– То есть вы утверждаете, – оперативник быстро строчил в блокноте, – что ваш начальник знал, что его родственник неадекватен, и тем не менее поручил ему важное задание?
– Самое обычное, – вступилась я за Серафима. Шеф у меня, конечно, тот еще самодур, но человек он хороший, добрый и даже мягкий – вон тетя Маша не только вьет из него веревки, но и плетет из них макраме. – И ничего подобного я не утверждаю. Между прочим, сантехники еще в худшем состоянии по вызовам ходят!
– Но они же гранаты в унитазы не бросают, – здраво заметил Наумов.
Я не нашлась, что на это возразить.
Задав еще с десяток столь же дурацких вопросов (не замечала ли я чего-нибудь странного в поведении самого Серафима Петровича, какой у нас в Госнежохране распорядок дня, что я могу сказать об уборщице тете Мане) и тщательно законспектировав ответы, Наумов развернул блокнот ко мне.
– Подпишите.
– Зачем? Мы же просто беседовали.
– А вы хотите, чтобы я к вам с ордером пришел?
– Не буду подписывать, – заупрямилась «блондинка», – у меня стресс, мало ли чего я там наговорила! Кстати, дайте почитаю…
Блокнот тут же выскользнул у меня из-под носа.
– Я с вами еще не прощаюсь, – зловеще предупредил оперативник, наконец-то поднимаясь с дивана.
– До свидания, – вежливо сказала я, проводив его до двери (а потом еще в глазок убедившись, что он утопал вниз по лестнице).
Черт знает что. Я потерла гудящий не то от шишек, не то от мысленной работы лоб. Чего он от меня хотел-то? Не представляю, чем может помочь расследованию эта «беседа».
– Вечно мне с твоими хахалями разбираться, – ворчливо забубнил Федька, серой крысой вспрыгивая на хозяйское плечо. – Ты бы им график составляла, что ли… или встроенный шкаф на четыре створки купила, а то он мне всю спину своими костылями отпинал!
Я вернулась в комнату и сердито хлопнула ладонью по зеркалу:
– Вылезай!
После продолжительной возни в недрах – кажется, там упало что-то еще – створка отодвинулась и из шкафа показались две моли и Саня. Говорящая крыса (Федька продолжал нудно бухтеть мне в ухо, щекочась усами) его определенно впечатлила.
– А… это…
– Домовой.
– Тоже настоящий?
Федька презрительно фыркнул и исчез.
Увы, Саня его примеру не последовал. Напротив: шлепнулся в мое любимое, оно же единственное, кресло, небрежно выкинув оттуда плюшевого зайца.
– Странный какой-то этот мент! – задумчиво изрек он. – И разговор у вас был странный. Хрень какая-то, проще говоря.
– А ты у нас, значит, специалист по ведению допросов, – съязвила я.
– Ну. – Отвернувшись, мужик шмыгнул носом. – Не спец, но… было дело под Аргуном. Попался нам один… я-то на подхвате стоял, а допрос Гестаповец вел… сержант-контрактник, его из ментов за это самое и выперли… злоупотребление служебным, ну и рукоприкладство, само собой. Так он этого чича за полчаса, как орех… расколол и выпотрошил наизнанку… а этот – странный. Лен, ты хоть на корочки его глянула?
– Нет.
– Почему-то я так и думал, – пробормотал Саня. – Не, точно, странный опер… Лен, у тебя курево есть?
Я молча сходила в прихожую и вытащила из сумочки початую пачку «Vogue» с ментолом. Вообще-то я не курю, но в чадящей компании мне приятнее вдыхать свой дым, чем чужой, вот и купила дамские сигареты специально для таких случаев. За полгода всего штук семь развела.
– Ты бы мне еще леденец пососать предложила, – буркнул мужик, но пачку взял. Тонкая сигаретина казалась соломинкой в его пальцах. Сейчас, по крайней мере, он не пытался давить мне на психику, убеждая в своей невиновности, словно Дездемона в какой-нибудь авангардной постановке шекспировской пьесы, где в конце концов задушили чахленького Отелло.
Может, он покурит, успокоится и уйдет, а?!
Саня затянулся так, что сигарета разом обуглилась на четверть.
– А пожевать чего-нибудь найдется?
Пришлось, скрипя зубами, идти уже на кухню. Я зло распахнула холодильник, осмотрелась. Переводить моего гуся на ЭТО! Ладно, пусть подавится, лишь бы отвязался. Но разогревать не буду, вот еще! Я выгребла с боковых полочек кетчуп, майонез и пару помидоров. Еще там стоял початый пакет мюсли, но мужчины такого, кажется, не едят… Поднос я не нашла, хотя точно знала, что где-то он есть. Пришлось составить все на разделочную доску. Вот поест – и скажу ему, чтобы выметался! Нет, лучше просто уходил, а то мало ли как он отреагирует…
…Когда я вернулась в комнату, Саня спал. Прямо в кресле, свесив руку с дымящейся сигаретой. Я хотела ее вытащить, чтобы не прожег пеплом ковер, но вспомнила слова Наумова и побоялась трогать психа. Вместо этого тихонечко подставила под окурок блюдце и пошла в ванную бессильно ругаться под шум воды.
Надо признать, от мужчин тоже порой бывает польза. К сожалению, больше трех минут эта пора длится редко.
Л.
Дуракам везет, а вот я умным уродился.
С.
– Под ноги смотреть, епить вашу! Жить надоело?!
Голос взводного доносился как сквозь вату. Мы вышли на рассвете, а теперь солнце в зените, хренова небесная сковородка, хоть бы каким облачком ее прикрыло! Из-под каски прям ручьи текут, броник раскалился, а на правом плече – автомат, а на левом – «шмель». Не, парни, я сдохну, ей-же-ей, это просто пушной зверек, еще пару шагов – и сдохну.
Я сорвал с пояса флягу, раза два жадно глотнул – апельсиновый сок, правда, вкус у него был какой-то странный, ну да халяве в зубы не смотрят.
– Лысый, куда отстал?!
Сержант-пулеметчик пробормотал в ответ что-то матерное, но шагу прибавил.
Знать бы, сколько еще идти? Но карты нет даже у Паши, он ведь не офицер, а «и.о.» из контрактников. Впрочем, дело Паша знает, в отличие от своего предшественника, летехи из «пиджаков». Тот как штатским лохом был, так и остался…
Мы шли вверх по склону горы, настоящая «зеленка» осталась внизу, а здесь был лишь какой-то паршивый кустарник… и тут впереди грохнуло.
– А-а, б…!
– К бою!
Я рванулся вперед – и едва не споткнулся о Севку Клевцова. Он лежал на спине, бушлат на левом плече изодран и весь потемнел. Черт-черт-черт… так, сначала промедол, потом…
– Санек… – на губах раненого светло-красная пена, з-зараза, неужели легкое задето? – Не было ведь растяжки…
– Заткнись, придурок! – Я рванул зубами обертку индпакета.
– Я же смотрел…
Вокруг – и впереди – уже вовсю лаяли автоматы. Глухо хлопнул разрыв – послабее, чем первый, видать, подствольник. «Духи» засели выше по склону, их было несколько десятков… пулеметная очередь разлохматила куст рядом со мной, только листья брызнули… глухо прокашлял «шмель», и пулемет замолчал.
– …не было…
Жгут я затянул как можно выше. Затем ножом вспорол бушлат на боку, где стремительно расползалось еще одно темное пятно, и едва не взвыл, увидев, что натворил здесь осколок. Вот гадство-то… и хлещет почем зря. Да где же эта артерия?!
– Как он!?
Я не успел заметить, как Паша оказался рядом с нами.
– Хреново.
– Вижу… дыру залепил?
– Черта с два там залепишь… я пережать пытаюсь.
– Давай, держи, – кивнул Паша и, отвернувшись, заорал в рацию: – Ну где вы там?! А?! Какие, на хрен, «дыни»? Что значит: «огурцы» не добивают?! А?! Да мне по хрену, что батарею не передвинули! У меня уже два «трехсотых»! А?! Когда, епить?! Когда нас всех тут положат на х…?!
– Санек…
Я не отвечал – я давил изо всех сил, но все равно кровь упругими толчками выбивалась из-под пальцев.
– Слышь… мой… забери… потом.
Правой рукой Севка потянулся к шее. Схватился за шнурок, начал его вытягивать – медленно, по сантиметру.
– Да не дергайся ты! – рявкнул я.
– Забери… пусть будет… память…
– Пошел ты…
Земля под коленями ощутимо содрогнулась. Я поднял голову – и увидел, как выше по склону один за другим вымахивают дымно-бурые фонтаны.
А потом вдруг понял, что больше не чувствую горячих толчков под ладонью.
И заорал!
– Ты чего?!
Видок у Леночки был еще тот: бледная, глаза на пол-лица. Впрочем, если наяву я орал хотя бы вполовину, как мне снилось… удивительно, как у нее волосы дыбом не встали. За окном уже горели фонари, спина затекла, башка была чугунная, но спать больше не хотелось.
– Извини, – буркнул я, украдкой косясь на правую ладонь. Угу, холодное, липкое – только не кровь, а всего-навсего пот. – Сон… приснился.
– Ты, – испуг Леночки быстро сменился злостью, – таблетки пить не пробовал? Говорят, некоторым помогает.
– Угу, – мрачно кивнул я. – А еще можно поселиться в доме, где хорошая звукоизоляция и мягкие стены, Тоже, говорят… помогает.
– Охотно верю, – произнесла Леночка тоном, явно намекавшим, что помянутый дом, по ее мнению, будет вполне подходящим жилищем для некоего Сани Топлякова.
– Душ у тебя где?
– Рядом с туалетом. Полотенце для гостей на сушилке, мыло бери любое, но если посмеешь тронуть мою зубную щетку, то…
– То что?
– Сильно пожалеешь.
Это сказала не Леночка. Подпрыгнув чуть ли не до потолка, я обернулся и увидел в углу огромного серого… кота.
– Ч-ч-ч-ч…
– Так его, Федька! – мстительно пискнула Леночка.
Пару секунд я лихорадочно прикидывал: крыша уехала совсем, или я попросту еще не проснулся. Вариант номер один был куда более правдоподобным… но тут котяра превратился в татуированного братка, и я наконец вспомнил.
– А-а… тьфу ты… крыса говорящая! Ну блин…
– Сам ты крыс, да?!
Обиженный домовой сменил облик братка на нечто бородатое, горбоносое, в натовской камуфле и зеленой бандане… в следующий миг я уже лежал на полу, а еще через миг в чича летело первое, что подвернулось под руку, – блюдце. Повезло – сервант оказался чуть левее.
– Ну точно – больной! – резюмировал домовой, вновь обернувшись котярой. – Прав был опер. Эх, жаль, не сдали мы тебя…
– Дурак ты, Федор, – вздохнул я и принялся осторожно, по частям отлеплять себя от ковра. – И шутки у тебя дурацкие.
Домовой пренебрежительно махнул хвостом.
Леночка в наш диалог предпочла не вмешиваться. На всякий случай я оставил дверь в ванную приоткрытой, но, как ни старался, ничего членораздельного разобрать сквозь плеск воды так и не удалось: хозяева квартиры переругивались тихим злым шепотом. Затем ругань прекратилась – как я понял, со счетом один-один в пользу Леночки, потому что поле боя осталось именно за ней, разобиженный же Федька удалился на кухню, где принялся нарочито громко звенеть посудой в мойке и греметь дверцами.
Вернувшись, я обнаружил, что кроме домового из комнаты исчезли осколки блюдца. Зато на столике перед креслом обнаружилась еда: шмат распрозверски, до судорог челюстей, аппетитно пахнущего жареного мяса, сожрать которое хотелось из одного лишь инстинкта самосохранения – чтобы слюнями не захлебнуться. Захлебываться мне не хотелось, а вот есть – как раз наоборот.
– Жапить есть чем?
– Водки в этом доме нет ни капли! – Леночка, скрестив на груди руки, наблюдала за мной из угла. – Ненавижу спиртное… и тех, кто его употребляет.
Врет, почему-то решил я, вгрызаясь в ножку, – кажется, это была гусятина. Не может быть, чтобы в квартире даже ликерчика какого-нибудь не отыскалось.
Сейчас, впрочем, это было неважно: голова мне требовалась в рабочем состоянии.
– «Запить» и «водка» – это не тождественные понятия. По крайней мере, для меня.
Леночка удивленно моргнула. Видимо, «тождественные понятия» настолько не совпадали с уже сложившимся у нее образом Сани Топлякова, что полученного шока хватило на поход до кухни и возвращение со стаканом яблочного сока.
– Подойдет?
– Гу, спсибо, – прочавкал я. – В новстях шо нов грили?
– Ничего нового, – отрезала Леночка и тут же с любопытством спросила: – А у тебя действительно медаль есть?
– Угу, – кивнул я. – Валяется где-то у тетки. В госпитале под раздачу слонов попал… Замком группировки приперся – с кучей журналюг, само собой, заботу о раненых героях демонстрировать. Ну и мне досталось… «Станислав с мечами», на, и отвяжись…
В орденах царских времен блондинка «фишку не рубила», и моя попытка сострить осталась неоцененной.
– Еда как? – сухо поинтересовалась она минутой позже.
– Оч вкусно!
– Федьке спасибо скажешь. – Леночка пожала плечами. Ну и зачем тогда было спрашивать? – Когда будешь мимо кухни на выход маршировать.
Ах вот, значит, как!
Тяжело вздохнув – правда, вздох едва не перешел в отрыжку, – я положил недогрызенную кость на тарелку.
– Выгоняешь, значит.
– Выгоняю! – с вызовом подтвердила Леночка.
– А я-то надеялся, ты роль Бабы-яги до конца доиграешь.
– То есть? – не поняла она.
– Ну я же вроде как в сказку попал, – мотнув головой в сторону кухни, откуда продолжал доноситься звон посуды, криво усмехнулся я. – Как там у классика: домовые, лешие, души забубенные… А в сказках Баба-яга всегда Ивана-царевича кормит, поит, в баньке парит, спать укладывает, а потом еще на вопросы отвечает и меч-кладенец в котомку сует.
– Царевич из тебя, как из… – Леночка замялась, подыскивая достойный эпитет, – как из…
– Как из мышьяка приправа! – донеслось с кухни.
– И потом, – выставив перед собой руку, Леночка принялась загибать пальцы. – Я выспаться тебе дала, в ванну пустила, еду-питье поставила… программа-минимум налицо! Может, хватит с меня на сегодня добрых дел?!
– Лен, послушай…
– Короче, – блондинка сверкнула глазами, как изображающий коршуна воробей, – или ты выметаешься по-хорошему, или…
– Два слова сказать можно? – негромко спросил я.
– Два – можно. Но не три!
– Я не убивал того мужика.
– Это я уже слышала утром. Придумай что-нибудь поновее.
– Лена…
– Елена Викторовна!
– Лена-Елена… – Спокойно, Саня, только без нервов, злость сейчас тебе меньше всего нужна в качестве советчика. – Давай вместе подумаем.
– Давай не будем… вместе. Давай ты просто встанешь, оденешься и уйдешь!
Конструктивный диалог у нас определенно не налаживался.
– Блин, дай мне сказать… спокойно! – не выдержал я. – Два слова… если я не убивал… Ты мне не веришь, ладно, фиг с тобой, предположи просто: если не я, то кто?!
– Кто угодно, – фыркнула блондинка. – Любой из ролевиков… ну, практически любой, – поправилась она. – Или случайно оказавшийся в лесу маньяк. Или тролль. Или конь в пальто. Доволен?
– А что, тролли тоже реально существуют?
– Понятия не имею, – досадливо отмахнулась Леночка. – Может, и существуют где-нибудь в Скандинавии, откуда-то ведь легенды пошли. Но в наших архивах подобная разновидность нежити не фиксировалась.
– Кстати, – этот вопрос занозой сидел во мне со вчерашнего вечера, – почему нежитью занимается какая-то задрипанная госконтора с десятком сотрудников, а не КГБ или армия?!
– Э-э-э… очень не хочется тебя разочаровывать, но… потому что никому эта нежить на фиг не нужна. Уж слишком непредсказуема и капризна, чтобы на нее полагаться. – Голос у Леночки стал размеренный и чуток нудноватый – наверное, не раз уже это новичкам втирала. – Сотрудничать с людьми она соглашается, только если это приносит ей какую-то выгоду, упрашивать и приказывать бесполезно. Вспомни сказки и старинные заговоры: нежить можно обмануть, на время запереть, изгнать из дома или человека, но не убить. Так что доставить ей неприятности мы можем, но не такие серьезные, чтобы заставить повиноваться. А ждать нежить умеет, может даже через сто лет вернуться и отомстить – не обидчику, так потомкам. Вот и приходится договариваться полюбовно: мы вас не трогаем, а вы к нам не лезете.
– А исследовать ее на предмет получения… чего-нибудь?
– Тут тоже все не так просто. На данном этапе развития науки это невозможно. Ни один прибор не может определить природу их способностей и уж тем более воспроизвести. Это… стыдно признаться, магия. Она просто есть, и все. Человеческим – в смысле, известным нам – законам и силам она не подчиняется.
– Ну а как же колдуны всякие, ведьмы?
– Угу, ты еще шаманов вспомни, – презрительно предложила блондинка. – За все время изучения паранормальных явлений не было выявлено ни одного достоверного случая магических способностей у человека. Даже в 90-е годы, расцвет всяких там экстрасенсов вроде Кашпировского. Гипноз – да, порча – туда-сюда, зависит от объекта, предвидение – сколько угодно, но это совсем другое, односторонняя связь: повлиять на события ты никак не можешь. Так что до магии мы пока не доросли, инопланетные технологии и то более перспективны.
Ё-моё-о-о…
– Что, и ЭТИ, – я ткнул пальцем в потолок, – тоже существуют?
– Понятия не имею, – с той же брезгливой интонацией повторила Леночка. Разговор, и раньше не шибко дружеский, заметно ей надоел. – По крайней мере, меня к ним с инспекцией посадочных площадок и замером тарелочных выхлопов не посылали. Но мало ли у нас в стране задрипанных контор…
– И кто в госверхушке вас финансирует?
– Ну… много кто. Тот же КГБ, экологи, церковь…
– Чего?!
– А ты представляешь, что начнется, если люди узнают: лешие есть и водяные, и домовые, и черт знает что еще, – но при этом чхали они на этот достойный институт? Куча народу в язычество ударится, как после перестройки – в православие.
– Ясно, – убито кивнул я, хотя на самом деле все стало лишь намного запутанней.
– Ты поел? – агрессивно напомнила блондинка.
Учитывая, что на тарелке остались лишь кости, вопрос был то ли риторический, то ли издевательский.
– Угу.
– Тогда одевайся, забирай свой рюкзак и выметайся! – решительно скомандовала фифа.
– Ну и куда я ночью пойду?
– А вот это, – на миг голос Леночки дрогнул, но затем вновь набрал стали в обертоны, – не мои проблемы! Куда хочешь, туда и вали. Хоть обратно в Россию!
– Ну хорошо. – Встав, я прошлепал в ванную… и тут же из нее вылетел. – Эй, а вещички-то мои где?
– В стирке, – донеслось из-за кухонной двери.
– Чё-о? – Я ошарашенно уставился на стиральную машину, ласково помигивающую мне числом 53. Пока я возвращал отвисшую челюсть на место, число сменилось на 52.
– Федь, в самом деле, ты чего? – удивленно спросила Леночка. – Нашел на кого порошок переводить.
– По привычке, – опустив мордочку, смущенно пробормотал домовой.
– Эй, а карманы…
– Кошелек на подоконнике, мобилка заряжается, – Федька махнул лапкой в сторону табуретки у стены. – Она там чего-то странное мигает…
– Она мигает, что я сим-карточку сломал, – сказал я. – Чтобы не сигналила кому не надо. Надо будет другую где-нить раздобыть…
– А-а, – пискнул домовой и, развернувшись к хозяйке, затараторил: – Лен, да ты не волнуйся, оно сейчас постирается, а я утюжком за десять минут просушу…
– Нет уж! – выдохнула девушка. – Еще час его терпеть я не согласная!
– А я не согласный в одном полотенце уходить.
– Значит, голышом вылетишь! – угрожающе прошипела фифа.
– Второй голый мужик за день? – хмыкнул я. – Что соседи-то подумают.
Леночка скрипнула зубами.
– Так, – процедила она, – в шкафу справа, три нижние полки… я туда тряпки своего бывшего свалила. Выбираешь, надеваешь и убираешься наконец-то из моего дома! – На последних словах она едва не сорвалась на визг.
Разжиться новой одеждой – в моем нынешнем положении – это было, что называется, предложение, от которого нельзя отказаться. Правда, Леночкин бывший, похоже, был чуть ниже меня ростом и малость пошире, но разница была не настолько явной, чтобы с первого взгляда классифицировать мой новый костюм как одежду с чужого плеча.
Провожать меня фифа не стала – в прихожую вышел только Федька. Некоторое время он молча глядел, как я шнурую ботинки, а затем шагнул вперед.
– Вот, – негромко произнес он, кладя на пол мой кошелек и телефон. – Лена сказала, чтобы я карточку Яны вставил, – это хозяйкина подруга из Германии, она в Минске наездами, раз в полгода бывает…
– Ну… – выпрямившись, я глянул в зеркало. Рожа… Та еще рожа: небритый, прическа – две коровы с разных сторон лизали… Ладно, сойдет. – Передай, – я повысил голос, – Елене Викторовне мое глубочайшее спасибо… за все хорошее.
– Скатертью дорога! – донеслось в ответ из комнаты.
Избавившись от Сани, я чуть не разрыдалась от счастья. Поскорее распахнула оба окна, выгоняя сигаретный дым, обежала квартиру, чтобы убедиться: да, я наконец-то одна! В ванне еще стоял пар до потолка, под резиновым ковриком хлюпало, зеркало запотело. Резко, неправильно пахло парфюмом. Я постояла, подумала и гнусно захихикала: Саня вымыл голову грейпфрутовым гелем для борьбы с целлюлитом, цапнув с полочки первый попавшийся флакон. Хорошо еще, что мимо крема-депилятора промахнулся.
Впрочем, разгладить пару-тройку лишних извилин ему не помешает.
Я сорвала с вешалки мокрое полотенце и брезгливо бросила его в бачок для грязного белья. Просидеть весь день на диване с книжкой – то еще удовольствие. То есть я, конечно, люблю читать – но не вздрагивая от каждого шевеления спящего Сани, боясь лишний раз прокрасться мимо него на кухню или в туалет!
И я никогда раньше не слышала, чтобы человек так вопил. Словно его заживо резали…
После проветривания в комнате стало холодно и как-то жутковато. Не помог даже включенный телевизор.
– Федь, ты где?
В углу фыркнуло, мазнуло стену тенью, но домовой так и не появился. На лекцию о бесполезной нежити, что ли, обиделся? Так исключения только подтверждают правила! И ведь не выманишь его теперь: чем больше подлизываться будешь, тем дольше кочевряжиться станет. Придется ждать, пока сам на мировую не пойдет.
Я покрутила массивное кольцо на среднем пальце. Серебро почернело от времени, но почистить его как будто означало стереть память о бабушке, от которой оно мне досталось. Ничего, и так красивое, старинное, с вычурной чеканкой, почти целиком закрывающее фалангу. Очень удобно теребить, когда нервничаешь или размышляешь.
Вообще-то у меня есть три проверенных средства от плохого настроения: с ветерком погонять на верном «гольфике», пройтись по магазинам или съесть плитку молочного шоколада. В данный момент мне требовалась ударная доза антидепрессанта, поэтому я быстренько натянула джинсы и водолазку, спустилась к машине и помчалась в гипермаркет – самый дальний, за кольцевой дорогой.
Шел уже десятый час, в угольном небе клубились буроватые тучи, но я любила ездить в темноте, особенно по пустынным дорогам. Как будто по дикому лесу с фарами-глазами встречных хищников. Я даже не поленилась сделать крюк, чтобы прокатиться через частный сектор. Как все-таки приятно быть блондинкой: не надо думать о какой-то там подвеске, которая якобы разболтается от прыжков по колдобинам, и дергаться от каждого чиха мотора. Машина для того и создана, чтобы ездить там, где ноги спотыкаются! Не понимаю, почему большинство мужчин делают из нее какое-то божество, которому истово поклоняются и приносят жертвы запчастями, а если бы могли, то вообще поселили бы в супружеской спальне, выгнав жену на коврик в прихожей. Причем чем капризнее, уродливее и ржавее развалюха, тем больше ей почета. С женами, увы, все наоборот…
На огромной площади перед гипермаркетом было пустынно, только блестели в свете фар брошенные коляски, которые приходилось объезжать, как столбики на автодроме. Я подъехала к самому входу, встроившись в жиденький рядок машин таких же полуночников. Заглушила мотор и наконец заметила, как подпрыгивает и мигает на соседнем сиденье мобильник в режиме вибрации.
Я долго смотрела на определившийся номер. Потом все-таки нажала кнопку.
– Да, Серафим Петрович?
– Леночка… – Голос у начальника был непривычно бесцветный.
– Что-то случилось, Серафим Петрович? – Я обругала себя последней идиоткой. – В смысле, что-то еще?
– Да куда там «еще», – невесело хмыкнул шеф. – Ты уж прости меня, старого дурака… не думал, не гадал, что такая ерунда выйдет…
– Ничего, все нормально, – через силу соврала я. Похоже, Серафиму и без моих истерик крепко досталось – вдруг он там уже вторую упаковку валидола доедает?! Ходи потом к нему на кладбище с венками… – А вы там как?
– Маша очень волнуется, – помявшись, признался шеф. – Ты не думай, Саня – он хороший…
Расслышав мое скептическое сопение, Серафим поспешно добавил:
– Я понимаю – у тебя-то не было возможности узнать его поближе…
Я чуть не ляпнула, что сегодня у меня этой возможности было хоть отбавляй, но в последний момент прикусила язык – Санина паранойя насчет телефонов оказалась заразной.
– На самом деле, – продолжал тем временем шеф, – он действительно неплохой парень. Просто невезучий. Матери лишился еще при рождении… а едва семнадцать стукнуло, так еще и без отца остался. Маша его тогда к себе забрала… он здесь школу закончил, в университет поступил, на истфак…
– А как же он тогда в Чечню угодил? – не поняла я.
– По глупости, – печально вздохнул Серафим Петрович – На третьем уже курсе был… сошелся с какой-то девушкой… Ну ты же понимаешь: молодо-зелено, любовь-морковь, ветер в голове, долгие прогулки при луне и серенады под окном…
Рассказывает, будто старушенции какой-то, обиженно подумала я. Словно у меня эти «молодо-зелено» и ветер в голове уже далеко позади.
– …в общем, завалил сессию. Можно было бы поправить, академ взять, еще как-нибудь, но характер… Бросил все, уехал в Россию – «определиться с судьбой», а там – повестка. Так и определился…
– Да уж, повезло, – неискренне поддакнула я. – То есть я хотела сказать, не повезло.
– А девушка та ему даже одного письма не написала. – Шеф снова вздохнул. – Он у Маши просил узнать, думал, случилось что-то. Ну Маша позвонила, а та… вся из себя в удивлении: мол, и думать уже о нем забыла. – Серафим Петрович вздохнул в третий раз. – Так вот. Ему и в школе…
– Серафим Петрович, хотите, я в понедельник пораньше на работу приеду, и поговорим? – перебила я. Мне сейчас для полного катарсиса только трагической повести о Санином детстве не хватало!
– Не приедешь, Лен.
Теперь уже мне захотелось валидольчика.
– Я что, уволена?!
– Нет. – Шеф натужно сглотнул и пояснил: – Я. А контору прикрыли до выяснения обстоятельств. Вот такие пироги…
И сбросил звонок.
Я еще немного посидела с трубкой возле уха, тупо глядя на покачивающийся перед стеклом дезодорант-елочку. А ведь Серафиму всего три года до пенсии по выслуге оставалось, он грозился тут же дачу купить и закопаться в нее на зависть всем кротам…
Нет, срочно в магазин!
Внутри было жарко и малолюдно, у касс стояло всего по два-три человека. Из невидимых динамиков доносилась заунывная электронная музыка, от звуков которой даже привидение в тоске повесилось бы на люстре. Видимо, таким нехитрым способом персонал выпроваживал из торгового зала поздних покупателей – гипермаркет работал до последнего клиента, и ожидать его исхода до рассвета никому не хотелось.
Стараясь не обращать на музыку внимания, я побрела вдоль стеллажей. Так, Федька вроде говорил, что мука закончилась… и вон какие-то новые мюсли появились, надо попробовать, тем более что от домового я завтрака вряд ли дождусь, а гуся ЭТОТ сожрал, и куда только поместилось, худой ведь, как оглобля…
Нет, ну неужели он действительно думал, что я стану ему помогать? Каким образом, спрашивается? Вообще-то могла бы и спросить, конечно…
Молоденькая девушка в кепке и переднике обслуги выложила на полку новую партию макарон, но не успела отойти и трех шагов, как хрустящие пакеты один за другим посыпались на пол.
– Опять! – чуть не заплакала девушка, возвращаясь и нагибаясь. Сверху на нее тут же ухнула еще одна упаковка.
Продолжая рассматривать ценники, я на ощупь достала «корку» и показала непокорным макаронам.
В пакетах виновато пискнуло, и осыпь прекратилась.
Тетя Маша, видите ли, волнуется… мне-то что с того? Нормальные люди только радуются, когда у начальства проблемы…
Я задержалась перед огромным мутным аквариумом с живой рыбой. За прилавком отдела маялась скучающая продавщица, бдя, не попытается ли кто выловить товар голыми руками и за пазухой вынести мимо кассы. Я рассеянно постучала по стеклу ногтем. «Еще и издевается!» – с немым укором уставился на меня «карп отборный, 3,500».
Может, Саня действительно не виноват? Меня ж не убил… «Тоже мне, аргумент!» – обозлилась я на себя. «Просто так» ничего не бывает, если бы он прилично себя вел, никто бы его сейчас не ис…
Возле уха что-то негромко свистнуло, и в стенке аквариума появилась маленькая дырочка. Которая в мгновение ока обросла частой сетью трещин, и огромная, на несколько сот литров посудина словно взорвалась изнутри. Крошево стекла и воды пенным фонтаном хлынуло на пол. Продавщица с визгом закрылась руками, но поскольку стояла она в каком-то полуметре от аквариума, помогло это мало. Мне повезло больше – буквально за секунду до аварии я попятилась, пропуская толстую напористую тетку, так что окатило только туфли и обрызгало джинсы. Зато тетке моя вежливость вышла боком…
По залу разбежалась круговая волна, карпы воспарили на ней подобно серфингистам и со стуком заскакали по полу на тридцать метров окрест. «Лыпка, лыпка!» – радостно завопил двухлетний ребенок, подпрыгивая на сиденье покупательской коляски-паровозика. Мамаша его восторга не разделяла, пароходик смотрелся бы тут уместнее.
К луже со всех сторон спешили охранники, продавцы и уборщики. Рыба докувыркалась уже до касс, и оттуда доносились удивленные возгласы (вовремя заметивших) и ругань (сначала наступивших).
Я быстренько ретировалась в соседний ряд – не дай бог, решат, что это я так удачно тюкнула по какой-то критической точке! – и углубилась в отдел женской одежды. Нервно покопалась в контейнере со скидочными маечками… и тут только до меня дошло, ЧТО это было.
Попятившись к примерочной кабинке, я задернула плотную шторку, села на корточки (может, вообще лечь – вдруг в следующий раз из пулемета пройдутся?!) и трясущимися руками раскрыла мобильник. Как же позвонить с него 02?! Код города надо набирать или просто две цифры? А может, для мобильных телефонов у милиции есть специальный номер? Я попробовала и так, и эдак – не соединили. Ах, черт, это просто сеть пропала, в гипере вообще связь плохая. Поводив мобилкой по кабинке, я словила минимальный «квадратик», но тыкаться в кнопки уже не стала: первый шок прошел, и я начала рассуждать более-менее здраво. Ну хорошо, и что я им скажу? Точнее, что они мне скажут? «Гражданка, прекратите истерику, обратитесь к охране гипермаркета или приезжайте к нам в участок»? Ага, тут же по всему магазину камеры развешены! Никто в здравом уме не решится здесь на преступление – не согласовав его с теми, кто сидит за пультом. А «к нам» еще доехать надо! Фильмы ужасов, где героиня испуганно цокает каблучками по безлюдной парковке, а за ней по стене крадется черная зловещая тень с кривым ножом, живо перестали казаться мне такими уж дурацкими.
Я лихорадочно пролистала телефонную книгу. Родители отпадают сразу, Вадима давно пора отсюда стереть, Вера за мной на другой конец города точно не поедет, хоть и клялась в вечной дружбе, Олег в командировке, Надька в декрете… я уставилась на последнюю строчку. А почему бы и нет?! Учитывая, что все неприятности начались именно с его появления…