Уильям Эдуард Бёркхардт Дюбуа
Души черного народа

Среди агентов Бюро были самые разные люди – от бескорыстных филантропов до узколобых проныр и воров, и хотя средний уровень агентов был отнюдь не самым плохим, именно от случайных мертвых мух смердят и бродят благовония^[53].

И вдруг между молотом и наковальней оказался согбенный освобожденный раб, растерянно поглядывающий то на друга, то на врага. Он освободился от рабства, пусть и не от худшего рабства на земле, не от того, что делало жизнь невыносимой, а скорее от рабства, в котором порой находилось место доброте, преданности и счастью, но все же от рабства, которое, с точки зрения человеческих устремлений, приравнивало его к волу. Темнокожие прекрасно осознавали, что, какими бы ни были глубинные убеждения южан, они отчаянно боролись за увековечивание рабства, под плитой которого корчились и дрожали невежественные темные массы. Рабы приветствовали свободу криком. Они боялись хозяина, который все еще пытался удержать их на цепи, и бежали к освободившим их друзьям, хотя те и были готовы использовать их как дубинку для того, чтобы заставить непокорный Юг подчиниться. Так день ото дня расширялась пропасть между белым и черным Югом. Наивно полагать, что этого можно было избежать, конфликт был столь же неотвратим, сколь плачевны его результаты. В жестокую схватку вступили на удивление несочетаемые элементы: Север, правительство, саквояжники и рабы по одну сторону баррикад, и весь белый Юг, будь то джентльмен или бродяга, честный человек или мошенник, не признающий закона убийца или человек с развитым чувством долга.

Очень трудно писать о том времени, сохраняя спокойствие, накал страстей лишал людей разума, сбивая их с пути истинного. Олицетворением тех дней для грядущих поколений могут служить две фигуры. Первая – седовласый господин, чьи предки были мужественны^[54], а сыновья лежат в безымянных могилах, он запятнал себя злом рабовладения, так как верил, что его отмена принесет один лишь вред. И вот он стоит на закате жизни, больной и озлобленный старик с глазами, полными ненависти, а над ним тенью нависает вторая фигура. Ее жуткое лицо затянуто мглой столетий, когда-то она во всем подчинялась воле этого белого господина, нежно склонялась над колыбелью его сыновей и дочерей и закрыла запавшие глаза его умершей жены, она позволила ему утолить свою похоть и произвела на свет темнокожего мальчика лишь для того, чтобы увидеть, как ее дитя разорвут на части полуночные мародеры, преследующие «проклятых ниггеров». Они являли собой самое печальное зрелище тех жутких дней, и ни один человек не подал руки этим двум удаляющимся фигурам – настоящему и прошлому. Сгорев от ненависти, они легли в свои могилы, и, пылая ею, их дети продолжают жить сегодня.

Таким было поле деятельности Бюро вольноотпущенников, и коль скоро актом от 1868 года действие его полномочий с некоторой неохотой продлили до 1869 года, следует подвести итог четырем годам работы этого ведомства. В 1868 году штат Бюро насчитывал девятьсот чиновников, разосланных во все штаты от Вашингтона до Техаса, которые прямо или косвенно управляли миллионами людей. Задачи этих управленцев можно разделить на семь категорий: облегчение физических страданий, присмотр за зарождающимся свободным трудом, купля-продажа земли, строительство школ, выплата вознаграждений, отправление правосудия и финансирование всей этой деятельности.

К июню 1869 года врачи и хирурги Бюро оказали помощь более чем полумиллиону пациентов, действовало шестьдесят больниц и приютов. За пятьдесят месяцев раздали двадцать один миллион бесплатных пайков стоимостью более четырех миллионов долларов.

Другой насущной проблемой была организация трудовой деятельности вольноотпущенников. Сначала тридцать тысяч темнокожих мужчин перевезли из убежищ и центров помощи обратно на фермы, чтобы опробовать новый формат работы. Из Вашингтона пришли четкие инструкции: рабочие должны сами выбирать работодателей, под запретом были фиксированная ставка заработной платы, пеонаж и принудительный труд. Все шло неплохо, но результат во многом зависел от личных качеств и способностей местных агентов и частоты смены персонала. Залогом успеха было то, что большинство вольноотпущенников сами хотели и даже жаждали работать. Поэтому постоянно заключались трудовые договоры (пятьдесят тысяч в одном штате), вольноотпущенники были обеспечены работой и зарплатой, а наниматели – рабочей силой. По сути Бюро превратилось в огромную биржу труда, конечно, у него были определенные недостатки, но в целом эффективность работы этого ведомства превзошла даже самые смелые ожидания. Двумя основными камнями преткновения в работе чиновников были тиран и бездельник: рабовладелец, решивший сохранить рабство под другой личиной, и вольноотпущенник, считавший свободу вечным отдыхом, они были, словно Сцилла и Харибда.

Работа Бюро по переводу темнокожих в разряд фермеров-собственников изначально шла очень туго, а под конец и вовсе сошла на нет. Кое-что все же удалось сделать, и строились большие планы на будущее. Пока заброшенные земли оставались в ведении Бюро, они постоянно сдавались в аренду, и общая прибыль, полученная от темнокожих арендаторов, составила около полумиллиона долларов. Часть перешедших в собственность государства земель была продана на выгодных условиях, а на общественных землях разрешалось селиться тем немногим предприимчивым вольноотпущенникам, которые сумели обзавестись инструментами и капиталом. Но мечте о «сорока акрах и муле»^[55] – справедливому и разумному обещанию нации дать вольноотпущенникам шанс стать землевладельцами – так и не суждено было сбыться. И те люди, которые задним умом крепки и сегодня призывают темнокожих вновь стать батраками, прекрасно знают или должны знать, что возможность привязать темнокожего фермера к земле добровольно была упущена в тот день, когда комиссар Бюро с тяжелым сердцем отправился в Южную Каролину, чтобы сообщить рыдающим вольноотпущенникам, что земля, которую они много лет возделывали, больше им не принадлежит из-за какой-то ошибки. И то, что к 1874 году темнокожие владели тремястами пятьюдесятью тысячами акров земли^[56] – это результат их трудолюбия и бережливости, а отнюдь не щедрости правительства.

Наибольших успехов Бюро вольноотпущенников достигло на поприще создания бесплатных школ для темнокожих и популяризации идеи бесплатного начального образования среди всех классов общества на Юге. Оно не только приглашало школьных учительниц через благотворительные агентства и строило для них дома при школах, но и помогло найти и поддержать таких апостолов человеческой культуры, как Эдмунд Уэр^[57], Сэмюэл Армстронг^[58] и Эрастус Крават^[59]. Поначалу южане были категорически против просвещения темнокожих, дело доходило до оскорблений, поджогов и кровопролития, поскольку на Юге считали, что образованный темнокожий опасен. И в этом есть доля истины, ведь образование всегда несло и будет нести в себе зерно риска и революции, неудовлетворенности и недовольства.

Как бы то ни было, человеку свойственно стремление к знаниям. Возможно, смутное понимание этого парадокса даже в самые неспокойные дни работы Бюро помогло солдатам умерить жар оппозиции, которая и по сей день тлеет на Юге, но уже не пылает. В этот период были основаны Хэмптонский университет, университеты Фиска, Атланты и Ховарда, а на просветительскую работу было потрачено шесть миллионов долларов, из которых семьсот пятьдесят тысяч пожертвовали сами вольноотпущенники из своих скудных сбережений.

Такие пожертвования, наряду с покупкой земли и другой предпринимательской деятельностью, свидетельствуют о том, что бывший раб уже распоряжался некоторым свободным капиталом. Основным источником этого капитала была работа на армию, а также денежное довольствие солдата и вознаграждения за особые заслуги. Поначалу с выплатами темнокожим солдатам часто возникали проблемы: пользуясь невежеством получателей, им выдавали меньшее жалование, чем полагалось, а квоты для цветных в полках северных штатов нередко тайком заполнялись новобранцами с Юга. В результате махинации с выплатами достигли таких масштабов, что в 1867 году конгресс совместным постановлением палат передал все полномочия по решению данного вопроса Бюро вольноотпущенников. За два года пяти тысячам вольноотпущенников было выдано шесть миллионов долларов, а в конечном итоге сумма превысила восемь миллионов долларов. Хотя и в рамках этой системы не обошлось без мошенничества, благодаря работе Бюро в руках прежде абсолютно нищих людей оказался необходимый капитал, и по крайней мере часть его была потрачена с пользой.

Самая сложная и наименее успешная часть работы Бюро заключалась в осуществлении судебных функций. Обычно на заседании суда присутствовали три человека: по одному представителю от работодателя, вольноотпущенника и Бюро. Если бы Бюро могло придерживаться исключительно объективной судейской позиции, такой порядок был бы идеальным и со временем заслужил бы доверие, но характер других видов деятельности ведомства и предвзятость его персонала – склонность к принятию решений в пользу темнокожих истцов – неизбежно приводили к вынесению несправедливых приговоров и раздражению. С другой стороны, вверить судьбу темнокожего южным судам тоже не представлялось возможным. В растерзанной стране, где лишь недавно упразднили институт рабства, любые попытки удержать сильных от бессмысленного насилия над слабыми, а слабых – от надменного злорадства по поводу утраченного могущества сильных, были обречены на провал. Бывшими хозяевами земли теперь помыкали, их хватали, бросали в тюрьмы, наказывали снова и снова, на вежливость со стороны армейских офицеров рассчитывать не приходилось. Бывших рабов запугивали, избивали, насиловали и безжалостно убивали озлобленные и жаждущие мести южане. Суды Бюро, как правило, становились инструментами для наказания белых, а обычные гражданские суды, напротив, всеми силами старались вновь обратить темнокожих в рабство. Законодательные органы выискивали в законах любые лазейки, позволяющие низвести темнокожих до крепостного состояния, сделать их рабами государства, если не отдельных владельцев, тогда как чиновники Бюро слишком часто пытались поставить «нижнюю рейку сверху»^[60] и наделяли вольноотпущенников властью и независимостью, которыми те были не в состоянии воспользоваться. Нам, представителям другого поколения, легко давать мудрые советы тем, кому приходилось разгребать целый ворох проблем в самое непростое время. Это сейчас мы понимаем, что человек, в одно мгновение лишившийся дома, состояния и семьи и увидевший, что его землей управляют «мулы и ниггеры»^[61], на самом деле выиграл от отмены рабства. Это сейчас мы могли бы сказать обманутому и закованному в цепи молодому вольноотпущеннику, который видел, как его отцу размозжили голову, а над матерью надругались, что кроткие наследуют землю^[62]. И нет ничего проще, чем свалить на Бюро вольноотпущенников всю вину за творившееся в то время зло и проклинать его за все допущенные ошибки и промахи.

Да, так было бы проще, но это неразумно и несправедливо. Кто-то действительно совершал ошибки, но это было задолго до рождения Оливера Ховарда. Да, случались проявления преступной халатности и агрессии, но без системы контроля их было бы гораздо больше. Если бы контроль осуществлялся изнутри, темнокожий, несомненно, был бы вновь порабощен. В условиях осуществления контроля извне, как в случае с Бюро, жизнь вольноотпущенников постепенно налаживалась благодаря стараниям хороших людей, так что даже несмотря на недостатки агентов и порой сомнительные методы, проделанная работа определенно заслуживает похвалы.

Таков был рассвет свободы, такой была работа Бюро вольноотпущенников, которую, если подвести краткий итог, можно охарактеризовать следующим образом: за пятнадцать миллионов долларов, не считая сумм, потраченных до 1865 года, и пожертвований благотворительных фондов, это Бюро с нуля создало систему свободного труда, положило начало фермерскому частному землевладению, добилось признания равенства темнокожих вольноотпущенников перед законом и отстояло их право на судебную защиту, ввело систему бесплатного школьного образования на Юге. С другой стороны, ему не удалось наладить доброжелательные отношения между бывшими хозяевами и вольноотпущенниками, воздержаться в своей работе от патернализма, который мешал бывшим рабам обрести самостоятельность, а также предоставить им обещанную землю. Успехи Бюро были результатом упорного труда, дополненного помощью филантропов и трудолюбием темнокожих. Что касается неудач, то их причиной стали недобросовестность местных агентов, трудности, присущие такого рода работе, и невнимание со стороны государства.

Такое учреждение, учитывая его широкие полномочия, большую ответственность, контроль над значительными денежными средствами и заметную роль в жизни общества, естественно, постоянно подвергалось яростным нападкам. В 1870 году по инициативе Фернандо Вуда^[63] в отношении деятельности Бюро конгрессом было проведено тщательное расследование. Его архивы и немногие оставшиеся функции во время отсутствия Ховарда были бесцеремонно изъяты из его ведения и в 1872 году переданы военному министру Белкнапу^[64] по рекомендации государственного секретаря. В результате серьезных обвинений со стороны госсекретаря и его подчиненных в неправомерной деятельности генерал Ховард был отдан под военный трибунал в 1874 году. Оба процесса завершились официальным оправданием комиссара Бюро вольноотпущенников в совершении каких-либо умышленных правонарушений, а его работа получила высокую оценку. Однако в ходе следствия выяснилось много неприятных вещей: методы ведения дел Бюро были далеки от совершенства; было выявлено несколько эпизодов растраты; существовали веские основания подозревать, что имели место и другие махинации; был установлен факт проведения нескольких деловых операций, сильно походивших на опасные спекуляции, если не сказать мошенничество, и все ниточки вели к Банку вольноотпущенников.

С моральной и практической точки зрения Банк вольноотпущенников был частью Бюро вольноотпущенников, хотя юридически они связаны не были. Опираясь на престиж поддерживающего его правительства и пользующийся уважением совет директоров, это банковское учреждение впервые предоставило темнокожим возможность накопить сбережения, которой они были лишены, находясь в рабстве. Затем в один печальный день банк лопнул, и все с трудом заработанные доллары вольноотпущенников исчезли, но это была меньшая из потерь, ибо вместе с деньгами растаяла вся вера в полезность хранения накоплений в банках и большая часть веры в людей. Эту потерю государство, которое сегодня насмехается над ленью и неамбициозностью темнокожих, так никогда им и не возместило. Даже лишние десять лет рабства не смогли бы так основательно отбить у вольноотпущенников желание делать сбережения, как банкротство (вследствие неумелого управления) ряда сберегательных банков, учрежденных государством с целью оказания помощи бывшим рабам. Сложно сказать, что стало причиной краха Бюро и Банка вольноотпущенников – предательство эгоистичных друзей или тайные махинации врагов, возможно, даже время никогда не прольет свет на эту покрытую мраком историю.

Самыми ярыми противниками Бюро были те, кто ставил под сомнение не столько законность его работы и политики, сколько необходимость существования такого учреждения в принципе. Основными источниками нападок были пограничные штаты^[65] и Юг; их претензии подытожил сенатор Дэвис^[66] из Кентукки, когда предложил назвать закон 1866 года биллем, «разжигающим вражду между белой и черной расами… путем предоставления неконституционных полномочий». У этого довода было огромное число сторонников как на Юге, так и на Севере, но именно в их числе и заключалась слабость. Ибо, если с точки зрения государства опекать слабых подопечных неконституционно, непрактично и бесполезно, то остается только одна альтернатива – сделать так, чтобы эти подопечные смогли заботиться о себе сами, вооружив их избирательным правом. Более того, путь практичного политика лежал в том же направлении, ибо этот оппортунист быстро смекнул, что если невозможно мирно реконструировать^[67] Юг при помощи голосов белых, этой цели непременно удастся достичь, заручившись голосами темнокожих. Так справедливость и сила объединились.

Предложенная нации альтернатива заключалась не в выборе между полным и ограниченным избирательным правом вольноотпущенников, поскольку в этом случае любой здравомыслящий человек, как темнокожий, так и белый, не раздумывая выбрал бы последнее. Скорее это был выбор между избирательным правом и рабством, после того как ради упразднения последнего было пожертвовано немыслимое количество жизней и средств. Ни один законодательный орган Юга ни при каких условиях не был готов допустить темнокожих на избирательные участки; ни один законодательный орган Юга не верил, что свободный труд темнокожих возможен без системы ограничений, лишающих их свободы; на Юге едва ли нашелся бы хоть один человек, не считающий отмену рабства преступлением, а его восстановление – своим долгом. В сложившихся обстоятельствах предоставление темнокожим избирательного права было насущной необходимостью, самым меньшим, что осознающее свою вину государство могло дать угнетенному народу, и единственным способом заставить Юг признать результаты войны. Так предоставление темнокожим избирательного права положило конец гражданской войне и начало непримиримой расовой вражде. Некоторые были благодарны народу, еще в пеленках принесенному в жертву во имя национальной целостности, другие же как тогда, так и сейчас не испытывают к нему ничего, кроме безразличия и презрения.

Если бы политические проблемы не стояли столь остро, оппозиция правительственной опеке над темнокожими была менее ожесточенной, а зависимость от рабовладельческой системы – менее сильной. Нетрудно представить себе куда более эффективную политику: постоянное Бюро вольноотпущенников с национальной системой школ для темнокожих; строго контролируемая биржа труда; система беспристрастной защиты в судах общей юрисдикции; и такие повышающие благосостояние населения институты, как сберегательные банки, земельные и строительные ассоциации, социальные поселения. Все эти колоссальные финансовые и умственные затраты могли бы заложить основу будущей гражданственности и сделать то, что до сих пор не удалось нам – решить самую сложную и насущную из негритянских проблем.

То, что в 1870 году продление полномочий Бюро вольноотпущенников сочли невозможным, отчасти объясняется его собственными действиями. Оно считало свою работу временной, а наделение темнокожих избирательным правом – панацеей от всех бед. Политические амбиции многих его агентов и протеже вовлекали Бюро в весьма сомнительные авантюры, что дало повод Югу с его глубоко укоренившимися предрассудками закрыть глаза на все добрые дела ведомства и люто возненавидеть само его название. Таков был конец Бюро вольноотпущенников, но его детище, пятнадцатая поправка, продолжает жить.

Упразднение великого социального института, не успевшего завершить свой труд, подобно безвременной кончине человека, возложившего реализацию своих планов на других людей. Наследие Бюро вольноотпущенников тяжелым бременем легло на плечи нашего поколения. Разве сегодня, когда мы стоим перед лицом новых, еще более масштабных проблем, решение которых потребует от нас полной самоотдачи, не лучшее время честно и тщательно взвесить это наследие? Ведь совершенно очевидно, что несмотря на достигнутые компромиссы, победу в войне и неустанную борьбу, темнокожий все еще не свободен. В глубинке штатов Мексиканского залива^[68] он и по сей день не может покинуть плантацию, на которой родился; практически повсеместно в сельской части Юга темнокожие фермеры по сути являются батраками, которых закон и традиции обратили в экономическое рабство, единственный выход из которого – смерть или тюрьма. В наиболее культурных районах и городах Юга темнокожие являются сегрегированной кастой рабов с ограниченными правами и привилегиями. В судах, как по закону, так и по традиции, к ним относятся очень предвзято. Налогообложение без представительства^[69] – норма их политической жизни. Неизбежным следствием всего этого является беззаконие и преступность. Таково наследие Бюро вольноотпущенников, работа, которую оно не выполнило, потому что не смогло.

Я видел залитую солнцем счастливую землю, где дети поют, а холмы лежат, словно распаленные страстью женщины, жаждущие принести потомство. И там, на царской дороге^[70], сидела и сидит до сих пор, склонившись и завернувшись в покрывало, фигура, проходя мимо которой, путник невольно ускоряет шаг. В удушливом воздухе витает страх. Три столетия мы ломали голову над тем, как поднять с колен и снять покров с этой согбенной человеческой души, и вот мы стоим на пороге нового века, готовые к новым свершениям и исполнению своего долга. Ибо главная проблема XX века – это расовая дискриминация.