Виктория Угрюмова
Двойник для шута
Все вместе это и было счастьем.
И времени во дворце никто не считал.
Сивард притопал в покои Аббона Флерийского в самом негодном расположении духа и, не спросясь, плюхнулся на один из табуретов, показавшийся ему наиболее устойчивым. Сидел молча, угрюмо насупившись, пыхтел. Повязка на его слепом отсутствующем глазу сегодня была ярко-алой, украшенной рубинами. Он кутался в плащ огненного шелка и сутулился.
– Может, добрый день? – спросил Аббон минут пять спустя.
– Нет, – отрезал Сивард.
– Совсем плохи дела? – поинтересовался маг сочувственно.
– Хуже некуда, Аббон. У тебя есть твое приворотное зелье?
– Хватает, – маг похлопал ладонью по грани огромного перегонного куба. – А что, ты влюбился?
– Да нет же. Просто, чтобы было тебе чем горло промочить во время рассказа. А то я с собой тоже прихватил чего-то, но еще толком не разглядел, чего.
– И о чем мне придется тебе рассказывать?
– О чем, о чем – о черных магах. Давешнюю беседу нашу помнишь, когда разбойник помер?
Аббон покивал головой, соглашаясь.
– Теперь вот я за продолжением сказочки к тебе явился. Излагай обстоятельно и моему скудному воображению доступно, есть ли теперь на Лунггаре черные маги; до какой степени это правда и на какую долю – вымысел; насколько сверхмогущество вообще возможно – и в какой степени это измышления самих магов, чтобы нагнать страху и возбудить к себе интерес, а следовательно, и денег заработать. Все рассказывай.
– Да что тебя так заело? – удивился Аббон. – Ты, по-моему, колдовством не увлекался никогда, да и не верил в него особенно.
– Я и теперь не верю, – хлопнул тяжелой ладонью по столу одноглазый. – Только это не имеет значения. Мне нужно, чтобы настоящий знаток мне все изложил без прикрас, и туман напускать не моги. И без того все перепуталось.
– Значит, так, – сказал Аббон, прикидывая, с какого конца начать освещать такую серьезную тему. – Про опасность владения таким искусством я тебе уже говорил…
– Уши прожужжал, – буркнул Сивард.
– А теперь о магах. При монхиганах, например, черных магов не было и быть не могло, ибо предки нашего славного Ортона строго блюли чистоту заклинаний, причем не только своих. Видишь ли, в какой-то момент присутствие темной силы становится просто физически ощутимым, и скрыть его от могущественных магов невозможна Не знаю точно, как поступали с отступниками монхиганы но думаю, что они их уничтожали. Как мы уничтожаем бешеных волков, чтобы обезопасить людей.
– Понятно, – согласился Сивард. – Значит, не дали бы. А как же эта знаменитая история про противостояние отца и сына? – И он мотнул головой в сторону портрета в темной и тяжелой раме, висевшего на стене напротив,
Портрет, написанный на небольшом холсте, потрескавшийся от времени, к сожалению, не сохранивший яркость и первозданную красоту красок, свидетельствовал о высоком мастерстве художника. Он изображал человека в зеленых одеждах, удивительно похожего на самого Ортона. Такой же высокий и широкоплечий, голубоглазый и светлокожий. Только в черных кудрях пробивается седина, да правая бровь перерезана шрамом, как бороздой. Левый угол рта вздернут, но на потускневшем полотне трудно разобрать, что это – естественный изъян или тоже рубец. Однако Сивард и Аббон прекрасно знали, что отметина – след от ожога, полученного Браганом Агилольфингом во время схватки с его мятежным сыном Далихаджаром.
– Здесь дело другое, – моментально ответил Аббон. – Ни Браган, ни Далихаджар не пользовались запретной, то есть черной магией. И тот и другой были монхиганами, и заклятия их – мощные, невероятно насыщенные энергией – все же были светлыми. Просто никогда еще в истории человечества два мага такого уровня не сходились в поединке.
– Ладно, ладно, – замахал на него рукой Сивард. – Дальше что?
– Сложный вопрос, – пожал плечами Аббон. – Сколько бы ни предупреждали ведающие, всегда найдется тот, кого темная сторона сумеет соблазнить и привлечь на свою сторону. Запретное манит – мне ли тебе это объяснять?
– Не стоит, – согласился Сивард, – по долгу службы, знаешь ли…
– И я об этом. Вот и суди сам: в мире постоянно кто-то балуется запретной магией, пытается вызвать демонов, научиться воскрешать мертвых, да мало ли что еще взбредет в голову человеку? Иногда, поверишь, мне кажется, что Враг человечества у самих людей учится чинить козни.
Вопрос в том, есть ли человек, постигший страшную науку и имеющий достаточно сил, чтобы стать настоящим мастером в кровавом и черном деле? Ведь и запретная магия тоже требует мастерства.
– Это я тоже понимаю, – криво ухмыльнулся Сивард. – А может ли такой маг скрывать свою силу и те энергии, которые его окружают?
– Сие есть следующая ступень магического искусства. Это тяжело и требует больших усилий, но, в принципе, возможно все. Правда, по сей день я не слышал об истинно великом черном маге – все больше деревенские колдуны да знахарки балуются страшными силами, да тут же и гибнут. Такие вещи не проходят даром, а Враг человечества не заключает сделки с кем попало: ему, как и Господу, угодны только достойные слуги. А недостойных он карает за излишнюю самоуверенность.
– А что ты там рассказывал о Бангалоре? – как бы между прочим поинтересовался одноглазый, норовя повернуться к Аббону сверкающей повязкой.
– А-а, так вот что тебя беспокоит!
Маг нервно заходил взад-вперед по своей лаборатории, путаясь в полах мантии и натыкаясь на табуреты и тяжелые лари.
– Странное у меня впечатление от этого места, друг Сивард. С одной стороны, запретной магий я там не учуял; с другой – ничего хорошего там тоже нет. Вот и разберись после этого. Однако верно и то, что там никто не пытается скрыть следы пользования черными силами – и чем-то там все-таки пользуются.
– Как если бы колдовали монхиганы?
– Я никогда не видел этой магии в действии – только слышал от своих учителей, а те – от своих. Знаешь, как это бывает? Множество мудрых, заслуживающих доверия людей, вовсе не склонных искажать или преувеличивать события, все равно не могут донести до тебя истину в ее настоящем виде. В этом заключается недостаток любого обучения.
– В народе говорят: лучше раз увидеть, чем сто услышать.
– Истинно так. Народ мудр.
– А скажи мне, Аббон, – коротко потер ладони одноглазый. – Вот ты рассказывал о драконах… Драконы – они какой магией пользовались?
– Неизвестной, – недовольно отозвался чародей. – Пойми ты, пытливый невежда: то, о чем ты меня спрашиваешь, – это ведь недоступно человеческому пониманию. Я маг, хороший маг. Может, даже в чем-то великий. Но все-таки человек, – тут Аббон задумался на секунду и поправился, – на большую часть человек. А все, что интересует тебя, – это уже дела нечеловеческие, и я бы тебе искренне советовал в них не лезть. Нет больше на свете ни монхиганов, ни драконов, ни загадочных горных богов – и не стоит нагружать свой ум ненужными подробностями. Вот сам мне скажи: ты себе можешь представить Вечность? Только не обманывай.
– Нет конечно, – моментально ответил Сивард. – Было дело, открою тебе секрет, пытался как-то в молодости… Поверишь ли – чуть не свихнулся. А потом рукой махнул – рассудок дороже. Как говорится: что я Вечности, что мне Вечность? Все равно я столько не проживу…
– Вот-вот, – назидательно поднял палец чародей. – Как сам, так рассудок дороже, а как я – объясни да объясни! Невозможно это, ибо человеческому разумению недоступно – и больше я тебе ничего не скажу.
Если Аббон надеялся избавиться от Сиварда, то у него это не получилось. Несколько минут он обмозговывал полученную информацию, прикидывал что-то и так и сяк и, когда маг уж было совсем успокоился, огорошил его новым вопросом.
– А что ты знаешь об Ордене Черной Змеи? – поинтересовался начальник Тайной службы.
– То же, что и все: объединение ученых, лекарей, астрологов, алхимиков, механиков, чародеев средней руки. Поговаривают, что тайно они готовят наемных убийц – но чего не знаю, того не знаю.
Все тогда же – двести пятьдесят лет тому назад – я наводил справки и даже вовсю пользовался своим искусством, чтобы раскрыть абсолютно все тайны Ордена, буде они у него были. Но нет же! Ничего особенного. Были у них там двенадцать магистров, которые и руководили остальными; ну, изучал я их пристально и долго – только время зря терял. Понимаешь, Сивард, к магии нужно иметь талант не меньший, чем, скажем, к сочинению музыки или стихов или к игре в морогоро…
– Это мне понятно, – перебил невежливый Сивард.
– Так вот эти маги – люди одаренные, но не более того. Не было среди них такого гения, который смог бы потрясти мир. И даже таких долгожителей, как я, тоже не было. Ничем не примечательные чародеи, даже не чародеи, а колдуны местного масштаба.
– Я всегда думал, что чародей и колдун – это одно и то же, – признался Сивард.
– Вообще-то, принято употреблять эти слова как синонимы. И мага туда же присоединяют, но среди специалистов существуют строжайшие правила, по которым определяют статус каждого конкретного человека.
Колдун – это низшая ступень, человек зачастую невежественный, хоть и одаренный от природы. Ничем особенным он не выделяется и знаменит лишь в пределах своей деревни, максимум – в двух-трех.
Чародей – это уже серьезнее. Этот обладает недюжинным талантом и знаниями, творит заклинания и даже может приносить ощутимую пользу. Вред тоже может, но его легко придержать за локоток.
Маги от вышеперечисленных отличаются тем, что вообще не произносят заклинания, у них уже принципиально иной принцип – волевой. Захотят – сбывается. А еще они сами придумывают заклятья и отличаются этим от колдунов и чародеев так же, как профессора от студентов.
Еще есть ведуны, волхвы – эти просто знают. И не колдуют, не ворожат – они так дышат.
– А ты кто? – уточнил Сивард.
– Конечно, маг. Я же говорил. Ведунов по пальцам пересчитать можно. Вот монхиганы – те были ведунами. И это настолько иначе, что я тебе объяснить не могу.
– Понятно, – ответил Сивард Ру, но по его лицу было видно, что он ужасно разочарован чем-то. – Давай перейдем к вопросу об Ордене.
– А что я еще могу добавить? – искренне изумился Аббон. – Разве что только то, что варварские государи, особенно ходевенские, охотно пользуются услугами этого Ордена для решения различных проблем. На том, собственно, и исчерпываются мои сведения об этой организации. По-моему, об Ордене вообще мало кто знает.
– Скажи лучше – почти никто не знает.
– И чем тебя заинтересовал Орден?
– Знаешь, я тут ношусь с одной идей, но пока не хотел бы созывать Совет. Ты меня выслушаешь?
– А куда я денусь? – спросил Аббон, мученически закатывая глаза к потолку.
Он подошел к своему любимому перегонному кубу и нацедил в большую колбу зеленоватой жидкости на три четверти.
– Выпьешь приворотного?
– Давай! – махнул рукой Сивард Ру. – Разве мне есть что терять?
Маг и ему налил такую же порцию, после чего они церемонно чокнулись друг с другом.
– Ты помнишь, что я посылал своего человека на Бангалор. Теперь могу рассказать тебе, что шел он со строго определенным заданием: не вмешиваться ни в какие политические интриги, а попытаться разыскать более влиятельных людей, нежели те, что стоят у трона архонта.
– То есть конкретных указаний ты ему не давал?
– Можно сказать и так. Я просто предложил осмотреться, отыскать хоть малейшие следы тайных Орденов, организаций – чего угодно в этом роде – и постараться стать членом подобной группы, если выйдет. Отправил я его довольно давно, а следом – сразу после того Совета, помнишь? – другого, с подобным же заданием. И, раскинув таким образом сети, сел, как паук, ждать добычу.
– А что за люди отправились на Бангалор?
– О, это личности преудивительные. Они неоднократно отличались на службе у государя, я доверял им самые сложные и опасные миссии, требующие недюжинных способностей и талантов. Один из них – теперь уж можно называть имена – некто Оканья, был и в Майнхеде, и в Уэсте, когда там сорвались дворцовые перевороты, организованные магами, кстати. И в Млечных горах – это он уговорил горцев не нападать на Самаану.
– Да, серьезно, – склонил голову Аббон.
– Второй ему ни в чем не уступает: достаточно сказать, что он знает шестнадцать языков и почти столько же местных наречий; мастер переодевания, прирожденный лицедей; и в состоянии запомнить толстую книгу наизусть, просто листая страницы.
– Где ты их находишь только – таких кудесников? – с интересом спросил маг.
– А, – как-то безнадежно махнул рукой Сивард, – старый я, одноглазый мошенник, дурак я безмозглый. Ты лучше спроси, где я их теряю, и я тебе отвечу…
Он уронил голову в ладони и замер в таком положении.
– Первое донесение я получил недели три тому назад, от первого из своих шпионов. Он сообщал, что ему удалось проникнуть в Орден Черной Змеи, причем не просто проникнуть, но и приблизиться к святая святых – к магистериуму. Я ждал следующего донесения, которое могло бы немного осветить события, прояснить ситуацию, но с тех самых пор мой посланец исчез и не подавал о себе никаких известий. Посланные на его поиски люди также не вернулись. Они словно растворились в пространстве – и это меня испугало, Аббон, потому что ни один из них не позволил бы убить себя просто так. Они знали, куда идут, и неоднократно возвращались с победой и с более опасных заданий. Такое впечатление, что двенадцать членов магистериума стали значительно более сильными магами, чем это было тогда, когда с Орденом пришлось сталкиваться тебе. Это печально, и я всей душой горюю по своему человеку, однако такое послание само может сойти за ответ на мой вопрос. Ты не находишь?
– Возможно. И чего ты хочешь от меня?
– Поищи запретную магию в конкретном месте. Я точно укажу тебе место расположения Ордена Черной Змеи, а ты выяснишь, что именно там творится, за этой вывеской ученого собрания. Мне нужно выяснить для себя только одно: это люди самого архонта или кого-то другого? Кто кому подчиняется: Орден – архонту или архонт – Ордену? Сам понимаешь, даже символ этого братства очень тонко намекает на государственный герб.
– Хорошо, – согласился маг. – Я это сделаю. Хотя бы потому, что мне понравилось твое замечание насчет тонкости намека. Но сделаю в обмен на подобную услугу. Мне будет нужно твое содействие в одном щекотливом деле; и я хотел бы, чтобы кроме тебя и меня да еще тех твоих людей, которым ты всецело доверяешь, об этом не знал никто.
– Договорились. – Сивард даже лицом просветлел и позволил себе повернуться к магу здоровым глазом. Аббон Флерийский подошел к сундуку, откинул тяжелую крышку и добыл из него предмет, бережно запеленутый в бархатный лоскут вишневого цвета.
– Ну, Озерцо, не подведи старика.
Граф Шовелен натолкнулся на герцога Дембийского в парке, где тот что-то искал в компании десяти своих гвардейцев.
– Рад видеть вас в добром здравии, – улыбнулся посол, подходя к Аластеру.
– О, вы не уехали вместе со свитой короля Альворанского? – изумился великан. – Это приятный для меня сюрприз, не скрою.
– Должен признаться по секрету, что его королевское величество так наслаждалось гостеприимством императора, что было увезено в загородную резиденцию в полубессознательном состоянии. Моего отсутствия монарх изволил не заметить, ну а я этим воспользовался.
– И правильно сделали, – согласился Аластер. – Поскольку мы встретились, граф, я склонен рассматривать это как знак судьбы.
– Верно, – склонил седую голову вельможа. – Во дворце Его императорского величества можно прогуливаться целую вечность и не столкнуться ни разу. Но в данном случае все обстоит гораздо проще: я вас искал.
– И это тоже хорошо, – улыбнулся герцог Дембийскии. – Сегодня, смотрю, всех охватила странная болезнь – все лихорадочно занимаются поисками.
– Вы что-нибудь ищете?
– Да, и даже смогли кое-что обнаружить. Хотите посмотреть?
– Если позволите.
Герцог широким жестом указал Шовелену на высокие розовые кусты, росшие в три ряда на краю газона. Газон этот находился как раз под той террасой, на которой был обнаружен убитый близнец.
– Мне в тот же день пришло в голову обыскать все это пространство, однако, как старательно мои гвардейцы и люди Сиварда ни прочесывали каждую пядь земли, удача отвернулась от нас. И только сегодня, вообразите – только сегодня, – я решил осмотреть верхушки деревьев. Видите ту голубую ель?
– Да, конечно.
– А рядом два дуба – побольше и поменьше, пораскидистей?
– Естественно.
– На маленьком дубе один из воинов отыскал крохотный клочок зеленой мантии. Он уже понес ее к Аббону на изучение. Может, тот что-нибудь скажет нам о владельце этого одеяния.
– Велик ли лоскут?
– В пятую часть ладони. Он зацепился за острый сучок, потому его не снесло ни ветром, ни дождем. Вы ведь помните, какая гроза бушевала в ту ночь, когда император сочетался браком?
– И все это время лоскуток оставался там.
– Вот именно.
– Значит, вы смело можете утверждать, что покойный Финнгхайм ничего не придумывал и отнюдь не стал жертвой иллюзии – здесь действительно побывал обыкновенный человек из плоти и крови… – Граф увидел, как лукаво смотрит на него Аластер, и поспешил поправиться: – Во всяком случае, мантия у него была материальной.
– Вполне.
– А где же тогда наш доблестный Сивард?
– О, ему я не завидую. Теперь он должен как-то исхитриться и осмотреть все мантии, накидки, плащи и прочие одежды подобного цвета. Причем ему нужно поспеть всюду – и здесь, и в летней резиденции императора. Ведь в день убийства здесь было гораздо больше гостей.
– Да, Сиварду нелегко.
– Но он любит решать такие трудные задачи, думаю, ему не так уж много времени потребуется, чтобы выяснить, у кого есть похожие одеяния. Если хотите, граф, то можете пойти со мной. Я как раз направляюсь к Аббону, чтобы поинтересоваться его догадками.
– С удовольствием, герцог.
– А где же ваш племянник? – спросил Аластер, когда они шли длинными коридорами мимо постоянно кланяющихся слуг.
– Мальчик играет в морогоро со своим учителем. Он там, на лужайке, у фонтана. Ему очень полюбился парк Его величества.
У молодой императрицы несколько часов подряд выдались свободными. Она решила воспользоваться прекрасной погодой и побродить по парку, красотой которого не уставала восхищаться. Шестеро гвардейцев следовали за ней в нескольких шагах, не спуская глаз со своей повелительницы. Арианна постепенно привыкала к их постоянному присутствию. Если прежде безмолвные фигуры вызывали в ней чувство смущения и смутного беспокойства, то теперь она, напротив, чувствовала себя не слишком уютно, когда не замечала их рядом. Как и обещал Аластер, гвардейцы не докучали ей, но и не оставляли одну ни на секунду. Арианне уже случалось обращаться к ним за помощью – правда, речь шла о каких-то пустяках, – и они выполнили все настолько четко и слаженно, что ей оставалось только удивляться. Великаны были преданы своей государыне и душой, и телом. Она никогда раньше не сталкивалась с таким отношением: конечно, свои телохранители были и при дворе Майнингенов, и у любых других монархов, но они только выполняли свой долг. Никогда охранники не относились к своим хозяевам так бережно и с таким теплом. Арианна буквально чувствовала, как они хранят ее, словно добрые духи постоянно находятся рядом.
Прекрасно знать, что тебя хранят добрые духи.
Она собирала цветы на зеленой лужайке у ручья, когда ее кто-то тихонько окликнул:
– Ваше прекрасное величество, можно преподнести вам жемчужину для вашего букета?
Арианна удивленно подняла глаза и увидела перед собой шута, который держал в руках обворожительный цветок причудливой формы, какого она никогда прежде не встречала. Он был похож на звезду ярко-лилового цвета с бледными сиреневыми и розовыми прожилками.
– Чудо как хорош, – улыбнулась девушка. – А где вы его нашли, Ортон?
– Открою вам маленькую тайну, – шут присел рядом с ней на траву и вручил ей цветок, – я его не искал. А самым нахальным образом стащил у нашего садовника, из оранжереи. Этот ценитель высокого сперва хотел подарить цветок императору, потом вам, а потом просто не решился его срезать. Тем не менее срок жизни этого крошечного чуда подходит к концу, и мы рискуем так никогда и не полюбоваться его прелестью. Поэтому я немного запутал доброго старика, отправив его одновременно в пять или шесть мест, а сам, пользуясь случаем, сорвал цветок и поспешил на поиски. Мне повезло. Вы встретились почти сразу – а это добрый знак.
– Как он называется? – спросила Арианна, недоумевая, отчего краснеют ее щеки. Она прилагала титанические усилия к тому, чтобы не обращать на это внимания, но смущалась все сильнее и сильнее.
– Его еще никак не называют, – улыбнулся Ортон-шут, – но я бы внес свое предложение в ученый диспут. Ему имя «Арианна» – он настолько же прекрасен, насколько и вы.
– Разве можно говорить мне такие вещи? – робко сказала императрица.
– А почему бы и не сказать чистую правду? Вот если бы вы были просто хорошенькой или уж вовсе дурнушкой, я бы понял, отчего вы запрещаете мне говорить комплименты – они бы смахивали на лесть или грубую ложь. Но вы прекраснее, чем можно выразить словами, и я не чувствую за собой никакой, ну ровным счетом никакой вины.
– А где Его величество? – задала Арианна каверзный вопрос. Она уже успела отчаянно соскучиться по своему супругу и не могла дождаться вечера.
Если шут был свободен, значит, император не нуждается в его услугах, и она может попытаться отыскать его во дворце.
– Не знаю, – усмехнулся шут. – Я сбежал.
– Но почему?
– Устал, Ваше обворожительное величество. Очень устал передразнивать государя.
Арианна подумала, что надо бы запретить шуту называть ее прекрасной и обворожительной, но она по сути своей не была кокеткой, и поскольку слова Ортона были ей только приятны, то она не осмелилась кривить душой и изображать гнев или недовольство там, где его и в помине не было. Похоже, что шут это заметил и оценил ее тонкость и сдержанность. Во всяком случае, в его удивительных синих глазах отразилось необычное выражение, более всего похожее на одобрение.
Но невозможно помыслить, чтобы шут одобрял или порицал свою госпожу. И Арианна не допустила этой мысли.
– Вы правда устаете, Ортон? – спросила она после недолгой паузы. – Объясните мне отчего. Я столько слышала историй об императоре и его близнеце-шуте, столько всяких вариантов этого предания, что поневоле становится интересно, что здесь правда, а что вымысел. Что на самом деле чувствует зеркало государя Великого Роана?
– О! Это страшный вопрос, Ваше величество. На него невозможно ответить, и не отвечать тоже нельзя. Скажите, если не сочтете мой вопрос оскорблением, вы видели своего отца во время официальных приемов?
– Конечно, и много раз. А почему вас это интересует?
– Вам нравилось, как он себя ведет? – продолжал шут, не отвечая ей.
– Нет. Очень часто мне бывало просто страшно, – честно сказала Арианна. – Он становился жестоким, категоричным. Нет, он мне не нравился. Когда человек чувствует неограниченную власть в своих руках, он меняется. Вы это хотели сказать?
– Да, Ваше мудрое величество. И когда десятки иноземных государей кланяются нашему императору, его лицо постепенно меняется. Сперва он ведет себя как нормальный человек, но потом… Потом появляется жесткая складка у губ, свидетельствующая о том, что он доволен и полон презрения к «низшим», вздергивается подбородок, а глаза становятся тусклыми и ленивыми. Сдвигаются брови, выражая чувство собственной значимости, и рот кривится в нелепой усмешке…
– Это неправда! – воскликнула императрица горячо. – Ортон вовсе не такой.
– Мы все такие, дай нам только волю. Я такой, и вы, Арианна. Человеку очень трудно не поддаваться искушению, если его искушают всем миром. Поэтому я и приставлен зеркалом к государю. Не забывайте к тому же, что если Ортон не такой, то есть другие.
– А они…
– А они, кто больше, кто меньше, тоже подвержены этой болезни. И если бы вы знали, Ваше величество, как неприятно смотреть на собственное лицо, изуродованное целой гаммой чувств, которые могли бы стать и моими, сложись судьба иначе. Закон о шуте, введенный Браганом, – не просто мудрый закон. Но и единственно спасительный. Иначе наши государи за семь веков такого бы наворотили сгоряча…
– Возможно, – не стала спорить девушка. – Будь у короля Лотэра власть Агилольфингов, мир бы утонул в крови.
Она увидела тревожный взгляд шута и продолжила с печальной улыбкой:
– Тойлер Майнинген в меньшей степени был мне отцом и в большей – королем. Королем грозным, часто несправедливым и жестоким. Он никогда не был добр ни к моей матери, ни ко мне, ни к младшей сестре. Возможно, он любил бы своего сына, но ты должен знать, что мой брат умер в раннем детстве. И от этого удара отец так никогда и не оправился.
Арианна была так захвачена собственными воспоминаниями, что не заметила, как вдруг перешла с шутом на «ты». По своему положению он и не должен был рассчитывать на большее, но Ортон был слишком не похож на обычного шута, и молодая императрица относилась к нему особенно. Сейчас ее обращение было выражением дружеских чувств, а не пренебрежения повелителя к подданному.
– Император Морон Четвертый, – молвил внезапно Ортон, – был человеком справедливым, но перенесшим много горя и страданий. Его шут должен был бороться с мрачностью и тоской, а это всегда нелегко.
– А ты?
– А мне повезло. Государь искренне счастлив, и мне приятно быть зеркалом счастливого человека. За это я должен благодарить Ваше величество.
– Не называй меня так, – попросила Арианна. – Я теряюсь от такого обращения. Ты удивительный человек, и мне кажется, что мой титул отдаляет нас друг от друга, а мне бы этого не хотелось. Мне нужен такой друг, как ты, Ортон.
Шут склонился, целуя ей руку, все еще сжимавшую букет, словно соглашаясь с ее просьбой, а Арианна внезапно подумала: «Господи! Что я такое говорю!»
Но ничем не выдала своих мыслей.
Аббон сидел спиной к двери за тяжелым столом и через огромное увеличительное стекло, оправленное в бронзу, разглядывал лоскут зеленого шелка. У стекла была длинная тяжелая ручка в виде древесного ствола, обвитого змеиными кольцами.
– А, Аластер, граф, добрый день, – сказал он, не отрываясь от созерцания находки.
– Ты видишь не оборачиваясь? – полюбопытствовал Аластер.
– Мог бы сказать, что я почти всемогущ, но сейчас передо мной стоит стеклянная колба, и вы в ней отражаетесь во всем своем великолепии. У вас очень красивый плащ, граф. Он вам к лицу.
– Вы очень любезны, – легко поклонился Шовелен. – Это подарок племянника, и мне вдвойне приятно слышать похвалу.
– А что ты скажешь о небезызвестном зеленом плаще? – спросил герцог Дембийский, устраиваясь поудобнее на крышке сундука. Остальные сидения в комнате мага казались ему слишком ненадежными при его огромном росте.
– Что же можно о нем сказать… – протянул Аббон. – Прежде всего, я изложу простые соображения. Ткань слишком дорогая, чтобы заподозрить в покушавшемся кого-то из слуг.
– Он мог взять на время одежду своего господина, – предположил граф.
– Сомневаюсь, слишком рискованно. Подобный проступок мог быть обнаружен, а убийца всегда стремится замести следы. Не уверен, что покушение на государя доверили бы какому-нибудь деревенскому мяснику.
– Чтобы совершить убийство такого рода, нужно все тщательно продумать. Да и что было нужно этому человеку? Сходство, конечно, но сходство относительное. Ведь издали не видно ткани, а необходимо лишь подчеркнуть цвет и силуэт. Я совершенно уверен в том, что любой в данном случае воспользуется собственной одеждой. Я бы, например, взял новую, в которой меня никто еще не видел.
– Кстати, вы обратили внимание, какой насыщенный, яркий и необычный цвет у этого лоскута?
– Интересно, учел ли это Сивард? – как бы между прочим поинтересовался Аластер.
– Учел, учел, – послышалось от двери.
Одноглазый поспешно вошел в комнату, раскланиваясь и одновременно пытаясь продемонстрировать свой сегодняшний наряд цвета чистого золота. Повязка на его глазу искрилась, как маленький кусочек солнца.
– Ну, Аббон, что ты видел?
– Нет, хитрец. Сейчас твоя очередь. А я послушаю и добавлю, если будет что добавить, конечно.
– Значит, так. С собой я взял маленький кусочек от этого кусочка, своих людей отправил расспрашивать слуг, лакеев – челядь все знает о своих господах, даже если и не подает виду. Платят-то за молчание, а не за разговоры.
А я рассудил так же, как и Аббон. Для такого дела одежду возьмут неодеванную. Если это кто-то из гостей, то тут слуги нам предоставят информацию, а если здешние… Словом, объехал я самолично все дорогие лавки Роана. Ну и работенка, доложу я вам, господа. В первой же лавке мне сказали, что подобной ткани у них нет и не было; во второй – то же самое. А вот в третьей меня ждал небольшой успех. Владелец оказался человеком обстоятельным и очень подробно объяснил мне, почему у него нет ткани такого оттенка. Оказывается, зеленые красители получают несколькими способами, но этот цвет добывают из каких-то хитрых раковин, которые водятся только в море Джая. Ныряльщики там тоже какие-то особенные, и раковины эти испокон веков поставляют одному только красильщику, некому Самаве. Сам он родом с острова Науру, и потому к нему особенное отношение.
Понятное дело, я отправился во всей красе к этому Самаве и наделал такого переполоху, что самому совестно. Однако же в течение пяти минут старик дал мне два адреса тех торговцев, которым он продавал ткани, окрашенные подобным образом.
Один из них оказался толстым недотепой – как он только ведет свои дела? – владеющим огромной лавкой прямо на рыночной площади. У него эта ткань стоит очень дорого, и приказчик уверяет, что ее никто не покупал. Я заставил пройдоху перемерять при мне весь рулон и сверить с записями, но все сошлось. Правда, не хватило ткани на ширину ладони, но после соответствующего собеседования один из продавцов признался, что отхватил ее на ленту своей невесте. Я ему верю, тем более что на плащ для взрослого человека того куска недостаточно.
– Не томи душу, Сивард! – обратился к нему Аббон. – Мне уже ясно, что ты побывал и по второму адресу, так делись же новостями.
– С тобой неинтересно, Аббон. Все-то ты знаешь. Да, вторая лавочка потрясла мое воображение. Представьте себе, господа, драгоценные ткани немыслимой стоимости продаются в такой хибарке, что и в голову не придет их там искать. Это нужно знать наверняка. И тогда я решил, что у хозяина лавчонки должны быть постоянные покупатели, тем более что товар у него очень редкий.
– И что сказал хозяин?
– Вот здесь и начинаются наши неприятности. Хозяин лавочки, если верить его безутешной жене, вышел из дому дня три или четыре тому назад и пропал бесследно.
