Уильям Эдуард Бёркхардт Дюбуа
Души черного народа

Народу, оказавшемуся в столь затруднительном положении, не следует предлагать соревноваться на равных со всем миром, ему нужно дать время разобраться в своих мыслях и социальных проблемах. Но – увы! Пока социологи с упоением подсчитывают число внебрачных детей и проституток, над душой обливающегося потом темнокожего работяги сгущается тень беспросветного отчаяния. Люди называют эту тень предрассудком и со знанием дела поясняют, что это естественный механизм защиты культуры от варварства, знаний от невежества, чистоты от порочности, «высших» рас от «низших». На что темнокожий восклицает «Аминь!» и клянется, что готов смиренно склониться перед любыми странными предрассудками, основанными на справедливом почитании цивилизации, культуры, праведности и прогресса. Однако перед лицом того безымянного предрассудка, который выходит за рамки вышеперечисленного, он совершенно беспомощен и стоит потрясенный, почти лишившись дара речи. Когда человек постоянно сталкивается с неуважением и издевательствами, насмешками и систематическим унижением, неприкрытым искажением фактов и враньем, циничным игнорированием его лучших качеств и публичным осмеянием худших, повсеместным стремлением привить презрение ко всему черному, от Туссена^[15] до дьявола, накатывает тошнотворное отчаяние, способное обезоружить и обескуражить любой народ, кроме темнокожих масс, для которых замысловатое слово «обескуражить» ничего не значит.

Как бы то ни было, неизбежным результатом столкновения со столь огромным числом предрассудков стали сомнения в себе, снижение самооценки и планки идеалов, которые всегда сопровождают репрессии и порождаются атмосферой презрения и ненависти. Слухи и дурные предзнаменования окружали нас со всех сторон: мы больны и умираем, кричали темные массы; мы не умеем писать, наши голоса на выборах не будут учтены; зачем нам образование, если наш удел готовить и прислуживать? Эта самокритика эхом прокатывалась по нашим рядам, предательски нашептывая: довольствуйтесь тем, что имеете; оставайтесь и дальше слугами; к чему полулюдям высокая культура; нет смысла бороться за свои избирательные права, будь то силой или обманом, – вот вам и национальное самоубийство! Однако нет худа без добра, образование адаптировали к реальной жизни, и на темнокожих, наконец, снизошло отрезвляющее осознание своей социальной ответственности и значимости прогресса.

Так наступило время Бури и натиска^[16]: шторм и стресс сегодня гонят нашу крошечную лодку по бурным водам мирового океана; изнутри и снаружи доносится грохот боя, запах горящей плоти и треск рвущейся на части души; вдохновение борется с сомнением, а вера – с надуманными вопросами. Светлые идеалы прошлого (физическая свобода, политическая власть, тренировка ума и рук) то выходили на первый план, то отступали, пока окончательно не померкли. Неужели все они были ошибочными или ложными?

Нет, дело не в этом, просто каждый из них по отдельности был слишком прост и неполноценен, это были наивные детские мечты или причудливые фантазии другого мира, который не знает и не хочет знать нашей силы. Чтобы эти идеалы стали истинными, их необходимо переплавить в единое целое.

Сегодня нам как никогда необходимо школьное образование, ловкие руки, тонкий слух и наблюдательность и прежде всего более широкая, глубокая и высокая культура одаренных умов и чистых сердец. Избирательное право нужно нам для самозащиты, иначе что убережет нас от повторного порабощения? И свобода тоже, долгожданная свобода, которую мы все еще ищем, право на жизнь и личную неприкосновенность, свобода труда и мысли, право любить и мечтать. Работа, культура, свобода – все это нужно нам не по отдельности, а вместе, не постепенно, а сразу, чтобы комплекс этих прав и свобод помогал нам двигаться к тому великому идеалу, который уже показался на горизонте, идеалу братства всех людей, путь к которому лежит через обретение объединяющего идеала Расы, который поощряет развитие черт и талантов темнокожих, не противопоставляя их другим народам и не прививая презрение к ним, а, напротив, неотступно следуя великим идеалам Американской Республики, чтобы однажды на американской земле две расы смогли обогатить друг друга теми характеристиками, которых им так не хватало.

Даже сейчас нам есть что предложить миру: нет более истинных выразителей чистого гуманистического духа Декларации независимости, чем американские темнокожие; нет более американской музыки, чем дикие и чарующие мелодии темнокожих рабов; американские сказки и фольклор имеют индейское и африканское происхождение; и вообще создается впечатление, что мы, темнокожие, – единственный оазис искренней веры и почтения в пыльной пустыне долларов и показного шика. Разве Америка обеднеет, если заменит свою порочность и фальшь скромностью и смирением темнокожих, свой сарказм и иронию – мягким и добродушным юмором, свою вульгарную музыку – душевными Песнями печали?

Негритянская проблема – лишь одно из испытаний основополагающих принципов великой республики, а пока для реализации своих духовных устремлений сыновьям вольноотпущенников требуются почти нечеловеческие усилия. Терпя душевные страдания, они несут свой крест во имя истории своего народа, земли предков и веры в человеческие возможности.

А теперь описанное мною в общих чертах я хотел бы на следующих страницах рассмотреть более подробно с различных точек зрения, с любовью и вниманием к деталям, чтобы люди смогли узнать правду о борьбе, идущей в душах черного народа.

II. О рассвете свободы

Беспечен порою великий Каратель

История наша – лишь летопись схватки

Устоев старинных и Божьего Слова,

Которой свидетелем был наблюдатель.

Пусть истины место на эшафоте,

А ложь восседает бессменно на троне,

Лишь та, что стоит обреченно на плахе,

Решает, как жизнь вы свою проживете.

А где-то за плотной завесою тайны,

Окутанный тенью кущей небесных,

Всевышний стоит и наблюдает

За ходом событий сих интересных^[17].

Джеймс Рассел Лоуэлл

Главной проблемой XX века является расовая дискриминация и напряженные отношения между белыми и темнокожими в Азии, Африке, Америке и на Морских островах^[18]. Именно очередное обострение этой проблемы стало причиной Гражданской войны, и сколько бы идущие на Север или Юг в 1861 году войска ни обсуждали другие подоплеки конфликта, как, например, развитие промышленности, распад Союза, и притчу во языцех – местную автономию, – все прекрасно понимали, как и мы сегодня, что истиной причиной войны являлось рабство.

Стоит также отметить, что как бы глубоко не задвигали этот важный вопрос, он всегда вырывался на первый план, вопреки всем усилиям его замять. Стоило армиям Севера ступить на земли Юга, как вновь остро встал старый вопрос – что делать с темнокожими? Военные приказы не давали однозначного ответа на этот вопрос, Прокламация об освобождении рабов, казалось, лишь усугубила трудности, а принятые после Гражданской войны поправки к Конституции стали причиной нынешних проблем темнокожих.

Целью данного очерка является изучение того, какое влияние на американского темнокожего оказал период истории с 1861 по 1872 годы. По сути, глава о рассвете свободы является отчетом о работе народного правительства, известного как Бюро вольноотпущенников^[19], одной из самых необычных и интересных попыток великой нации решить колоссальные расовые и социальные проблемы.

Война не имеет никакого отношения к рабам, кричали конгресс, президент и нация. И все же как только армии с востока и запада вошли на территорию штатов Вирджиния и Теннесси, их ряды сразу пополнились беглыми рабами. Они приходили ночью, когда лагерные костры мерцали, словно огромные звезды на черном горизонте: тощие старики с седыми и всклокоченными волосами, испуганные матери, прижимающие к себе хнычущих от голода детей, мужчины и женщины, крепко сложенные и тощие, – полчища голодных бродяг, бездомных, беспомощных, жалких и совершенно отчаявшихся. Командующие армиями относились к новоприбывшим так, как считали целесообразным. Бен Батлер^[20] в Вирджинии сразу объявил беглецов военной контрабандой^[21] и устроил их на работу, а Джон Фримонт^[22] в Миссури объявил рабов свободными на основании закона о военном положении. Действия Батлера были одобрены, приказ Фримонта поспешно аннулирован, а его преемник, Генри Халлек^[23], смотрел на вещи совсем иначе. «Впредь, – приказал он, – ни один раб не должен попасть в наши ряды; если же таковые появятся без вашего ведома, выдайте их обратно хозяевам, если те того потребуют». Придерживаться такой политики было непросто: некоторые темнокожие беглецы заявили, что уже выкупили себя из рабства, других бросили хозяева, а третьих захватывали вместе с фортами и плантациями. Разумеется, рабы были важным источником рабочей и производительной силы и для Конфедератов. «Они представляют собой военный ресурс, – писал министр Кэмерон^[24] в конце 1861 года, – и будучи таковыми, не должны передаваться врагу, это очевидно и обсуждению не подлежит». Поэтому постепенно вектор политики армейского командования сменился. Конгресс запретил выдавать беглецов, и «военная контрабанда» Батлера с радостью пополнила ряды некомбатантов^[25]. Однако это скорее усугубило проблему, чем решило ее, поскольку теперь беглецы хлынули нескончаемым потоком, и их становилось все больше по мере продвижения армий на Юг.

Затем сидевший в Белом доме человек с вытянутым лицом и тонкими чертами^[26] смирился с неизбежным и 1 января 1863 года объявил свободными всех рабов на территории мятежных регионов. Месяц спустя конгресс официально призвал к участию в боевых действиях темнокожих, которых ранее с некоторой неохотой приняли на службу в соответствии с июльским актом 1862 года. Это разрушило последние барьеры, и обратного пути уже не было. Поток беглецов превратился в настоящее наводнение, а встревоженные армейские офицеры без конца спрашивали: «Что нам делать с рабами, прибывающими почти каждый день? Как обеспечить пищей и кровом женщин и детей?»

Выход из ситуации предложил Эдвард Пирс^[27] из Бостона, ставший в некотором смысле основателем Бюро вольноотпущенников. Он был верным другом министра Чейза^[28], и когда в 1861 году забота о рабах и бесхозных землях перешла в ведение министерства финансов, Пирс был специально откомандирован для изучения обстановки. Сначала он заботился о беженцах в Крепости Монро^[29], а затем, когда Шерман^[30] захватил Хилтон-Хед^[31], Пирс был направлен туда, чтобы провести в Порт-Ройале эксперимент по превращению рабов в свободных рабочих. Однако прежде чем он успел начать свой эксперимент, проблема беглецов приняла настолько грандиозные масштабы, что вместо перегруженного министерства финансов ей поручили заниматься армейским чиновникам. Центры массового скопления вольноотпущенников образовались в Крепости Монро, Вашингтоне, Новом Орлеане, Виксбурге и Коринфе, Колумбусе, штат Кайрон, и Каире, штат Иллинойс, а также в Порт-Ройале. Армейские капелланы нашли здесь новую благодатную почву для работы, множились «суперинтенданты военной контрабанды», делались попытки систематического привлечения темнокожих к трудовой деятельности путем рекрутирования трудоспособных мужчин и предоставления работы остальным.

Затем, благодаря проникновенным обращениям Эдварда Пирса и других кризисных центров были организованы Общества помощи вольноотпущенникам. Активно приступили к работе Американская миссионерская ассоциация, различные церковные общества, Национальная ассоциация помощи вольноотпущенникам, Американский союз вольноотпущенников, Западная комиссия помощи вольноотпущенникам – всего более пятидесяти организаций отправляли на Юг одежду, деньги, школьные учебники и учителей. Их деятельность приносила большую пользу, поскольку о нищете вольноотпущенников часто говорили, что она «настолько ужасна, что в нее сложно поверить», и день ото дня ситуация становилась только хуже.

С каждым днем становилось все очевиднее, что это не просто временная проблема – назревал трудовой кризис колоссальных масштабов. Тысячи темнокожих слонялись без дела, а когда время от времени они выполняли какую-то работу, не было никаких гарантий, что им заплатят; если же им удавалось выручить немного денег, они сразу же совершенно бездумно их проматывали. В этих и других отношениях походная жизнь и обретенная свобода деморализовали вольноотпущенников. В силу сложившихся обстоятельств стали возникать системы, предлагающие более комплексное решение проблемы.

Реализованный Пирсом в Порт-Ройале план аренды плантаций и предоставления темнокожим возможности работать на них указал направление, в котором следует двигаться. В Вашингтоне военный губернатор по настоянию суперинтенданта разрешил беглецам обрабатывать земли, прилегающие к конфискованным поместьям, и там возникли фермерские хозяйства. Генерал Дикс^[32] передал освобожденным рабам изъятые поместья в Крепости Монро и на других территориях, по мере продвижения армии на юг и запад. Правительство и благотворительные общества предоставили необходимый для обработки земли инвентарь, и темнокожие стали постепенно возвращаться к работе.

Возникшие таким образом системы контроля быстро разрастались и превращались в своего рода небольшие правительства, такие как, например, правительство генерала Бэнкса^[33] в Луизиане, у которого было девяносто тысяч темнокожих подданных и пятьдесят тысяч рабочих, а годовой бюджет превышал сто тысяч долларов. Это правительство составляло четыре тысячи платежных ведомостей в год, регистрировало всех вольноотпущенников, расследовало жалобы и устраняло их причины, устанавливало и собирало налоги, создало систему государственных школ.

Полковник Итон^[34], суперинтендант Теннесси и Арканзаса, управлял сотней тысяч вольноотпущенников, сдал в аренду под культивацию семь тысяч акров^[35] хлопковых полей и обеспечивал пропитанием десять тысяч нищих в год. В Южной Каролине глубокий интерес к жизни темнокожего населения проявлял генерал Сакстон^[36]. Он принял эстафету от Пирса и чиновников министерства финансов, продавал конфискованные поместья, сдавал в аренду заброшенные плантации, поощрял строительство школ, а после того, как генерал Шерман совершил свой восхитительный и ужасный «марш к морю»^[37], уничтожая все на своем пути, лагерь пополнился тысячами обездоленных темнокожих.

После разгрома Джорджии Шерманом люди будто разделились на три лагеря: завоеватели, покоренные и темнокожие. Для кого-то это событие стало победой, для кого-то горьким поражением, но на мой взгляд, ни для солдата, ни для дезертира оно не значило так много, как для темной массы людей, которая, словно угрызения совести, тенью нависла над тылом стремительных колонн, порой раздуваясь до половины их размера, угрожая поглотить и удушить их. Напрасно им приказывали вернуться обратно, напрасно рушили мосты у них под ногами, собрав последние силы и волю в кулак, они шли вперед, пока полчище из десятков тысяч голодных оборванцев не достигло Саванны^[38].

И здесь их судьба вновь оказалась в руках военных: «Острова к югу от Чарльстона, заброшенные рисовые поля вдоль рек в тридцати милях^[39] от моря и земли близ реки Сент-Джонс во Флориде зарезервированы и отведены для поселения темнокожих, ставших свободными в результате военных действий», – гласил знаменитый «Полевой приказ № 15».

Все эти эксперименты, приказы и системы привлекли к проблеме внимание правительства и нации в целом. Сразу после вступления в силу Прокламации об освобождении рабов Т. Д. Эллиот, член Палаты представителей от штата Массачусетс, внес на рассмотрение законопроект о создании Бюро эмансипации, но слушания по нему так и не состоялись. В июне следующего года комиссия по расследованию, созданная военным министром, представила доклад, в котором рекомендовалось создать временное бюро для «улучшения условий жизни, защиты и трудоустройства освобожденных беженцев», что и было сделано в дальнейшем. На имя президента Линкольна стали поступать петиции от известных граждан и организаций, настоятельно призывавшие разработать комплексный и единый план работы с вольноотпущенниками под эгидой бюро, которому должно быть «поручено изучение планов и принятие мер для мягкого руководства и разумного и гуманного содействия переходу ставших свободными и еще не эмансипированных темнокожих от прежней формы принудительного труда к добровольному».

Было предпринято несколько нерешительных шагов для достижения этой цели, отчасти путем делегирования полномочий по решению этого вопроса специальным агентам Министерства финансов. Законы 1863 и 1864 годов предписывали им брать под контроль и сдавать в аренду заброшенные земли на срок не более двенадцати месяцев, а также «через договоры аренды или иным образом трудоустраивать и заботиться об общем благосостоянии» вольноотпущенников. Для большинства армейских офицеров это стало долгожданным избавлением от необходимости разбираться с «негритянскими делами». Министр Фессенден^[40] 29 июля 1864 года разработал превосходную систему правил, которой впоследствии неотступно следовал генерал Ховард^[41]. Под руководством агентов Министерства финансов в долине Миссисипи было сдано в аренду большое количество земли и нанято много темнокожих, однако в августе 1864 года действие новых правил было приостановлено по соображениям «государственной политики» и контроль вновь перешел армии.

Между тем проблема привлекла внимание конгресса, и в марте Палата представителей с перевесом в два голоса приняла законопроект о создании Бюро вольноотпущенников в рамках Военного министерства. Чарльз Самнер^[42], курировавший законопроект в Сенате, утверждал, что вольноотпущенники и заброшенные земли должны находиться в ведении одного министерства, и предложил внести изменения в законопроект Палаты представителей и прикрепить Бюро к Министерству финансов. Этот законопроект был принят, но слишком поздно для того, чтобы Палата успела его окончательно доработать. В ходе дебатов обсуждалась политика администрации и тема рабства в целом, не затрагивая конкретные достоинства предложенного законопроекта. Затем состоялись национальные выборы, и администрация, получив новый «вотум доверия» от страны, занялась этим вопросом более серьезно. На совещании двух палат конгресса был согласован тщательно разработанный закон, включающий основные положения законопроекта Самнера, но делающий предлагаемую организацию ведомством, независимым как от Военного министерства, так и от Министерства финансов. Законопроект был консервативным и вверял заботам нового ведомства «общий контроль над всеми вольноотпущенниками». Его задача состояла в том, чтобы «установить для них правила», защищать их, сдавать им в аренду земли, корректировать размер заработной платы и выступать в гражданских и военных судах в качестве их «ближайшего друга». После наложения ряда ограничений на полномочия ведомства, его объявили постоянным. Однако сенат отклонил этот законопроект, и тогда был создан комитет по согласованию расхождений, который 28 февраля представил новый законопроект, принятый перед самым закрытием сессии и ставший «законом 1865 года» о создании в рамках Военного министерства «Бюро по делам беженцев, вольноотпущенников и заброшенных земель».

Этот последний компромисс представлял собой составленный на скорую руку законодательный акт с весьма расплывчатыми и нечеткими формулировками. Было создано Бюро, «действующее во время нынешней войны и в течение одного года после нее», которому было поручено «управлять всеми заброшенными землями и решать все вопросы, касающиеся беженцев и вольноотпущенников» в соответствии с «правилами и положениями, которые могут быть предложены главой Бюро и утверждены президентом». Управлять Бюро должен был комиссар, назначенный президентом и сенатом, а его штат не должен был превышать десяти служащих. Президент также мог назначать помощников комиссара в отделившихся штатах, и во все эти подразделения Бюро могли быть направлены военные чиновники со стандартным жалованием. В полномочия Военного министра входила выдача нуждающимся пайков, одежды и топлива, а все бесхозное имущество передавалось Бюро для последующей сдачи в аренду и продажи бывшим рабам участками по сорок акров^[43].

Таким образом, правительство Соединенных Штатов окончательно приняло на себя ответственность за освобожденного темнокожего, взяв его на попечение государства. Это было грандиозное начинание. Одним росчерком пера было создано правительство, состоящее из миллионов мужчин, причем не просто мужчин, а темнокожих мужчин, которых за множество веков совершенно выхолостила всеобъемлющая рабовладельческая система, и вдруг совершенно неожиданно они обрели новое право по рождению посреди войны и бури страстей, находясь в окружении своих уязвленных и озлобленных бывших хозяев. Любой человек усомнился бы в том, стоит ли браться за столь ответственную работу, наделяющую неограниченной властью при крайне ограниченных ресурсах. Вероятно, никто, кроме солдата, не отважился бы принять такой вызов столь незамедлительно; да и кто еще согласился бы работать без зарплаты и компенсации расходов, о чем конгресс не счел необходимым позаботиться.

Менее чем через месяц после того, как усталый освободитель рабов обрел покой^[44], его преемник назначил комиссаром нового Бюро генерал-майора Оливера О. Ховарда. Он был уроженцем штата Мэн, и в тот момент ему было всего тридцать пять лет. Он участвовал в марше Шермана к морю и отважно сражался при Геттисберге^[45], а за год до этого был назначен командующим армии Теннесси. Ховард был честным человеком, который слишком сильно верил в человеческую природу, он не мог похвастаться деловой хваткой или умением вникать в сложные детали, зато не понаслышке знал, какая работа ему предстоит. И об этой работе было верно сказано, что «ни одна из написанных историй цивилизации не может считаться корректной, если она не уделяет достаточного внимания столь важной вехе политического и социального прогресса, как создание и управление Бюро вольноотпущенников».

Ховард был назначен на пост 12 мая 1865 года, а 15 мая уже приступил к исполнению своих обязанностей и изучению новой сферы деятельности. Он столкнулся с полной неразберихой: маленькие деспотии, попытки организовать коммунизм, рабство, пеонаж^[46], спекулятивные сделки, организованная благотворительность, спонтанные подаяния – и все это под прикрытием помощи освобожденным рабам, посреди дыма войны, крови, проклятий и молчания разгневанных людей.

19 мая новое правительство – а это действительно было правительство – обнародовало свою конституцию: в каждый из отделившихся штатов надлежало направить комиссара, который должен был заниматься «всеми вопросами, касающимися беженцев и вольноотпущенников», и любая помощь или выдача пайков могли осуществляться только с их согласия. Бюро призывало к долгосрочному сотрудничеству благотворительные общества и утверждало, что «целью всех комиссаров будет внедрение осуществимых систем оплачиваемого труда» и создание школ. Сразу же были назначены девять помощников комиссаров. Они должны были немедленно отправиться на свои участки работы и сделать все возможное для того, чтобы центры оказания помощи постепенно исчезли за ненадобностью, а вольноотпущенники перешли на самообеспечение. В их полномочия также входило исполнение роли судов там, где таковых не было, или где темнокожие не признавались свободными; заключение брака между бывшими рабами и ведение учетной документации; контроль за тем, чтобы вольноотпущенники могли свободно выбирать себе работодателей, а заключенные договоры найма были справедливыми; и, наконец, в циркуляре говорилось следующее: «Мы надеемся, что все заинтересованные в отмене рабства стороны проявят добросовестность, что существенно облегчит работу помощников комиссаров с вольноотпущенниками, а также будет способствовать обеспечению всеобщего благосостояния».

Однако как только закипела работа и начала формироваться организационная система местной администрации, возникли две серьезные проблемы, во многом повлиявшие на теоретические основы и результаты работы Бюро.

Первая – это заброшенные земли Юга. На Севере уже давно сформировалась теория, согласно которой все основные проблемы, возникшие вследствие отмены рабства могут быть решены путем поселения вольноотпущенников на конфискованных землях их хозяев, чтобы свершилось справедливое возмездие. Но на практике эта поэтическая справедливость означала либо массовую конфискацию частной собственности на Юге, либо огромные ассигнования. Конгресс не выделил на эти цели ни цента, и как только была провозглашена всеобщая амнистия, восемьсот тысяч акров^[47] бесхозных земель, находившихся в ведомстве Бюро вольноотпущенников, мгновенно растаяли.

Вторая трудность заключалась в адаптации местной организации Бюро к специфике стоящего перед ним широкого круга задач. Создание нового механизма работы и отправка на места чиновников, способных проводить социальные реформы – весьма непростая задача, еще более осложненная тем, что новую централизованную организацию необходимо было подстроить под разнородную и запутанную, но уже существующую местную систему оказания помощи и осуществления контроля над бывшими рабами, а агентов для этой работы нужно было искать среди солдат, все еще сражающихся на войне (людей по природе своей плохо приспособленных для деликатной социальной работы), или среди сомнительных гражданских лиц, следующих за наступающими войсками. В результате чего спустя год напряженной работы клубок проблем стал еще более запутанным, чем прежде. Тем не менее, за этот год были сделаны три очень важные вещи: комиссары и их помощники облегчили огромное количество физических страданий, переправили семь тысяч беженцев из переполненных центров обратно на фермы, и, что самое ценное, их деятельность положила начало крестовому походу школьных учительниц из Новой Англии.

Нам еще предстоит написать летопись этого Девятого крестового похода, историю куда более донкихотской для нашего века миссии, чем поход Людовика Святого^[48]. В тумане разрухи и насилия мелькали фигурки отважных женщин в ситцевых платьях, и вслед за хриплыми залпами полевых орудий раздавался нестройный хор голосов, распевающих алфавит. Среди них были богатые и бедные, серьезные и просто любопытные. Лишившись отца, брата, а порой и чего-то большего, эти женщины прибывали сюда, решив посвятить свою жизнь созданию в Новой Англии школ для белых и темнокожих жителей Юга. Они прекрасно выполнили свою работу и за первый год обучили более ста тысяч человек.

Было очевидно, что конгрессу следует принять новые законодательные акты в отношении наспех организованного Бюро, влияние и возможности которого столь стремительно росли. Упразднить такую организацию было не менее сложно, чем учредить ее. Конгресс занялся этим вопросом в начале 1866 года, когда сенатор от штата Иллинойс Трамбулл^[49] внес законопроект о расширении Бюро и предоставлении ему дополнительных полномочий. Этот законопроект в конгрессе обсуждали гораздо тщательнее, чем его предшественника. Затянувшие горизонт тучи войны начали постепенно рассеиваться, и стало возможным яснее разглядеть перспективы работы по освобождению рабов. Сторонники законопроекта утверждали, что укрепление Бюро вольноотпущенников по-прежнему является военной необходимостью, что оно необходимо для надлежащего исполнения тринадцатой поправки и является эффективным инструментом восстановления справедливости в отношении бывших рабов при минимальных затратах со стороны правительства. Противники законопроекта заявляли, что война закончилась и необходимость в военных мерах отпала, что Бюро, наделенное чрезвычайными полномочиями, будет явно неконституционным в мирное время и неизбежно спровоцирует раздражение Юга и обнищание вольноотпущенников, что в конечном итоге может обойтись казне в сотни миллионов. Эти два аргумента так и остались без ответа, поскольку дать его не представлялось возможным: одни утверждали, что чрезвычайные полномочия Бюро ставили под угрозу соблюдение гражданских прав всех граждан, другие – что правительство обязано выполнять взятые на себя обязательства, ибо отказ от опеки над вольноотпущенниками по сути привел бы к их повторному порабощению. Законопроект, который в итоге был одобрен, расширил полномочия Бюро вольноотпущенников и сделал его постоянным. Однако билль так и не был принят из-за вето, наложенного президентом Джонсоном^[50], который счел его «неконституционным», «излишним» и «внесудебным». Тем временем конфликт между конгрессом и президентом все сильнее обострялся, и 16 июля заблокированный законопроект в несколько измененной форме все же преодолел второе вето президента.

Закон 1866 года придал Бюро вольноотпущенников его окончательную форму, в которой оно и войдет в историю. Он продлил действие полномочий Бюро до июля 1868 года и разрешил назначение дополнительных помощников комиссаров, привлечение к работе демобилизованных армейских офицеров, сбыт некоторых конфискованных земель вольноотпущенникам по фиксированной цене, продажу общественной собственности Конфедерации^[51] с целью создания школ для темнокожих; а также наделил Бюро более широкими судебными полномочиями. Таким образом правительство нереконструированного Юга в значительной мере перешло в подчинение Бюро вольноотпущенников, тем более что все командующие войсками военных округов нередко по совместительству занимали должность помощников комиссара. Бюро вольноотпущенников стало полноценным правительством: оно издавало законы, исполняло и толковало их, определяло состав преступления и наказание за его совершение, обладало военной силой и применяло ее, а также предпринимало любые меры, которые считало необходимыми и правильными для достижения широкого спектра целей. Естественно, все эти полномочия использовались не постоянно и не в полном объеме. И все же, как сказал генерал Ховард, «практически каждый вопрос, требующий законодательного закрепления в гражданском обществе, в тот или иной момент нуждался в содействии со стороны этого замечательного Бюро».

Чтобы понять и конструктивно критиковать столь масштабную работу, нельзя забывать о том, что эти события происходили в конце шестидесятых годов. Генерал Ли^[52] капитулировал, Линкольн был мертв, Джонсон и конгресс враждовали, тринадцатая поправка была принята, четырнадцатая находилась на рассмотрении, а пятнадцатая вступит в силу в 1870 году. Повстанцы, вечно тлеющее пламя войны, вымещали гнев за поражение на темнокожих, а все южные земли пробудились ото сна посреди нищеты и ужасов социальной революции. Даже в период абсолютного спокойствия, добрососедских отношений и финансового благополучия социальное возвышение четырех миллионов рабов и обретение ими собственной, законодательно закрепленной ниши в политике и экономике страны, требует титанических усилий, а когда к трудностям столь деликатной и сложной социальной операции добавляется злоба и ненависть конфликта, ад войны, гнетущая атмосфера подозрительности и ожесточенности, идущие рука об руку голод и тяжелая утрата, работа любого инструмента социального возрождения практически обречена на провал. Само название Бюро воплощало в себе то, что на протяжении двух столетий даже не подлежало обсуждению среди южан, для которых жизнь среди свободных темнокожих была самым немыслимым и безумным из всех возможных экспериментов.