Уильям Ширер
Взлет и падение Третьего Рейха
С этого момента правительство, подстегиваемое крупными промышленниками и землевладельцами, которые лишь выигрывали от того, что народные массы терпели финансовый крах, умышленно шло на понижение курса марки, чтобы освободить государство от долгов, избежать выплаты репараций и саботировать действия французов в Рурской области.
Широкие народные массы не осознавали, что промышленные воротилы, армия и государство в результате валютного кризиса остались в выигрыше. Им было известно, что даже крупный банковский счет не позволял купить жалкого пучка моркови, полпакета картофеля, несколько унций сахара и полкилограмма лука. Они знали, что каждый из них стал банкротом. Они поняли, что такое голод, ежедневно сталкиваясь с ним. И они в отчаянии обвиняли во всем случившемся республику.
Переворот в Баварии
«Правительство преспокойно продолжает печатать жалкие денежные знаки, поскольку прекращение этого процесса означало бы конец правительства, – кричал Гитлер. – Приостанови оно печатание, а именно в этом залог стабилизации марки, и мошенничество сразу станет достоянием гласности… Поверьте мне, наши страдания и нищета только усугубляются. А негодяи выйдут сухими из воды. Причина простая: само государство стало крупнейшим мошенником и проходимцем. Государство грабителей!.. Когда потрясенный народ узнает, что ему придется голодать, имея миллиарды, он неминуемо сделает следующий вывод: мы не станем больше подчиняться государству, которое зиждется на обманной идее большинства. Нам нужна диктатура…»
Безусловно, невзгоды и сомнения, связанные с безумной инфляцией, подтолкнули миллионы немцев к такому выводу, а Гитлер был готов вести массы за собой: обстановка хаоса 1923 года предоставила неповторимую возможность свергнуть республику. Но определенные трудности встали бы на пути Гитлера, возглавь он контрреволюцию, в чем он был заинтересован постольку, поскольку жаждал власти.
Прежде всего нацистская партия, несмотря на то что численность ее членов росла с каждым днем, являлась далеко не самым влиятельным политическим движением Баварии, а за пределами данной земли вообще была не известна. Разве столь незначительная партия в состоянии совершить переворот и свергнуть республику? Гитлер, которого не очень смущали подобные трудности, считал, что нашел выход из создавшейся ситуации. Он мог бы объединить под своим руководством все антиреспубликанские националистические силы Баварии. Затем при поддержке баварского правительства, вооруженных формирований и частей рейхсвера, дислоцированных в Баварии, он мог возглавить марш на Берлин – подобно Муссолини, вошедшему год назад в Рим, – и свергнуть Веймарскую республику. Легкая победа Муссолини вызывала зависть.
Оккупация французами Рурской области, хотя и подогрела ненависть немцев к своему традиционному врагу и, таким образом, содействовала возрождению националистических настроений, усложняла задачу Гитлера. Эти события способствовали объединению германской нации вокруг республиканского правительства в Берлине, которое решило дать отпор Франции. Гитлер меньше всего хотел этого. Целью его было свержение республики. А Францией он, очевидно, намеревался заняться после того, как в Германии произойдет националистическая революция и будет установлен диктаторский режим.
Вопреки бытовавшему в ту пору общественному мнению Гитлер решил занять непопулярную позицию: «Нет! Покончить надо не с Францией, а с предателями отечества. Долой преступников Ноября! – таков должен быть наш лозунг».
Первые месяцы 1923 года Гитлер посвятил распространению данного лозунга. В феврале в значительной степени благодаря организаторскому таланту Рема четыре вооруженных «патриотически настроенных формирования» Баварии слились с нацистами и образовали так называемое «Рабочее объединение союзов борьбы за Отечество» под политическим руководством Гитлера. В сентябре была создана более мощная группа под названием «Немецкий союз борьбы», одним из трех главарей которой являлся Гитлер.
Эта организация возникла во время крупного массового митинга, состоявшегося в Нюрнберге 2 сентября, в годовщину победы, одержанной Германией в 1870 году под Седаном. На митинге присутствовали большинство профашистски настроенных групп из Южной Германии, и Гитлеру даже похлопали, когда он произнес гневную речь против национального правительства. Открыто были провозглашены цели «Немецкого союза борьбы»: свержение республики и отказ от Версальского договора.
На нюрнбергском сборище Гитлер стоял на трибуне рядом с генералом Людендорфом. И это было не случайно. Молодой нацистский вождь уже некоторое время обхаживал героя войны, который однажды позволил использовать его славное имя организаторам Капповского путча и, поскольку он по-прежнему поддерживал контрреволюцию, мог не устоять перед соблазном и одобрить план, зарождавшийся в голове Гитлера. Старый генерал не обладал тонким политическим чутьем, зато не скрывал своего презрения к баварцам, кронпринцу Рупрехту, баварскому самозванцу и католической церкви, влияние которой здесь по сравнению с другими землями Германии было наиболее сильным.
Все это знал Гитлер, но это не противоречило его задачам. Он не стремился к тому, чтобы Людендорф стал политическим лидером националистической контрреволюции, – роль, на которую, как известно, претендовал герой войны. Гитлер добивался, чтобы эту роль отвели ему самому. Однако имя Людендорфа, его авторитет в военных кругах и в среде консерваторов всей Германии могли оказаться весьма полезными для провинциального политика, пока еще не известного за пределами Баварии. Поэтому Гитлер и предусмотрел Людендорфа в своем плане действий.
Осенью 1923 года в Германской республике и в земле Бавария сложилась кризисная ситуация. 26 сентября канцлер Густав Штреземан объявил о прекращении пассивного сопротивления в Рурской области и возобновлении выплаты Германией репараций. Этот бывший глашатай Гинденбурга и Людендорфа, стойкий консерватор, а в душе монархист, пришел к выводу, что для спасения Германии, объединения и восстановления ее былой мощи необходимо хотя бы на какое-то время признать республику, договориться с союзниками и в период затишья возродить экономический потенциал страны. Дальнейшее движение по нынешнему пути приведет лишь к развязыванию гражданской войны, а возможно, и к полному истреблению германской нации.
Отказ от сопротивления французам в Рурской области и взятие на себя бремени выплаты репараций вызвали волну гнева и истерии среди германских националистов. Коммунисты, также набиравшие силу, присоединились к ним в яростных нападках на республику. Штреземан столкнулся с серьезной оппозицией в лице как крайне правых, так и крайне левых. Предвидя это, он добился введения президентом Эбертом чрезвычайного положения в стране в тот день, когда было объявлено об изменении политического курса в отношении Рурской области и вопроса о репарациях. С 26 сентября 1923 года по февраль 1924 года исключительными полномочиями в Германии в соответствии с чрезвычайным положением оказались наделены министр обороны Отто Гесслер и начальник управления сухопутными силами рейхсвера генерал фон Сект. Эти полномочия на практике сделали генерала и армию диктаторами.
Бавария же не изъявляла желания следовать такому решению. Баварский кабинет министров, возглавляемый Ойгеном фон Книллингом, 26 сентября объявил о введении на территории земли чрезвычайного положения и назначил правого монархиста и бывшего премьер-министра Густава фон Кара комиссаром земли Бавария, наделив его диктаторской властью.
В Берлине опасались отделения Баварии от рейха, восстановления монархии Виттельсбахов, а также образования совместно с Австрией Южно-Германского государства. Президент Эберт поспешно собрал заседание кабинета министров и пригласил на него генерала фон Секта. Эберт хотел выяснить, какую позицию занимают военные. Сект откровенно заявил ему: «Армия, господин президент, поддерживает меня».
Слова начальника управления сухопутных сил, произнесенные ледяным тоном и с каменным выражением лица, не смутили, как можно было предположить, президента Германии и рейхсканцлера. Они уже признали за армией статус государства в государстве, ведь тремя годами ранее, как уже отмечалось, когда войска Каппа заняли Берлин и к Секту обратились с аналогичным предложением, армия поддержала не республику, а генерала. Теперь, в 1923 году, вопрос состоял лишь в том, какую позицию займет сам генерал фон Сект.
К счастью для республики, он предпочел поддержать ее, но не потому, что верил в республиканский строй и его демократические принципы, а потому, что считал: в данный момент поддержка существующего режима необходима для сохранения армии, которой угрожали перевороты в Баварии и на севере страны, и для спасения Германии от гибельной гражданской войны. Секту было известно, что часть командного состава армейской дивизии в Мюнхене приняла сторону баварских сепаратистов. Знал он и о заговоре «черного рейхсвера» во главе с майором Бухрукером, бывшим офицером генерального штаба. Цель заговора состояла в захвате Берлина и свержении республиканского правительства. Таким образом, генерал руководствовался холодным расчетом, намереваясь довести армию до нужной кондиции и ликвидировать угрозу гражданской войны.
В ночь на 30 сентября 1923 года войска «черного рейхсвера» под командованием майора Бухрукера захватили три форта восточнее Берлина. Сект отдал приказ силам регулярной армии окружить заговорщиков, и после двухдневного сопротивления Бухрукер сдался. Его судили по обвинению в государственной измене и приговорили к десяти годам заключения в крепости. «Черный рейхсвер», созданный самим Сектом под кодовым названием «Трудовые отряды» в целях скрытого увеличения численности стотысячного рейхсвера, был распущен.
Затем Сект все свое внимание уделил угрозе коммунистических выступлений в Саксонии, Тюрингии, Гамбурге и Руре. Что касается подавления левых сил, то здесь в лояльности армии сомневаться не приходилось. В Саксонии местный командующий силами рейхсвера арестовал правительство, в которое наряду с коммунистами входили социалисты, и власть была передана рейхскомиссару. В Гамбурге и других районах выступления коммунистов подавлялись быстро и жестоко.
В Берлине в то время полагали: сравнительно легкая расправа над большевиками лишила баварских заговорщиков оснований заявлять, будто они действительно стремятся спасти республику от коммунизма, и теперь они готовы признать полномочия национального правительства. Однако на деле этого не произошло.
Бавария по-прежнему враждебно относилась к Берлину. В тот период она находилась под диктаторской властью триумвирата: комиссара Баварии Кара, командующего силами рейхсвера в Баварии генерала Отто фон Лоссова и начальника полиции полковника Ганса фон Сейсера. Кар отказался признать, что введенное в Германии президентом Эбертом чрезвычайное положение действительно и в отношении Баварии. Он отказался выполнять какие-либо приказы, исходящие из Берлина. Когда национальное правительство потребовало закрыть гитлеровскую газету «Фёлькишер беобахтер» в связи с яростными нападками на республику в целом и на Секта, Штреземана и Гесслера в частности, Кар с презрением отклонил это требование.
Второе распоряжение из Берлина относительно ареста трех главарей действующих на территории Баварии вооруженных банд – капитана Хайса, капитана Эрхардта («героя» Капповского путча) и лейтенанта Россбаха (гомосексуалиста, приятеля Рема) – также было оставлено Каром без внимания. Сект, терпению которого пришел конец, приказал генералу фон Лоссову закрыть нацистскую газету и арестовать трех военных добровольческого корпуса. Однако генерал, будучи баварцем по рождению и нерешительным политиком, под влиянием красноречия Гитлера и настойчивости Кара заколебался. 24 октября Сект отстранил Лоссова от командования и назначил на его место генерала Кресса фон Крессенштейна. Кар, однако, не захотел согласиться с подобным диктатом Берлина. Он объявил, что Лоссов останется командующим силами рейхсвера в Баварии и, не только бросив вызов Секту, но и пренебрегая положениями статей конституции, потребовал от офицеров и рядовых специальной присяги на верность баварскому правительству.
В Берлине это расценили не только как политический акт, но и как военный бунт. Генерал фон Сект был теперь полон решимости положить конец подобным выступлениям. Он направил недвусмысленное предупреждение баварскому триумвирату, Гитлеру и вооруженным отрядам, что любое их выступление будет подавлено силой. Но отступать нацистскому главарю было слишком поздно. Его оголтелые сторонники требовали решительных действий. Лейтенант Вильгельм Брюкнер, один из начальников штурмовых отрядов СА, призвал Гитлера немедленно выступить. «Настал день, – предупреждал он, – когда я уже не в состоянии сдерживать своих людей. Если сейчас ничего не произойдет, они просто уйдут от нас».
Гитлер тоже понимал, что, если Штреземану удастся выиграть время и приступить к осуществлению мероприятий по восстановлению спокойствия в стране, шансы будут упущены. Он обратился к Кару и Лоссову с предложением предпринять марш на Берлин до того, как Берлин пойдет на Мюнхен. Кроме того, Гитлер начал подозревать, что триумвират либо утратил решимость, либо планирует сепаратистский переворот без его участия в целях отделения Баварии от рейха. Против этого Гитлер, одержимый идеями создания сильного рейха, объединенного под эгидой национализма, категорически возражал.
Кар, Лоссов и Сейсер после предостережения Секта заколебались. Они не были заинтересованы в проведении бессмысленной акции, которая могла подорвать их собственные позиции. 6 ноября они проинформировали «Немецкий союз борьбы», в котором Гитлер был ведущей политической фигурой, что не намерены втягиваться в поспешные действия и сами примут решение о том, когда и как действовать. Это решение Гитлер расценил как сигнал, что пора брать инициативу в свои руки. Однако он не располагал поддержкой, чтобы осуществить путч собственными силами. Ему требовалось заручиться помощью со стороны баварского правительства, армии и полиции – урок, который фюрер вынес за годы лишений, проведенные в Вене.
Гитлеру было необходимо каким-то образом заставить Кара, Лоссова и Сейсера действовать заодно с ним, когда уже нельзя будет повернуть назад. Требовалась смелость, даже некоторая опрометчивость, и Гитлер к тому времени мог доказать, что обладает этими качествами. Фюрер решил захватить тройку в качестве заложников и вынудить их использовать свою власть для удовлетворения его требований.
Эту мысль подсказали Гитлеру два беженца из России – Розенберг и Шейбнер-Рихтер. Последний, взяв титул и фамилию жены, величал теперь себя не иначе как Макс Эр-вин фон Шейбнер-Рихтер. Этот весьма сомнительный тип, как и Розенберг, провел большую часть жизни в прибалтийских провинциях России. После войны вместе с другими беженцами он переехал в Мюнхен, где вступил в нацистскую партию и сделался одним из приближенных Гитлера. 4 ноября, в день поминовения павших, в центре Мюнхена должен был состояться военный парад. В прессе объявили, что не только кронпринц Рупрехт, но и Кар, Лоссов и Сейсер примут парад на трибуне, которая будет установлена на узкой улице, идущей от Фельдхернхалле. Шейбнер-Рихтер и Розенберг предложили Гитлеру следующий план действий: несколько сот штурмовиков с пулеметами, доставленные на грузовиках, перекрывают узкую улочку до появления участвующих в параде войск. Гитлер поднимается на трибуну, провозглашает революцию и под дулом пистолета вынуждает почетных гостей принять революцию и содействовать тому, чтобы он стал ее вождем. План Гитлер с восторгом одобрил.
Однако в назначенный день, когда Розенберг прибыл на место планируемой акции с целью провести рекогносцировку, то, к своему величайшему сожалению, обнаружил, что узкая улочка охраняется хорошо вооруженным отрядом полиции.
В прессе появилось краткое сообщение, что по просьбе ряда деловых организаций Мюнхена Кар выступит на митинге в «Бюргербройкеллер», огромном пивном зале на юго-востоке города. Эта встреча должна была состояться вечером 8 ноября.
В заметке указывалось, что выступление комиссара будет посвящено программе баварского правительства. На митинге предполагалось также присутствие генерала Лоссова, полковника Сейсера и других известных деятелей.
Гитлер поспешно принял решение, исходя из следующих двух соображений: во-первых, он подозревал, что Кар может использовать встречу для провозглашения независимости Баварии и возведения на баварский престол династии Виттельсбахов; во-вторых, встреча в «Бюргербройкеллер» предоставляла возможность, которая не была использована 4 ноября, – захватить всех членов триумвирата и под дулом пистолета вынудить их перейти на сторону нацистов и совершить революционный переворот.
«Пивной путч»
8 ноября 1923 года, примерно без четверти девять вечера, после того как Кар уже полчаса говорил перед трехтысячной оравой бюргеров, сидящих за деревянными столами и попивающих пиво из больших глиняных кружек, штурмовики СА окружили «Бюргербройкеллер» и Гитлер стремительно вошел в зал. Пока его люди устанавливали пулемет у входа, он вскочил на стол и, чтобы привлечь внимание, выстрелил в воздух. Кар прервал свое выступление. Собравшиеся обернулись узнать, в чем дело.
Гитлер при помощи Гесса и Ульриха Графа, в прошлом мясника, борца и скандалиста, а ныне телохранителя фюрера, стал пробираться к трибуне. Майор полиции попытался остановить его, но Гитлер пригрозил ему пистолетом и прошел вперед. Кар, по словам очевидцев, выглядел «бледным и растерянным». Он сошел с трибуны, и Гитлер занял его место.
– Началась национальная революция! – провозгласил фюрер. – Здание занято шестьюстами хорошо вооруженными бойцами. Никому не разрешается покидать зал. Если вы немедленно не успокоитесь, я прикажу установить на балконе пулемет. Правительство Баварии и правительство рейха низложены и сформировано временное правительство страны. Казармы рейхсвера и полиции заняты. Отряды армии и полиции вступают в город под знаменем со свастикой.
Последнее утверждение не соответствовало истинному положению дел – Гитлер просто блефовал. Однако в замешательстве никто ничего толком не понимал. Пистолет у Гитлера был настоящий, и он из него стрелял. Штурмовики с винтовками и пулеметами были вполне реальны. Гитлер отдал распоряжение Кару, Лоссову и Сейсеру следовать за ним в помещение, расположенное рядом со сценой. Подталкиваемые штурмовиками три высших должностных лица Баварии под удивленными взорами толпы подчинились требованию Гитлера.
Но одновременно в зале нарастало недовольство. Многие бизнесмены по-прежнему считали Гитлера выскочкой. Кто-то из присутствующих крикнул полиции:
– Не будьте трусами, как в 1918 году! Стреляйте!
Однако полицейские, видя, как покорно подчинилось их начальство и как штурмовики СА заняли зал, не оказывали какого-либо сопротивления. Гитлер устроил так, что Вильгельм Фрик, нацистский доносчик, служивший в полицейском управлении, позвонил по телефону в пивную дежурному полицейскому и распорядился, чтобы полицейские не вмешивались, а только информировали о происходящих событиях. Обстановка в зале накалялась, и Геринг счел необходимым подняться на трибуну, чтобы успокоить собравшихся.
– Вам нечего бояться! – прокричал он. – У нас самые дружелюбные намерения, поэтому вам нечего беспокоиться! Пейте на здоровье свое пиво!
Геринг сообщил также присутствующим, что в соседней комнате в данное время формируется новое правительство. Формирование проходило под дулом пистолета Адольфа Гитлера.
Как только фюрер собрал заложников в соседней комнате, он заявил:
– Никто не выйдет отсюда живым без моего разрешения.
Затем он сообщил, что все займут ключевые посты либо в правительстве Баварии, либо в правительстве рейха, которое он сформирует вместе с Людендорфом. С Людендорфом? В тот же вечер Гитлер отправил Шейбнера-Рихтера в Людвигсхёе, чтобы незамедлительно доставить в пивной зал прославленного генерала, который понятия не имел о нацистском заговоре.
Трое заложников вначале вообще отказывались говорить с Гитлером. Он же продолжал их уговаривать: надо примкнуть к нацистскому движению, провозгласить революцию и новое правительство; все трое получат назначения, санкционированные Гитлером, либо в случае отказа «лишатся права на жизнь». Кару было предложено стать регентом Баварии, Лоссову – министром национальной армии, Сейсеру – министром внутренних дел рейха. Однако перспектива получить столь высокие назначения не прельстила тройку – никто ничего не ответил.
Затянувшееся молчание вывело Гитлера из себя – он стал размахивать перед ними пистолетом:
– У меня тут четыре патрона: три пули – для моих соратников в случае их предательства, последняя – для меня самого! – Приставив пистолет к виску, Гитлер кричал: – Если я не одержу победу до завтрашнего вечера, я покончу с собой!
Кар не был яркой личностью, но был сильным человеком.
– Господин Гитлер, – ответил он, – вы можете застрелить меня или дать распоряжение о моем убийстве. Умру я или нет, не столь важно…
Сейсер упрекал Гитлера в том, что фюрер нарушил данное им честное слово не поднимать путч против полиции.
– Да, это так, – заметил Гитлер. – Прошу меня простить, но я вынужден был поступить таким образом в интересах отечества.
Генерал фон Лоссов хранил презрительное молчание. Когда Кар стал что-то тихонько нашептывать ему на ухо, Гитлер возмутился:
– Прекратите! Запрещаю переговариваться без моего разрешения!
Однако он немногого достиг своими уговорами. Никто из трех власть имущих Баварии не согласился встать на его сторону даже под дулом пистолета. Развитие путча шло явно не по плану. Тогда Гитлер решил действовать экспромтом. Не произнося ни слова, он устремился в зал, вскарабкался на трибуну и, представ перед угрюмой толпой, объявил, что члены триумвирата, находящиеся в соседней комнате, согласились образовать вместе с ним новое правительство.
– Правительственный кабинет Баварии, – прокричал Гитлер, – распущен… Правительство преступников Ноября и президент объявляются низложенными. Сегодня здесь, в Мюнхене, будет провозглашено новое национальное правительство. Сразу будет создана германская национальная армия… Предлагаю, пока не будут сведены счеты с преступниками Ноября, доверить мне руководство политикой национального правительства. Людендорф возглавит командование германской национальной армии… В задачу временного национального правительства Германии входит организация марша на Берлин, этот грешный Вавилон, во имя спасения немецкого народа… Завтрашний день станет свидетелем торжества национального правительства Германии либо нашего поражения и гибели!
Не в первый и, безусловно, не в последний раз Гитлер мастерски прибег ко лжи, и это сработало. Когда присутствующие услышали о том, что Кар, генерал фон Лоссов и начальник полиции фон Сейсер встали на его сторону, настроение зала быстро изменилось. Послышались громкие одобрительные возгласы, которые подействовали на трех заложников, по-прежнему запертых в маленькой комнате рядом со сценой.
Шейбнёр-Рихтер в этот момент, словно по мановению волшебной палочки, представил на всеобщее обозрение генерала Людендорфа. Герой войны был разгневан, поскольку Гитлер ни о чем не предупредил его заранее, а когда, находясь в комнате рядом со сценой, узнал, что не он, а бывший ефрейтор должен стать диктатором Германии, его возмущению не было предела.
Но это не очень смутило Гитлера. Людендорф поддержал своим авторитетом безрассудное начинание и помог перетянуть на сторону нацистов трех несговорчивых баварских руководителей, которые до настоящего времени отказывались подчиниться его домогательствам и угрозам. Это и попытался сделать Людендорф.
Генерал заявил, что на карту поставлены интересы нации, и призвал трех господ к сотрудничеству. Под влиянием генерала тройка поддалась уговорам, хотя Лоссов впоследствии отрицал, будто дал согласие подчиниться Людендорфу.
Кар какое-то время настаивал на восстановлении столь дорогой его сердцу монархии Виттельсбахов. В конце концов он заявил, что согласен сотрудничать в качестве «представителя короля».
Своевременное появление Людендорфа спасло Гитлера. Окрыленный счастливой развязкой, он вывел на трибуну остальных руководителей, и каждый обратился к собравшимся с краткой речью и дал присягу на верность новому режиму. Присутствующие в приступе восторга взобрались на стулья и столы. Гитлер сиял от удовольствия. «Лицо его выражало детскую, неподдельную радость, которую трудно забыть», – писал впоследствии известный историк, присутствовавший при этом.
Вновь взойдя на трибуну, Гитлер обратился к залу с заключительной речью:
– Я хочу выполнить сейчас клятву, данную пять лет назад, когда я находился на лечении в госпитале, ослепший после контузии: изо всех сил бороться за низвержение преступников Ноября, пока на руинах ныне несчастной Германии не будет восстановлена сильная, великая, свободная и совершенная Германия.
Собравшиеся стали расходиться. У выхода Гесс при помощи штурмовиков задержал ряд членов бывшего баварского правительства и других видных деятелей, пытавшихся скрыться в толпе. Гитлер присматривал за Каром, Лоссовом и Сейсером. Тогда же пришло сообщение о стычке штурмовиков одного из боевых подразделений «Бунд Оберланд» с регулярными формированиями в казармах инженерно-саперных войск. Гитлер принял решение отправиться на место событий и лично урегулировать проблему, оставив Людендорфа главным в пивном зале.
Это решение оказалось для Гитлера роковым. Первым удалось улизнуть Лоссову. Он сообщил Людендорфу, что ему срочно надо попасть в свой кабинет в штабе армии и дать необходимые распоряжения. Когда Шейбнер-Рихтер начал возражать, Людендорф резко прервал его:
– Я запрещаю вам ставить под сомнение слово, данное германским офицером.
Кару и Сейсеру также удалось скрыться.
Когда Гитлер в хорошем настроении вернулся в «Бюргербройкеллер», то обнаружил, что высокопоставленные пташки упорхнули. Это был первый удар за вечер, ошеломивший фюрера. Гитлер искренне надеялся, что «министры» его правительства активно принялись за работу, а Людендорф вместе с Лоссовом готовят план похода на Берлин.
Оказалось, ничего не было сделано. Вооруженным силам не удалось занять даже Мюнхен. Рем, возглавлявший отряд штурмовиков боевого подразделения «Военное знамя рейха», занял здание штаб-квартиры сухопутных сил в военном министерстве на Шёнфельдштрассе, однако другие объекты стратегического назначения захвачены не были, в том числе и здание телеграфа, откуда сообщение о перевороте ушло в Берлин. Генерал фон Сект передал в ответ по телефону приказ баварской армии подавить путч.
Не считая нескольких случаев дезертирства среди младших офицеров и рядовых, симпатизировавших Гитлеру и Рему, высший офицерский состав во главе с генералом фон Даннером, командующим Мюнхенским гарнизоном, был не только готов выполнить распоряжение Секта, но и сильно возмущен подобным обращением с генералом фон Лоссовом. По неписаным армейским законам гражданское лицо, угрожавшее генералу оружием, заслуживало расправы на месте. Из штаба, расположенного в казармах 19-го пехотного полка, где Лоссов присоединился к Даннеру, полетели приказы другим гарнизонам о направлении в город подкреплений. К рассвету войска регулярной армии окружили плотным кольцом силы Рема в здании министерства обороны.
Перед этим Гитлер и Людендорф встретились с Ремом в здании министерства, чтобы оценить сложившуюся ситуацию. Рем очень удивился, узнав, что, кроме него, никто не предпринял действий с целью занять ключевые объекты в городе. Гитлер безуспешно пытался восстановить связь с Лоссовом, Каром и Сейсером. В казармы 19-го пехотного полка по поручению Людендорфа были посланы связные, но они не вернулись. Пёнера, бывшего начальника мюнхенской полиции, а теперь сторонника Гитлера, вместе с майором Хюнлейном и группой штурмовиков СА направили занять штаб полиции. Там их сразу арестовали.
А что в это время думал Густав фон Кар – глава баварского правительства? Покинув зал «Бюргербройкеллер», он быстро пришел в себя и осмелел. Не желая вновь подвергаться опасности и становиться заложником Гитлера, Кар перевел правительство в Регенсбург. Однако перед этим он приказал развесить по всему Мюнхену плакаты следующего содержания:
«Предательство и вероломство честолюбцев превратили демонстрацию, призванную содействовать пробуждению национального самосознания, в разгул отвратительного насилия. Признания, вырванные у меня, генерала фон Лоссова и полковника Сейсера под дулом пистолета, не имеют законной силы. Национал-социалистическую рабочую партию Германии, а также боевые отряды «Оберланд» и «Военное знамя рейха» считать распущенными».
С наступлением ночи стало ясно, что триумф, который накануне вечером казался Гитлеру столь близким и столь легкодостижимым, не состоялся. Исчезли предпосылки успешного осуществления политической революции, на чем всегда настаивал Гитлер, – поддержка действующих институтов власти, таких как армия, полиция, политическая группа, находящаяся у власти. Даже магическое имя Людендорфа, как выяснилось, не могло привлечь на их сторону вооруженные силы Баварии. Гитлер высказал предположение, что ситуацию, вероятно, можно исправить в том случае, если они с генералом Людендорфом переберутся в сельскую местность под Розенхайм и сумеют сплотить крестьян в вооруженные отряды, чтобы предпринять наступление на Мюнхен. Однако Людендорф категорически возражал против такого решения.
Существовал и иной способ, посредством которого можно было предотвратить катастрофу. Впервые услышав о путче, кронпринц Рупрехт, ярый враг Людендорфа, сделал краткое заявление, призвав к его немедленному подавлению. Гитлер решил обратиться к кронпринцу, чтобы тот переговорил с Лоссовом и Каром и помог мирному урегулированию вопроса на почетных условиях. С этой деликатной миссией в замок Виттельсбахов, расположенный под Берхтесгаденом, отправили на рассвете лейтенанта Нейнцерта, друга Гитлера и Рупрехта. Не найдя машины, лейтенант вынужден был дожидаться поезда и добрался к месту назначения только после полудня. К этому моменту события приняли такой оборот, которого не ожидали ни Гитлер, ни Людендорф.
Гитлер планировал путч, а не гражданскую войну. Несмотря на сильное возбуждение, он в достаточной степени контролировал себя, чтобы понять, что у него нет сил справиться с полицией и армией. Он хотел делать революцию вместе с армией, а не против нее. Хотя Гитлер и предстал кровожадным в своих последних выступлениях и в эпизоде, когда угрожал баварской тройке револьвером, его отпугивала мысль, что люди, объединенные ненавистью к республике, начнут пускать кровь друг другу.
