Походу, я всё же уснула, потому что от толчка саней вскинулась, ожидая самых жутких неприятностей, но всё было спокойно. Разве что над головой плыл колокольный звон.
«Бом… бом… бом… тирилинь, тирилинь, тинь!»
Колокола отзывались на усилие невидимого звонаря неспешно и степенно, а маленькие колокольчики вторили, словно Табаки Шерхану – подлизывались, поддакивали. Я поднялась и села в остановившихся санях. Прошка тоже проснулась, позёвывая и почёсывая голову. Её волосы сбились и торчали прядями из косы. Фенечка же проснулась, развернувшись, как пружинка, и принялась хлопотать, как всегда молча и деловито. Свернула шубу, с усилием перетащила тяжёлые ларцы к одному краю саней, стряхнула опилки и солому, поправила причёску и платье, накинула на голову платок и повязала его концами на затылке. Потом тронула меня за плечо и махнула вперёд. Я выглянула из-за передка саней. Кучера уже не было, он возился с лошадьми, а мы стояли перед переправой. За рекой светился огнями город.
Белокаменная. Приехали. В животе заскреблось странное ощущение тревоги. Вот и окончился один суматошный день в моём новом мире. Но что ждёт завтра? Пока я в порядке, в относительном, конечно, но в порядке. А там, за каменными стенами незнакомого города – страшноватая княгиня, читающая мысли, княжич, который сам себе невесту не может найти, конкурентки в количестве одиннадцати штук… Оно мне надо?
Я повела плечами в неожиданном ознобе и решила, что больше надо, чем не надо. С Анфисы и воеводы станется меня выдать замуж за Яромира, если я не пройду по конкурсу в невесты княжича. С ним тоже познакомиться не мешало бы, но, по-моему, хуже этого хама и неотёсанного грубияна, как мой дядюшка, не найти.
Кстати, о птичках. Всадник прискакал от реки, бросая примятые комки снега в разные стороны из-под копыт лошади, осадил её прямо перед санями и крикнул:
– Пока стоим, есть маленько время сходить до ветру и киселя горячего попить, вон крестьянка продаёт. Торопитесь!
Тёмные глаза Яромира блеснули из-под шапки, надвинутой по самые брови, и он пришпорил коня, разворачивая его обратно. Прошка вздохнула:
– Ну, пойдём, что ли. Фенька, ты с нами или в санях подождёшь?
Девочка мотнула головой, поудобнее уселась на шубе и даже обняла самый ценный ларец ручонками, показывая всем своим видом, что с места не тронется.
– Ну и Господь с тобой, – отмахнулась Прошка. – На те деньгу, купи для боярышни киселька!
Она сунула девчонке несколько мелких монеток, а я подтолкнула её в бок:
– Не жмись, дай ещё, пусть на всех купит.
Прошка нахмурилась, но не стала противиться, добавила. И потянула меня в сторону от дороги:
– Пошли, вот туточки место найдём, туточки люди ходют, а значится – зверья нет.
– Отстань, у меня камешки на шее есть, – засмеялась я. Не то чтобы я верила в их силу… Верят окружающие – и слава ёжикам!
Мы выбрали местечко у самой реки, где росли густые кусты чего-то вечнозелёного. Смесь ёлки с боярышником, колючая и непролазная. Прошка первой присела, как она выразилась, «посикать». А я оглядывалась, оглядывалась, но никого не увидела. Зато заметила движение на другой стороне реки.
На глаза я никогда в жизни не жаловалась. А тут такое зрелище! Я залипла конкретно, особенно, в свете моих ночных сексуальных мечтаний. Голый парень, абсолютно и бесповоротно голый, на снегу, с мечом. Ёшки-матрёшки! Повернись ко мне передом, к городу задом! Он упражнялся в боевой технике рубки врагов, вероятно, и то скользил по мосткам над обледенелой рекой, то делал ошеломительные выпады вперёд, то защищался от невидимого противника, парируя и уходя от воображаемых ударов. А между ног… Болталось как раз то, что мне снилось совсем недавно. Блин, как плохо видно! Подобраться бы поближе и разглядеть в деталях! Но даже отсюда член казался нормального такого размерчика. Три дня без секса, а я уже засматриваюсь на незнакомцев… Каким должно быть его мужское достоинство в эрекции? У меня аж волна вожделения по телу пробежала, как подумала о том, что вот это вот тёпленькое входит в меня… М-м-мама, роди меня обратно!
Я стояла и смотрела, разинув рот, на это чудо посреди заснеженной реки, как заправская вуайеристка. Блин, Янка, подбери слюни! Надо думать о том, как избежать нежелательных замужеств со всякими претендентами на моё тело и на моё, точнее, Богданушкино поместье и побыстрее попасть обратно домой, к Матвею! К любимому моему мальчику…
Посмотрю ещё немножечко, всё равно писать, пить и есть перехотелось уже. Все мысли только о сексе. Никогда не думала, что я такая нимфоманка… Ну, люблю это дело, можно сказать, очень сильно люблю, но не до такой же степени! Не до сухости во рту и учащённого сердцебиения вкупе с мокрыми трусиками! Блин, трусов-то на мне нет… Надо будет срочно придумать, из чего их сделать, иначе так все полы в княжеских палатах закапаю!..
– Боярышня!
Прошка подобралась незаметно и дохнула через плечо. Я вздрогнула от неожиданности, ибо обо всём на свете забыла, ловя взглядом мускулистую фигуру на мостках:
– Тьфу ты! Напугала!
Девчонка глянула на берег и ойкнула, а потом захихикала в кулачок. Я как-то сразу вспомнила, что она ещё несовершеннолетняя, и прикрыла ей глаза ладонью:
– Не смотри! Рано тебе ещё!
– Уфти, чего я там не видала!
– Голых дяденек!
– Да сколько хош! Вон, как дружинники в бане моются, так и скачут потом в снег голышом! Ить глазам не прикажешь в другую сторону глядеть!
– Всё равно, – пробурчала я. Да уж, нравы тут те ещё…
Парень на мостках положил меч, помахал руками немного, похлопал себя по плечам, а потом, разбежавшись, с плеском прыгнул в прорубь. Тут уж ахнула я. Персидские котята! Мороз же! Помрёт бедняга… Не выплывет! Но нет. Вот голова показалась, за ней руки, плечи. Парень выбрался на лёд и пошлёпал к мосткам.
– Боярышня Богдана! Прошка! Где вы?
Моя наперсница аукнула в ответ и потянула меня к обозу. Эх, жаль… Такое зрелище было… Когда я ещё увижу подобную красоту…
Заря потихоньку начала окрашивать лес за Белокаменной в тусклый оранжевый цвет. Поднималось солнце, переправу открыли, пора. Навстречу смотринам.
Столица княжества не зря носила своё имя. Её окружал не частокол из брёвен, а самые настоящие каменные стены, белые от снега. В другое время года они, должно быть, немного серели или желтели, но оставались такими же монументальными и высокими.
Мы въехали в Белокаменную, когда рыжее солнце как раз золотило крышу и ослепительные стены княжеских палат, бликуя в стёклах окон, преломляясь в витражах и играя зайчиками на маковках и шпилях. Когда мы проехали под сводом сторожевой башни, провожаемые пиками и полукруглыми бердышами дружинников в ярких красных кафтанах, я завертела головой во все стороны. Всё-таки Борки по сравнению со столицей были просто деревней. Сани нещадно скрипели по широкому настилу дороги, едва присыпанному снегом, лошади мерно цокали копытами и трясли гривами, чувствуя скорый отдых, а отовсюду раздавались звонкие голоса, лай собак, кудахтанье кур и почти художественный звон молотов по наковальне. Вот свинья с бешеным визгом бросилась наперерез обозу, а за ней девчонка с хворостиной. Валенки чуть не спадали с ног, сама ругалась, а, получив в шутку плетью по тулупу, ойкнула и соскочила с настила, провожая взглядом прибывших.
Прошка сидела, раскрыв рот, и любовалась резными наличниками и коньками на крышах высоченных теремов, а Фенечка забилась в уголок, страшась толпы. Я потрепала её по вихрушкам, выпавшим из-под платка, и засмеялась:
– Не бойся, всё будет хорошо!
Она только глазами повела, всей мимикой показывая своё удивление и священный ужас. Мне, признаться, тоже было страшновато, но я храбрилась, уговаривая себя не ссать. Ничего, прорвёмся! Всё когда-то бывает в первый раз. Вот и смотрины тоже.
Пару раз мы остановились спросить дорогу и уже минут через двадцать прочно встали перед длинным амбаром с маленькими окошками и высоким крыльцом. Толстая баба в роскошной короткой шубе, в необъятных платьях и в кокошнике стрелой, покрытом цветастым платком, махнула рукой:
– Ежели на смотрины, то боярышня пущай подымается, а обоз туды езжай!
Прошка помогла мне выбраться из саней, Фенечка с готовностью подхватила ларцы под каждую руку и шмыгнула носом, ожидая указаний. Я вдохнула, выдохнула и скомандовала:
– Ну, девы мои, вперёд! Отступать нельзя, за нами Москва!
Обе «девы» переглянулись, но промолчали. Я подозревала, что Прошка прочно уверилась в моё скудоумие, а Фенечка… Ну, она ничего сказать и не могла.
Поднявшись по скользким ступенькам лестницы под маковку крыльца, я встала перед бабой. Та оглядела меня буквально с ног до головы и, прищурившись, спросила:
– На смотрины?
– Да.
– Кто такая будешь?
– Боярышня Евдокия Борковичева из Боркова Городища, – услужливо подсказала Прошка из-за спины, высунувшись, а потом снова спряталась.
Баба хмыкнула и жестом пригласила меня идти за ней. Мы с девчонками последовали в тёмные сени, освещённые крохотными оконцами. Баба шла быстро, переваливаясь с боку на бок, как гигантский пингвин, минуя сундуки и ларцы, сложенные у стен. Потом распахнула низкую дверцу и втиснулась в комнату, где творился самый настоящий ад.
Девицы-красавицы, числом одиннадцать штук, сидели по лавкам, стояли у окон, расчёсывались, заплетая косу, грызли яблоки и при всём при этом трепались друг с другом и со своими служанками. У каждой их было по две-три, и даже мой пока ещё не искушённый взгляд мог отличить боярышню от простой девки: богатством платья и кокошников, вышивкой, количеством камней в кулонах, а главное – взглядом. Все невесты как одна посмотрели на меня, как им и было положено: оценивающе. Как милиционер, руководящий работник или незамужняя женщина.
Конкурентки. Святые воробушки, как давно я не оказывалась в обществе тёлок, которым хотелось меня уничтожить просто потому, что я шагнула в светлицу!
– А вот и последняя невеста на смотрины прибыла! – объявила баба. – Боярышня Борковичева. Прихорошитесь-ка, оденьтесь, и пора на заутреню идти.
Обернувшись ко мне, она добавила:
– Звать меня Макария, а если что не по нраву али обидит кто, немедля ко мне приходить. Я туточки распоряжаюся невестами, после заутрени покажу вашу светлицу. Об обозных и дружине не тужи – о них позаботются наши люди. Ларцы вели оставить в сенях, никто их не тронет. А сундуки опосля подымут.
Я кивнула, знаком показав Прошке послушаться, а сама смотрела на остальных девиц. Божечки-кошечки, ну кто так красится? Прямо Марфушеньки-душеньки, как на подбор: лица бледные, видно, что пудра белая, да ещё и осыпается, оставляя проплешины; брови ещё покруче, чем у девушек из моего мира – толстые, мохнатые, подрисованные чуть ли как у Равшана; и густой румянец, будто каждую по лицу шлёпали полчаса… Я на их фоне, небось, смотрюсь блёклым больным призраком.
– А ну-ка, боярышни и княжны, пойдём-ка за мной, а вы, девки, опосля гуртом! – скомандовала Макария, и все неохотно подчинились. Красны девицы прошли мимо меня, кто задрав нос, кто любопытно скользнув по мне взглядом, а последняя просто облила кипятком из глаз. Ошпарила, так сказать, метафорически. Мне стало душно, словно её ладонь сжала горло, но всего лишь на мгновение. Камни на груди под рубашкой накалились, обжигая, и всё закончилось. Девушка прищурилась и, опустив ресницы, двинулась за остальными невестами. Я спросила шёпотом у Прошки:
– Это кто такая?
– Княжна Светлана Самарова, – быстро ответила та. – Иди же, негоже опаздывать к заутрене!
Я пристроилась в затылок к Светлане и машинально прижала оба кулона через рубаху к коже. Ничего себе! Или мне только показалось, или эти кусочки горной породы и вправду защитили от чего-то мистического? Вместе с кулонами под ладонь попалось и яйцо. Тут я совсем пала духом. Как могла про него забыть? Вот вылупится кото-сова, что я с ней буду делать?
Под локоть сунулось что-то, и я опустила взгляд. Фенечка. Смотрит и всё показывает рукой мне на грудь. Чего хочет – непонятно. Я спросила шёпотом:
– Чего? Выражайся яснее!
Девочка закатила глаза к небу, потом быстро перекрестилась и поцеловала простенький деревянный крестик, который вытащила из-под рубахи. И снова ткнула пальцем мне в грудь. Ох, а ведь и правда. Крестика-то у меня нет, в церкви была всего раз, да и то подружка затащила… Как креститься, может, и разберусь, а вот крестик… Я обернулась, махнула Прошке. Мы как раз выходили из амбара, и я тормознула наверху лестницы:
– Слушай, а меня без крестика в церковь пустят?
Прошка аж на месте застыла. Видно было, что этот момент она не обдумала никаким местом. Правильно дядька сказал – безмозглая…
– Ой, чё будет-то… – протянула она страшным шёпотом, но Фенечка ткнула её в бок кулачком и стащила бечёвку с шеи. Махнула мне нетерпеливо. Я покачала головой:
– Нет, не надо, зачем…
Она поджала губы и нахмурилась. Вытянула руки вверх, но до моей головы не дотянулась. Пришлось наклониться. Крестик присоединился к кулонам, правда, пришлось поправлять платок и кокошник, но мы справились с этим быстро. Мен умилило это самоотречение настолько, что слёзы чуть из глаз не брызнули, но я справилась с собой и только коротко обняла Фенечку. А та вырвалась, схватила мою руку и поцеловала кисть, потом ткнула пальцем в спускающихся девиц.
– Иду, иду, – улыбнулась я и взялась рукой за перила.
Церковь была расположена в нескольких метрах от гостевого амбара. Большая, белая, с золотыми куполами и колоколами в башенках. Нас провели, как гусынь, цепочкой в широко распахнутые двери, и Макария шёпотом указала, куда становиться. Цепочка сбилась, и я оказалась между блондинкой в шубке из белого меха и очень скромной, очень красивой брюнеткой с курносым носиком и в лисьем полушубочке. Прошка осталась позади, когда я оглянулась, она вовсю шушукалась с другими служанками. Фенечка же в церковь не входила, и мне стало жалко малявку. Надо же, без колебаний отдала, наверное, самую дорогую свою вещь…
Мы стояли почти посередине церкви и слушали песнопения. Все невесты, да и вообще все присутствующие склонили головы, сложили руки в молитвенном жесте, не глядя по сторонам. Я же то и дело посматривала на остальных, чтобы повторять за ними. Но пока все были неподвижны. В голову лезли всякие мысли. Например – за каким буем мне понадобились эти смотрины. Или – какой этот княжич, интересно. Для чего ему невест выбирают? Может, из себя весь страшненький? Вроде как среди знати раньше были распространены родственные браки, значит, плохая генетика, вырождение, сумасшествие… Или это в Европе? А на Руси? Чёрт, почему я не учила историю собственной страны? Помнится, Ивану Грозному невест выбирали… Но мы сейчас не в эту эпоху, вроде бы… Или в эту? Или не на Руси? Вроде история не упоминает свирепых птице-кошек… Хотя их могли перебить и следов не оставить… Нет, палеонтологи нашли бы. Значит, не Русь? Не наша планета? Не наша вселенная? Не наш мир? Сколько вопросов и ни одного ответа…
– Княгиня, княгиня… – послышался шёпот со всех сторон, и я вскинула голову, огляделась. Макария шикнула, призывая невест к порядку, но курносая подтолкнула меня локтем в бок:
– Княгиня с княжичем, сподобилися!
Горожане расступились, дав проход. Впереди шагала женщина. В целом, я бы охарактеризовала её как властную, холодную, неприступную старуху. Сколько ей может быть лет? Пятьдесят? Шестьдесят? Сквозь побелку на лице проступали морщины, щёки горели, а шапочка на голове, украшенная камнями и блескушками, скрывала волосы. От шапочки на плечи ложился белый полупрозрачный платок, шубка скрывала талию, а юбка платья волочилась по полу шлейфом. Шла княгиня так, будто была совершенно одна в церкви, а за ней семенили две старухи, ещё старее, одетые в чёрное и с монашескими клобуками на головах. Чуть позади плёлся парень. Разглядеть я его не смогла, как ни старалась – девицы весь обзор закрыли. Всё, что было заметно: парень был не слишком высок, не особо широк в плечах, не то чтобы очень статен или уверен в себе.
Стоявшие в рядок невесты шушукались, возбуждённо переглядывались, забыв про попа в богатой золотой ризе, который тщетно пытался молитвой перекрыть шум, поднявшийся в церкви. А я не стала им уподобляться. Не рассмотрю сегодня, рассмотрю завтра. Чего я там не видела. Мужиков я видела, парней видела, мускулы видела, задротов видела. По сравнению с этими курицами, которые только и умеют подглядывать за выходящими из бани дружинниками, я видела в сто раз больше. Так что мне не принципиален ни княжич, ни его морда лица. Помолиться, что ли?
Папа научил меня верить в себя и свои силы. Мама научила меня верить в людей и во взаимопомощь, но не слишком на них рассчитывать. В бога верить меня не учил никто. Но в свете последних событий мне стало просто любопытно: зачем я оказалась здесь, в этом мире? Кто перенёс меня сюда? С какой целью? И всё это, вот это вот… ЗАЧЕМ? А пока цели не видно – как узнать, что делать? Ну, допустим, пройду я этот конкурс, смотринами называющийся. Всё только, чтобы выйти замуж? Или родить ребёнка? Я же не из тех куриц, которым достаточно сюсюкать целый день с диточкой и вышивать на пяльцах, пока служанки готовят ужин. Я загнусь от скуки при такой жизни!
А может…
Может, меня послали в этот мир, чтобы что-то изменить?
Дьяк снова затянул сипленьким альтом заунывную песню, поп замахал кадилом и вторил ему басом на незнакомом языке. В конце я разобрала только «Господе поми-и-и-илуй!» Все синхронно закрестились. Я тоже подняла руку с вытянутыми двумя пальцами, коснулась лба, живота, правого и левого плеча. Главное, не опаздывать за девушками. Краем глаза следила за голубой шапочкой княгини. Просто так, на всякий случай.
В церкви стало душно от благовоний, от кадила, источавшего дымок, от множества свечей. Я ощутила тяжесть на правом плече, глянула: брюнетка привалилась ко мне, бледная, как стена, глаза закрыты. Да чтоб тебя… Я ухватила её за руку, похлопала по щеке легонько. Веки девушки дрогнули, поднялись. Слава ёжикам, просто обморок. Брюнетка выпрямилась и стыдливо отодвинулась от меня, шепнув:
– Спаси тебя Бог.
– Ага, не за что, – буркнула я в ответ.
Да когда же это закончится? Уже и ноги устали стоять на одном месте, желудок сводит от голода… Нет, определённо надо было попробовать киселя, который купила Фенечка, но ведь у меня же другие мысли в глупой башке! Мне же на член надо поглазеть! Тьфу блин… Как будто не видела никогда. С другой стороны, кто же знал, что мы сразу по прибытию попрёмся в церковь? Ладно, Янка, терпи, скоро всё завершится, и можно будет позавтракать… Наверное… не будут же невест голодом морить? Хотя некоторых не мешало бы, например, вон ту толстушку в необъятной шубе цвета детской неожиданности. Со спины можно легко спутать с Макарией, разве что шапочка с меховыми полями не похожа на кокошник бабы…
Когда заутреня закончилась, я хотела было вздохнуть с облегчением, но остереглась. У девушек были такие просветлённые лица, что аж застыдилась. А я вот не верю. Я такая. Гадкая я. Я жрать хочу. И Макария, когда нас вывела из церкви, перекрестилась широко и истово (похоже, здесь я воочию увижу определения некоторых слов, которые раньше знала только из словаря!), а потом велела:
– Следуйте за мной, столоваться будем. А опосля княгиня вас посетит.
Прелестно. Наконец-то!
Сумасшедшее утро было вознаграждено завтраком богов. Правда, опять без кофе, но тут мне, наверное, придётся привыкнуть. Пили чай, сбитень и квас. Чай вонял травами, квас я не люблю, а вот сбитень мне понравился – сладкая водичка с остреньким послевкусием. Как я поняла, сахара тут тоже не было, поэтому всё сластили мёдом. На широком, ещё более монастырском, чем все монастырские, столе стояли блюда с пирожками, булочками, караваями. Все брали, что хотелось, и я не стала скромничать. Разнообразие приятно удивило: булочки были с маком, с яблоками, с пастилой, с мёдом, с орехами, с творогом, с чем-то ещё, чего я не распробовала. Девушки жевали и в голос обсуждали заутреню, княгиню, княжича, боярынь, которые были мне незнакомы, а я только слушала, глядя то на одну, то на другую. Больше всех мне понравились та самая курносая брюнетка и две миленькие близняшки, похожие друг на дружку, как две капли воды. Различали их только цвета вышивок на платьях. А так – даже мимика и выражение глаз были одинаковыми.
Больше всего я, конечно, старалась подметить, кто с кем дружит, а кто кого не переносит. Меня, то есть, Богданушку, вероятно, не слишком хорошо знали, потому что никто ко мне не обращался по имени, да и без имени тоже никто. Ну и чудесно. Может, меньше будут прикапываться. В покое точно не оставят. Женское соперничество похоже на змеиную яму. Шипение и мерянье длиной хвоста. Надо особо опасаться тихонь и их козней. Камнями, что ли, обвешаться с ног до головы?
Княгиня пожаловала, когда мы почти закончили завтракать. Дверь отворилась, в комнату скользнула высокая статная девка в кольчуге и обвешанная оружием, с косой, замотанной вокруг головы, а потом появилась старуха. Подметя пол шлейфом платья, она оглядела всех девушек разом и каждую по отдельности. От её взгляда в голове зашумело, и я испугалась – вот оно! Точно мысли читает. Но в ответ на вторжение звёздного камня с его магией на груди у меня неожиданно ожило яйцо. Зашевелилось, заворочалось, пришлось даже рукой прижать, благо, жест получился натуральным – будто воздуха не хватало. Яичко стало тёплым, приятно согрело, отвлекло от гула в мозгах. Я бросила взгляд на княгиню и тут же опустила ресницы, от греха подальше. Пусть думает, что мне страшно.
– Да пребудет с вами Господь, девицы, – заговорила княгиня тихо, но во всеобщем молчании показалось, что она кричит. – Рада видеть вас в добром здравии в стенах моего дома. Сего дня вам даю отдых, после вечери и молитвы вас попарят в бане, а с утра начнутся смотрины. Макария объявит первое испытание, а мы будем следить за его исполнением. Уверуйте – мы выберем самую достойную из вас в жёны княжичу Сергию.
И она вышла, не прощаясь и не глядя ни на кого. Следом так же юрко исчезла девка-телохранительница, а в комнате раздался общий выдох. Испытания… Да, надо будет напрячься, если, конечно, оно мне надо. И ещё одну вещь необходимо сделать перед началом смотрин.
Я встала из-за стола, перешагнула через лавку и направилась в угол, где сидели, как мышки, отложив пироги, все служанки.
– Прошка, пошли-ка поболтаем наедине.
Девчонка с готовностью вскочила, а за ней Фенечка. Да, пусть тоже идёт, так даже лучше.