Ульрих Бозер
Как научиться учиться. Навыки осознанного усвоения знаний
Некоторые школы и образовательные центры уже применяют такой подход к методикам обучения, хотя и называют его по-разному. В Епископальной школе святого Андрея в пригороде Вашингтона, округ Колумбия, ученикам часто предлагают самостоятельно выбирать форму проверки знаний – от стандартного экзамена до создания видеофильма.
Директор школьного Центра по трансформации преподавания и обучения Гленн Уитмен говорит, что многие подростки предпочитают создавать независимые проекты для демонстрации своих знаний и навыков, пусть даже работать над ними приходится в три-четыре раза больше, чем при подготовке к традиционной контрольной. «Они видят в этом гораздо больше смысла, связи с их собственной жизнью и личной заинтересованности», – пояснил Уитмен.
Этот подход хорошо работает даже с развлечениями – например, такими, как Lego. Однажды я побывал в лагере Ассоциации юных любителей конструкторов Кэма Мейера, где существует одно главное правило: никаких инструкций. Иначе говоря, никаких буклетов Lego или заранее скомпонованных наборов. Ученики сами должны решать, что строить – и как.
Интересно, что сама компания Lego вовсе не так подходит к продажам своих конструкторов. Практически любой набор сопровождается подробным описанием того, что и как нужно делать. Но Мейер использует иной метод, и в то утро, когда я пришел в его класс, он перво-наперво объявил ученикам, что здесь они не получат никаких указаний и в творчестве должны полагаться только на самих себя.
Ученикам – преимущественно десятилетним ребятам – понадобилось некоторое время на то, чтобы осмыслить эту идею, и некоторые из них вздохнули с откровенным разочарованием. По словам Мейера, раньше бывало, что кто-то даже пускал слезу. Но очень скоро ученики успокоились и принялись создавать каких-то своих существ. В комнате стоял тихий гул голосов. Одна девочка сделала динозавра с хищной мордой. Другой мальчик – фантастическое животное из видеоигры. Было очевидно, что они увлечены гораздо больше, чем если бы просто выполняли инструкции.
– Ты бы хотел получить инструкцию для сборки? – спросил я мальчика в синей футболке.
Он отрицательно потряс головой:
– Нет, так интереснее.
– Я хочу вообще выбросить все инструкции, чтобы даже мама не могла догадаться, что в наборе, – добавила сидящая рядом с ним девочка.
Во всем этом есть важный нюанс. Будь то Lego или юридический факультет – без инструкций не обойтись. Мы учимся наиболее эффективно, если массив знаний разбит на отдельные части – об этом мы еще поговорим. Но чтобы сохранить увлеченность и мотивацию, нам также необходима возможность выбора. Мы должны сами приложить руку к процессу и организовать самообучение. Когда я беседовал с Джастином Бергом, коллегой Вржесневски, он сказал: «Многие из нас серьезно выиграют, если не будут наступать на горло своему призванию». Берг говорил о работе, но это столь же верно и для самообучения. В приобретении навыков и знаний мы также не должны наступать на горло своему призванию.
Есть еще один важный вопрос, который мы пока не рассмотрели, а именно – почему вообще нам нужно ощущение смысла. Ответ связан с отличительными особенностями человека как вида, и можно сказать, что стремление к смыслу – во многом стремление к открытиям. Часто мы испытываем мотивацию к учению потому, что нам хочется учиться. Стремление найти ценность заложено в нас процессом эволюции.
Если задумаетесь об этом, вы поймете, что это действительно так. Каждый раз, заходя в интернет, я сам поражаюсь своей тяге к исследованиям. Как раз сегодня я щелкнул в BuzzFeed на заголовок «21 фото, которые вернут вам веру в человечество». Я прекрасно понимал, что не надо этого делать, и быстро пролистывал картинки. Двое мужчин спасают тонущую овцу. Кошка в кислородной маске. Бездомная девочка примеряет новую пару туфель…
И тут мой взгляд упал на еще один заголовок: «16 вершин для начинающего альпиниста» – и очень скоро я оказался в совершенно другом уголке интернета. Я уже забыл, через какую кроличью нору сюда провалился, – может быть, это был канал в YouTube, или страница в «Википедии», или анимированная картинка со змеей, поедающей аллигатора…
Психолог Яак Панксепп называет такой поиск «дедушкой систем» и утверждает, что мы запрограммированы на него. По мнению Панксеппа, стремление к поиску подпитывает наши эмоции, поэтому чувства часто служат нам своего рода компасом, который показывает, насколько мы продвинулись на этом пути открытий[24].
Панксепп считает, что именно этим можно объяснить, почему мы ощущаем прилив счастья, когда пробуем что-то новое. Уровень дофамина в человеческом организме резко повышается, когда мы видим нечто оригинальное. Верно и обратное: депрессия часто сводится к ощущению тотальной бессмысленности, что обычно проявляется в отсутствии поискового поведения.
В этом смысле поиск подобен пище и сну, сексу и любви – этот тип поведения встроен в нашу ДНК. Несомненно, наше подталкиваемое эмоциями стремление к открытиям имеет долгую эволюционную историю. В конце концов, нечто новое потенциально может оказаться самым опасным – и самым ценным. Новые идеи, новые люди, новые животные – все они могут либо помочь нам, либо убить. Со временем все новое начинает обладать для нас особой, только ему присущей ценностью.
Наша жизнь не так уж сильно изменилась с древних времен, и эмоциональный акт открытия до сих пор лежит в основе того, что мы делаем каждый день. Утром вы только встаете с кровати, протирая глаза, а вас уже волнуют два вопроса: «Какие новости?» и «Где моя одежда?». Затем вы привычно начинаете искать в кухне продукты для завтрака: «Куда опять запропастилась коробка с хлопьями?» Следом вы ощущаете необходимость отыскать ключи от машины – в общем, к тому моменту, как покидаете дом, вы уже инстинктивно поискали, пожалуй, не один десяток самых разных вещей.
Мораль здесь проста: мотивация – или ценность – может быть столь же часто эмоциональной, сколь и рассудочной, а мы постоянно что-то ищем, потому что такова наша природа как Homo sapiens. Мы – вид искателей. Час, проведенный в пролистывании веб-страниц – «Википедия», новостные сайты, сайт The Washington Post и т. д., и т. д., – это не просто пустая трата времени (хотя нередко так оно и есть). Это еще и источник определенного краткосрочного наслаждения.
Такой тип поиска и такого рода открытия часто оказываются первым шагом к самообучению. Чтобы развить ощущение смысла и желание обладать определенным навыком, мы начинаем исследовать этот предмет с разных сторон и прикидывать, соответствует ли он нашим интересам и ценностям. Если мы хотим овладеть основами инженерного дела – к нашим услугам возможности Lego. Если хотим узнать больше о президенте Вашингтоне и битве при Трентоне – можем обратиться к «Википедии».
Можно сказать, что так мы получаем более полное представление о том, что именно нам нужно узнать. Мы постепенно формируем ощущение, что этот предмет нам нужен и важен. Говоря языком исследователей (таких, например, как Сюзанна Хиди и Кенн Бэррон), мы создаем определенную ситуационную мотивацию. Ее можно представить как приманку для разума, и все мы прекрасно знаем, что нужно для того, чтобы породить это насыщенное дофамином влечение: яркие образы, громкие звуки, а может быть, просто пара видео с котиками[25][26].
Такая мотивация может быть очень устойчива, и мы можем потратить целое утро на то, чтобы изучить все ссылки под заголовком «40 вещей, которые заставляют вас чувствовать себя старым». Но чаще эта мотивация проходит очень быстро, точно так же, как и возникает. Наше внимание переключается на следующий громкий звонок или пронзительный свист.
В противоположность этой существует так называемая глубокая мотивация, гораздо более сильная. Если ситуационную мотивацию можно назвать приманкой для ума, то глубокая – это уже настоящая ловушка. Она затрагивает фундаментальную часть нашей природы. то есть более значимую ценность, и именно благодаря ей многие из нас десятилетиями изучают органическую химию или оттачивают мастерство фехтования.
Так как же ситуационная мотивация превращается в глубокую? Ответ снова кроется в идее ценности – в конечном итоге именно ощущение значимости не дает нам выбраться из мотивационной ловушки. Пограничной линией между ситуационными и глубинными мотивами является смысл, и, когда мы находим нечто значимое, наша мотивация становится куда более личной.
Хиди и ее коллега Энн Реннингер показали, как это происходит. На первой стадии мотивации существует, как правило, лишь ситуативный интерес. Представьте себе, что вы наткнулись на видео, посвященное бритве Оккама – то есть идее о том, что простейшее объяснение часто оказывается лучшим. Видео впечатляет и приковывает внимание. Вы заинтересовались.
На второй стадии люди начинают видеть в теме некоторую ценность. Просматривая видео, вы начинаете понимать, как принцип бритвы Оккама может помочь вам побеждать в спорах – и решать проблемы. Теперь вы продолжаете смотреть его, потому что оно имеет для вас ценность.
На третьей и четвертой стадиях мотивация обычно становится все более и более личной, и, если мы уделяем предмету достаточно внимания, интерес перерастает в более глубокую форму мотивации. Разобравшись в принципе бритвы Оккама, вы можете найти ценность в вариантах интерпретации этой идеи и заинтересоваться тем, как она применяется в различных сферах, например в медицине или спорте.
Конечно, так бывает не всегда. Качества личности, жизненный опыт, происхождение, культура – все это оказывает свое влияние. В то же время мы должны подпитывать нашу поисковую систему, наше стремление к знаниям. Проще говоря, это значит, что порой следует отпустить себя на просторы «Википедии», чтобы познакомиться с новыми идеями, уделить время просмотру документального фильма, потому что он вас заинтересовал, или просто дать себе возможность попробовать что-то новое.
При этом следует понимать, что, если нам вдруг стало тяжело учиться, необходима эмоциональная поддержка. Иными словами, мы должны управлять своей поисковой системой, чтобы добиться желаемого. В моем личном представлении мотивация подобна огню. Чтобы разжечь ее, нужна эмоциональная искра, но без должного управления она быстро потухнет – или, наоборот, разгорится так, что выйдет из-под контроля.
Иными словами, если наше стремление к поиску и связанное с ним эмоциональное возбуждение слишком слабы – тяга к знаниям у нас пропадает. Если же жажда поиска слишком сильна – можно провести целый день на странице BuzzFeed «Люди, которые понятия не имеют, как действует огонь».
Успех таких сайтов, как BuzzFeed, подсказывает нам еще один путь к созданию ценности и мотива для обучения. Это – социальная сторона нашей натуры. По большому счету значительная часть популярности BuzzFeed – или TMZ (популярный американский новостной сайт) – объясняется нашей склонностью образовывать группы, и сайты специально стремятся предоставлять нам материал, которым нам захотелось бы поделиться с друзьями. Мы читаем статьи типа «Люди, которые понятия не имеют, как действует огонь», а затем посылаем ссылки на них родным и знакомым.
В этом смысле наши близкие способствуют созданию ценности. Они помогают нам увидеть смысл, особенно в том, что касается учебы. Еще одним примером может стать история человека по имени Лэнгстон Тинглин-Клеммонс. Он окончил колледж более десяти лет назад, но до сих пор вспоминает, как когда-то поднял руку на занятиях по химии в Бакнеллском университете.
Маленький и хрупкий Тинглин-Клеммонс сидел в те времена на одном из первых рядов в аудитории. Он только что поступил в колледж и старательно демонстрировал свой отменный вкус в одежде, ему нравились зажимы для галстуков и носки с узорами. Его родные шутили, что он появился на свет в костюме индивидуального пошива. Даже когда он занимался спортом, части его формы идеально сочетались.
В тот день Тинглин-Клеммонс поднял руку, желая задать вопрос, и вдруг ему показалось, что абсолютно все в аудитории пристально смотрят на него. В Бакнеллском университете тогда училось более 3000 студентов, и среди них лишь несколько сотен чернокожих. Тинглин-Клеммонс оказался единственным афроамериканцем на своем курсе. Аудитория была полна белых, и за те несколько секунд, что Тинглин-Клеммонс дожидался ответа профессора, он успел почувствовать себя абсолютно одиноким. Тихий голосок в его голове нашептывал: «Может, мне здесь не место?»
Через какое-то время Тинглин-Клеммонс бросил заниматься химией. И дело было не в успеваемости. Он был выпускником одной из лучших старших школ Вашингтона, округ Колумбия. Ему просто не хотелось чувствовать себя аутсайдером, чужаком, – а это во время учебы в Бакнеллском университете он ощущал очень часто. «Из-за того, что я был единственным черным, меня узнавали все в кампусе, – рассказывал мне Тинглин-Клеммонс. – Со мной здоровались какие-то люди, а я понятия не имел, кто это такие».
Начало учебы в колледже – нелегкое испытание практически для всех. Нужно заводить новых друзей, много учиться и привыкать жить вдали от родного дома. Но цветным студентам приходится еще тяжелее. Часто они начинают чувствовать себя не на своем месте и с трудом приспосабливаются к обстановке. Культура общения и поведения в колледже оказывается совсем иной, чем дома. «Иногда мне казалось, что я – какой-то остров», – говорил мне Тинглин-Клеммонс.
Несколько лет назад Дебора Биал решила заняться этой проблемой. Чтобы помочь студентам, оказавшимся в подобной непростой ситуации, и обеспечить им социальную поддержку внутри колледжа, Дебора запустила программу под названием Posse – «Отряд». По этой программе цветные студенты, как правило из неблагополучных семей, отправляются в различные колледжи страны группами по десять человек. Это помогает молодым людям не чувствовать себя одинокими и знать, что у них есть «отряд», который их поддержит.
Тинглин-Клеммонс был одним из первых студентов, поступивших в Бакнеллский университет по программе Posse[27], и, несмотря на неприятный опыт с химией, программа дала ему возможность почувствовать себя «нормальным». Вместе с другими студентами из своего «отряда» он слушал музыку и ходил обедать. Они обсуждали друг с другом неловкие ситуации, в которые попадали на занятиях, и играли в баскетбол, чтобы выпустить пар. Группа была маленькой и очень сплоченной. Один из товарищей Тинглин-Клеммонса по Posse потом стал шафером на его свадьбе.
Такая эмоциональная поддержка смещает мотивационное равновесие, создавая ощущение ценности и смысла в учебе. Участники программы Posse имеют больше шансов на успешное окончание колледжа, чем другие цветные студенты, – дипломы получают более 90 % из них. Тинглин-Клеммонс получил в Бакнеллском университете диплом по двум специальностям – истории и религии, а на последнем курсе стал президентом студенческого совета. Сегодня он уверен, что все это стало возможным только благодаря программе Posse[28].
Мы часто недооцениваем то, насколько важна эта наша потребность быть причастными к чему-либо, – как, впрочем, и многое другое, имеющее отношение к ценности и смыслу. Причина отчасти в том, что социальные сигналы, как правило, трудно заметить. Они шепчут, а не кричат, и распознать чувство общности и социальной ценности обычно удается лишь по косвенным признакам – например, интонациям или жестам.
Это означает, что незначительные изменения в социальной динамике могут иметь на удивление большой эффект. Так, в одном исследовании выяснилось, что у школьников-азиатов с характерными национальными именами (например, Лю) оценки по математике в среднем выше, чем у азиатских детей с «обычными» именами, такими как Алекс. Почему? Потому что учителя подсознательно считают, что учащиеся с азиатскими именами воспринимают математику «более серьезно», и ждут от них большего, чем от остальных, при этом уделяя больше внимания[29].
Кроме того, мы обычно определяем социальную идентичность лишь в сравнении с другими идентичностями. Я никогда не чувствовал себя бо́льшим американцем, чем во время визитов в Германию. Только попав в Центральную Европу, я осознал все те привычки – чрезмерную громогласность, чрезмерное дружелюбие, – которые делают меня «настоящим янки». И действительно, должен признаться, что я гораздо громче и радушнее, чем большинство немцев. Но верно и обратное. Именно в Соединенных Штатах я в максимальной степени ощущаю себя немцем, и я гораздо чаще прихожу куда-либо вовремя, чем большинство моих знакомых американцев.
Несмотря на все эти нюансы, социальные факторы оказывают огромное влияние на наше ощущение ценности. Семья и сверстники, друзья и коллеги – все они придают учению эмоциональную значимость, и мы обращаемся к другим людям в моменты, когда страдаем, нервничаем или грустим. Прекрасный пример – тревожность, связанная с экзаменами. Люди, испытывающие такую тревогу, справляются с тестами лучше, если их связывают близкие отношения с друзьями. Складывается впечатление, что поддержка близких служит эмоциональным буфером, который смягчает возникающее на экзаменах напряжение разума, помогает нам управлять чувствами.
Социальные связи также представляют собой один из типов мотивации – люди, которые чувствуют себя одинокими, оказываются менее мотивированными и, как правило, хуже справляются с учебой. Проще говоря, те, кто ходит на занятия вместе с друзьями, обычно получают более высокие оценки, чем те, у кого нет друзей в учебной группе[30].
Теперь становится понятно, почему так важны публичные обещания. Когда человек объявляет своим друзьям о намерении что-то сделать, шансы на то, что он не бросит это дело, значительно повышаются. Если мы обещаем что-то на странице в Facebook или Twittter – например: «Я собираюсь пойти учиться и получить лицензию агента по недвижимости», – то, как правило, действительно выполняем обещание. Мы хотим быть честными перед своим окружением[31].
В этом состоит положительная сторона давления компаний сверстников, команд, племен, кланов и кругов общения. Если кто-то посвящает себя учению, те, кто находится рядом с ним, также проявляют повышенную склонность к учебе. Мы не хотим, чтобы нас считали отщепенцами, неудачниками или лентяями, поэтому мотивация и смысл распространяются на всех членов группы. Люди «подцепляют» ощущение мотивированности друг от друга. Как было сказано в одном из недавних научных исследований, «мыслительные усилия заразны»[32].
Наши социальные привычки в отношении учебы оказываются куда более мощными, чем кажется на первый взгляд. Представьте себе какое-нибудь престижное учебное заведение, например Гарвард. Вы можете считать, что престиж ему обеспечивают программы обучения. Преподаватели, программы курсов, сами аудитории и лаборатории – все должно соответствовать высочайшим стандартам. Ведь именно поэтому обучение в Гарварде так дорого – по крайней мере это следует из их рекламных буклетов: школа должна оплачивать лучших работников, лучшие учебные материалы и лучшие здания.
На самом деле, как выясняется, статус учебного заведения во многом создается самими студентами. Посредством разнообразных видов социального давления, норм поведения и учебного взаимодействия они подталкивают друг друга к учебе. Оказывается, что в некоторых престижных школах именно это влияние дает две трети результата. Говоря совсем просто, весьма значительная часть успеха Гарварда не имеет практически никакого отношения к профессорам, программам или зданиям. Она обусловлена людьми, которые туда поступают.
Здесь мы снова можем обратиться к примеру с Lego и Джейсону Вольфсону в качестве главного персонажа. Чтобы подпитывать свой интерес, он раз в месяц посещает встречи Lego-клуба. Обычно друзья по увлечению собираются в местной библиотеке, и в их обществе, как и в любом другом сплоченном коллективе, присутствуют весьма строгие правила. Обедать нужно обязательно в местной закусочной. Конструкторы, выпускаемые под другими брендами, например Playmobil, – это табу. Тому, кто без разрешения автора хоть пальцем тронул чью-то постройку, легко могут указать на дверь.
Когда я посетил одну из их встреч в воскресенье после обеда, мне показалось, что я вижу большую семью, в которой каждый играет свою роль. Вольфсон – один из самых общительных ее членов, а Кен Райс – организатор. «Фишка» Кима Петти – микропостройки, а если вы хотите узнать о военной истории и Lego, вам следует обратиться к Гэри Бруксу.
Вольфсон не скрывает, что и среди них случаются трения, и десять лет назад часть членов откололась от группы из-за того, что «не все разделяли их энтузиазм»[33]. Но в целом сообщество любителей Lego создает им мотивацию. Оно дает людям цель, и Вольфсон старается не пропускать ни одной встречи своего клуба. «Моя жена знает, что раз в месяц на выходных ей нужно придумать себе какое-нибудь другое занятие», – сказал он мне.
Выпускник Бакнеллского университета Лэнгстон Тинглин-Клеммонс сейчас женат и растит маленькую дочку. Он работает учителем английского в городской средней школе, где подавляющее большинство учеников – чернокожие из очень бедных семей. Однажды мы встретились в баре, и он рассказал мне, что стал применять социальные уроки программы Posse в собственных классах.
Чтобы наладить со своими учениками более тесные социальные связи, Тинглин-Клеммонс ежегодно наносит визиты каждому из них. Также он старается быть наставником для полудюжины школьников, всячески поддерживая близкие отношения с ними – приглашает их пообедать, посещает их спортивные матчи. Главный его совет этим ребятам: «Найдите себе наставника. Если вы хотите остаться в школе, держитесь рядом с теми, кто останется в школе».
Прихлебывая пиво, Тинглин-Клеммонс объяснял мне: он хочет, чтобы его ученики чувствовали принадлежность к какой-то общности. Он верит, что именно такие социальные узы в конечном итоге обеспечивают мотивацию к учебе. «Я стараюсь, – сказал он, – использовать уважение, которое заслужил среди них, чтобы помочь им поступать правильно».
Осмыслить – научиться
До сих пор мы говорили в этой главе о ценности и смысле как формах мотивации и подробно рассматривали то, как цель и значимость служат топливом для нашего стремления учиться.
Это важно. Но когда речь заходит о процессе учения, есть еще одна причина искать смысл – мы должны выяснить, зачем конкретно нам нужно учиться. Мы приобретаем навыки и знания для того, чтобы осознать свой опыт, чтобы объяснить окружающий мир.
Но так происходит не всегда. Не так давно один студент общественного колледжа – назовем его Джо – написал следующие ответы на математические примеры:
10 × 3 = 30
10 × 13 = 130
20 × 13 = 86
30 × 13 = 120
31 × 13 = 123
29 × 13 = 116
22 × 13 = 92
Не заметили ничего странного? Спрошу точнее: неужели 30 × 13 – это действительно 120? А 22 × 13 – и правда 92?[34]
Короче говоря, создается впечатление, что Джо не совсем в ладах с математикой. Он не понимает смысла примеров – и не видит важных закономерностей. Скорее, он просто пытается вспомнить отдельные формулы и базовые правила, чтобы с их помощью получить ответы – и притом неверные.
Ничего удивительного в этом нет. Естественно, факты запомнить проще, и во многих областях можно добиться действительно многого, просто как следует вызубрив материал. Ведь Джо как-то удалось получить аттестат о среднем образовании – и поступить в местный колледж.
Гораздо более серьезная проблема заключается в том, что люди часто воспринимают мастерство как нечто существующее само по себе, своего рода «волшебную таблетку», которая имеется у преподавателя или закодирована в книге. Поэтому они слушают лекции, изучают веб-сайты, смотрят видео и верят, что информация просто войдет в их мозг.
Согласно такой концепции, обучение – это неконтактный вид спорта, суть которого в том, чтобы взять данные из некоего источника и «засунуть» их себе в мозг. Назовем такой подход к обучению «наполнительным». Мы думаем, что должны просто заполнить свой разум – алгоритмами, фактами, парой-тройкой формул, – подобно тому, как заполняем вещами контейнеры и ящики.
Однако мозг работает не так, и, хотя его часто сравнивают с компьютером, это не совсем верно. Во-первых, в таком случае подразумевается, что мы можем стать умнее, если просто добавим немного места на «жестком диске». Во-вторых, что мозг получает и накапливает информацию пассивно.
На самом деле гораздо лучше будет представить себе мозг как сеть дорог и шоссе, улиц и путепроводов[35]. Такая аналогия, во-первых, напоминает нам, что простой путь – например, грунтовую дорогу – проложить очень легко. Это лишь вопрос повторения стандартных действий. То же самое верно и в отношении учебы: базовыми концепциями или навыками овладеть достаточно просто.
Более того, эта аналогия подчеркивает, что для мозга достижение мастерства – это способность придавать значимость определенным вещам, а также видеть глубокие связи и взаимоотношения в рамках конкретной области знаний.
Другой способ осмыслить эту идею предлагает психолог Стивен Чу. На своих занятиях он часто проводит простые эксперименты, чтобы помочь присутствующим осознать роль смысла в изучении, показать, что мастерство – это умение строить мысленные связи.
Чу показывает аудитории лист бумаги, на котором написана пара десятков слов. Половина класса получает задание сосредоточиться на буквах в этих словах и посчитать, сколько раз встречается какая-либо из них – скажем, г или е. Другая половина класса должна сосредоточиться на своих ощущениях – насколько эти слова «приятны». Затем Чу убирает лист и просит всех вспомнить, какие слова на нем были.
Этот эксперимент – повторение гораздо более старого исследования. Результаты, которые получает Чу со своими студентами, неизменно повторяют оригинальные: те, кто применяет более осмысленный подход – то есть обдумывает, какие слова кажутся приятными, – вспоминают больше слов, чем те, кто просто подсчитывает, сколько раз там встречается буква г.
Причем эта разница заметна невооруженным глазом. Те участники оригинального эксперимента, которые использовали более богатую форму обработки данных – придавали ценный смысл материалу, – могли вспомнить в семь раз больше слов, чем члены другой группы. Даже в неформальной демонстрации Чу первая группа обычно запоминает по крайней мере в два раза больше второй.
– Когда вы придаете информации значимость, вероятность того, что вы ее запомните, значительно выше, чем когда вы воспринимаете ее на поверхностном, бессмысленном уровне, – говорит Чу. – И это верно вне зависимости от того, специально вы хотите выучить данный материал или нет.
Для тех, кто хочет чему-то научиться, эта идея ценна еще и тем, что благодаря смыслу учение может стать гибким. Понимание дает нам возможность использовать навыки и знания в различных ситуациях. Если начать осмысленно относиться к той или иной области знаний – то есть мыслить уже на другом уровне, можно достичь успеха в самых разных ситуациях.
Возьмем для примера смешивание джина с тоником. Базовую процедуру запомнить очень легко: если вам нужен крепкий коктейль, добавьте по одной части джина на каждую часть тоника, а потом положите лайм.
Но чтобы в этих действиях появился смысл и значение, чтобы стала понятна суть отличного коктейля, вам нужен конкретный опыт того, как из смеси джина, тоника и лайма получается крутой коктейль в духе сериала «Безумцы». Это более насыщенная форма изучения, и ее преимущества становятся хорошо видны, когда возникают проблемы.
Итак, вернемся к джину с тоником и представим себе, что тоника в холодильнике нет. Человек с более осмысленным подходом к напитку понимает, что, поскольку тоник имеет горьковатый вкус, его можно заменить, к примеру, апельсиновым соком. А если пусты оказались и бутылка тоника, и бутылка джина? Наш мастер смешивает водку с имбирным элем и получает на удивление похожий вкус.
Для обучения эта идея крайне важна, поэтому имеет смысл повторить снова: мы учимся ради смысла, ради формирования нашего мышления. Именно это в конечном итоге позволяет нам применять знания на практике. Поэтому, если вы – парень по имени Джо, понимание позволило бы вам применить другой подход для решения тех же самых примеров:
10 × 3 =
10 × 13 =
20 × 13 =
30 × 13 =
31 × 13 =
29 × 13 =
22 × 13 =
Вы быстро увидели бы в них закономерность и поняли, что решить их гораздо проще, если опираться на силу числа 13.
Математический подход, известный как «ментальные счеты»[36] или «ментальная арифметика», помогает нам понять, что такое «учиться ради смысла».
Чтобы получить представление о том, как работают ментальные счеты, давайте рассмотрим еще одну математическую задачу. Попробуйте сложить эти числа, не используя никаких инструментов. Ни ручки. Ни бумаги. Ни калькулятора. Просто найдите ответ в уме:
86 030
97 586
63 686
38 886
Получилось? Более того, можете ли вы найти решение менее чем за секунду?
У большинства взрослых такое задание просто перегружает мозг. Мы не можем достаточно долго удерживать в уме все эти цифры. Мы пытаемся прибавить шестерку, перенести единицу, не потерять двойку, запомнить семерку и держать в уме пятерку – и наш разум быстро заполняется хаосом цифр, с которым мы ничего не в состоянии сделать. Мы беспомощны и растерянны.
Более важный вопрос – почему нет? Недавно я видел, как старшеклассница Серена Стивенсон очень быстро выдавала ответы на подобные математические примеры.
В тот вечер, когда я познакомился с Сереной, она в свитере с Микки-Маусом сидела за партой в классе, расположенном на первом этаже школы в пригороде Нью-Йорка. Ее инструктор по ментальной арифметике сыпал цифрами, которые взлетали в воздух, как пригоршня монеток –
74 470
70 809
98 402, –
и Стивенсон буквально за секунды складывала их в уме так быстро, как будто просто вспоминала столицы штатов.
Она не работала над примерами так же, как могли бы делать это мы с вами, используя кратковременную память. Вместо этого Серена представляла в уме счеты и затем решала примеры, помогая себе пальцами.
Я некоторое время наблюдал за ней – при каждом новом примере она закрывала глаза и шевелила пальцами правой руки. Движения были быстрыми и точными, она искала ответ, используя те же самые жесты, которыми перебирала бы костяшки на настоящих счетах, хотя их, конечно же, не было перед ней.
Когда я впервые это увидел, мне показалось, что Серена намеренно пытается произвести впечатление, как люди, которые носят галстуки в горошек или произносят «Ван Гог» как «Ван Гох». Но оказалось, что эти движения пальцев – самая суть практики. Без них – и связанных с ними мысленных образов – точность ответов может снизиться более чем наполовину. Психолог из Гарварда Неон Брукс сказала мне: «Если вы помешаете специалисту по ментальной арифметике жестикулировать, его результаты будут ужасными. Он просто не сможет сориентироваться»[37].