Ульяна Соболева
Черные вороны 7. Обрыв
Глава 1. Макс
Давай щас по факту, давай щас серьёзно.
Мы взрослые люди без памяти любим, теперь уже можно
"Что же я делал?" – ты меня спросишь:
Что же я делал без ее рук, без ее губ, без ее тела!
Сказать, что я скучал – в общем, и сказать ведь нечего
(с) Егор Крид & Мот
Я не дышал. Да, я превратился в недышащего и недвигающегося придурка, который боялся ее разбудить и взорвать к черту всю ту иллюзию, которая окутала нас обоих, и я трясся от паники, что все это исчезнет, едва она откроет глаза.
А пока что маленькая спала. На мне. В разодранной одежде, в юбке, закрученной на поясе, спущенных чулках, и я чувствовал подбородком ее влажные волосы и сам не понимал, как целую их пересохшими и искусанными ею губами. А я прислушивался к ее дыханию, к тихим звукам, которые она обычно издавала во сне. И я хотел орать от счастья. Орать во всю глотку так, чтоб связки рвались и лопались стекла в доме. Меня самого разрывало на части от эмоций, и я трясся от триумфа, от эйфории. И каждый мой мускул, каждый нерв подрагивали, словно с них содрали кожу, и я весь обнажен до костей и беззащитен. Да, с ней я был беззащитен, как новорожденный ребенок. Она могла причинить мне боль даже взглядом. Единственная женщина, заставляющая меня корчиться от диких мучений и от самого невыносимого наслаждения.
Лежит на мне, раскинула руки, согнула ногу в колене и ее пальчики иногда подрагивают на моей груди. И я жадно втягиваю ее запах, прислушиваюсь снова и снова к дыханию. Уже по привычке после долгих месяцев ее комы. И меня бесит солнце, которое пролазит из-под штор и шарит по ковру, на который мы упали совершенно обессиленные опустошающим сексом. И я психовал на эти лучи, она ведь проснется и встанет с меня, а это уже разлука, и я пока что не готов разорвать эти объятия, не готов остаться без тактильного ощущения ее близости.
Я водил осторожно по ее гладким, шелковым плечам и балдел от мурашек, которые рассыпались под моими прикосновениями.
Моя маленькая девочка, ты понятия не имеешь, как дико я люблю тебя. Как сумасшедше и обреченно закрыт только на тебе, повернут, безумен. Тебе бы стало жутко, если бы ты поняла, какой я психопат, и что не мыслю своей жизни без тебя.
Очертил ее тонкие пальцы, сплел со своими и, любуясь хрупкостью кисти, выпирающими косточками на фалангах, погладил след от обручального кольца. Верно, малыш, зачем кольцо на пальце, если я окольцевал твое сердце и душу, и хрен дам снять эти кольца. Я млел от наслаждения и ощущал отголоски возбуждения, вспоминая, как она извивалась подо мной, как дико цеплялась за мои волосы, как подавалась навстречу бедрами. И я не сдерживался. Дьявол свидетель, я хотел любить ее нежно. Я хотел отдать ей всю ласку вселенной, а вместо этого озверел и превратился в голодное чокнутое и взбесившееся животное. Трахал ее, как ненормальный маньяк, не жалея. Грубо, дико, исступленно и сатанел, получая от нее отдачу. И мне было мало. Потому что и она не была такой раньше… Скромная и нежная Даша исчезла после комы, я увидел тот ураган, о котором подозревал, но никогда не ощущал наяву. Ее темперамент вырвался наружу и окончательно сорвал мне крышу. Страстная, горячая, потерявшая стыд и сводящая с ума. И теперь я с ужасом ждал, что она мне скажет, когда проснется. Как посмотрит на меня. Я ведь все пойму по ее глазам. Прочту там разочарование и мгновенно сдохну. Вот эту новую Дашу я не знал совершенно, и это привлекало, манило к ней еще сильнее, чем раньше.
Вот с чего я должен был начать и не ждать. Не слушать Фаину, брата, а увезти эту маленькую ведьму и трахать до потери пульса, показывая ей – кому принадлежит и насколько она моя.
Ревнивая девочка, не выдержала, ее сорвало, когда увидела меня с другой женщиной. Наивная… все они стали для меня бесполыми. Им нечего мне дать. Мне неинтересны их тела, их отверстия, их запахи отвращают, а прикосновения вызывают позывы тошноты. У меня на них элементарно не стоит. Но оно того стоило. Особенно когда увидел пылающие гневом глаза и сжатые губы. Маленькая мегера готова была выцарапать мне глаза. Да, девочка, ты прекрасна в своей ревности. Это возбуждает до дрожи. Сколько ненависти, сколько диких эмоций. Видела бы ты себя со стороны, как вздымалась твоя грудь, как метали молнии глаза, как дрожал подбородок. И я от наслаждения готов был взвыть. Вот так! Никакого равнодушия. Только ревность, ярость. Хардкор, малыш, трешняк. Как я люблю. И еще сильнее, чем раньше. Ты чувствуешь эту волну адской ревности и похоти? Она чувствовала, я видел это по бледному лицу и торчащим под блузкой соскам.
Мой сотовый завибрировал, и мне захотелось разбить его о стену к такой-то матери. Даша сонно пошевелилась, и я прижал ее к себе, поглаживая голую спину. Бл*дь, а если сейчас проснется и начнет лихорадочно одеваться и снова бежать от меня? Я ж ей шею сверну или башку себе о стену расквашу. И тут же чуть не застонал от удовольствия и не поверил сам себе – ее рука обвила мою шею, и пальчики погладили мою поросшую щетиной щеку. И я возненавидел эти колючки – они причиняли боль ее пальцам.
– Уже утро? Я, наверное, так плохо выгляжу… не смотри на меня, пожалуйста.
Так нежно и на полном серьезе. Она серьезно? О, женщины! Я тихо рассмеялся и сильно поцеловал ее макушку. Моя маленькая дурочка.
– Ты прекрасно выглядишь. Я всю тебя рассмотрел. Ты даже не представляешь – насколько идеальна.
Улыбается, я, скорее, чувствую ее улыбку и просто знаю.
– Лжец… какой же ты лжец. Надо в душ, одеться, не знаю, мне кажется, я сейчас отвратительная.
– Нет, ты всего лишь пахнешь сексом, растрепана, на тебе остатки одежды, пару засосов, следы от моих пальцев, ты теплая и почти голая. И это прекрасно.
Провел ладонью по ее спине вниз, к пояснице, кончиками пальцев по ягодицам, зная, что ей щекотно, и улыбаясь мурашкам. Она всегда боялась щекотки.
– Я грязная.
Усмехнулся и приподнял ее чуть выше, всматриваясь в полупьяные глаза.
– Хочешь, я всю тебя вылижу прямо сейчас? М? Всю твою грязь? Где ты грязная? Вот здесь? – опустил голову и прихватил губами сосок. – Или здесь?
Положил руку на живот и скользнул вниз между ножек, она сжала колени и опустила взгляд, залилась краской. Все еще умеет стесняться.
– Может, лучше сначала в душ? Только я еще немного полежу на тебе… так не хочется вставать.
– Можешь лежать часами. Мне нравится быть твоей постелью.
Она встрепенулась и приподнялась.
– Тебе не тяжело?
Теперь я расхохотался, она проспала на мне почти пять часов, у меня уже затекали ноги, руки, спина, но это херня по сравнению с тем удовольствием, что я испытывал. Я устроился поудобнее и обнял ее обеими руками, запрокидывая голову и прикрывая глаза. Самому спать не хотелось. Я находился в какой-то эйфории, как под кайфом. Опять зазвонил сотовый, и я хотел его зашвырнуть, но Даша перехватила мою руку.
– Ответь. Вдруг что-то важное. А я пока в душ схожу.
Но я удержал ее, а сам посмотрел на дисплей – звонила няня Таи. Я тут же ответил.
– Что случилось?
Рявкнул от беспокойства.
– Нет, нет, не нервничайте. Добрый день. Она просто плачет весь день. Вот я пообещала, что вам позвоню. Скажите ей пару слов. Может, успокоится. Всю ночь беспокойная была.
Черт! Моя малышка, моя принцесса. Ты так долго без нашей ласки и любви. Пора и это исправлять. Пора все менять и возвращать обратно.
– Я сейчас приеду.
Подорвался, все еще удерживая Дарину за плечи. А потом услышал тихое сопение в трубку.
– Маленькая моя, папина принцесса? Кто плачет? Я разве разрешал плакать? Я сейчас приеду и привезу тебе подарок.
Всхлип, и у меня сердце сжимается, посмотрел на Дашу, она нахмурила брови. Знает, с кем я говорю. И я вдруг решился… не знаю, зачем сказал.
– Я привезу тебе самый лучший подарок. Ты очень его хотела. Только не плачь. Хорошо?
– Да, – тихое и очень тоненькое, такое, что сердце сильно сжимается.
– Кто папина самая красивая девочка? Кто папина куколка?
– Тай.
– Да, Тай папина куколка. Иди к Лиле. Папа скоро приедет.
Выключил звонок и посмотрел на свою жену.
– Надо-таки в душ, малыш. Моя вторая любимая женщина требует меня к себе.
Долго смотрел ей в глаза и потом спросил:
– Готова познакомиться с нашей дочкой, Дарина?
Увидел, как ее глаза широко распахнулись, и она втянула воздух, в зрачках отразился страх.
– Боишься?
Она кивнула и закусила губу.
– Тогда оставайся дома, я сам поеду.
– Нет, – впилась в мою руку, – я с тобой хочу. Я хочу с ней познакомиться. Очень хочу. Просто страшно, что она меня уже забыла.
– Будете вспоминать вместе.
Опрокинул ее на спину и навис над ней.
– Потом приедем домой, и я долюблю тебя до потери сознания.
– А ты еще не долюбил?
Опускает ресницы и водит ладонью по моей груди.
– Это невозможно. Тебя всегда мало.
Я с наслаждением рассматривал ее лицо с разводами косметики под глазами и следами моих поцелуев на скуле, опухшими от них губами. Как же мне ее мало. Мог бы – засунул бы ее себе под кожу и всегда носил в себе.
– А мне кажется, что ты как вода… что я, оказывается, пересохла и потрескалась, как земля без дождя. И сейчас… я боюсь опять начать засыхать без тебя. Ты мне нужен, Максим.
Я захватил ее палец губами, поцеловал мягкую ладонь, прижимая к своей щеке и улавливая свой запах на ней, вспоминая, как эти ручки ласкали мой член. Он тут же отозвался на клич, едва я о нем подумал, и встал в стойку «смирно». Черт меня раздери, но я опять хотел ее. Притом хотел так, словно не имел всю ночь напролет.
– В душ, маленькая. Принцесса ждет подарок.
Я отнес ее туда на руках, закутав в плед и пряча от посторонних глаз. Потом чуть не увлекся, намыливая тело, видя, как вода стекает по нему и оставляет следы и блестящие капли на малиновых кончиках груди. Не устоял, осыпал их поцелуями, поглаживая ее между ног, отыскивая чувствительное местечко и всматриваясь в ее глаза. Убрал руку и тихо прошептал.
– Оставлю тебя голодной до вечера.
– Это нечестно… – ответила и облизала губы.
– Честно. Потому что я голоднее в тысячу раз.
Поймав ее вздох губами, завернул в полотенце и отнес в комнату.
– Быстро завтракаем и выезжаем.
– Завтракаем.
Кивнула и смотрит на меня, как раньше. Как та, моя Даша. И я от этого взгляда пьянею и дурею.
– Мою одежду принесешь?
– Принесу… хотя я предпочел бы, чтоб ты оставалась голой в моей постели и пахла нами.
Вернулся с легким завтраком для нее, сам решил, что поем вечером в офисе. Меня так скручивало от всего происходящего, что даже есть не хотелось. А когда ее увидел в своей футболке, поставил поднос на стол и подошел к ней, запустил руки во влажные волосы, еще такие короткие.
– Я бы заперся с тобой здесь на целую вечность.
– Нам не надо запираться. Эта вечность у нас есть и так.
Может, забрать ее потом с собой в офис? Впервые за все годы нашего брака? Никогда не брал, даже в мыслях не было. Да и зачем? У нее свои дела, у меня свои. А сейчас расставаться не хотелось ни на мгновение. Хотелось вот это все чудо держать под полным своим контролем. Мог бы, посадил бы ее в сейф.
– Потом со мной в офис поедем. Не хочу тебя одну дома оставлять.
Удивленно на меня посмотрела.
– Я не буду тебе мешать?
– Нет, ты будешь меня отвлекать, и я чертовски хочу отвлекаться.
Положил ей в рот кусочек тоста и подал стакан с молоком. Потом смотрел, как она доедает свой завтрак, потом, как одевается и стыдливо оглядывается на меня. А мне хочется ее раздеть. Черт, такими темпами я похерю все новые сделки и договоры, и Граф меня вздрючит по самое не хочу. А я бы сейчас стащил с нее все эти тряпки и уложил обратно в постель. «Стойка смирно» не прекращалась, и я ощутил себя прыщавым подростком, подглядывающим за девчонкой.
Подошел и застегнул платье, принюхался к запаху шейки у кромки волос.
– Ты безумно вкусно пахнешь.
А она вдруг обернулась и посмотрела мне в глаза.
– Максим… только ответь честно. Эта женщина. Вчера… ты и она?
– Тссс, – приложил палец к ее губам, – другие женщины давно вымерли. Ты не знала?
– Лжец.
– Нет. Зачем мне лгать? Для меня они вымерли, малыш. Все до единой. Кроме тебя.
Жадно поцеловал ее в губы и с неохотой разжал руки.
– Поехали?
Кивнула и вдруг попросила меня подождать. Убежала куда-то и вернулась через минуту.
Уже в машине, когда взял ее за руку, нащупал обручальное кольцо и стиснул ее пальчики. Маленькая строптивая ведьмочка признала себя моей. Я триумфально посмотрел ей в глаза, и она, прикусив губу (черт, мы вернемся, и замучаю этот рот, затерзаю его самыми грязными способами) опустила ресницы.
– Я думал, ты никогда его не наденешь.
– Я тоже так думала.
«– Зверь, брачная ночь обычно бывает после венчания, а не до! Мы заждались! – крикнул кто-то из них, а у меня щеки вспыхнули.
Она сильно сжала мою руку, и я видел, как на ее глазах выступили слезы.
От счастья я сам не мог выдавить ни звука. Даша то улыбалась, то с трудом сдерживала дрожь и я видел как она нервничает, как светится изнутри.
Перед тем, как я надел ей на палец кольцо, она задала мне один единственный вопрос:
– Мой? Правда мой?
– Весь… маленькая. Больше, чем свой.
– Я люблю тебя…– вырвалось у нее, и почему-то над головами зазвенел колокол, пугая голубей, которые с шелестом вспорхнули с окон.
– Этого мало… Дыши мной, – шепнул ей на ухо».
Глава 2. Макс
Ты только никого не подпускай к себе близко. А подпустишь – захочешь удержать. А удержать ничего нельзя…
(с) Эрих Мария Ремарк
Я остановил машину у дома Фаины, где сейчас находилась Тая с няней. Посмотрел еще раз на Дашу. Бледная, слегка напуганная и встревоженная, но полна решимости. Моя девочка, да, сложнее всего встречаться с собственной совестью, особенно, если она не чиста по отношению к кому-то… а если этот кто-то твой собственный маленький ребенок, то нет ничего ужасней, чем ощутить щемящее бессилие перед невинной и всепоглощающей любовью к себе.
Я взял ее за руку и посмотрел в голубые глаза, слегка подернутые дымкой.
– Все будет хорошо. Она, конечно, тот еще чертенок, но не настолько все ужасно.
– Я боюсь… боюсь, что…
У нее в глазах блеснули слезы.
– Что не простит тебе твоего отсутствия?
Даша кивнула, и я усмехнулся от того же самого щемящего чувства внутри.
– Простит. Я же простил.
Она вдруг потянулась ко мне, и сама прижалась губами к моим губам, и я схватил ее дрогнувшей рукой за затылок, лаская ее рот своим, успокаивая ее поцелуем и наслаждаясь до умопомрачения тем, что уже не надеялся никогда от нее получить.
– Идем? – лаская нежную атласную щеку большим пальцем. Кивнула, и я вышел из машины.
Мы поднялись вместе наверх, и когда нам открыла дверь няня, Дарина сильнее сжала мои пальцы, а когда выбежала моя маленькая принцесса, ее рука в моей сильно задрожала. Тая тут же подкатилась ко мне и обхватила ручками мои ноги с воплем:
– Папааааа!
Я подхватил ее на руки, целуя в щеки и нежные губки, чувствуя, как она зарывается мордашкой мне в волосы. Потом обняла меня за шею и обернулась, опасливо поглядывая на Дашу, и снова ко мне.
– А мой подарок?
Я улыбнулся. Хитрюга помнит.
– А что ты больше всего у меня просила? Помнишь?
Снова взгляд на Дашу и на меня, нахмурила аккуратные бровки.
– Маму.
– Я выполнил обещание. Это твоя мама.
Дарина вся выпрямилась, как струна, кусая губы, а Тая пристально на нее смотрела и молчала. Вот так и происходит самый жестокий суд во Вселенной, когда судья и палач самый справедливый из всех, что можно себе представить, решает – казнить или помиловать. Я видел, как тяжело дышит моя жена, как судорожно поднимается и опускается ее грудь. Она ждет. Напряжена. На грани. И я ощущаю кожей ее дикое волнение и волнуюсь сам, а потом Тая тянет к ней руки, и я слышу ее всхлип, и голубые глаза наполняются слезами, а лицо искажает болезненная гримаса. Она берет Таю на руки, и я вижу, как они дрожат. Малышка рассматривает ее лицо уже вблизи, а потом обнимает ее за шею. Так доверчиво, так сильно. И я вижу ошалевшие глаза Даши, полные слез. Она смотрит на меня с такой болью… счастливой болью, и я ее понимаю. Я сам вот так же ровно сутки назад разрывался от болезненного счастья. Мы забрали ее гулять в парке, и я дал им время друг с другом, находясь слегка поодаль и готовый в любой момент поддержать Дашу, но Тая была ею очарована и покорена мгновенно. Не знаю, как, кто и где может не узнать свою кровь. Это ведь на уровне инстинктов, я видел по моим девочкам, как их потянуло, как обе переполнены нежностью.
Потом Даша какими-то привычными движениями удерживала ее на руках, а уже дома уложила спать. Я смотрел со стороны и улыбался уголком рта, вспоминая тот день, когда она только родилась:
«– Смотри, у нее ресницы, как у тебя. Такие длиннющие-е-е… – голос Даши ласкает изнутри и разливается теплом по всему телу, – она так похожа на тебя, Макс. Это ужасно несправедливо.
– Нет – это как раз-таки очень справедливо. Дети должны быть похожи на меня, потому что я красивый. И умный.
– Фу, ты самовлюбленный, напыщенный…
– Только скажи– и я тебя накажу.
– Засранец!
– Ну все, мелкая, пошли мыть рот с мылом».
Когда она вышла из комнаты Таи, то сразу бросилась мне в объятия и сдавила меня руками так сильно, что я буквально кожей ощутил ее эйфорию и счастье.
– Спасибо, – шептала она, целуя мою шею, – мне это было нужно. Очень нужно.
– Ничего, маленькая. Постепенно привыкните друг к другу, и заберем ее домой.
– Да. Надо забрать нашу дочь домой.
«Нашу дочь»… бл*дь, нет ничего охренительней этих слов, сказанных ею. Я, кажется, ждал их целую вечность.
***
В офис я таки притащил ее вместе с собой. Не смог отправить домой. Не хватило сил расстаться. Я был слишком счастлив, а это случалось со мной настолько редко, что я просто был не в силах выпустить это счастье из рук. Хоть на немного отдалиться от него.
И я ни на секунду не пожалел, что сделал это. Впервые за все годы нашего брака. И теперь, пока в офисе царил полный хаос, шлепали двери, сновали туда-сюда люди, назойливо ломится моя секретарша, на которую Даша пристально посмотрела, едва мы только зашли в офис. Ревнивая девчонка, и это заводит до сумасшествия и вызывает довольную улыбку на губах. И пока мне названивают из двух заграничных офисов, мои представители заключают важнейшую сделку с китайскими партнерами, я, как полный дебил, пялюсь на собственную жену, смотрю, как она пьет кофе, как сидит в кресле, закинув ногу на ногу, просматривает журналы. Как бы мне хотелось сейчас на хрен всех выгнать и взять ее прямо на рабочем столе. И я, черт возьми, только об этом и думаю. Отвечаю всем на автомате, потом набрал цветочный магазин, заказал ей огромную корзину ромашек. Цветы привезли через полчаса, и я готов был сдохнуть в ту секунду, когда ее глаза засветились восхищением и почти детским восторгом. Она зарылась лицом в цветы, улыбается, и я ни хрена не слышу в сотовом, ни черта не понимаю. Я напрочь отсутствую. Я с ней. Не на работе совершенно. Раз пять я перечитывал договор, раз пять пытался понять, что должен ответить, и мозг просто отказывался функционировать. У меня функционировал совершенно другой орган. И я жадно смотрю, как она крутит ромашку пальцами, как водит ею по шее, а там следы от моих поцелуев под тонким шарфиком, и у меня губы сводит от желания пройтись по всем этим местам еще раз. Языком. Алчно кусая нежную кожу. Бл*дь, я хочу ее, как бешеный психопат. В кабинет зашел Славик, прикрыл дверь, и теперь я видел Дашу через стекло.
– Зверь, есть разборки на двух точках. Поймали козлов с наркотой.
Посмотрел на Изгоя и ни хрена не понял.
– Что?
– В двух наших клубах раздавали наркоту бесплатно. Кто-то хочет подгадить нам репутацию. В «Гранд» нагрянули менты и сразу повязали ребят. Те еще и попробовать не успели. Ты сечешь, что это значит?
Конечно, секу, черт возьми. А сам на НЕЕ смотрю, как покусывает нижнюю губу, и меня от этих покусываний простреливает чистейшей похотью.
– Какая-то тварь пытается нас подставить. Что-то уже знаете?
– Нет. Смотрели на камерах, кто наркоту раздал, но никого не заметили. Это сделали те, кто прекрасно ориентировались в здании. Они обошли камеры.
– Что с адвокатами?
– Уже на месте.
Я особо не волновался. Мы отмажемся. И это даже не наезд. Это мелкая пакость. Но кто-то настолько борзый, что позволяет себе ее делать на моей территории и безнаказанно. Прощупывает почву.
– Переверните мне все вверх дном и найдите распространителя.
– Ищем, Макс, – Славик усмехнулся, – я смотрю, ты на работу уже не один ходишь?
Я посмотрел в стекло и… оторопел – Даши там не было. Мгновенно окатило холодом. Я даже не знаю почему… точнее, знаю. Я еще не научился доверять ей, не научился воспринимать свое счастье, как само собой разумеющееся. Страх потерять был острее чего бы то ни было.
– Я сейчас.
Хлопнул крышкой ноута и вскочил из-за стола, прошел мимо Изгоя, выскочил в коридор, осмотрелся по сторонам – нет ее. Черт! Она ведь не знает офис и куда могла пойти? Понимаю, что абсурдно все это, что бред полный так дергаться. Девочки иногда ходят в дамскую комнату. А меня не отпускает.
– Где она? Рявкнул охраннику. И тот от неожиданности подпрыгнул на месте. Играл, урод, в своем сотовом. Я отобрал смартфон и разбил о стену.
– Где моя жена?
– Я… она, кажется, в туалет пошла.
Кивнул в сторону дальних дверей и принялся собирать свой разбитый телефон, а я наступил на крышку и быстрым шагом пошел к туалетам. Но ее там не оказалось. Осмотрелся по сторонам и набрал охрану на выходе.
– Моя жена выходила из здания?
– Нет, Максим Савельевич, мы здесь все время стоим. Она не выходила.
– Если выйдет – не выпускать!
Я кружил по коридору и лихорадочно думал о том, куда она могла пойти? Уже вечер, офис почти пустой. Если на улицу не выходила, то где она? А потом вдруг просто пошел к лестничному пролету, распахнул дверь настежь и быстрым шагом поднялся по лестнице, ведущей на крышу.
– Дашаааа! – позвал громко, слыша эхо собственного голоса и прислушиваясь к тишине. Я распахнул ударом дверь и застыл, глядя на тонкий силуэт на фоне ночного неба, усыпанного звездами. Ветер треплет ее платье и короткие волосы, и они поблескивают в бликах ночных огней.
– Малыш, – выдохнул, испытывая какое-то невероятное облегчение. Не ушла. Не сбежала от меня. Ведь я именного этого боялся, что уйдет. Боялся до какого-то противного липкого пота.
Она обернулась и улыбнулась мне, слегка удивленная моему дикому взгляду и сквозящему во всем моем виде паническому страху. Я идиот. Просто повернутый на ней болван, который настолько боится потерять, что сходит с ума на пустом месте. Паникер хренов. Самому стыдно, и теперь облегчение нахлынуло волной. Стою и радуюсь, даже тело подрагивает от радости. И в тоже время какое-то неясное волнение внутри. Какие-то отголоски паники и недоверия. Словно что-то все равно не так.
– Я испугался, маленькая. Ты бы сказала, куда пошла.
Подошел к ней сзади и неистово обнял, зарылся лицом в ее волосы на затылке, стискивая хрупкое тело обеими руками, преодолевая адское желание сдавить так, чтоб услышать, как хрустят ее кости, потому что мои хрустели даже без сдавливания. Их просто ломало в ее отсутствие.
– Я вышла посмотреть на звезды… Мне кажется, я любила на них смотреть.
– Любила, малыш. Очень любила.
«– Ты понимаешь, что теперь я не отпущу тебя никогда, маленькая.
– Никогда-никогда?
– Никогда-никогда.
– А если разлюбишь?
– Видишь там, на небе, звезды?
– Вижу… а ты, оказывается, романтик, Зверь.
– Когда все они погаснут …
– Ты меня разлюбишь?
– Нет. Когда все они погаснут – это значит, что небо затянуто тучами. Ты не будешь их видеть день, два, неделю… Но это не говорит о том, что их там нет, верно? Они вечные, малыш. Понимаешь, о чем я?
– Нет… но сказал красиво.
– Все ты поняла. Довольная, да?
– Да-а-а-а-а.»
Прижал ее к себе сильнее.
– Я показывал тебе самые разные звезды, моя девочка.
Развернул ее так, чтобы видеть ее глаза, тонуть в них, растворяться там, рассыпаться на молекулы. И меня как всегда трясет от ее взгляда, и в темноте ее глаза блестят, а ресницы чуть подрагивают.
– Ты мне не доверяешь… – не спросила, просто сказала вслух.
– А ты? Ты мне доверяешь, малыш?
Отвела взгляд и посмотрела куда-то в сторону.
– Как я могу доверять тебе, Максим? Ты держишь меня взаперти, за мной всегда следует охрана, и я не могу шага ступить без твоего ведома. Я ведь на самом деле не свободна в своих решениях, в своих передвижениях. Это лишь иллюзия…
А я вдыхаю запах ее кожи и волос и ощущаю, как опять накатывает нечто зверское первобытное. После испуга еще более острое и требовательное. И вдруг как током шибануло – у нее в руках сотовый. Сжимает его пальцами, а меня аж подбросило. Она ушла сюда, чтобы с кем-то поговорить.
– Дай мне сотовый.
– Что? – посмотрела на меня и лицо окаменело, взгляд стал твердым и холодным. Протянула мне сотовый. Я быстро включил его и пробежался по входящим и смскам.
– Отвези меня домой, Максим.
И в голосе лед. Настолько ощутимый, что я вздрогнул, а она обошла меня и направилась к двери. Бл*дь! Я все испортил, идиот хренов! Ревнивец больной на голову! Схватил ее за руку и резко привлек к себе.
Но Даша выдернула ладонь. Требовательно взял за плечи, не отпуская, хотел поцеловать, но она сжала губы.
– Прости… я с тобой становлюсь невменяемым… прости, маленькая.
Ведет, как же невыносимо меня ведет рядом с ней, к дьяволу все подозрения, все к черту. Я повел ладонями по ее спине и сжал ягодицы, впечатывая ее в себя. Меня разодрало от едкого желания, оно проснулось и подожгло меня дьявольской лихорадкой на грани с помешательством. Войти в нее, сейчас. Здесь, на этой крыше заняться с ней любовью. Нет… любовью потом. Я хочу ее трахнуть. Хочу пометить. Она МОЯ!
– Отпусти… я не хочу так, Максим. Отпусти, пожалуйста.
Уперлась руками мне в грудь, пытаясь оттолкнуть.
– Так не может продолжаться. Я больше не хочу быть твоей добычей или трофеем, твоей игрушкой. Захотел – поиграл, захотел – оттолкнул или оскорбил недоверием. То ласкаешь то… Все. Отпусти меня. Я хочу домой.
Нет, я уже не могу ее отпустить, не могу даже на миллиметр отодвинуться от нее. Я в точке невозврата, и мои губы ищут ее рот, осыпая поцелуями подбородок, я задыхаюсь, мне нужно втянуть в себя ее стон, когда я войду в ее тело.
– Я хочу тебя, Дашааа… слышишь? А я хочу тебя.
Прохрипел куда-то в ее шею, скользя ладонями по попке, прикрытой платьем, и ощущая резинку ее трусиков. Сдавил бедра и быстро развернул к себе спиной, наклоняя над пропастью высотой в двадцать этажей. Но она облокачивается спиной о мою грудь, впиваясь пальцами мне в запястья.
– А я так не хочу, Максим… я не хочу. Разве мое желание ничего не значит?
Еще как значит, девочка. Твое желание значит в тысячу раз больше, чем мое собственное. Если бы я не ощущал, как тебя трясет от возбуждения, я бы перерезал себе глотку. Я обхватил ее груди ладонями, сжал соски, покручивая через материю платья, кусая ее затылок. Вздрогнула и слегка обмякла в моих руках. Да, малышка, да. Я же знаю, чего ты хочешь. Опустил корсаж вниз, обнажая соски и натирая их пальцами.
– Чего ты хочешь, малыш… скажи мне, чего хочет моя девочка.
Меня лихорадит от того, какими твердыми стали кончики ее груди, как колют мне ладони. Нагнул ее вперед, притягивая к себе за поясницу, просовывая колено между ее ног. Горячая до умопомрачения.
– Доверяй мне, Максим, – я задрал подол платья вверх и провел по влажным трусикам, нажимая все сильнее, – пожалуйс…оооо….пожалуйста.
– Что – пожалуйста, маленькая? – хрипло ей на ухо и рывком одним пальцем на всю длину так, чтоб стенки ее плоти сдавили мой палец, и я со свистом выдохнул кипящий воздух. Заскрежетал зубами.
– Доверяй… о Божееее…. хоть немного, – выгнулась назад, впилась в поручень, выгибается навстречу моим пальцам. И я опять развернул ее к себе, прижал к одной из колонн, опускаясь на колени, закидывая ее ногу к себе на плечо и чувствуя, что едва коснусь ее складок языком, на хрен кончу сам. Отодвинул полоску белоснежных трусиков в сторону и зарычал, ощущая ее запах, провел языком по нижним губам, заставляя ее выгнуться и впиться руками мне в волосы.
– Немного? – совсем о другом, раздвигая пальцами складки, дразня их кончиком языка и содрогаясь всем телом от ее вкуса. – Или сильнее?
– О даааа, – застонала, упираясь одной ногой мне в плечо, раскрываясь, подставляясь ласкам, а я погрузил язык в сочную мякоть, ударяя им, отыскивая клитор, чтобы обхватить губами, нежно потягивая и облизывая быстрыми движениями вверх и вниз. Как она любила… особенно сбоку, где чувствительней всего. Дааа, малыш, я знаю все секреты твоего тела. Громко стонет, извивается, невольно трется о мой язык, держит сильно за волосы, и я трясусь весь от бешеного желания взять ее сейчас, войти членом в подрагивающую дырочку и… но я вначале хочу судорог. Хочу много сладких судорог ее оргазма. Хочу ощутить, как будет дергаться ее сладкий бугорок, заласканный моим языком и губами.
И вот они, эти хаотичные движения, эта дрожь по всему ее телу и ускоряющиеся стоны, более короткие и прерывистые. С ума сводящая власть над ней. Полнейшая в этот самый момент, когда ее наслаждение зависит только от меня.
Закричала, и я содрогнулся всем телом от этого крика и от того, как забилась в моих руках, как сладко ощущать спазмы губами, вылизывая всю промежность, пожирая ее соки, продлевая наслаждение короткими ударами языка по твердому узелку.
Поднялся с колен и снова ее к парапету, наклоняя вперед, одной рукой расстегивая ширинку, а другой удерживая под ребрами, жадно впиваясь в ее рот, отдавая ей ее вкус и пожирая ее стоны. Озверел от дикого желания, от невыносимой животной страсти.
– Нет… Максим, нет.
Удерживает, пытается увернуться, вертит ягодицами, а меня уже трясет от дикого желания войти. Скулы сводит. Я рычу, скалюсь, стараясь услышать это проклятое нет и не водраться прямо сейчас.
– Доверяй мне, прошууу, Максим… доверяй. Хочу свободы… немного, пожалуйста.
А я уже все. Я сам не свой от близости ее мокрой дырочки к моему вздыбленному каменному члену, которым я трусь о ее ягодицы и сейчас спущу прямо на них.
– Нет. Никакой свободы, малыш, – не выдержал и погрузил в нее пальцы, самые кончики, растягивая для себя, поддразнивая у самого входа. Мокрая. Бл*дь, какая же она мокрая. Там ведь все еще подрагивает, и я хочу туда на всю длину. О дьявол, я сейчас с ума сойду. Пытается удержать меня от вторжения, закинула руку, цепляется за мою шею.
– Пожалуйста, Максим… это ведь так ничтожно мало. Просто доверие.
И прогнулась, а мой член уперся прямо туда, где пальцы растирают вход в этот адский рай ее тела. Она схватила его ладонью, удерживая, и я засипел ей в затылок, вцепился зубами в плечо. Я сейчас кончу ей в руку, маленькая ведьма сорвала мне все тормоза.
