Уильям М. Макговерн
Древние империи Центральной Азии. Скифы и гунны в мировой истории
Более позднее искусство скифов и особенно сарматов приобретает еще одну важную особенность, обычно именуемую полихромным стилем, под которым понимается использование гладкого золотого основания, куда вставляются различные цветные камни, формирующие определенное изображение. Этот полихромный стиль никогда не привлекал китайцев, но имел очень большое значение для более позднего искусства Ирана и Индии. В наше время невозможно определить, распространился ли этот стиль из Ирана в Центральную Азию или из Центральной Азии в Иран, но, безусловно, существует близкое сходство художественных мотивов, характерных для этих двух регионов. Еще больший интерес представляет тот факт, что полихромный стиль распространился от сарматов на Запад в Европу и оказал огромное влияние на европейское декоративное искусство периода раннего Средневековья.
Глава 3
Бактрийцы и согдийцы юга
В течение длительного периода, когда в Южной России и Северном Туркестане обитали скифы и сарматы, в Южном Туркестане обитали совсем другие народы, самыми основными из которых были хорезмийцы, согдийцы и бактрийцы. В этот ранний исторический период самую важную роль играли бактрийцы, поэтому весь Южный Туркестан этой эпохи часто, хотя и несколько ошибочно, называют Бактрией или Бактрианой.
На протяжении большей части ранней истории существовала почти постоянная вражда между обитателями Северного и Южного Туркестана (сравнимая с длительной враждой между Шотландией и Англией), однако этот конфликт не должен заслонить от нас тот факт, что изначально обитатели обоих регионов произошли от одного корня и сохраняли тесную близость в расовом и языковом отношении. Как и скифы с сарматами, бактрийцы и согдийцы представляли собой смесь разных народов белой расы. Как и скифы с сарматами, они говорили на иранском диалекте, близком к языку, который известен нам как классический персидский (фарси). Однако возможно, что бактрийцы и их ближайшие соседи, меньше контактировавшие с неиранскими народами, сохраняли этот язык более чистым, чем предприимчивые скифы и сарматы, которые постоянно общались и смешивались с народами, говорившими на других языках.
Даже в отношении культурной жизни у народов, обитавших в Северном и Южном Туркестане, было много общих черт. Эта культурная общность простиралась также на различные народы, обитавшие на Иранском нагорье, такие как мидяне и персы. Среди культурных особенностей, общих для этих регионов, много тех, которые составляют такие существенные элементы жизни скифов и сарматов, как езда преимущественно верхом вместо использования повозок, умение легко стрелять из лука с лошади и ношение штанов. Если вспомнить, что все эти особенности отсутствовали у ранних цивилизаций Индии, становится очевидным, что они являются чертами, вытекающими из особого развития иранских народов, и присущи практически всем людям, говорящим на иранских языках.
Но хотя у тех, кого мы можем назвать северными иранцами и южными иранцами, было много общего и даже идентичного, существует множество пунктов, в которых они расходятся. В большинстве тех пунктов, где бактрийцы и соседние с ними народы отличаются от скифов и сарматов, мы обнаруживаем их сходство с обитателями Иранского нагорья. Возможно, что это сходство, существовавшее в ранние времена, было обусловлено близким сходством экономической жизни обитателей Южного Туркестана и Иранского нагорья. Однако очевидно, что это сходство усилилось за счет того, что Южный Туркестан в течение длительного периода был политически тесно связан с Персидской империей и ее преемниками.
Северным иранцам, то есть скифам и сарматам, которым, хотя они и испытали на себе множество внешних влияний, все же удавалось длительное время после наступления новой эры сохранять независимость. А после того, как они были завоеваны, скифы и сарматы полностью исчезли с исторической сцены. Восточным иранцам, а именно бактрийцам и согдийцам из Южного Туркестана вместе с рядом других, тесно связанных с ними народов, живших в восточной части Иранского нагорья, суждена была совсем другая политическая судьба, поскольку вскоре они вошли в состав огромной централизованной империи, возникшей в западной части Иранского нагорья. Хотя в ранние времена Бактрия являлась крупным культурным центром, с политической точки зрения она всегда представляла собой не более чем мелкое царство, в то время как западным иранцам, мидянам и персам, первыми удалось создать настолько большие политические объединения, что они стали достойными упоминания в истории.
Этот факт не должен вызывать удивления. И мидяне, и персы долгое время жили с близком соседстве с крупными культурными центрами Месопотамии, такими как Эламское царство, Вавилонская и Ассирийская империи. Мидяне одно время были непосредственными подданными Ассирии[13], тогда как персы (то есть обитатели современной провинции Фарс) оказались в такой же степени подвержены влиянию западной цивилизации. В результате и Мидийская, и Персидская империи в значительной степени были скопированы с более ранних месопотамских прототипов.
Среди различных иранских народов, именно мидийцам первым удалось создать по-настоящему значимую империю. После 612 г. до н. э., когда была уничтожена Ассирия, Мидия со столицей в Экбатане (современный Хамадан) стала политическим объединением большого исторического значения и огромного размера. Однако у нас нет никаких оснований считать, что Мидийской империи когда-либо удавалось доминировать в Восточном Иране или в Южном Туркестане.
Когда после недолгого существования Мидийская империя пала в борьбе с персами и персидскому царю Киру II (который царствовал в 558–530 гг. до н. э.) удалось создать великую империю Ахеменидов, сфера политического господства западных иранцев очень сильно расширилась. После того, как Кир завоевал Малую Азию, и до того, как он вторгся в Вавилон, он обратил свое внимание на восток и северо-восток. Не удовлетворившись завоеванием восточной части Иранского нагорья[14], он вторгся в Южный Туркестан и включил в свою империю бактрийцев, согдийцев и хорезмийцев. На берегах далекой реки Яксарт (современная Сырдарья) он построил город, названный греками Кирополис, который должен был служить оплотом для защиты с севера от диких сарматских племен.
Традиционно считается, что Кир II Великий встретил свою смерть, сражаясь с массагетами – одним из тех самых сарматских племен[15]. В результате этой трагедии все попытки завоевать этих кочевников были оставлены. Однако сыну и наследнику Кира II Камбису, по-видимому, не составляло особого труда сохранять контроль над Бактрией и другими земледельческими районами Южного Туркестана. Тем не менее после кончины Камбиса возникли проблемы, и на какое-то время могло показаться, что воссозданной империи Ахеменидов, или Персидской империи, пришел преждевременный конец. Провинции одна за другой бунтовали и добивались независимости, и у нас есть веские основания предполагать, что восточным иранцам тоже удалось временно вырваться из-под контроля персов.
Тем не менее в скором времени под руководством Дария I Великого (правил в 522–486 гг. до н. э.) империя Ахеменидов была восстановлена и достигла вершины своей славы. Все провинции, которые когда-то принадлежали Киру Великому или Камбису, снова оказались под властью Персии, и вдобавок в Персидскую империю вошли несколько новых регионов. На древних персидских наскальных надписях, сделанных при Дарии I, мы находим список всех сатрапий, или провинций, на которые была поделена Персидская империя того периода. Среди этих провинций есть Бактрия, Согдиана и Хорезм, и это ясно свидетельствует, что во времена царствования Дария I весь Южный Туркестан снова входил в состав Персидской империи.
Теперь персидское верховенство в этом регионе стало таким прочным, что сохранялось до тех пор, пока сама империя Ахеменидов не подошла к концу. Хотя есть указания на отдельные мятежи, и возможно, что в более поздние времена персидский контроль над этими отдаленными районами был скорее номинальным, чем реальным. Мы знаем, что в армии, собранной преемником Дария Ксерксом, бактрийцы, согдийцы и хорезмойцы играли очень заметную роль, и у нас есть все основания считать, что более поздние персидские монархи по-прежнему продолжали использовать Южный Туркестан как важную базу для набора воинов, когда им требовались свежие военные силы.
Нельзя забывать, что завоевание персами Южного Туркестана не было подчинением одной расой другой расы. И персы, и обитатели Южного Туркестана принадлежали к одной и той же белой расе и говорили на близкородственных иранских языках, поэтому персидские завоевания не привели к большим расовым и языковым изменениям.
Даже в отношении культуры между персами и западными иранцами, с одной стороны, и бактрийцами и восточными иранцами – с другой, было много общего. Таким образом, завоевание персами не означало подчинение варваров цивилизованной державой, а стало просто завоеванием одного цивилизованного (или полуцивилизованного) народа другим таким же. А те различия в культуре, которые существовали между этими двумя народами, с течением времени уменьшались, благодаря взаимному обмену многочисленными культурными особенностями. У нас есть веские основания считать, что великая персидская религия зороастризм сформировалась в формальную религиозную систему скорее у восточных иранцев, чем у самих персов, однако мы видим, что именно одновременно с подъемом Персидской империи зороастризм быстро распространился среди всех иранских народов внутри империи.
Ранние монархи Ахемениды были далеки от религиозного фанатизма. Некоторые из них по политическим причинам были готовы поклоняться богам и символам Месопотамии. Практически всех этих царей хоронили в величественных гробницах, вопреки строгим заветам зороастризма, согласно которым все тела следовало оставлять на открытом воздухе, чтобы их в конце концов съедали звери и птицы. Тем не менее, по крайней мере, начиная с Дария персидские цари называли себя зороастрийцами. Использование имени Ахурамазды в их надписях достаточное тому подтверждение. После падения империи Ахеменидов зороастризм, должно быть, стал универсальной религией для всех обитателей Иранского нагорья. С учетом этого факта, очевидно, что Южный Туркестан играл огромную роль в формировании культуры всей Персидской империи даже после того, как вся политическая власть перешла в руки господствующей персидской аристократии. В то же самое время не может быть никаких сомнений в том, что материальная культура Туркестана взяла от западных иранцев больше, чем могла им дать.
Сами персы в силу их географического и политического положения находились в близком контакте с высокоразвитыми культурами, существовавшими в то время в Месопотамии и Египте. К тому же их положение благоприятствовало культурному обмену с Грецией, которая уже превращалась в высокоразвитую цивилизацию. Результат всех этих культурных влияний отчетливо виден в развалинах Персеполя – любимой резиденции царей Ахеменидов. Персидская письменность тоже имеет месопотамское происхождение.
Как пишет Геродот, персы отличались тем, что с готовностью перенимали все, что можно, у своих соседей, поэтому мы не должны удивляться чрезвычайно разнообразной природе персидской цивилизации. Совершенно ясно, что многие культурные особенности, которые персы позаимствовали у своих цивилизованных соседей, перешли к обитателям Восточного Ирана и Южного Туркестана, хотя у нас, к сожалению, пока еще мало свидетельств, которыми мы могли бы подтвердить эту уверенность, поскольку до сегодняшнего дня археологи лишь изредка уделяли внимание этой проблеме. В любом случае невозможно отрицать, что персидская оккупация Южного Туркестана представляет собой чрезвычайно важную эпоху исторического развития этого региона.
Не менее значимыми были результаты завоеваний Александра Македонского. Александр Великий не только разрушил Персидскую империю, захватив ее столицу и вынудив последнего из Ахеменидов Дария III бежать, но и лично командовал долгим походом в Южный Туркестан. После падения Дария человек по имени Бесс, который был сатрапом, или губернатором, Бактрии, провозгласил себя царем и вознамерился создать себе новую империю, куда он надеялся включить всех восточных иранцев. Эти действия вызвали гнев Александра, который решил уничтожить новое государство, прежде чем оно успеет укрепить свои позиции. Александр уже находился в Восточном Иране (территория современного Афганистана) и в начале 329 г. до н. э. быстрым маршем двинулся на север. Перейдя Паропанис – горы Гиндукуш, – он спустился в Бактрию и вскоре стал хозяином ее столицы и главного города Бактра (Балх).
Испугавшись приближения Александра, предполагаемый основатель нового царства восточных иранцев Бесс бежал на север, переправился через реку Окс (современная Амударья) и нашел убежище в провинции Согдиана. Но даже здесь он не мог обезопасить себя от могучей армии Александра. Несмотря на то что Бесс сжег все лодки, молодой завоеватель с помощью мешков из кож, набитых соломой и сухими виноградными лозами, благополучно переправил свою армию через реку Окс (Амударья) и быстро вторгся в Согдиану. Знатные согдийцы были так потрясены отвагой Александра, что во избежание дальнейших проблем предпочли сами схватить Бесса и отвести его в лагерь македонцев.
Бесс был, естественно, казнен должным образом, но даже это не удовлетворило амбиций Александра. Он продолжил наступление вглубь Согдианы и вскоре захватил Мараканду (современный Самарканд), которая в то время была столицей этой провинции. Затем он вышел к берегам реки Яксарт – на бывшей границе Персидской империи – и там основал новый город. Как и многие другие города, основанные этим македонским завоевателем, новое поселение назвали Александрией (Александрия Эсхата – «Крайняя»). Теперь здесь город Худжанд – на севере Таджикистана. Перейдя реку Яксарт, он направился к людям кочевого скифского народа саков и заставил их вождей признать свое подчинение[16]. Но даже Александр, как и его персидские предшественники в этом регионе, обнаружил, что невозможно создать устойчивое правление в сердце этой страны кочевников, и вскоре вернулся в оседлые провинции Согдиана и Бактрия.
Ход событий вынудил Александра остаться в Южном Туркестане на весь следующий год (328 г. до н. э.). В Согдиане вспыхнуло крупное восстание, и было необходимо подавить его прежде, чем оно двинется куда-то еще. Кроме того, нужно было одну за другой сокрушить несколько удаленных горных крепостей, которые до сих пор сопротивлялись македонскому господству. При захвате одной из этих крепостей на вершине скалы Александр познакомился и позднее женился на молодой девушке по имени Роксана из знатной бактрийской семьи. Именно Роксана стала матерью единственного законного сына Александра[17].
Исходя из действий Александра в Южном Туркестане, становится ясно, что его целью были не просто какие-то случайные временные завоевания, а бескомпромиссная аннексия на века. В соответствии со своим обычным планом молодой завоеватель размещал в главных городах этого региона многочисленных колонистов, специально привезенных из Европы. Некоторые из этих колонистов были македонцами, но основное большинство составляли греки из старых центров эллинской цивилизации. Когда в 327 г. до н. э., подавив наконец восстание, Александр повернул на юго-восток и отправился покорять Индию, он позаботился о том, чтобы оставить после себя не только этих цивилизованных колонистов, но и постоянный гарнизон из десяти тысяч пеших воинов и трех тысяч всадников.
Завоеваниям Александра в Южном Туркестане суждено было иметь далеко идущие последствия. Несмотря на то что Македонская империя рухнула сразу же после его смерти, греческое влияние оставалось в Туркестане важнейшим фактором еще в течение более двухсот лет и косвенно могло затрагивать культурную жизнь всей Центральной Азии на протяжении еще нескольких веков.
Вслед за смертью Александра в Вавилоне в 323 г. до н. э. между ведущими военачальниками македонской армии вспыхнула ожесточенная борьба за власть.
После нескольких лет борьбы (а именно в 312 г. до н. э.) одному из этих полководцев по имени Селевк удалось стать хозяином самой большой части македонских владений в Азии. Начав с контроля над Месопотамией, он быстро распространил свою власть на Иранское нагорье, и вскоре сатрапы Бактрии и Согдианы были вынуждены признать его господство. В результате этих завоеваний весь Южный Туркестан оказался в составе империи Селевкидов, и будущее этого региона стало зависеть от приказов, исходивших из двух селевкидских столиц, одной из которых была Селевкия в Месопотамии, другой – еще более далекий город в Сирии Антиохия. Нити, связывающие Туркестан с греческим миром, стали прочны, как никогда.
В течение нескольких десятилетий империя, созданная Селевком, оставалась прочной, но во времена царствования внука Селевка Антиоха II (261–246 гг. до н. э.) империя сильно ослабела. Несмотря на то что Антиох присвоил себе имя Theos – «Божественный», прославился он только своей любовью к роскоши и разврату. Он пренебрегал государственными делами, а его фавориты, как мужского, так и женского пола, почти полностью контролировали всю общественную жизнь. Поэтому неудивительно, что во время его царствования несколько отдаленных провинций империи Селевкидов подняли восстания, и им удалось завоевать независимость.
Самым значимым из этих восстаний было то, что началось в 256 г. до н. э. под предводительством сатрапа Бактрии Диодота (Теодота), или, как его обычно называют, «губернатора тысячи городов Бактрии». В результате этого восстания Диодоту удалось стать независимым монархом. Бактрийское царство, которое он основал, включало в себя не только саму Бактрию, но и провинцию Согдиана и значительную часть территории нынешнего Афганистана. Сам Диодот был греком, и практически весь правящий класс бактрийского государства составляли греки, поэтому создание нового царства, хотя и имело большое политическое значение, не подразумевало никаких культурных изменений. Юго-Восточный Туркестан по-прежнему продолжал следовать греческой традиции.
Только через несколько лет (247 г. до н. э.) в Юго-Западном Туркестане и прилегающих районах Иранского нагорья произошла революция, имевшая огромное значение, как с политической, так и с культурной точки зрения. Именно в это время народ воинов-кочевников из степей Центральной Азии под названием «парны» во главе со своим вождем Аршаком вторгся в Юго-Западный Туркестан, а потом на Иранское нагорье, сбросил селевкидского губернатора провинции Парфия (современная провинция Хорасан) и создал свое собственное независимое царство.
Эти воины-кочевники взяли себе имя «парфяне» по названию провинции, которую они завоевали и которую сделали своим административным центром. Однако нельзя забывать, что парны были родом с севера, из Северного Туркестана. Классические авторы пишут, что они были одной из ветвей племени дахов, которые, в свою очередь, считаются ветвью массагетов. Это, безусловно, означает, что этнически они принадлежали к группе иранских кочевников севера, которых мы называем сарматами[18].
Восстание бактрийцев и парфян означало, что весь Южный Туркестан и большая часть Восточного Ирана были отторгнуты от империи Селевкидов. Потеря такого огромного региона наверняка стала тяжелым ударом для селевкидских монархов, но в течение нескольких лет они были так заняты делами западной части своей империи, что не могли предпринять серьезной кампании против парфян и бактрийцев. Те, в свою очередь, будучи предоставлены сами себе, сумели консолидировать и укрепить свои позиции и подготовиться к любым попыткам отвоевания, которые позднее могли бы предпринять монархи Селевкиды.
В 238 г. до н. э. такая попытка отвоевания действительно была сделана. Однако селевкидский правитель Селевк II потерпел сокрушительное поражение от парфянской армии, и прежде чем он смог организовать новую кампанию, в западной части его империи возникли волнения. В результате этих волнений ему пришлось оставить всякую надежду на восстановление владычества Селевкидов над Парфией и Бактрией.
Три десятилетия спустя (209–206 гг. до н. э.) Селевкиды возобновили попытку вернуть себе утраченные провинции на востоке, и на этот раз их ждал несколько больший успех. По предводительством Антиоха III, обычно называемого Великим, Селевкидам удалось вторгнуться в Парфию и захватить парфянскую столицу Гекатомпил. Когда парфянский царь бежал на север и нашел убежище в Юго-Западном Туркестане, Антиох III немедленно пошел в этот регион и одержал несколько новых побед. Тем не менее селевкидский монарх, видимо, чувствовал, что не может полностью покорить государство парфян, и в конце своей кампании предоставил парфянам автономию под началом местного монарха, хотя последний был вынужден заплатить ему большую дань и признать верховенство Селевкидов.
Похожий результат принесла кампания против Бактрии, которую Антиох III предпринял после того, как уладил дела с парфянами. В Бактрии династию, основанную Диодотом, сменил правитель по имени Евтидем – еще один потомок греков. Евтидем сделал отважную попытку защитить свое царство от захватчиков, но был разбит в нескольких битвах, и под конец его столица Бактра подверглась длительной осаде.
Вероятно, если бы Антиох III проявил настойчивость, он мог бы заставить голодающих защитников Бактры сдаться. Однако, устав от этой кампании он, в конце концов предложил Евтидему выгодные условия, которые были сразу же приняты. Антиох III позволил бактрийскому монарху сохранить власть и титул царя, но тому пришлось признать верховенство Селевка и вступить в наступательно-оборонительный союз с империей Селевкидов. Более того, бактрийцам пришлось снабжать продовольствием армию Антиоха III и всех его боевых слонов. Чтобы скрепить договоренность, был заключен брак между сыном бактрийского царя и дочерью императора Селевкида. Благоприятные условия, предоставленные бактрийскому монарху, в основном объяснялись тем, что сильная Бактрия была необходима Селевкидам для сдерживания саков – еще одного скифского племени кочевников с севера, которое представляло постоянную угрозу цивилизации всего этого региона.
В результате удачной кампании Антиоха III в Южном Туркестане и Восточном Иране казалось, что весь регион останется под контролем Селевкидов на неопределенный срок. И Парфия, и Бактрия, безусловно, оставались автономными, но признавали верховенство империи Селевкидов и были вынуждены платить Селевкидам весьма обременительную дань. Однако прошло не так много времени, прежде чем все результаты, достигнутые Антиохом III, благодаря этим восточным кампаниям, оказались сведены к нулю и полностью исчезли. Сам Антиох III в 192–189 гг. до н. э. потерпел поражение от римлян[19], и это поражение навсегда похоронило величие империи Селевкидов. Все преемники Антиоха III на селевкидском троне оказались достаточно слабыми людьми, и всю свою энергию они тратили на то, чтобы договариваться с Римом и бороться с восстаниями иудеев на западе. Благодаря тому, что они не могли уделять достаточного внимания востоку, и Бактрия, и Парфия в скором времени смогли полностью восстановить независимость. Однако, не удовлетворившись вновь обретенной независимостью, обе эти страны встали на путь завоеваний и в течение нескольких десятилетий превратились из небольших и сравнительно незначительных царств в большие могучие империи.
Особый интерес для нас представляет судьба Бактрии этого периода. Известно, что греки во все времена составляли в Бактрийском царстве всего лишь малочисленное меньшинство, тогда как огромное большинство населения этого региона составляли жители иранского происхождения, которые продолжали говорить на персидском языке, или, точнее, на бактрийском и согдийском диалектах персидского языка. Тем не менее грекам удалось придать всей стране эллинистическое обличие, но исключительно благодаря тому, что они занимали все высшие административные и военные посты, и потому, что большинство городов было построено по греческому образцу.
Пастухи и крестьяне, жившие в сельской местности и в мелких населенных пунктах, были иранцами, но в большинстве городов доминировали греческие колонисты, которые принесли с собой свой язык, свою религию, свои институты, свое искусство и свой театр. В Бактрии было порядка дюжины таких городов, основанных либо Александром, либо первыми Селевкидами, и каждый из них являлся центром распространения греческой культуры. Несомненно, что эти города задавали греческий тон всему царству.
Бактрийская армия в значительной степени формировалась из жителей греческого происхождения, но сам этот факт представлял огромную опасность для удержания греческого контроля над Центральной Азией. Каждая битва означала гибель сотен или тысяч воинов, что, в свою очередь, вело к быстрому уменьшению и без того малочисленного греческого элемента. Если бы удалось обеспечить поступление новых колонистов и наемников из Греции, все могло бы сложиться хорошо, но осуществить это оказалось невозможно вследствие различных факторов, главный из которых состоял в том, что на западе от Бактрии располагалось негреческое Парфянское царство, отделявшее Бактрию от Греции.
Несмотря на все эти препятствия, греческие правители Бактрии были так преданы идее политической экспансии, что в удивительно короткий срок смогли удвоить размер своего царства. Растущая сила Парфянского царства не позволяла бактрийцам сильно расширяться в западном направлении, поэтому большая часть их кампаний была направлена на восток. Весьма возможно, что они обеспечили себе определенный контроль над городами-государствами, существовавшими в то время в Кашгарии и Китайском Туркестане, но у нас нет точной информации в этом отношении. Однако точно известно, что между 190 и 180 гг. до н. э. бактрийцы вторглись в Северо-Западную Индию и захватили значительную ее часть. В то время во главе бактрийской армии стоял Деметрий, старший сын и наследник Евтидема. В результате этих завоеваний в Бактрийское царство вошел весь Юго-Западный Туркестан, весь Афганистан и значительная часть Северной Индии.
Если бы им удалось создать единое управление всей этой территорией, Деметрий и его преемники встали бы в один ряд с самыми могучими правителями Древнего мира. Но к несчастью, бактрийские греки, как и европейские греки, слишком увлекались политическими интригами, и в 175 г. до н. э., всего через несколько лет после завоевания Индии, военачальник по имени Эвкратид, остававшийся в Бактрии, поднял мятеж, в ходе которого ему удалось захватить большую часть бактрийских владений.
Как следствие, в Бактрии оказалось две соперничающих и крайне враждебных друг другу династии. Одна из них, состоявшая из потомков Деметрия, продолжала править значительной частью Индии, другая, куда входил Эвкратид и его наследники, правила в самой Бактрии и окружающих ее районах. Однако этот процесс дробления, единожды запущенный, оказалось трудно остановить. В скором времени обе части Бактрийской империи распались на несколько мелких княжеств, каждое из которых было независимым и относилось к другим крайне враждебно. Такая дезинтеграция нанесла смертельный удар всем надеждам на сохранение политического верховенства греков на востоке, но она не помешала грекам-бактрийцам оказывать глубокое и продолжительное влияние на культурную жизнь всего региона, который они оккупировали. Это касалось не только Бактрии и Восточного Ирана, но также и Северной Индии.
У нас есть явные археологические свидетельства огромного влияния, которое греческое искусство оказало на искусство – в особенности религиозное искусство – Северной Индии. На границах Бактрии и Индии возникла особая гандхарская художественная школа, в которой нашли отражение все греческие художественные приемы, но которая служила художественному воплощению буддийской религии. Эта школа господствовала в буддийской живописи и скульптуре в течение многих веков, и, когда буддизм в конце концов распространился на всю Центральную Азию и Китай, он принес с собой и гандхарскую школу в искусстве. Даже в рисунках V и VI вв. н. э., найденных в Кашгарии и Восточном Туркестане, по-прежнему ощутимо прослеживается греческое влияние.
В то время как бактрийские цари распространили свою власть на Индию и другие регионы на востоке, парфяне свое основное внимание уделяли экспансии на запад. Истинным основателем Парфянской империи, в отличие от Парфянского царства, был Митридат I, который царствовал в 171–138/137 гг. до н. э. До этого времени парфяне правили сравнительно маленькими владениями, состоящими в основном из Юго-Западного Туркестана и самой провинции Парфия в Северо-Восточном Туркестане. Но даже в этом регионе господство парфян было крайне неустойчивым. Однако когда на трон взошел Митридат, он сразу же начал длинную череду войн, в результате которых Парфия стала серьезным претендентом на мировое господство. Еще в самом начале своего царствования он оказался втянут в дела греко-бактрийских правителей, живших к востоку от него, и ему удалось вырвать у них несколько важных городов, таких как Александрия Маргиана (современный Мерв [Мары]) и Александрия Ариана (современный Герат).
Однако гораздо важнее были кампании, которые Митридат I предпринимал против Селевкидов на западе. В то время Селевкиды еще контролировали весь Западный Иран, включая провинцию Мидия на севере и Персиду (Фарс) на юге. Митридат I не только завоевал весь этот регион, но, кроме того, вторгся и завладел Месопотамией, оттеснив Селевкидов на запад от Евфрата. После этого во власти империи Селевкидов осталось не многим больше, чем территория Сирии.
Селевкиды сделали решительную попытку отвоевать восточную часть своей империи. Их царь Деметрий II собрал большую армию, и ему удалось одержать несколько побед над парфянами, но вскоре (в 140 г. до н. э.) хитроумному Митридату I удалось застать своего противника врасплох, и в результате Деметрий был не только разбит, но и взят в плен. Несколько лет спустя (около 130 г. до н. э.) Селевкиды сделали последнюю попытку восстановить свою власть на Иранском нагорье, но и на этот раз их ждала катастрофа: царь Селевкидов Антиох VII Сидет после нескольких побед был убит, а его гарнизоны в захваченной Мидии погибли. Это событие навсегда положило конец всем надеждам на восстановление греческого господства над Иранским нагорьем.