Уильям Шекспир
Гамлет
Да истребит всех змей святой Георгий!*
Виденье ж – призрак честный, и велел
Сказать вам: с жаждой знать, что между нами,
Уж справьтесь как-нибудь. Теперь, друзья,
Раз вы друзья, по книгам ли, по шпаге,
О пустяке прошу.
ГОРАЦИО:
Исполним все.
ГАМЛЕТ:
Про эту ночь – нигде, ни с кем, ни слова.
ГОРАЦИО, МАРЦЕЛЛ:
Не сомневайтесь, принц.
ГАМЛЕТ:
Клянитесь в том.
ГОРАЦИО:
Порука честь, не скажем.
МАРЦЕЛЛ:
Честь порука.
ГАМЛЕТ:
Нет, на мече.
МАРЦЕЛЛ:
Мы дали клятву, принц.
ГАМЛЕТ:
Нет, вот мой меч. На нем, на нем.
ПРИЗРАК (из-под сцены):
Клянитесь!
ГАМЛЕТ:
А, старина! Суфлер? Ты здесь, честняга?
Слыхали? Друг в подвале – за меня!
Давайте же.
ГОРАЦИО:
В чем клясться, растолкуйте.
ГАМЛЕТ:
Мечом клянитесь ввек не разглашать
Того, что здесь вы видели.
–– * В подлиннике Гамлет клянется св. Патриком, покровителем Ирландии, истребившим там змей (намек на «змей»-близких), хранителем чистилища (дух оттуда). В театре у зрителя нет под рукой комментария; я счел возможным заменить покровителем Англии, самым известным змееборцем, Георгием, всехристианским святым (в День св. Георгия, говорят, Шекспир и родился). Кто предпочтет «букву», может поменять: «…святой Патрикий!». – В. А.
ПРИЗРАК (из-под сцены):
Клянитесь!
ГАМЛЕТ:
Мы вездесущи?* Сдвинем точку зренья.
Ну, двинулись. И руки – вновь на меч.
Мечом клянитесь ввек не разглашать
Того, что здесь вы слышали.
ПРИЗРАК (из-под сцены) :
Клянитесь!
ГАМЛЕТ:
Неплохо, старый крот! Лихой сапер.
Уже успел подрыться? Двинем дальше.
ГОРАЦИО:
Ну, день и ночь! Нет странности чудней!
ГАМЛЕТ:
Вот чужестранца мирно и приветьте.
Земля и небеса полны, мой друг,
Вещей, что и философу не снились.
Ну, ближе, ближе. Снова повторим, –
И будь за это с вами милость Божья!
Как странно бы себя я ни повел,
Каким бы дураком ни обряжался,
Приди охота корчить мне шута,
Вы никогда не станете, к примеру,
Вот этак руки скрещивать, кивать,
Иль напускать словесного туману:
«Да мы… Да нам… Да если б не запрет…
Да захоти мы… Да уж нам известно…»,
И прочее; короче – намекать,
Что знаете о чем-то. Так не делать.
И поддержи Господь вас в трудный час!
Клянитесь же!
ПРИЗРАК (из-под сцены):
Клянитесь!
ГАМЛЕТ:
Вольно, вольно,
Ретивый дух!
(Они клянутся.)
Так, судари мои.
Отныне вам всем сердцем доверяюсь.
И всё, чем может дружбу доказать
Такой бедняк, как Гамлет, – он исполнит,
Была бы Божья воля. Что ж, идем.
Нам – по пути. И помните: ни звука.
У Времени – злой вывих. О, проклятье!
Суставы веку урожден вправлять я!
Ну, нет, нам – по пути.
(Уходят.)
-–
* В подлиннике: Hic et ubique? («Здесь и повсюду?», лат.) По поверью, злой дух (сатана) мог быть сразу в нескольких местах (значит, принц еще не уверен в природе духа). Перевод сохраняет ритм строки. Впрочем, его сохраняют и латинская фраза, и буквальный перевод. – В. А.
СЦЕНА 6
Комната в доме Полония. Входят Полоний и Рейнальдо.
ПОЛОНИЙ:
Тут деньги и письмо ему, Рейнальдо.
РЕЙНАЛЬДО
Отдам, хозяин.
ПОЛОНИЙ:
И еще, дружок:
Не худо бы повыведать заране,
До встречи с ним, как сын себя ведет.
РЕЙНАЛЬДО:
Я так и мыслил, сударь.
ПОЛОНИЙ:
Мыслил, шельма!
Смышлен, ей-ей, смышлен. Так вот, сперва
Разнюхайте, мой милый, кто в Париже
Из наших, при деньгах ли, где живут,
С кем водят кумовство, помногу ль тратят,
И, этакой пристрелкой – та верней,
Чем тонкие расспросы, – набредя
На знающих Лаэрта, – правьте ближе,
Прикиньтесь, что слегка знакомы с ним,
К примеру: «Я знавал его отца,
Друзей, да и его немного…». Ясно?
РЕЙНАЛЬДО:
Да, господин.
ПОЛОНИЙ:
«Немного и его.
Но – можете добавить, – лишь постольку…
Но если он – тот самый ветрогон,
То он – такой, сякой…» – и тут валите,
Все, что взбредет. Но не перегибать,
Чтоб гнусным чем его не опозорить!
Лишь те отметьте буйства и грешки,
Что юности обычно и свободе
Сопутствуют.
РЕЙНАЛЬДО:
Как то: игра…
ПОЛОНИЙ:
Вот, вот.
Попойки, драки, ругань. Склонность к блуду,
Да, да, и это можно приплести.
РЕЙНАЛЬДО:
Хозяин, это чести не заденет?
ПОЛОНИЙ:
Ни капли, – если ловко подсластить.
Не вздумайте дойти до клеветы,
Что он открыто шляется по девкам.
Я не о том. Вы поверните так,
Что все его проделки, мол, исходят
От вольнолюбья, пылкости души,
Брыкливости неприручённой крови,
Всех так штормило.
РЕЙНАЛЬДО:
Можно, господин?..
ПОЛОНИЙ:
Узнать, зачем так делать?
РЕЙНАЛЬДО:
Да, хозяин,
Хотел бы знать.
ПОЛОНИЙ:
Я вот к чему клоню,
И полагаю – средство без осечки.
Когда на сына капнете грязцой,
Как вещь грязним, беря ее в работу,
Тут собеседник ваш, кого играть
Заставить мы хотим по нашим нотам,
Коль замечал подобные грешки
За молодцом, который упомянут,
Наверняка подхватит вам же в тон.
«Сэр добрый», скажет он, иль «друг», иль «сударь»,
Смотря по стилю родины его
Иль по своей натуре…
РЕЙНАЛЬДО:
Так, хозяин!
ПОЛОНИЙ:
И тут начнет он… Он начнет… начнет…
О чем это я, а? Я ведь собирался что-то сказать, клянусь обедней. На чем я остановился?
РЕЙНАЛЬДО:
На «сэре», «сударе» и «он подхватит».
ПОЛОНИЙ:
Да, да – канальство! – он подхватит, да!
Подхватит так: «Я знаю эту личность.
Я видел, как вчера – или на днях,
Иль ранее – он с тем-то был и тем-то,
Там – дулся в карты, там – упился в дым,
За теннисом – поспорил кулаками…»
А то и так: «Он хаживал в дома,
Где кое-чем, грешно сказать, торгуют», –
В бордели, по-ученому. И глядь:
Ложь насадил – поймал сазана правды.
Так все мы, дальновидцы-мудрецы,
Идем в обход, бьем крюком – а в итоге?
Шли по кривой – а вышли напрямки.
Советую и к сыну так подъехать.
Понятно? Повторить?
РЕЙНАЛЬДО:
Не нужно. Вник.
ПОЛОНИЙ:
Тогда – счастливый путь. (Дает кошелек.)
РЕЙНАЛЬДО:
Хозяин добрый…
ПОЛОНИЙ:
Все вызнайте о нем.
РЕЙНАЛЬДО:
Не подведу.
ПОЛОНИЙ:
А он – пусть пляшет под свою дуду.
РЕЙНАЛЬДО:
Я понял.
ПОЛОНИЙ:
Жду с удачей.
(Рейнальдо уходит. Вбегает Офелия.)
Дочка? Что ты!
Случилось что?
ОФЕЛИЯ:
Отец, милорд! Боюсь!
Как страшно!
ПОЛОНИЙ:
Да с чего, Господь помилуй?
ОФЕЛИЯ:
Я вышивала. Вдруг открылась дверь,
Заходит Гамлет. Куртка нараспашку.
Ни шляпы, ни подвязок. А чулки!
Как цепи на колоднике – до пяток,
Все в глине. Сам – белее полотна.
Стучат колени, – так его колотит.
Глаза какие! Точно был в аду –
И выкричит вот-вот весь адский ужас.
ПОЛОНИЙ:
Рехнулся от любви?
ОФЕЛИЯ:
Не поручусь,
Но опасаюсь.
ПОЛОНИЙ:
Он сказал хоть слово?
ОФЕЛИЯ:
Он стиснул мне запястие – вот так! –
И отступил, руки не отпуская.
Другую руку козырьком ко лбу
Вот так приставил – и в лицо мне впился,
Как будто вздумал рисовать портрет,
И так застыл. Потом тряхнул мне руку,
Кивнул вот так три раза и вздохнул, –
Казалось, разорвется грудь от вздоха
И жизнь угаснет. Тут ладонь разжал –
И сразу к двери. И пока не скрылся,
Всё взгляда от меня не отводил, –
Спиною, что ли, видел он дорогу? –
И вышел, пятясь, глаз не опустив.
Их жуткий свет мне обжигает кожу.
ПОЛОНИЙ:
Скорей идем, отыщем короля!
Воистину, вот исступленье страсти!
От ваших чувств – приходит вам же край,
С отчаянья идете на безумства!
Но так уж и ведется под луной:
Все страсти злы, от них и терпим. Жалко!
Вы эти дни не строжили его?
ОФЕЛИЯ:
Нет, нет!.. Но, вашим следуя приказам,
Ни писем не брала, ни самого
Не принимала.
ПОЛОНИЙ:
То-то принц и спятил!
Жаль, вовремя его не оценил.
Где был мой ум? Боялся я, погубит
Тебя вертун, не доверял. А зря!
Ах, Господи, ведь старый так же склонен,
Где и не надо, мерить по семь раз,
Как молодой – не ведать чувства меры.
Идем, должны сказать мы королю.
Смолчим, – тут жди беды! Любовь откроем, –
Глядь, жди вражды. Но лучше уж – второе.
Идем!
(Уходят.)
СЦЕНА 7
Зал в замке. Трубы, литавры. Входят Король, Королева, Розенкранц,
Гильденстерн и сопровождающие.
КОРОЛЬ:
С приездом, Розенкранц и Гильденстерн.
Давно мы собирались вас увидеть,
А тут нужда поторопила нас
Послать за вами. Верно, вам известна
Метаморфоза с принцем. Видит Бог,
Иначе и не скажешь, ибо Гамлет
И внешне, и внутри – как подменен.
Что, большее родительской кончины,
Так выбило его из колеи
И ум затмило, – не могу придумать.
Я вас прошу – ведь вы от малых лет
И вкусы, и занятья с ним делили, –
Любезно посвятить досуг двору
На некий срок. По-свойски в развлеченья
Втяните принца и любым путем,
По слову, по намеку, по крупицам,
Дознайтесь о причине этих мук.
Знай мы болезнь – нашли бы и лекарство.
КОРОЛЕВА:
Он вспоминал вас часто, господа.
Убеждена, нет никого на свете,
К кому б еще он так привязан был.
И если б вы, по доброму согласью,
Пожертвовали временем своим
И принесли успех надежде нашей,
От короля – столь памятным гостям
И благодарность будет по заслуге.
РОЗЕНКРАНЦ:
Монархи вправе слугам повелеть,
Не облекая тронной воли в просьбу.
ГИЛЬДЕНСТЕРН:
А в воле слуг – самим послушно лечь
К стопам монарха и служить с охотой.
Натянут лук и лишь команды ждет.
КОРОЛЬ:
Спасибо, Розенкранц и Гильденстерн.
КОРОЛЕВА:
Спасибо, Гильденстерн и Розенкранц.
Прошу пройти без промедленья к сыну.
Он страшно изменился! Господа,
Приезжих наших проводите к принцу.
ГИЛЬДЕНСТЕРН:
На добрый труд нас, Господи, подвинь
Для пользы их высочества!
КОРОЛЕВА:
Аминь!
(Розенкранц, Гильденстерн и кто-то из свиты уходят.
Входит Полоний.)
ПОЛОНИЙ:
Посольство возвратилось, государь,
С успехом из Норвегии!
КОРОЛЬ:
Ты был всегда благих вестей творитель.
ПОЛОНИЙ:
Был, вот как? Милосердный властелин!
И долг, и душу – верьте старику! –
Я отдаю лишь королю и Богу.
Так вот: или сдают мои мозги,
На дичь теряя нюх, каким, бывало,
Я как политик славился, иль мне
Открылись корни помраченья принца.
КОРОЛЬ:
Не терпится услышать. Не тяни!
ПОЛОНИЙ:
На первое – посольство бы принять,
А на десерт – моя поспеет новость.
КОРОЛЬ:
Так, помолясь, – подай их нам к столу.
(Полоний выходит.)
Он говорит, Гертруда, что нашел
Причину, на какой ваш сын расстроен.
КОРОЛЕВА:
Боюсь, другой не сыщешь: смерть отца
И наше торопливое венчанье.
КОРОЛЬ:
Нарыл, – просеем…
(Входят Полоний, Вольтиманд и Корнелий.)
Рады вам, друзья!
Что, Вольтиманд, послал нам брат норвежский?
ВОЛЬТИМАНД:
Поклон и пожеланье всяких благ.
Он тотчас рекрутов набор приказом
Остановил. Он полагал, войска
Племянник против Польши снаряжает,
Но разглядел теперь, что целил тот
По вашему величеству. Горюя,
Что немощь стариковская его
Юнцу сыграла на руку, он вызвал
Обманщика. Явился Фортинбрас
И, получив от дяди нахлобучку,
В конце концов зарекся наперед
На вашу милость подымать оружье.
В обмен на то на радостях старик
Три тысячи ему на содержанье
В год положил и поручил солдат,
Уж набранных, поднять в поход на Польшу.
При этом он пересылает просьбу.
(Подает бумагу.)
Благоволите пропустить войска
Свободно через датские владенья.
Ручательства блюсти закон и мир
Приложены.
КОРОЛЬ:
Вот это нам по сердцу!
И, выбрав час удобнее для дел,
Прочтем и взвесим, что и как ответить.
Отчет хорош, спасибо за труды.
Вы – дома, отдыхайте. А позднее –
Ждем вас на пир.
(Вольтиманд и Корнелий уходят.)
ПОЛОНИЙ:
Одна забота с плеч.
Начнем и мы. Владыки! Распинаться,
Что значит господин, а что слуга,
Что день есть день, ночь – ночь, а время – время,
И значило б транжирить время дня
И ночи. Посему, поскольку краткость –
Душа ума, а многословье – плоть
В наружных завитушках, буду краток.
Ваш сын безумен. Скажем так, поскольку
Вся соль безумья в чем? Быть без ума.
Но суть не в том.
КОРОЛЕВА:
Так без фантазий – к сути.
ПОЛОНИЙ:
Я фантазер? Простите, госпожа,
Что он рехнулся, – быль. Хотя и жалко.
И быль, что жаль. И жаль, что это быль.
Ну вот, договорился… Всё сначала,
И без фантазий. Он помешан. Так,
Пускай. Осталось – что? Сыскать причину
Эффекта. Нет, де-фекта, ибо он,
Эффект, небеспричинно дефективен.
Итак, пришли к итогу. А теперь
Поднапрягите ум. Я – дочь имею.
Имею, ибо дочь пока – при мне.
Так вот – заметьте, дочь послушна долгу! –
Что мне она дала. Судите сами. (Читает.)
«Божественной, души моей идолу, распрекраснейшей Офелии…».
Это он курьезно сказал, нелепо сказал: «распрекраснейшей», нелепо сказал. Но слу-
шайте дальше. Вот (читает): «Ей, к предивной белой грудке, тут вот это – и тэ дэ…».*
КОРОЛЕВА:
И это шлет ей Гамлет?!
ПОЛОНИЙ:
Госпожа,
Терпенье. Дочитаю слово в слово. (Читает.)
«Усомнись – в звезде огнистой,
В том, что солнце круг свой вертит,
В том, что нет обманных истин,
Но в любви – мне верь ты!
Офелия, сокровище! Больной я от этих стихов. Я не мастак вздыхать постопно. Но страсть к тебе крепка, крепчайших крепче, – вот в это верь. Адью.
Твой навсегда, возлюбленнейшая леди, и машинка та при нем, – Гамлет».
Вот что мне дочь послушная дала.
И более того – пересказала,
Когда, каким путем и где ее
Он домогался.
КОРОЛЕВА:
Как она встречала
Страсть Гамлета?
ПОЛОНИЙ:
Как мыслите: я – кто?
КОРОЛЬ:
Верх преданности, символ благородства,
По меньшей мере.
ПОЛОНИЙ:
Рад бы доказать.
Но что бы вы подумали, представьте,
Когда, поймав на взлете эту страсть
(А я, по правде, раньше все заметил,
Чем дочь сказала), – что бы обо мне
Подумали и вы, и королева,
Возьми я, скажем, роль их почтаря,
Иль, прикусив язык, приструнив сердце,
Закрой глаза на шашни? Что тогда?
Нет, враз я ранней пассии отрезал:
«Принц Гамлет – принц, твоей ли он звезды?
Тому не быть!». И повелел строжайше:
От принца – дверь отныне на запор,
Ни встреч, ни подношений, ни посыльных.
И вот плоды запрета. Получивши
Отставку, Гамлет, кратко говоря,
В унынье впал, дошел до голодовки,
Отсюда – впал в бессонницу, ослаб,
А там и повредился, и помалу
Стал сумасшедшим, в качестве кого
И буйствует теперь, а мы рыдаем.
КОРОЛЬ:
Согласны с ним?
КОРОЛЕВА:
Похоже, так и есть.
ПОЛОНИЙ:
Хотел бы знать, хотя бы раз бывало,
––
* У автора «и т. д.» на латыни: «etc.». Это – из письма, не слова Полония. См. в «Записях». – В. А.
Чтоб заявил я твердо: «Это так»,
А вышло бы иначе?
КОРОЛЬ:
Не припомню.
ПОЛОНИЙ:
Рубите это с этого, – я прав
И в этот раз. Навел на след бы случай,
А там я правду хоть из-под земли,
Да вырою.
КОРОЛЬ:
Как в этом убедиться?
ПОЛОНИЙ:
Он, знаете, привычку приобрел
Гулять часами в галерее.
КОРОЛЕВА:
Верно.
ПОЛОНИЙ:
Вот тут-то подпущу ему я дочь.
А вы со мною за ковром укройтесь.
За встречей проследим. И если он
К ней не пылает страстью и свихнулся
На чем другом, не канцлером мне быть,
А содержать тележный двор.
КОРОЛЬ:
Проверим.
КОРОЛЕВА:
Вон он, бедняжка. С книгой. Как угрюм!
ПОЛОНИЙ:
Молю, уйдите оба, удалитесь,
Позвольте мне, – иду на абордаж!
. (Король, Королева, свита уходят. Входит Гамлет, читая.)
Как добрый принц мой Гамлет поживает?
ГАМЛЕТ:
Хорошо, с Божьей помощью.
ПОЛОНИЙ:
Вы знаете меня, ваше высочество?
ГАМЛЕТ:
Превосходно. Вы торговец живой рыбой.
ПОЛОНИЙ:
Что вы, принц, нет!
ГАМЛЕТ:
Ну, так желаю вам быть столь же невинным.
ПОЛОНИЙ:
Невинным, принц?
ГАМЛЕТ:
Да, сударь. Мир пришел к тому, что безгрешного надо выуживать из десятка тысяч.
ПОЛОНИЙ:
Истинная правда, ваша светлость.
ГАМЛЕТ:
Угу. Если уж солнце плодит лишь червей в околевшей собаке, – благо, лобзавшее падаль… Есть у вас дочь?
ПОЛОНИЙ:
Есть, мой принц.
ГАМЛЕТ:
Не пускайте ее гулять на солнце. Благословен познанья плод, да как бы плод совсем не
тот не нагуляла дочка… Глядите в оба, приятель.
ПОЛОНИЙ (в сторону):
Что вы на это скажете? Всё поет про дочку. А ведь сперва не признал. Торговец рыбой, говорит. Далеко зашел, далеко. Правду сказать, смолоду и я от сердечных ран заходил за край, почти вот так же. Приступим-ка снова. – Чем вы так захвачены, ваше высочество?
ГАМЛЕТ:
Словцами-с-ловцами-с-ловцами.
ПОЛОНИЙ:
В чем тут проблема?
ГАМЛЕТ:
У кого и с кем?
ПОЛОНИЙ:
Я имею в виду содержание книги, мой принц.
ГАМЛЕТ:
Сплетни, сударь. Пройдоха сатирик здесь расписывает, что у стариков седые бороды и сморщенные лица, глаза страдают недержанием клейкой слизи и мутной смолы, и это при наличии полного отсутствия ума и чрезвычайной хилости ляжек. Всему этому я, сударь, весьма и весьма верю, но считаю неприличным вот так взять это и обнародовать, ибо сами вы, милейший, состарились бы, как я, если б могли, вроде краба, ходить задом наперед.
ПОЛОНИЙ (в сторону):
Хоть он и сходит с ума, но своего рода по методе. – Не желаете ли сменить атмосферу, сойти с этих высей, мой принц?
ГАМЛЕТ:
В могилу?
ПОЛОНИЙ:
Вот уж, воистину, сойти с высей. – До чего иной раз тонко подметит! Дал же Бог счастье. И ведь пока здравомыслящий тужится над метким ответом, глядь – из полоумного он сам собой выскочил. Оставлю-ка его и пораскину умом, как побыстрей устроить ему встречу с дочкой. – Высокочтимый принц, смиренно расстаюсь с вами.
ГАМЛЕТ:
Ни с чем другим, милейший, не расстался бы я охотней, кроме своей жизни, кроме своей жизни, кроме своей жизни.
ПОЛОНИЙ:
Всего наилучшего, мой принц.
ГАМЛЕТ:
Ох, уж эти занудливые старые шуты!
(Уходят в разные стороны.)
СЦЕНА 8
Комната Гамлета.
Входит Гамлет, затем Полоний с Розенкранцем и Гильденстерном.
ПОЛОНИЙ:
Вам нужен принц, – он тут.
РОЗЕНКРАНЦ (Полонию):
Храни вас Бог.
(Полоний уходит.)
ГИЛЬДЕНСТЕРН:
Славнейший принц!
РОЗЕНКРАНЦ:
Дражайший принц!
ГАМЛЕТ:
Милейшие друзья! Как поживаешь, Гильденстерн? А, Розенкранц? Как поживаете, мальчики?
РОЗЕНКРАНЦ:
Как беспристрастные сыны земли.
ГИЛЬДЕНСТЕРН:
Мы, к счастью, осчастливлены не слишком:
Не бантики на маковке судьбы.
ГАМЛЕТ:
Но и не стельки в туфельках Фортуны?
РОЗЕНКРАНЦ:
Ни тут, ни там, – посередине, принц.
ГАМЛЕТ:
Ага, поближе к талии? А то уж – в самой серёдке, где всего милей?
ГИЛЬДЕНСТЕРН:
Имеем право доступа, признаться.
ГАМЛЕТ:
В Фортункину секретнейшую часть? Еще бы! Эта шлюха – из доступных. Что еще нового?
РОЗЕНКРАНЦ:
Да ничего, принц, разве что этот свет становится честным.
ГАМЛЕТ:
Значит, скоро светопреставление. Только ваши новости врут. Однако, позвольте частный
вопрос. Чем это, мои хорошие, так услужили вы Фортуне, раз она собственноручно шлет вас сюда, в тюрьму?
ГИЛЬДЕНСТЕРН:
Тюрьму, принц?
ГАМЛЕТ:
Дания – тюрьма.
РОЗЕНКРАНЦ:
Тогда весь мир – тюрьма.
ГАМЛЕТ:
И впору по всем статьям – с множеством застенков, охранных постов и подземелий, и Дания тут – одно из наихудших.
РОЗЕНКРАНЦ:
Мы по-другому мыслим, принц.
ГАМЛЕТ:
Ну, так для вас оно иначе. Вещей – нет ни хороших, ни дурных, лишь разум наш оценивает их. Для меня мир – тюрьма.
РОЗЕНКРАНЦ:
Значит, тюрьмой его делают ваши амбиции. Вашей душе он тесен.
ГАМЛЕТ:
Господи! Да заприте меня в скорлупку ореха, – я бы считал себя царем бескрайнего мира … не грезься мне дурные видения.
ГИЛЬДЕНСТЕРН:
Вот этими-то виденьями и грезит честолюбие. А вся материя амбиций – только тень этих мечтаний.
ГАМЛЕТ:
Мечты, как и видения, – лишь тени.
РОЗЕНКРАНЦ:
Именно. Так что сам предмет честолюбия, я бы сказал, такая убогая и легковесная вещь, что оно-то просто-напросто – тень тени.
ГАМЛЕТ:
Выходит, у нас одна голь перекатная обладает истинными телами, а наши монархи и не
слово, я уже не соображаю.
РОЗЕНКРАНЦ. ГИЛЬДЕНСТЕРН:
Мы ваши слуги, следуем за вами.
ГАМЛЕТ:
Это вы напрасно. И без вас вокруг наследили, куда ни пойди, в слугу наступишь. Вы для меня – не того сорта, как эта, сказать по чести, усердная дрянь, что приставлена за мной ходить. Но, следуя исхоженной стезёй дружбы, – что вам делать в Эльсиноре?
РОЗЕНКРАНЦ:
Погостить у вас, принц, – ничего больше.
ГАМЛЕТ:
Голяк, вроде меня, беден и благодарностью. Все же – благодарю, но поверьте уж, мои дорогие, за мое «спасибо» и полгроша – дороговато. За вами не посылали? Вы сами так захотели? Ваш визит доброволен? Ну-ка, сдавайте карты по-честному. А? Да говорите же!
ГИЛЬДЕНСТЕРН:
Что нам сказать, принц?
ГАМЛЕТ:
А, да что хотите, всё в точку. За вами посылали. Не нужно и исповеди – глаза вас выдают, как ни скромничайте, это не замажете, сноровки не хватит. Я знаю, добрый король и королева посылали за вами.
РОЗЕНКРАНЦ:
С какой целью, принц?
ГАМЛЕТ:
Тут уж вы меня должны просветить. Только заклинаю вас, с вашего позволенья, истинностью нашего товарищества, единодушием, нас отличавшим с юности, обязательствами, кои налагает на нас негасимая любовь, и прочими святынями, какие бы навешал вам на шею оратор поречистей, – без уверток со мной. Посылали за вами, или нет?
РОЗЕНКРАНЦ (Гильденстерну):
Вы что скажете?
ГАМЛЕТ (себе):
Так, теперь – глаз да глаз на вас. – Если любите меня, выкладывайте.
ГИЛЬДЕНСТЕРН:
Принц, за нами посылали.
ГАМЛЕТ:
А зачем, – могу и сам сказать, я стал догадлив. Так что вам не придется откровенничать, и для короля с королевой ваше уменье хранить тайну не полиняет и перышком.
С недавних пор я – сам не знаю, почему, – растерял всю свою веселость, отвык от занятий. Воистину, душа моя меняется, и это так невыносимо, что этот шедевр зодчества природы, земля, кажется мне лысым пустырем, этот великолепный воздушный полог, эта величаво вознесшаяся твердь, эта, видите ли, державная кровля в убранстве золотых высверков, для меня – только вонючее и ядовитое скопище паров. Как мастерски сработан человек! Как благороден разумом! Способностями – как неисчерпаем! И обликом, и побужденьями – как восхитителен и чист! В деяниях – как сходен с ангелом! В суждениях – как сходен с богом! Краса вселенной! Всему живому – образец! А что мне этот – выжми суть, – прах праха? Не в восторге я от сынов Адама, от дочерей Евы также, вы что, насчет женщин ухмыльнулись?
РОЗЕНКРАНЦ:
Принц, я и в мыслях не держал ничего подобного!
ГАМЛЕТ:
Так чего хихикать, когда я говорю, что от мужчины как человека не в восторге?
РОЗЕНКРАНЦ:
Подумалось, какой постный прием ждет тогда у принца мужчин-актеров. Мы обогнали их по пути, они двигаются сюда – предложить вам свои услуги.
ГАМЛЕТ:
Кто играет короля, – милости прошу. Я воздам должное его величеству. Бродячий
рыцарь пустит в дело свой меч и щит. Любовнику не грозит вздыхать даром. Неврастеник
успокоится в конце роли. Комик заставит лопнуть от смеха всех, у кого слаба пружинка на щекотку. А уж играющему барышень и мадам дадут вволю выложить душу, хоть бы и спотыкался белый стих. Что это за актеры?
РОЗЕНКРАНЦ:
Те самые, что вас так восхищали, – столичные трагики.
ГАМЛЕТ:
Что заставило их пуститься в странствия? Постоянная сцена была доходней – по части и славы, и барыша.
РОЗЕНКРАНЦ:
Думаю, им не дают играть в столице последние нововведения.
ГАМЛЕТ:
Та ли у них репутация, как в бытность мою в городе? По-прежнему в зените успеха?
РОЗЕНКРАНЦ:
Честно говоря, чего нет, того нет.
ГАМЛЕТ:
Как это? Они что, стали ржаветь?
РОЗЕНКРАНЦ:
Да нет, стараются держать марку. Только вот появился выводок детей, эти ястребята еще в пуху, но своими дискантами задают тон сваре, за что им и хлопают бешено. Они сейчас в моде и так наскакивают на обычные театры – плебейские, как они их называют, –
что иной и при шпаге не рискнет в те ходить, боясь шпилек театральных щелкоперов.
ГАМЛЕТ:
А эти птенцы – что они? Кто их содержит? Много им платят? Или они занялись этим ремеслом, пока еще свежи голосовые связки? А потом, когда сами вырастут в обычных актеров – а так и будет, коли не изобретут иного способа прокормиться, – не спохватятся ли они, что их вожди подложили им свинью, заставляя поносить собственное будущее?
РОЗЕНКРАНЦ:
Ей-богу, много было шумихи с обеих сторон, и народ не считает грехом втравливать их в грызню. Было время, за пьесу ничего не давали, если в ней авторы да актеры не наставят синяков соперникам.
ГАМЛЕТ:
Да ну?
РОЗЕНКРАНЦ:
О, тут изрядно ломали головы!
ГАМЛЕТ:
Словом, мальчишки несносны?
РОЗЕНКРАНЦ:
Да, принц, не снесет и Геркулес в роли атланта.
ГАМЛЕТ:
Это еще что. А вот мой дядя теперь – датский король, и те, кто строил ему рожи, пока жил мой отец, дают сейчас по двадцать, сорок, пятьдесят и сотне золотых за его рожицу в миниатюре. Кровь Христова! Есть тут что-то сверхъестественное, смоги философия это раскопать.
(Фанфары за сценой.)
ГИЛЬДЕНСТЕРН:
Это актеры.
ГАМЛЕТ:
Господа, вы желанные гости в Эльсиноре. Ваши руки, ну! Атрибуты гостеприимства – светский стиль и церемонность. Это подобающий случаю наряд, наденем же его, коли позволите. А то как бы мое обхождение с актерами – а оно, предупреждаю, скорее всего проявится достаточно наглядно, – не показалось вам более подобающим приемом гостей, чем ваш.
Словом, добро пожаловать! Но мой дядя-отец и тетка-мать ошиблись.
ГИЛЬДЕНСТЕРН:
В чем, дорогой принц?
ГАМЛЕТ:
У меня сдвиг – только при норд-норд-весте. Когда ветер поюжнее, я еще отличу ястреба от кукушки.
(Возвращается Полоний.)
ПОЛОНИЙ:
Желаю здравствовать, господа.
ГАМЛЕТ:
Слушайте, Гильденстерн, и вы тоже – по слухачу на каждое ухо! – видите там великовозрастного дитятю? Он еще не вышел из пеленок.
РОЗЕНКРАНЦ:
Может, он попал в них вторично. Сказано же про старцев: в детство впал.
ГАМЛЕТ:
Готов пророчить, он грядет сообщить мне об актерах, вот увидите. – Ваша правда, сударь. И было утро – понедельника, именно так.
ПОЛОНИЙ:
Ваша милость, у меня для вас новость.
ГАМЛЕТ:
Ваша милость, у меня для вас новость. Когда Квинт Россий в Риме был актером…
ПОЛОНИЙ:
Актеры здесь, принц.
ГАМЛЕТ:
Свят, свят, свят!
ПОЛОНИЙ:
Слово чести.
ГАМЛЕТ:
На ослах они сидят.
ПОЛОНИЙ:
Лучшие в мире актеры, для пьес трагических, комических, исторических, пасторальных, пасторально–комических, историко–пасторальных, трагико–исторических, траги–комико–историко–пасторальных, сочинений как нормальных, так и всякого рода поэтических! У них и Сенека не скучен, и Плавт не пустой зубоскал. Играть ли по писанному, импровизировать ли, – равных им нет!
ГАМЛЕТ:
О, Иеффай, судья израильский, каким ты кладом обладал!
ПОЛОНИЙ:
Каким же это кладом он обладал, ваше высочество?
ГАМЛЕТ:
Как же! «Дочь, красотка с лица, и одна у отца, он лелеял ее, как мог».
ПОЛОНИЙ (в сторону):
И все-то он про дочку…
ГАМЛЕТ:
Разве не так, старец Иеффай?
ПОЛОНИЙ:
Если я, по-вашему, Иеффай, принц, то истинно так: у меня есть дочь, и я ее лелею.
ГАМЛЕТ:
И вовсе не так.
ПОЛОНИЙ:
А как же тогда, принц?
ГАМЛЕТ:
А вот как. «Но и душу, и плоть направляет Господь…». Тогда-то, знаете ли: «И случилось должное в срок». Что именно – вам доскажет первый же куплет сей набожной песенки: тут, видите ли, как раз подходит мой способ коротать время, так что окорочусь.
(Уходят.)
СЦЕНА 9
Одно из помещений замка или двор.
Входят Гамлет, Гильденстерн, Розенкранц, Полоний и четверо-пятеро актеров.
ГАМЛЕТ:
Добро пожаловать, мои почтенные, всех – милости прошу. Рад вас видеть во здравии. Пожалуйте, мои милые. А, старый дружище! Ишь, пока не видались, обородател. А в Данию прибыл пообстричь – уж не меня ли, смельчак? Барышня-милёнушка, вы ли это? Пресвятая Дева, ты, ваше девичество, стал ростом ближе к небу, чем в прошлый раз смотрелся на котурнах. Моли Господа, чтоб голосок у тебя не треснул, как негодная к обращению монета. Господа, всем – добро пожаловать! И, как французские сокольничьи, нацелимся-ка на первое, что попадется. Послушаем монолог. Снимем-ка пробу вашему искусству. А ну, страстный монолог!
1-й АКТЕР:
Какой монолог, добрый принц?
ГАМЛЕТ:
Как-то ты читал мне одну вещь. Ее так и не сыграли, разве что разок: пьеса, помнится, не угодила широкой публике. Большинству эта икра была не по губам. Но, как принял ее я и другие, чей приговор в таких делах повесомей моего, это была превосходная пьеса, хорошо разбита по сценам, написана искусно, но просто. Помню, пеняли, что стихам не хватает для смака перца, а стилю, для оригинальности, – громовости. Но признавали в вещи здоровый свежий метод правды и красоту без красивости. Один монолог там я особенно любил, это рассказ Энея Дидоне, и в особенности то место, где он расписывает, как прирезали Приама. Если он жив у тебя в памяти, начни с этой строчки… сейчас, сейчас, как там?
Лютует Пирр, как африканский зверь…
Не то. Но начинается с Пирра.
Лютует Пирр. Броня его черна,
Как и душа. Он сам – чернее ночи,
Той, проклятой, когда троянский конь
Таил убийцу до утра в утробе.
Теперь еще он выкрасил доспех
В багровый цвет – и стал ходячей жутью:
Теперь он с ног по брови – весь в крови
Жен, матерей, мужей, отцов, малюток.
В жаровнях улиц трупы запеклись.
Ад полыхает. Распаленный бойней,
В кровавой корке, Пирр, осатанев,
Карбункулами буркалы вращает,
Ища Приама…
Ну, а дальше – сами.
ПОЛОНИЙ:
Ей-богу, хорошо прочитано, принц, и дикция есть, и чувство меры.
1-й АКТЕР:
Вот – его находит.
Приам сражаться тужится, но меч,
Ровесник старца, ни руки, ни воли
Не слушает: где пал, – там и лежит.
А Пирр уж тут. Неравный поединок!
Вот ярый мах клинка, – но старика
Уже и свист меча сдувает наземь.
И – точно этот взмах последний дух
Из Трои вышиб! – факел царской кровли
Вдруг рушится на Пирра. Оглушен,
С мечом, застывшим в воздухе на взмахе
Над сединой Приама, замер Пирр –
Злодеев так малюют на картинах, –
И, словно позабыв, что замышлял,
Не шевельнется.
Но таковы затишья перед бурей:
Спят небеса, недвижны облака,
Крутые ветры дремлют, притаилась,
Как смерть, земля… И вдруг свирепый гром
Разрубит мир! Вот так и Пирр очнулся
И довершает мстительный удар.
И вряд ли молот силача-циклопа,
Куя для Марса вечную броню,
Нещадней бил, чем пирров меч кровавый
Пал на Приама.
Стыдись, стыдись, Фортуна! Где вы, боги?
Сходитесь, чтоб отнять у шлюхи власть,
Сбить обод с колеса, повыбить спицы,
А осевой кругляк – с небесных круч
Скатить на дно, к чертям!
ПОЛОНИЙ:
Укоротить бы.
ГАМЛЕТ:
С этим шли бы к брадобрею, заодно со своим бородатым остроумием. Прошу тебя, продолжай. Ему нужны плясовая или анекдот посальней, от прочего он храпит. Продолжай. Перейди к Гекубе.
1-й АКТЕР:
Смотрите! Обесчещена царица!
ГАМЛЕТ:
Обесчещена царица?
ПОЛОНИЙ:
Хорошо! «Обесчещенная царица» – это хорошо.
1-й АКТЕР:
Незрячая от изверженья слёз,
Гасящих пламя, мечется, босая,
С тряпицей на челе взамен венца,
Взамен порфиры – с простыней случайной
Вкруг изможденных многоплодьем чресл!
Кто б это видел, тот на власть Фортуны
Восстал бы, яд проклятий изрыгнув!
А если б на вдову взглянули боги,
Когда убийца, тешась, как мясник,
Тесал пред ней в окрошку тело мужа,
И если беды смертных для богов
Хоть что-то значат, – лютый вопль вдовицы
Не огнь – слезу б исторг из глаз небес
И вечных бы потряс!
ПОЛОНИЙ:
Смотрите, он в лице изменился, и слезы на глазах. – Прошу тебя, хватит.
ГАМЛЕТ:
Ладно. Остальное дочитаешь потом. Любезнейший, проследите там, чтобы актеров хорошо устроили. Слышите? Пусть их примут как следует, потому что они – отражение и
хроника века. Лучше вам получить за гробом скверную эпитафию, чем дурную славу от них
при жизни.
ПОЛОНИЙ:
Ваше высочество, я обойдусь с ними по заслугам.
ГАМЛЕТ:
Клянусь святым причастием, человече! – намного лучше! Если с каждым обходиться по заслугам, кто спасется от кнута? Обходитесь с ними по мерке собственного самоуважения. Чем меньше они это заслужили, тем больше чести вашей щедрости. Проводите их.
ПОЛОНИЙ:
Идемте… господа.
ГАМЛЕТ:
Ступайте за ним, друзья. Завтра – слушаем спектакль.
(Уходят Полоний и все актеры, кроме 1-го.)