Уильям Ширер
Берлинский дневник. Европа накануне Второй мировой войны глазами американского корреспондента
Берлин, 8 марта
Гитлеру удалось остаться безнаказанным. Франция не направляет свои войска. Вместо этого она взывает к Лиге Наций! Неудивительно, что Гитлер, Геринг, Бломберг и Фрич имели такой сияющий вид, когда сидели днем в королевской ложе Государственной оперы и второй раз за эти два года отмечали на самый что ни на есть милитаристский манер День памяти героев, хотя, по идее, обязаны чтить память двух миллионов немцев, убитых в последнюю войну.
О, глупость (или паралич) французов! Сегодня я узнал из абсолютно достоверного источника, что германские войска, которые вчера маршем вошли в Рейнскую демилитаризованную зону, имели строгий приказ спешно отступить, если французская армия окажет какое-либо сопротивление. Они не готовы и не вооружены для того, чтобы сражаться с регулярной армией. Возможно, этим и объясняется вчерашняя бледность Бломберга. Очевидно, Фрич (главнокомандующий рейхсвера) и большинство генералов были против такого шага, но Бломберг, который слепо доверял фюреру и его решению, уговорил их. Возможно, что Фрич, не любивший ни Гитлера, ни фашистский режим, согласился выступить, надеясь, что провал операции будет концом для самого Гитлера, а если она окажется успешной, то будет решена одна из его важнейших военных проблем.
Сегодня еще одна странная история. Французское посольство сообщает (и я ему верю), что несколько дней назад Понсе нанес визит Гитлеру и попросил представить условия франко-германского сближения. Фюрер попросил у него несколько дней на то, чтобы обдумать предложение. Послу показалось это вполне разумным, но его удивило, что Гитлер настаивал на том, чтобы ни слова об этом визите не дошло до общественности. Теперь он уже не удивляется. Если бы мир узнал, что Франция, фактически еще не ратифицировавшая договор с Россией, проявляет желание вести с немцами переговоры, то это помешало бы Гитлеру оправдываться, что, мол, Франция сама виновата в том, что он нарушил Локарнский договор.
Мемориальные торжества в Опере проходили сегодня днем на фоне Вагнера (влияние музыки Вагнера на нацизм, на Гитлера никогда не понимали за границей). Залитая огнями сцена была заполнена солдатами в стальных касках с военными знаменами в руках, за ними – неувядаемый громадный серебряно-черный железный крест. Нижний ярус и балконы пестрели униформами старой имперской армии и остроконечными шлемами. Гитлер гордо восседал в имперской ложе в окружении германских военных руководителей, как бывших, так и нынешних. Среди них были: фельдмаршал фон Макензен – в гусарской форме дивизии «Мертвая голова», Геринг – в ослепительной ало-голубой форме генерала ВВС, генерал фон Зеект – создатель рейхсвера, генерал фон Фрич – его нынешний руководитель, адмирал фон Рёдер – шеф быстрорастущего военно-морского флота и генерал фон Краусц – в форме старой австро-венгерской армии и с огромными бакенбардами а-ля Франц Иосиф. Отсутствовал один лишь Людендорф, который отверг примирение со своим бывшим капралом и не принял предложения стать фельдмаршалом. Не было и кронпринца.
Генерал фон Бломберг зачитал обращение – странную смесь блефа, демонстративного вызова и прославления милитаризма. «Мы не хотим наступательных действий, – сказал он, – но не боимся оборонительной войны». Хотя если не в Париже и в Лондоне, то здесь всем известно, что он боится и что вчера был в ужасе оттого, что, возможно, ее придется вести. Бломберг, видимо по приказу Гитлера, изо всех сил старался самым недостойным для военного человека способом заглушить слухи о несогласии генералов рейхсвера с оккупацией Рейнской области и их слабой симпатии к нацизму. Я даже заметил, как поморщился Фрич, когда его шеф разоблачал «распространяемые во внешнем мире сплетни об отношениях между партией и армией». Генерал особо подчеркнул: «Мы, армейские, – национал-социалисты. Ныне партия и армия ближе друг к другу». Далее он объяснил почему. «Национал-социалистская революция вместо уничтожения старой армии, как это делали всегда другие революции, воссоздала ее. Национал-социалистское государство предоставляет в наше распоряжение всю свою экономическую мощь, свой народ, всех юношей». А затем взгляд в будущее: «На наших плечах лежит огромная ответственность. И она становится все тяжелее, потому что перед нами могут встать новые задачи».
Пока Бломберг говорил, Геббельс усердно работал осветительной лампой и кинокамерой, направляя их сначала на сцену, затем на ложу, в которой сидел вождь. После «торжественной службы» – обычный военный парад, но с меня было достаточно, я проголодался и направился в отличный винный погребок Хабеля на Линден, там позавтракал и выпил «Дайдесгеймера».
Позднее. Вечером у Дош-Флеро оказался интересный материал из Рейнской области, где он наблюдал германскую оккупацию. Он сообщает, что католические священники встречали германские войска на мостах через Рейн и благословляли их. В Кёльнском кафедральном соборе кардинал Шульте возносил хвалу Гитлеру за «возвращение нашей армии». Быстро же забылось, как нацисты преследуют церковь. Дош говорит, что сегодня ночью рейнское вино льется рекой.
А французы взывают к Женеве! Я позвонил в наш лондонский офис, чтобы узнать, что собираются делать англичане. Они посмеялись и зачитали мне несколько выдержек из воскресных газет. «Sunday Observer» Гарвина и «Sunday Dispatch» Ротермера в восторге от такого шага Гитлера. Британцы заняты сейчас сдерживанием французов! Здесь в министерстве иностранных дел, которое работает всю ночь, чтобы наблюдать реакцию Лондона и Парижа, приподнятое настроение. Ничего удивительного!
Карлсруэ, 13 марта
Сегодня вечером здесь, в пределах досягаемости артиллерией, стоящей на линии Мажино, Гитлер произнес свою первую «предвыборную» речь. Весь день курсировали специальные поезда из близлежащих городов, подвозя правоверных и тех, кому приказали прибыть. Митинг собрали под громадным шатром, и атмосфера была настолько удушающая, что я вернулся в отель, где под хороший обед и бутылку вина, с большинством других корреспондентов прослушал речь по радио. В ней не было ничего нового, хотя он красиво говорил про свое желание дружить с Францией. Конечно, жители берегов Рейна не хотят еще одной войны с Францией, но этот повторный захват германскими войсками привил им нацистскую заразу. Они так же истеричны, как и все остальные немцы. Позднее отправился в винный погребок с таксистом, который возил меня весь день, и у него было немного шнапса. Он оказался коммунистом, резко настроенным против фашистов, и предсказывал их скорый крах. Для меня было облегчением встретить здесь хоть одного немца, выступающего против фашистского режима. Он говорит, что здесь таких много, но, говоря по правде, я сомневаюсь.
29 марта
Для так называемых выборов выдался прекрасный для ранней весны день, и, по данным Геббельса, девяносто пять процентов населения Германии одобрили повторную оккупацию Рейнской области. Несколько корреспондентов, побывавших сегодня на избирательных пунктах, сообщили о нарушениях. Но я не сомневаюсь, что значительное большинство людей приветствовали переворот на Рейне, независимо от того, наци они или нет. Правда и то, что немногие отважились проголосовать против Гитлера из страха быть разоблаченными. Вечером узнал, что в Нёйкёльне и Веддинге, бывших цитаделях коммунистов в Берлине, голоса «против» составили до 20 процентов и что тамошние жители собираются в ближайшие несколько дней опротестовать результаты.
Вчера над нашим офисом величаво проплыл новый цеппелин, который получит название «Гинденбург». На днях я прошелся к Фридрихсхафен, чтобы осмотреть поле и это чудо германского инженерного гения на нем. Вчера цеппелин проводил предвыборную агитацию, разбрасывая листовки, призывающие простой народ голосовать «за». Д-р Гуго Экенер, который готовит цеппелин к первому полету в Бразилию, энергично возражал против его запуска в эти выходные, обосновывая это тем, что испытания еще не закончены, но д-р Геббельс настаивал. Экенер, не сторонник режима, отказался сам поднимать аэростат, но разрешил сделать это капитану Леману. Другой доктор, говорят, взревел от бешенства и постановил все-таки заставить Экенера.
Берлин, апрель (без даты)
Сегодня забавный ланч у Додда. Почетным гостем был Экенер, который вскоре отбывает в Америку, чтобы попросить лично у Рузвельта необходимый для новых баллонов гелий (на родине его, кажется, не очень-то поддерживают). Он рассказывал про Геббельса, к которому не испытывает ничего, кроме презрения, один анекдот за другим. Кто-то спросил его о голосовании на «Гинденбурге», проходившем в воздухе. «Геббельс установил новый рекорд, – выпалил он в ответ. – На «Гинденбурге» находилось сорок человек. Насчитали сорок два бюллетеня «за». Геббельс запретил прессе упоминать имя Экенера.
Берлин, 2 мая
Сегодня итальянцы вошли в Аддис-Абебу. Негус[10] сбежал. Муссолини одержал победу – главным образом, с помощью горчичного газа. Именно так он победил эфиопов. Он также одержал победу над Лигой Наций – путем обмана. Именно так он избежал санкций за поставку нефти, которые могли бы его остановить. Мы поймали по радио его приветствия с балкона палаццо Венеция в Риме. Куча вздора о трехсотлетней истории, римской цивилизации и победе над варварством. Чьим варварством?
Рагуза (латинское название Дубровника), Югославия, 18 июня
Славно проводим отпуск в Далмации. Здесь есть всё: море, солнце, горы, цветы, хорошее вино, хорошая еда, симпатичные люди. С нами отдыхают Никербокеры, которые приехали из Аддис-Абебы. Агнес должна родить через несколько месяцев. У Ника полно фантастических историй о том, как ссорились и дрались корреспонденты в Аддис-Абебе, как умер и был похоронен там несчастный Билл Барбур из чикагской «Tribune», как бомбили Дессе, какие кошмарные публичные дома в Джибути, где полно прокаженных, и тому подобные. Днем мы бездельничали, купались, болтали и читали, вечером спускались в старый порт, чтобы выпить, поесть и потанцевать. Я дочитал «Волшебную гору» Томаса Манна, потрясающий роман, и сборник чеховских пьес, которые очень люблю, как и короткие его рассказы.
Рагуза, 20 июня
Сегодня жуткая паника. Пока мы с Ником и Агнес завтракали на террасе отеля, который расположен на берегу примерно в полумиле от города, Тэсс отправилась в город сделать несколько фотографий. Вдруг появилась пара армейских бомбардировщиков и начала выделывать акробатические номера над Рагузой. Странное занятие, поскольку они были слишком тяжелыми для выполнения фигур высшего пилотажа. Потом один из них пошел в глубокое пике прямо над центром города. Агнес отвела взгляд. Самолет не смог полностью выйти из пике и, похоже, развалился в воздухе на части прямо над крышами домов. После этого произошел взрыв и возникло пламя. Я подумал о Тэсс. Пламя поднималось как раз рядом с кафедральным собором. Именно там она собиралась снимать. На мне были только шорты, рубашка и пляжные сандалии. Должно быть, я рванулся автоматически. Бегом бросился по дороге в город. Что-то подсказывало мне, что она там. Когда я подбежал к маленькой площади перед кафедральным собором, несколько домов были в огне. Полицейские выносили на носилках накрытые простынями тела. Я начал заглядывать под простыни, потом взял себя в руки. С трудом пробивался сквозь людские пробки, забившие улицы. Никаких признаков Тэсс. Стал требовать мэра, губернатора, кого-нибудь, кто мог мне что-нибудь рассказать. В конце концов кто-то толкнул меня локтем: «Отойди, я хочу снять это». Тэсс смотрела на меня, прищурившись, сквозь свою «лейку». Закончив съемку, она рассказала, что была на расстоянии сотни ярдов от того места, где разбился самолет.
Позднее. Такое впечатление, что летчики встретили вчера в ночном городе пару ослепительных девочек и, чтобы продолжить романтическое приключение, попросили их быть в восемь утра на своих балконах, пообещав нечто «увлекательное». Погибло десять человек, включая пилота и летчика-наблюдателя.
Рагуза, 22 июня
На пароходе добрались до небольшого городка, что в пятнадцати милях вверх по побережью, чтобы посмотреть часовню, которую проектировал Местрович и в которую он поместил самые потрясающие скульптурные работы из тех, что я когда-либо видел. Это великолепное произведение искусства, архитектура, рельефы, статуи, сливающиеся в прекрасной гармонии. С тех пор как увидел Эль Греко в Музее Прадо в Мадриде, я не встречал ничего подобного, что так взволновало бы меня.
Берлин, 15 июля
Начал, да поможет мне Бог, писать роман. Место действия – Индия. Я был там дважды, в 1930-м и 1931 годах, во времена движения Ганди за гражданское неповиновение, и не могу выкинуть Индию из головы.
Берлин, 18 июля
Беспорядки в Испании. Правый переворот. Бои в Мадриде, Барселоне и других городах.
Берлин, 23 июля
Сейчас здесь находится чета Линдбергов[11], и нацисты ставят для них под руководством Геринга большой спектакль. Сегодня на завтраке, устроенном для него министром авиации, он сделал нечто вроде предупреждения, сказав, что самолет становится таким страшным орудием разрушения, что если «люди, связанные с авиацией», не осознают свою громадную ответственность и не разработают «новую разумную систему безопасности», то всему миру, и особенно Европе, будет нанесен непоправимый ущерб. Это была очень своевременная маленькая угроза, так как Геринг, несомненно, занимался строительством самых смертоносных военно-воздушных сил в Европе. DNB заставили отметить сегодня, что замечания Линдберга «произвели сильное впечатление», но я сомневаюсь в формулировке. «Вызвали раздражение» – вот более точные слова.
Во второй половине дня компания «Люфтганза» пригласила нескольких корреспондентов на чаепитие в Темпельхоф, устроенное в честь Линдбергов. Их, видимо, не проинформировали о нашем присутствии из боязни, что они откажутся, причиной была их фобия по отношению к прессе. Я впервые увидел его после 1927 года, когда освещал его прилет в Ле-Бурже. Был удивлен, как мало он изменился, хотя он показался мне более уверенным. Позже мы отправились на воздушную прогулку на самом большом немецком самолете «Фельдмаршал фон Гинденбург». Где-то над Ванзее Линдберг взял управление на себя и сделал несколько очень опасных, учитывая размер самолета, виражей и других маневров, которые привели в ужас всех пассажиров. Дело в том, что Линдбергу понравилась машина и все, что показали ему немцы. Он не выразил энтузиазма по поводу встречи с иностранными журналистами, у которых была порочная страстишка освещать визиты в Третий рейх так, как они это видят, и мы не настаивали на интервью.
Берлин, 27 июля
Кажется, испанское правительство одерживает верх. Оно подавило мятеж в Мадриде и Барселоне, в двух самых больших городах Испании. Но дело гораздо серьезнее, чем казалось неделю назад. Фашисты выступают против испанского правительства, и их партийные круги начинают вести переговоры об оказании помощи мятежникам. Трагическая страна! И как раз в тот момент, когда, казалось, есть надежда на республику. А здесь все интересы сосредоточились на Олимпийских играх, которые открываются на следующей неделе. Нацисты из кожи вон лезут, чтобы произвести благоприятное впечатление на иностранных гостей. Они построили потрясающий спортивный комплекс со стадионом на сто тысяч мест, плавательный бассейн на десять тысяч зрителей и так далее. Здесь находится Галлико, и был приятный обед с ним и Элеонорой Холм Джерретт, феноменальной американской пловчихой, очень красивой, которую, кажется, выгоняют из команды за излишнее пристрастие к шампанскому на борту парохода по дороге сюда.
Берлин, 16 августа
Сегодня Олимпийские игры наконец закончились. Я просто помешался на атлетических дорожках и площадках, плавании, гребле и баскетболе, но для нас эти игры головная боль. Гитлер, Геринг и прочие прибыли днем на церемонию закрытия, которая продолжалась дотемна. Нам с Гассом пришлось проявить ловкость, чтобы провести контрабандой супругу Уильяма Рэндолфа Херста, ее подругу и Адольфа Менжу с женой, которые приехали только прошлой ночью, когда все билеты уже были распроданы. Менжу мы в потасовке потеряли, но через несколько минут он появился. Нам пришлось запихнуть их в уже набитую кабину для прессы, но потом удалось уговорить эсэсовских охранников разрешить им сесть на места, зарезервированные для дипломатов. Оттуда они прекрасно могли видеть Гитлера. Потом их, кажется, трясло от всего перенесенного.
Боюсь, что нацисты преуспели в своих пропагандистских трюках. Во-первых, они провели игры с невиданным до той поры размахом, и это впечатлило спортсменов. Во-вторых, они показали весьма приятный фасад для широкого зрителя и особенно для бизнесменов. Года два назад нас с Ральфом Барнесом попросили встретить кого-то из американцев. Они прямо сказали, что были приятно удивлены нацистской «организованностью». Рассказывали, как беседовали с Герингом и что он заявил им, будто мы, американские журналисты, несправедливы к нацистам.
«Он не говорил вам о закрытии нацистами, скажем, церквей?» – спросил я.
«Говорил, – ответил один из них, – и заверил нас, что неправда то, что пишут «ваши парни» о преследовании в Германии религии».
После чего мы с Ральфом чуть не взорвались от возмущения. Но не думаю, что мы их убедили.
Берлин, 25 августа
Теперь пресса совершенно открыто нападает на испанское правительство. И я узнал из независимого источника, что первые немецкие самолеты переданы в распоряжение мятежников. Тот же источник говорит, что итальянцы тоже делают ставку на самолеты. Мне кажется, если бы французы проявили немного здравого смысла, то смогли бы направить туда несколько частей, под видом добровольцев, и немного оружия и подавили бы мятеж в Мадриде. Но кажется, Блюм, хотя он и социалист, проводит политику невмешательства, страшась ответных действий Германии и Италии.
Берлин, 4 сентября
Отправляюсь в Нюрнберг освещать партийный съезд, который начинается на следующей неделе. После олимпийских толп не знаю, как его переживу.
Берлин, сентябрь (без даты)
Завтракал с Томом Вулфом. Марта Додд предложила нам встретиться, так как я часто выражал симпатию к его работе. Мы нашли тихий уголок у Хабеля. Громадный физически, бурлящий энергией, он продемонстрировал аппетит Гаргантюа, заказав второй раз горячее блюдо из мяса и овощей и более чем достаточно (по крайней мере, для меня) бутылок пфальцского вина. Я в него сразу же влюбился, и у нас был долгий хороший разговор – об американской литературе и о том, почему в пору расцвета своих жизненных сил большинство американских писателей (Льюис, Драйзер, Андерсон, например) либо перестали писать, либо пишут что-то более слабое по сравнению с их лучшими книгами. И это в то время, когда европейцы создают свои величайшие романы и пьесы. Я не раз размышлял на эту тему и однажды обсуждал ее с Льюисом в Вене. Вулф в какой-то степени осознает, что политика его не интересует так, как интересует большинство писателей и как должна интересовать (в этом мы с ним согласны) всех в такое время. Он признал этот недостаток, но сказал, что находится в процессе учения. «Я поддерживаю переизбрание Рузвельта», – сказал он. Любопытная вещь: Вулф великолепно переводит на немецкий, и я считаю, что роман «Взгляни на дом свой, Ангел» имел здесь большой успех. Мы расстались, договорившись встретиться в Нью-Йорке. Он очень искренний человек и подает больше надежд (если сможет раскрыться), чем кто-либо из молодых романистов.
Берлин, 9 сентября
Гитлер объявил в Нюрнберге четырехлетний план превращения Германии в страну, самодостаточную в сырьевом отношении. За его выполнение отвечает Геринг. Ясно, что это военный план, но немцы это, конечно, отрицают. На съезде партии основное внимание было сконцентрировано на атаках на большевизм и Советы. Ходят разговоры о разрыве дипломатических отношений.
Лондон, октябрь
Приятная неделя, встречался со старыми друзьями, разорился на два новых костюма на Сейвил-роу и, что самое приятное, пять дней провел в Солкомбе в Девоншире со сквайром Галлико, который приобрел там поместье. У нас была фантастическая рыбалка (первый опыт Тэсс, и она поймала больше меня и Пола), великолепные прогулки вдоль продуваемого ветром клифа и много хороших бесед. Задуманная Полом авантюра пока идет успешно. Он написал и продал три коротких рассказа и получил приличный гонорар за право экранизации одного из них. Забавно: он ужасно боится своего дворецкого, который выглядит так, как будто только что сошел со сцены, и он полностью держит в руках все поместье.
Завтра возвращаемся в Берлин. Запомнились визиты к Ньюэллу Роджерсу, к Штраусам, Дженни Ли, она настоящая шотландка, очень красивая, очень остроумная, и ей обязательно надо вернуться в парламент, откуда ее вынудили уйти в результате последних выборов. Ее муж, Эньюрин Бивен – член парламента от уэльского шахтерского района, сам бывший шахтер, с проницательным умом, немного озорным – отличный парень. Сегодня днем пили чай с Биллом Стоунмэном, который только что сменил здесь Джона Гюнтера на посту корреспондента чикагской «Daily News», и Мэй Лиз (его женой). Билл был ужасно взвинчен, нервный, как старая курица, – настолько, что в минуту раздражения я сказал: «Билл, почему ты не расскажешь в чем дело? Может, тебе легче будет». Тогда он достал из кармана телеграмму и бросил ее мне. Это было сообщение из десяти строк в сегодняшний дневной выпуск его газеты. Я пробежал его глазами. В нем говорилось: «Миссис И.А. Симпсон подала на развод с мистером И.А. Симпсоном в суд присяжных графства Ипсвич. Дело будет слушаться…» Далее в двух словах, когда будет слушаться дело. И все.
Это грандиозная сенсация, и ее стоит разнести до небес. Очевидно, сам король намеревается жениться теперь на этой женщине и сделать ее королевой.
