал правильного ответа. Я увидел тебя первый раз в день твоего совершеннолетия. Как же я тогда был зол. Я просто озверел после разговора с твоим отцом, после жалких попыток твоей матери отрицать, что между нами что-то было. Я все еще был в нее влюблен тогда. Хотя…спустя много лет, я все же склонен думать, что мне просто хотелось отобрать у Влада все, что принадлежало ему, и ее тоже. Навязчивая идея, эгоистичная ревность. Тогда я не знал, что такое любовь. Помню, как увидел тебя в том сиреневом платье. Худенькая, хрупкая, глаза горят. Но ты уже тогда знала, чего ты хочешь, в отличие от меня. Ты хотела всего, безоговорочно, с первого взгляда ты решила, что я буду твоим. Самое интересное, что ты единственное существо женского пола, которое я не пытался соблазнить. Тогда мне это даже в голову не пришло… Помню, как сказал тебе:
– Они сейчас очень заняты, погуляй пару часиков, а потом можешь идти в кабинет.
Ты так и осталась стоять, не сводя с меня пристального взгляда изумительных глаз.
– Кто Вы?
Я засмеялся, этот вопрос показался мне забавным:
– Демон ночи из твоих самых страшных кошмаров, малыш.
– Я не малышка – сегодня мне исполнилось восемнадцать, – ответила ты со всей серьезностью и обидой.
Я помню, что смотрел на твое лицо, в твои глаза и смеялся над тобой. А нужно было смеяться над собой. Потому что ты всегда держала себя в руках, а я…я превратился в безумца и в твоего раба в ту самую секунду и навечно. Маленькая женщина, мне даже показалось, что ты смотришь на меня с нескрываемым интересом. А ты помнишь этот день, малыш? Помнишь, как мы встретились первый раз?
Николас наполнил бокал янтарной жидкостью и жадно затянулся кубинской сигарой. Осоловевшим взглядом он смотрел, как шесть полуобнаженных танцовщиц извиваются, словно клубок змей на освещенной красными прожекторами маленькой сцене. Он был пьян. Мертвецки пьян. Давно он так не напивался, с тех пор как…От воспоминаний по его жилистому телу прошла едва заметная дрожь… Он потянул ворот белой рубашки, словно задыхаясь…
– Я не девочка! Я не малышка! Когда ты это поймешь, наконец?! Не притворяйся, что ты ничего не видишь, все ты понял. Давно понял. Скажи мне правду. Скажи, что я тебе не нравлюсь. Скажи, что я серая мышь, что я не красивая. Что, по сравнению с моей матерью, я полное ничтожество. Давай. Ты же смелый, ты сильный, ты ничего не боишься. Скажи, что ты меня не хочешь.
Не хочу тебя? Да у меня тогда крышу снесло. Увидел тебя в этом гадюшнике, от ревности захотелось загрызть их всех. Каждого, кто просто посмел на тебя посмотреть. Вудворта, суку, который привел тебя в это место. Ты хотя бы видела себя со стороны? В тех обтягивающих штанах и легкой блузке? Ты не надела нижнего белья, и контуры твоей груди обрисовывались под тонкой материей. Я мог бы вырвать им глаза.
– Ненавижу! Ненавижу!
Я не помню, как я это сделал, меня уже ничего не могло остановить, прижал тебя к себе, и все, тормоза отказали. Я пытался, но ты так пахла, ты благоухала чистотой и невинностью, и меня это сводило с ума, будило самые темные желания. Какая нахрен совесть, когда я чувствую твой запах, чувствую, как сильно ты меня хочешь.
– Дурочка. Маленькая, глупая дурочка. Ты красавица. Ты чудо. Ты ангел. И еще ты сегодня обещала, что никогда не сможешь меня возненавидеть.
– Я не хочу быть ангелом, – прорыдала ты, а я смотрел, как по твоим щекам катятся слезы, и ненавидел себя, – Я хочу быть твоей, слышишь, я просто хочу быть твоей.
МОЕЙ? Я верил, что ты моя. Всегда в это верил. Только сейчас я понимаю, что ты никогда мне не принадлежала. Я держал тебя рядом столько, сколько смог. Теперь ты или уйдешь, или умрешь. Третьего не дано.
– Я не ребенок! Не ребенок. Я знаю, чего хочу. А ты?! Тебе все равно. Даже если я буду с кем-то другим. С Майклом, например, ты даже не заметишь. А знаешь, это хорошая идея, – прокричала ты сквозь слезы, – Почему бы не позволить ему… Он хотя бы не видит во мне малышку.
Когда ты это сказала, я потерял контроль, отдал его тебе полностью. Ты вынесла нам обоим приговор именно в этот момент. Я бы не уступил тебя никому. Я бы просто убил Вудворта еще тогда. А потом я впервые ласкал тебя, впервые касался твоего тела, дьявол, девочка, ни с кем и никогда я не сходил с ума так, как с тобой…
Я боялся, что ты будешь жалеть. Я так дико этого боялся, ты даже не представляешь.
– Никогда. Никогда я не пожалею ни об одном твоем прикосновении.
– Дурочка, какая же ты дурочка…
– Я тебя уничтожу…Зачем?! Я превращу твою жизнь в ад…
– Мне все равно. Я хочу быть с тобой. Пусть недолго. Пусть мимолетно…Не отталкивай меня…Прошу тебя…не отталкивай!
– Ты сошла с ума, а я вместе с тобой.
– Я сошла с ума, когда впервые тебя увидела.
А я именно в этот момент понял, что никогда не отпущу тебя. Я ошибался. Я всегда с тобой делал самые грубые, самые нелепые ошибки. Самой большой из них была вера в твою любовь. Зверь осмелился думать, что попал в Рай. На самом деле я оказался в Аду. Еще никогда я не балансировал на грани безумия, как в те годы, что мы провели вместе. Я был для тебя кем угодно: и мужем, и любовником, и даже палачом. Если я не отпущу тебя сейчас – я просто убью нас обоих. Для меня нет ничего святого, ты же знаешь. Меня ничто не остановит. Я уже близок к этому, близок настолько, что мне становится страшно.
Николас достал из внутреннего кармана куртки свернутые в трубку бумаги и разложил на столе. Он долго рассматривал документы, потом склонился вперед и в несколько глотков осушил остатки виски, достал из кармана шариковую ручку. Слегка пошатываясь над столом, Ник размашисто поставил внизу документа свою подпись и истерически захохотал настолько громко, что посетители начали на него оборачиваться. Он содрал с безымянного пальца обручальное кольцо, положил на столешницу, несколько секунд рассматривал его, а потом смел тыльной стороной ладони, и перстень покатился между столами.
– Ты свободна, Марианна…Да, мать твою…ты, нахрен, теперь свободна…как и я.
Все еще продолжая смеяться, он сунул бумаги обратно в карман. Закурил еще одну сигару. Мимо него прошла официантка, виляя бедрами, придерживая стеклянный поднос с пустыми бокалами. Ник схватил ее за руку:
– Детка, принеси мне еще виски.
Девушка склонилась к нему и кокетливо облизала губы:
– Только виски, Ник?
Мокану откинулся на спинку стула. Он посмотрел помутневшим взглядом на ее губы, потом на круглую пышную грудь, едва прикрытую узким топом, расшитым блестящими стразами. Улыбнулся уголком рта и притянул ее к себе за резинку серебристых трусиков, поднял голову и, сильно затягиваясь сигарой, хрипло сказал:
– Не только…ты можешь мне отсосать…
– Какого черта здесь происходит? Какого дьявола меня к ней не пускают? Фэй!
Фэй и Влад не двигались с места, они заслоняли дверь в комнату Марианны и не пускали разъяренного Мокану.
– Почему вы мне ее не показываете, я мог первым зайти в это проклятую спальню!
– Если бы не напивался сейчас на веранде, да, мог. Но ты был занят тем, что опустошал очередную бутылку Лейбла.
Удар ниже пояса, но справедливый. Ник поморщился, да он, мать их так, уже протрезвел.
– Какое это имеет значение! Я должен ее увидеть первым! Понимаешь, Влад! Я должен! Или вы что-то от меня скрываете? А Фэй? – его голос срывался, в глазах застыл страх и недоумение. Фэй взяла его за руку:
– Нельзя, понимаешь? Пока что нельзя. Мы ничего не скрываем, Марианна пришла в себя.
– Если ей лучше, то какого дьявола я не могу быть рядом с ней?
Николас сбросил руку Фэй и нахмурился.
– Чего ты не договариваешь, Фэй? Что происходит? Чего я не знаю?
– Ник, Марианна очень слабая. Мы не знаем, насколько она истощена, что помнит, а чего не помнит. Позволь мне сначала удостовериться, что с ней все нормально, провести необходимые анализы, и только потом ты сможешь к ней войти. Мы совершили невозможное. Мы испробовали на Марианне нашу разработку. Наш проект, который даже еще не успел пройти испытания. Регенерация ее разрушенного комой мозга проходит очень медленно. По этапам. Пересадка печени и переливание крови совершили чудо, но есть законы природы даже у таких существ, как она. Мозг восстанавливается сам, очень быстро, мы выращиваем его, как зародыш в пробирке, разница лишь в одном, что это не пробирка, а тело твоей жены. Когда она придет в себя, то ее психика будет чувствительней, чем у младенца. Любое потрясение может вызвать необратимые последствия вплоть до разрушения клеток. Мы должны оградить Марианну от любых волнений.
Николас слушал молча, а потом вдруг тряхнул Фэй за плечи:
– Я ждал чертовых четыре месяца, пока вы боролись за ее жизнь, я молчал и сходил с ума, не зная, какую новость вы мне принесете, каждый раз, когда вы выходили из этой проклятой комнаты. Я терпел. Но сейчас Я ХОЧУ ЕЕ ВИДЕТЬ! Просто видеть и все! Я ХОЧУ…
Влад сильно сжал плечо брата и рывком повернул к себе:
– Ты хочешь? Что сейчас важнее, Николас? Твои желания или жизнь Марианны, которая все еще слишком хрупкая? Какие ценности перевесят? Твоя капризная настойчивость или здравый смысл?
Взгляды братьев пересеклись. Скрестились в немой битве, засверкали, но через время глаза Николаса погасли.
– Я подожду…, – обреченно сказал князь, – Ты прав, сколько нужно ждать?
Фэй тяжело вздохнула.
– Не знаю. Все прошло как нужно. Весь организм функционирует. Сердцебиение. Легкие. Все работает. Сейчас я сняла капельницу, реакция нормальная, но аппетита пока нет. Ее вампирская сущность дремлет, сейчас Марианна человек беспомощный, ранимый и очень слабый, и этот процесс нельзя ускорить. Ее организм может не выдержать нагрузки, любой нагрузки, а уж тем более переход из одной сущности в другую.
– Мама! – голос Марианны заставил его вздрогнуть.
Фэй бросилась в комнату, а Ник стиснул челюсти и кулаки, когда за ней захлопнулась дверь.
Николас посмотрел на Влада, потом на Кристину и Габриэля. У всех во взгляде читался страх. Они молчали. Николасу показалось, что у него в голове секундная стрелка, и она тикает очень медленно, превращая каждое мгновение ожидания в вечность. Наконец-то появилась Фэй, и на ее лице сияла улыбка:
– Марианна пришла в себя. Где Лина? Марианна хочет ее видеть немедленно.
Послышался вздох облегчения.
– Она хочет видеть вас всех.
Кристина и Влад пошли к двери, Ник и Габриэль за ними, но Фэй удержала Мокану.
– Ник, тебе лучше обождать снаружи. Габриэль, ты тоже останься. Слишком много информации ей сейчас ни к чему.
Сердце Николаса замедлило бег. Он смотрел на Фэй и понимал – происходит нечто, что перевернет его жизнь, его всего. Что-то неминуемое и неотвратимое.
– Ник, я хочу кое-что тебе сказать. Давай отойдем.
– Что случилось? Что с ней? Не томи меня Фэй, я сейчас взорвусь. С ума сойду, у меня уже мозги вскипели.
– Пока Марианна была без сознания, случилось нечто странное. Ты ведь помнишь, что я никогда раньше не могла проникнуть ни в ее мысли, ни в ее воспоминания. Помнишь?
Ник кивнул, ему казалось, что он медленно летит в пропасть, ручейки холодного пота катятся по спине.
– Так вот, сейчас я без труда читаю ее мысли и вижу ее воспоминания. Она изменилась, Ник. Она больше не падший ангел, она больше не то существо, коим являлась. Марианна – человек. Пока что человек. Хрупкий, как ребенок, но человек. Ее плоть. Ее сознание, психика. Все людское. Она будет меняться, после того как окрепнет, но сейчас это невозможно и не желательно. Ее ничто не блокирует. Это странно, непонятно, но факт. Возможно, изменения происходят с Ангелами не сразу. Мне не известно ничего об их сущности, как влияют те изменения в ее организме. Но сейчас – это Марианна. Настоящая. Такая, какой она была до встречи с тобой, и до слияния с душой Анны.
– Ты видела ее воспоминания? – тихо спросил Ник, чувствуя, что через несколько секунд он получит удар под дых. Сильный удар. Но такого не ожидал даже он.
– Да, я видела… Ник…она помнит все до своего восемнадцатилетия. Всю свою жизнь, когда она была человеком. Только тебя там нет, понимаешь? Тебя нет в ее воспоминаниях. Ты для нее еще не существуешь. Ни ты, ни ваши дети, ни даже я и Самуил. В сознании Марианны она – семнадцатилетняя девушка, немного странная, немного легкомысленная. Тебя больше нет в ее жизни, как и всех нас. Наберись терпения. Возможно, память вернется к ней. Она нуждается в нашей поддержке, особенно в Лине. Кстати, ты не знаешь где она? Никто не может ее найти.
Я открыла глаза. Какой жуткий сон. Господи, как я не умерла от ужаса? Я подскочила на постели и увидела, что на пороге моей спальни стоит женщина в белом халате. Я взвизгнула и натянула одеяло по самые уши.
– Марианна!
Женщина села на краешек моей постели. Она выглядела очень взволнованной, испуганной и в тоже время счастливой. Врачи обычно не настолько эмоциональны. Но если это врач, то тогда где я? Утро. Сегодня выходной, можно было еще поваляться в постели. Через два дня у меня день рождения. Черт, что ж это башка так болит… Кошмар. Я тронула затылок и тут же одернула руку. У меня голова забинтована? О, господи, и капельница в руке. Что, черт возьми, происходит? Где я? Я удивленно трогала полностью забинтованную голову.
– Что со мной? Кто Вы?
В этот момент забежал отец, Кристина и какие-то люди, которых я не знаю. Доктор или медсестра, шикнула на них, замахала руками, заставляя уйти, и повернулась ко мне. Ее лицо казалось смутно знакомым, но как я не напрягалась, я так и не смогла ее вспомнить. В комнате остались только папа, эта женщина и я.
– Все хорошо. Просто ты…, – голос отца доносился издалека. В его глазах застыли слезы. Боже, что я уже натворила?
– Попала в аварию, – завершила его фразу женщина в белом халате.
В аварию? Когда? С кем? Черт, я совсем ничего не помню.
– Я не помню этого, – прошептала и легла обратно на подушки. Голова начинала болеть сильнее. Я поморщилась, но терпела.
– А что ты помнишь, милая? Расскажи нам свои последние воспоминания, – попросила женщина.
Что я помнила? Хороший вопрос. У меня в голове какая-то каша. Полная неразбериха.
Вчера я была на встрече выпускников. Мы собрались в модном клубе. Я не хотела идти, но Тина уговорила меня и сделала мне прическу. Да, точно, вчера мы были в клубе. Я даже выпила немного шампанского. Некоторые притащили своих парней, а я, как белая ворона, сидела в стороне и смотрела на общее веселье. Впрочем, как всегда. По сравнению со своими одноклассницами я неприметная серая мышка. Особенно на фоне Светы. Местной звезды. Да еще и Ксеня как назло притащила своего братца. Его только здесь и не хватало. Этого Виктора. Начинающий рок-певец. Вик. На три года старше нас. Когда-то я была в него влюблена. Впрочем, ни тогда, ни теперь я его совершенно не интересовала. Я ушла раньше всех. Надоело смотреть, как Светка с Виком обмениваются многозначительными взглядами. Мои воспоминания обрываются на том моменте, как я вышла из здания ночного клуба. Вот и все что я помню. Не много. Они говорят, что я попала в аварию. Когда? Почему?
– Я помню, что завтра мне должно исполниться восемнадцать, – тихо прошептала я и, увидев, как побледнели их лица, испугалась:
– Что-то не так, да? Со мной, что-то не так? Где мама? – я беспомощно смотрела на них, начала нервничать, голова болела еще сильнее. Запищал датчик. Женщина в белом халате тут же юркнула к приборам. Потом подошла ко мне.
– Голова сильно болит?
Я кивнула.
– Сейчас, милая. Я дам тебе лекарство, и станет легче. Тебе нельзя нервничать.
Женщина действовала на меня успокаивающе. Ее голос, прикосновения.
– У меня пропала память? Сколько дней я тут пролежала?
Отец с волнением бросил взгляд на женщину в белом халате, и та ответила вместо него:
– Марианна, ты пролежала в коме больше трех месяцев. Ты перенесла несколько операций очень опасных и тяжелых.
Я невыносимо захотела сгрызть все ногти. Они что-то скрывают. Я видела по их лицам.
– Я многое забыла, да? Наверное, пару месяцев пропускаю… что, больше? Сколько?
– Милая, ты пропускаешь семь лет, – сказал отец и погладил мою руку.
СЕМЬ ЛЕТ?! Я не помню семь лет своей жизни? Я чуть не подскочила на постели, но ласковые руки женщины-врача уложили меня обратно, она протянула мне одноразовый стаканчик с темной жидкостью.
– Выпей, голова перестанет болеть.
Я послушно выпила и легла на подушки.
– Где мама?
– Мы ее ищем…у нас эээ. Событие важное. Кристина вышла замуж за Габриэля, и мы празднуем ее свадьбу. Возможно, мама поехала отвезти кого-то из гостей.
"Свадьба? Габриэль? Черт возьми, что же это со мной? Почему я ничего не помню? Где эти чертовы воспоминания? Где они?"
– Не пытайся. Сейчас это не сработает. Дай себе отдохнуть. Живи обычной жизнью. Той, которою ты помнишь, а воспоминания вернутся. Вот увидишь. Я знаю, что ты чувствуешь сейчас.
Я бросила взгляд на врача:
– Все знаете, да? Самая умная? Думаете, если носите белый халат – Вы Бог? Кто Вы вообще такая, чтобы судить о том, что я чувствую?
– Милая, – отец ласково мне улыбнулся, – Это твоя тетя. Фэй. Помнишь, я тебе о ней рассказывал.
Моя тетя Фэй? Так, это интересненько. Та самая тетя, которая слала мне открытки и подарки и никогда не приезжала. Видимо, вся семейка уже давно в сборе, а я, черт подери, ничегошеньки не помню. СЕМЬ лет. Это значит, что мне сейчас уже двадцать пять? Кто я? Где я живу? Кем работаю? Чем занимаюсь по жизни?
– Пап, как же так? Семь лет – это так много, это целая жизнь.
Отец бросил взгляд на…как ее зовут? На… Фэй. Какое странное имя.
– Маняша, ты скоро вернешься домой. Мы все тебе расскажем.
– Да. Если все пойдет хорошо, мы сделаем пару анализов и отпустим тебя.
Пару анализов и отпустят. Значит, я все еще живу с родителями? У меня нет мужа, нет семьи, и я живу с ними. Хмм. Можно было в этом не сомневаться. Никто бы и не женился на таком синем чулке, как я. С обгрызенными ногтями, худющей, как скелет, и длинной, как шпала. Ну, хотя бы здесь в моей жизни ничего не изменилось.
– Я закончила институт? Я вообще работаю?
– Да, ты работаешь со мной. Переводчиком. Помогаешь переводить документы.
Они говорили натянуто, как роботы, словно обдумывая каждое слово. Мне вообще они казались странными, не похожими на себя. Я даже не знаю, как это объяснить. Слишком красивыми, яркими, броскими. Как нарисованными. Черт, с моей головой явно далеко не все в порядке. Я потрогала бинты.
– Как я выгляжу? Меня постригли, после аварии у меня шрамы… Я уродливая?
В этот момент отец наконец-то рассмеялся. Наверное, это было в последний раз, когда я увидела его улыбку. Тогда еще никто из нас не знал, что уже через пару часов наша жизнь изменится. Особенно для отца.
– Ты красавица, Марианна. Ты просто удивительная красавица. Фэй, дай Маняше зеркало. Пусть она увидит, что мы от нее ничего не скрываем.
Мне принесли аккуратное овальное зеркало и дали в руки. Я долго не решалась посмотреть на свое отражение, а когда решилась, то увидела не совсем то лицо, к которому привыкла. Я изменилась. Нет, я не могу сказать, что выгляжу намного старше. Просто лицо другое. У меня не может быть такого лица. Я ведь всегда была серой мышью, а сейчас на меня смотрит красивая и уверенная в себе молодая девушка. Немного испуганная, но довольно симпатичная. Что ж, такие перемены меня устраивали.
– Ну как? – Фэй улыбалась и отец вместе с ней.
– Ничего. Лучше, чем было. А волосы мне срезали совсем? Налысо что ли?
– Нет, не налысо. Все будет в норме, когда снимем повязки.
Я повернулась к отцу:
– Пап, Кристина, как вы говорите, вышла замуж… А я… у меня кто-то есть?
Снова эти взгляды, паузы, нерешительность.
– Нет. У тебя никого нет. Был один парень, но вы расстались.
– Что за парень? – оживилась я.
– Не помню, как его звали, ты привела его в дом всего пару раз, и мы не рассмотрели и…
Он лгал. Точно лгал. Я бы первым делом познакомила своего парня с родителями. А уж отец не только узнал бы его имя, а знал бы имя его прабабушки и всю родословную, начиная с пятого колена, даже имя его кошки или собаки. Только зачем они лгут? Наверное, он меня бросил, и сейчас они щадят мою психику. Я ж типа больная, после операции и вообще… все ясно. Сегодня я многого не добьюсь. А голова и правда перестала болеть.
Фэй укрыла меня одеялом.
– Сейчас начнет действовать лекарство, и ты уснешь. Родители придут к тебе после того, как ты проснешься. Если все будет хорошо, и начнешь питаться, вставать с кровати, то уже завтра они смогут забрать тебя домой.
Слышала, я ее уже как сквозь вату. Я засыпала… Веки сами слипались.
Только перед сном я успела подумать об одном… Если меня заберут домой, и сейчас я не в больнице, то тогда где я?
Николас сверлил глазами дверь, силясь услышать, что за ней происходит, но Фэй, маленькая ведьма, поставила заклинание. До Ника не доносилось ни звука. Наконец-то они вышли. И судя по их лицам, у Марианны все хорошо. Только почему на него они смотрят с нескрываемым сожалением.
– Ну, как она?
От нетерпения покалывало затылок.
– Хорошо, Ник. С ней все в порядке, она даже шутит и улыбается.
Улыбается… его девочка. Он готов дьяволу душу продать, чтобы снова увидеть ее улыбку. Почувствовать ее запах, прикоснуться к ее щеке. Сердце болезненно заныло.
– Она вспомнила обо мне?
Влад нахмурился, а Фэй отвела глаза в сторону.
– Значит нет… Вообще не помнит?
– Как тебе это объяснить. Марианна помнит себя до своего дня рождения. В той жизни ты еще не появился в нашем доме. Понимаешь? Она, конечно, знает, что ты существуешь, но не знает, как ты выглядишь. Ник, нам нужно многое обсудить. С этого момента жизнь Марианны и наша жизнь, ее близких, сильно изменится.
– Это я уже понял. Но ничего, она увидит детей и все вспомнит, – оптимистично заявил Николас.
– Нет, Ник. Марианна поедет к нам домой, – сказал Влад и тяжело вздохнул.
– Не понял!
Ник начинал терять терпение, возникло непреодолимое желание выбить дверь к такой-то матери, послать всех нахрен.
– Марианна не знает о том, что ты ее муж, о том, что у нее есть дети, она даже не знает, что мы все не люди. Более того, я думаю, что и об удочерении ей все еще не известно. Она живет в другом мире. Беззаботном мире смертных. Нельзя все это вывалить на нее сразу. Нужно постепенно. Скармливать ей информацию по крупице. Любое волнение может все испортить, повернуть процесс восстановления вспять. Даже убить ее.
Ник бледнел все больше, он понимал. С трудом, но понимал. Они сейчас говорят ему, чтобы он не лез. Что они сами разберутся. Без него. Впрочем, как всегда. Добро пожаловать в прошлое, предводитель Гиен, аутсайдер и ничтожество.
– Марианна моя жена! Если ты не забыл, Влад. Она мать моих детей, и она останется дома! Ясно?! Вместе мы все вспомним!
Влад на этот раз не вспылил, он положил руки на плечи Ника и заглянул ему в глаза:
– Марианна прежде всего мой ребенок. Слабый, хрупкий и беспомощный. Ей нужно прийти в себя, привыкнуть к окружающему миру. Ее нужно постепенно ввести в курс всего, что происходит. Дать ей время, Ник. Представь, что это твоя Камилла сейчас в таком состоянии. Как бы ты поступи? Как бы поступил не Николас – муж, а Николас – отец?
Ник умом понимал, а сердцем… ему хотелось выть, рвать на себе волосы, орать. Он соскучился, он настолько истощен морально, что сил ждать, особенно понимая, что Марианна снова с ним, не осталось.
– А дети? Они не смогут так контролировать себя, как мы. Особенно Камилла.
– Сэми переедет на время к Кристине. Вместе с Велесом им не будет скучно. Тем более скоро они уйдут в горы тренироваться вместе с Габриэлем. Камилла может поехать к Мстиславу с Дианой. Она этого жаждет больше всего на свете, и ей там будут рады. Особенно Диана, которая изнывает от скуки, пока Мстислав решает наши дела в Лондоне. Тем более там Анечка. Они одного возраста.
– Значит, вы уже все решили? – это была не ярость, а отчаянье. Глухое, непробиваемое отчаянье. Он как всегда вне игры. Его уже выбросили за борт.
Фэй взяла его за руку и крепко сжала.
– Ник, успокойся, хорошо? Просто успокойся. Ты должен понять одно – мы не против тебя, мы против волнений для Марианны. Сейчас вернется Лина, и мы все обсудим. Неужели ты не можешь подождать? Что значат недели и месяцы в сравнении с вечностью, которая ждет вас вместе? Марианна твоя жена, она любила тебя всегда так сильно, как не умеют любить ни смертные, ни бессмертные. Она вспомнит. Вот увидишь.
– А если нет? Если не вспомнит, Фэй? Если вместе с воспоминаниями пропало все?
Все сомнения и страхи выплеснулись наружу, Ник уже не скрывал своего отчаянья.
– Дай время. Не дави. Дай ей время.
– Когда я ее увижу?
– Очень скоро. Завтра, если все будет хорошо, она вернется домой. Вечером мы отметим ее выздоровление в узком семейном кругу. Ты ее сможешь увидеть. Хорошо? Завтра. Потерпи до завтра, до утра.
Но завтра наступило не для всех. Через три часа Серафим сообщил о том, что в склепе ликанов обнаружено тело Лины. Их жизнь уже никогда не станет прежней. Они погрузились во мрак. Все. Включая самого Ника.