Тэд Уильямс
Башня Зеленого Ангела. Том 2
Довольно скоро они добрались до расположенных за городом ферм. Дождь почти прекратился и теперь лишь тихонько моросил. Мириамель указала в сторону каменоломни, которая с высоты Дороги Мокрого дерева казалась огромной черной дырой. Когда дорога начала подниматься вверх, они увидели мерцавшие на нижних стенах каменоломни красные огни.
– Кто-то разжег там костер, – заметил Саймон, – и довольно большой.
– Возможно, они добывают камень, – ответила Мириамель. – Но нам совершенно ни к чему знать, что они там делают. Чем меньше людей нас увидит, тем лучше. – Она свернула с широкой дороги на одну из узких улочек, уходивших от каменоломни в сторону Речной дороги. Она оказалась грязной, и Мириамель решила, что стоит зажечь факел, чтобы не рисковать ногами лошадей. Они спешились, Саймон накрыл Мириамель и себя своим плащом, и Мириамель взялась за кремень. Наконец ей удалось зажечь пропитанную маслом тряпку.
Проехав немного дальше, они нашли подходящее укрытие, большой сарай посреди поля, заросшего сорняками и ежевикой. Дом, которому он принадлежал, стоял в нескольких сотнях футов, в долине, и выглядел заброшенным. Ни Мириамель, ни Саймон не были полностью уверены, что он действительно пустует, но сарай выглядел вполне безопасным местом, и они понимали, что в нем им будет теплее, чем под открытым небом. Они стреножили лошадей у старой и печально бесплодной яблони за сараем, так что из дома их не могли увидеть.
Внутри в свете факела они разглядели сырую солому на земляном полу, а также ржавые инструменты с треснувшими или отсутствовавшими рукоятками, ждавшими ремонта у стены. Проржавевшая бесполезная коса вызвала у Мириамель грусть, но говорила о том, что ею уже очень давно никто не пользовался. Успокоенные Саймон и Мириамель вернулись наружу за седлами.
Мириамель собрала солому в две одинаковые кучи, а затем разложила на одной из них свои постельные принадлежности. Она с сомнением огляделась по сторонам.
– Я бы хотела рискнуть и разжечь настоящий костер, – сказала она, – но даже факел может оказаться опасным.
Саймон воткнул горевшую ветку в землю, подальше от соломы.
– Мне нужно видеть, чтобы есть, – заявил он. – Скоро мы погасим факел.
Они жадно поужинали, запивая засохший хлеб холодным молоком. После того как они вытерли губы и пальцы рукавами, Саймон поднял голову.
– Итак, что мы будем делать завтра? – спросил он.
– Ехать дальше. Если погода не изменится, мы сможем двигаться днем. В любом случае мы не увидим даже маленьких городов, пока не доберемся до стен Фальшира, и на дороге едва ли будет много людей.
– Если местность будет оставаться такой же, как Стэншир, – сказал Саймон, – мы за весь день не встретим и полдюжины путешественников.
– Может быть. Но, если мы услышим, что к нам приближается большая группа всадников, нам придется съехать с дороги, чтобы не рисковать.
После того как Мириамель сделала последний глоток из меха с водой, наступило молчание, затем она перебралась к приготовленной постели и накрылась плащом.
– Ты не собираешься рассказать мне о цели нашей поездки? – наконец спросил Саймон.
Мириамель почувствовала, что он старается сохранять осторожность, не хочет ее рассердить. Она была тронута его осмотрительностью, но ей стало обидно – Саймон вел себя с ней как с ребенком, склонным к капризам.
– Я не хочу говорить об этом сейчас, Саймон. – Мириамель повернулась к нему спиной, ей не нравилось собственное поведение, но она не хотела делиться с ним своими самыми сокровенными тайнами.
Она слышала, как он забрался в свою постель, а затем услышала тихое ругательство – очевидно, он уже потушил факел, и ему пришлось возвращаться через весь сарай в темноте.
– Не намочи его, – сказала она. – Тогда в следующий раз его будет легче зажечь.
– Конечно, миледи. – Голос Саймона прозвучал обиженно.
Вскоре он вернулся в свою постель.
– Спокойной ночи, Саймон,
– Спокойной ночи. – Он все еще казался рассерженным.
Мириамель лежала в темноте и думала о том, что спросил Саймон. Сможет ли она ему объяснить? Для любого другого ее слова прозвучат как полнейшая глупость – разве не так? Именно Элиас начал эту войну – точнее, она не сомневалась, что развязал ее под влиянием Прайрата, – как сказать Саймону, что ей необходимо увидеть отца и поговорить с ним? Это будет похоже на бред сумасшедшего.
Возможно, так и есть, – мрачно подумала она. – Что, если я себя обманываю? Меня может поймать Прайрат, и я никогда не увижу отца. И что произойдет тогда? Чудовище в красных одеяниях узнает все тайны Джошуа, которые известны мне.
Мириамель содрогнулась. Почему она не рассказала Саймону о своих планах? И, что еще важнее, почему не поделилась ими с дядей Джошуа, прежде чем убежать? Однако то немногое, что она успела ему сказать, вызвало его гнев и подозрения… но, кто знает, возможно, он был прав. Кто она такая – всего лишь молодая женщина – и может ли она решать, что правильно, а что нет для ее дяди и его последователей? А сейчас она взяла их жизни в свои руки, чтобы удовлетворить собственные прихоти?
Нет, никакие не прихоти. – Мириамель чувствовала себя так, будто она разделилась на две воюющие фракции, как ее отец и дядя, две половины конфликта. Она чувствовала, что рассыпается на части. Но это важно. Никто не может остановить войну, кроме моего отца, и лишь одна я знаю, кто все начал. Но мне так страшно…
Масштаб того, что она уже сделала и что планировала сделать, стал ее одолевать, и внезапно ей показалось, что она задыхается, внутри у нее сейчас что-то сломается – и починить уже не удастся. Она сделала мучительный вдох.
– Мириамель? Мириамель, что случилось?
Она отчаянно пыталась взять себя в руки и не отвечала. Она слышала, как зашевелился Саймон, зашуршала солома.
– У тебя что-то болит? Приснился плохой сон? – Его голос прозвучал совсем рядом, почти возле ее уха.
– Нет, – выдохнула она и заплакала.
Саймон коснулся ее плеча, потом его пальцы осторожно дотронулись до лица.
– Ты плачешь! – удивленно сказал он.
– О… – Она пыталась заговорить. – Я так… я так… одинока! Я х-хочу д-домой! – Она села и наклонилась вперед, прижимаясь лицом к влажному плащу на коленях.
Все ее тело содрогнулось от нового приступа рыданий. Одновременно какая-то часть ее сознания стояла сбоку и с отвращением наблюдала за представлением.
Слабая, – сказала ей эта часть. – Стоит ли удивляться, что ты не получаешь желаемого. Ты слабая.
– …Домой? – удивленно повторил Саймон. – Ты хочешь вернуться к Джошуа и остальным?
– Нет, идиот! – Гнев на собственную глупость помог Мириамель справиться с рыданиями, и она смогла говорить. – Я хочу вернуться домой. Хочу, чтобы все стало как прежде!
Саймон в темноте притянул ее к себе. Сначала Мириамель сопротивлялась, но потом позволила себе опустить голову ему на грудь. Все тело у нее болело.
– Я буду тебя защищать, – нежно сказал он. В его голосе появились новые интонации, тихое волнение. – Я позабочусь о тебе Мириамель.
Она оттолкнула его. В луче лунного света, проникшего сквозь приоткрытую дверь сарая, она видела его силуэт со спутанными волосами.
– Мне не нужно, чтобы меня защищали! Я не ребенок. Я лишь хочу, чтобы все стало правильно.
Саймон долго не шевелился, а потом она почувствовала, как он обнял ее за плечи. Его голос оставался тихим, и Мириамель ждала, что сейчас к ней вернется гнев.
– Мне очень жаль, – сказал Саймон. – Мне и самому страшно. Прости.
И, пока он говорил, она вдруг поняла, что рядом с ней Саймон и он ей не враг. Она прижалась к его груди, наслаждаясь теплом и силой, и слезы вновь хлынули из ее глаз.
– Пожалуйста, Мири, – беспомощно сказал он. – Не плачь. – Он обнял ее второй рукой и сильно прижал к себе.
Постепенно слезы иссякли, но Мириамель могла лишь опираться на Саймона, она полностью лишилась сил. Она прижималась к нему, как испуганное животное, ее лицо оказалось у его шеи, и она ощущала щекой биение его пульса.
– О, Саймон, – хрипло прошептала она. – Мне так жаль.
– Мириамель, – начал он и замолчал.
Она почувствовала, как его рука нежно коснулась ее подбородка. Он повернул ее лицо к себе, к своему теплому дыханию. Ей показалось, что он собрался что-то сказать. Слова повисли между ними, дрожащие, непроизнесенные. Потом она ощутила его губы на своих губах, его борода щекотала ее щеку.
Мгновение Мириамель парила в каком-то удивительном месте, а время остановилось. Она искала убежище, чтобы спрятаться от боли, окружавшей ее, словно буря. Его губы были нежными и осторожными, но рука Саймона, касавшаяся лица, дрожала. Теперь дрожала и сама Мириамель. Ей хотелось упасть в него, нырнуть, как в тихий водоем.
Внезапно перед ней возникла другая картина: граф Аспитис, золотые локоны в свете лампы, он наклоняется над ней. Обнимавшая ее рука внезапно превратилась в коготь.
– Нет, – сказала она, отстраняясь от него. – Нет, Саймон, я не могу.
Он сразу ее отпустил, точно его застали на воровстве.
– Я не…
– Просто оставь меня в покое. – Она услышала собственный голос, ровный и холодный, который совсем не соответствовал вихрю чувств, который ее подхватил. – Я… я просто… – Ей также не хватало слов.
В наступившей тишине послышался какой-то шум. Прошло несколько долгих мгновений, прежде чем Мириамель сообразила, что он доносится снаружи. Испуганно ржали лошади. А через мгновение возле двери треснул сучок.
– Там кто-то есть! – прошептала Мириамель.
Смущение чувств сменилось ледяным страхом.
Саймон ощупью отыскал меч и, сжав рукоять, подошел к двери. Мириамель следовала за ним.
– Открыть дверь? – спросил он.
– Нам не нужно, чтобы нас здесь застали, – быстро прошептала она. – Иначе мы окажемся в ловушке.
После коротких колебаний Саймон распахнул дверь, и снаружи тут же возникло движение. Кто-то убегал, сквозь ночной туман в сторону дороги метнулась тень.
Саймон отбросил мешавший ему плащ и побежал за удалявшейся фигурой.
31. Огненный танец
Саймона переполнял гнев, дикая ярость толкала в спину, точно ураганный ветер. Убегавший мужчина споткнулся, и Саймон начал сокращать разделявшее их расстояние. Он чувствовал себя как Кантака, преследующая маленького зверька.
Ты следил за мной! Следил за мной, попробуй еще?!
Мужчина снова споткнулся. Саймон поднял меч, приготовившись зарубить следившего за ними врага. Еще несколько шагов…
– Саймон! – Что-то вцепилось в его рубашку. – Не надо!
Он опустил руку, чтобы сохранить равновесие, меч задел высокую траву и упал на землю. Саймон принялся его искать, но не мог найти в темноте и густой траве. После коротких колебаний он увидел, что тень продолжает убегать. С проклятьем Саймон оставил меч и помчался за ним. Дюжина быстрых шагов, он снова догнал беглеца, схватил его обеими руками, и оба покатились по земле.
– О, добрый Усирис! – завыл незнакомец. – Не сжигай меня! Не нужно меня сжигать! – Саймон продолжал его удерживать, перехватив руки.
– Что ты делаешь!? – прошипел Саймон. – Зачем нас преследуешь?
– Не сжигайте меня! – кричал мужчина, стараясь отвернуть лицо в сторону и отчаянно размахивая тонкими руками. – Я ни за кем не следил!
К ним подбежала Мириамель, которая держала двумя руками меч Саймона.
– Кто это?
Все еще дрожа от гнева и не понимая, почему он так поступает, Саймон схватил мужчину за ухо, – как часто делала Дракониха Рейчел с одним нерадивым поваренком, – и заставил беглеца повернуть к нему лицо.
Пленник оказался немолодым человеком; Саймон его не знал. Широко раскрытые глаза мужчины быстро моргали.
– Я не хотел ничего плохого, старый Хенвиг не виноват! – сказал он. – Не сжигайте меня!
– Сжигать тебя? Что ты несешь? Почему ты следил за нами?
– Саймон, мы не можем стоять здесь и кричать, – вмешалась Мириамель. – Давай отведем его в сарай.
– Не сжигайте Хенвига!
– Никто никого не собирается сжигать, – проворчал Саймон.
Он поставил старика на ноги и повел к сараю. Несчастный всхлипывал и умолял его пощадить.
Саймон удерживал старика, пока Мириамель пыталась зажечь факел. В конце концов она отбросила его и достала из седельной сумки другой. Когда факел наконец загорелся, Саймон посадил старика спиной к двери, чтобы он больше не пытался сбежать.
– У него нет оружия, – сказал Саймон. – Я проверил карманы.
– Нет, господа, у меня ничего нет. – Теперь Хенвиг уже не казался таким напуганным, но все еще вызывал жалость попытками не сердить Саймона. – Пожалуйста, отпустите меня, и я ничего никому не скажу.
Саймон оглядел его с головы до ног. У старика были мутные глаза, красные щеки и нос настоящего пьяницы. Он испуганно смотрел на факел, словно тот представлял главную опасность. От него не исходило угрозы, но покои доктора Моргенеса, маленькие снаружи и большие внутри, давным-давно научили Саймона, что внешность бывает обманчивой.
– Почему ты следил за нами? – спросил Саймон. – И почему думаешь, что мы намерены тебя сжечь?
– Никого не нужно сжигать, – сказал старик. – Старый Хенвиг не хотел ничего плохого. Он никому не скажет.
– Отвечай на вопрос. Что ты здесь делал?
– Искал место для ночлега, господа. – Старик быстро оглядел сарай. – Я уже бывал здесь один или два раза. Не хотел спать под открытым небом – только не сегодня.
– Ты следил за нами в лесу? Подходил к нашему лагерю прошлой ночью?
Старик посмотрел на него с искренним изумлением:
– В лесу? В Альдхорте? Хенвиг там не бывает. Там страшные звери – плохое место, господа. Не ходите в Альдхорт.
– Я думаю, он говорит правду, – сказала Мириамель. – Скорее всего, он шел сюда, чтобы провести здесь ночь. – Она вытащила из седельной сумки мех с водой и протянула его старику.
Тот с подозрением на нее посмотрел, тогда Мириамель сделала несколько глотков и снова протянула мех старику. Он схватил его и с жадностью начал пить, а потом возмущенно на нее посмотрел, словно его подозрения насчет яда оправдались.
– Вода, – недовольно пробормотал он.
Мириамель удивленно на него взглянула, а Саймон улыбнулся, вытащил другой мех, который Мириамель берегла для особенно холодных ночей или болезненных ушибов и ран, налил в чашку немного красного пердруинского вина и показал старику. Хенвиг протянул дрожавшую руку, но Саймон отвел ее в сторону.
– Сначала ответь на наши вопросы. Ты клянешься, что не искал нас?
Хенвиг энергично затряс головой.
– Я вас раньше никогда не видел. И не вспомню, когда вы уйдете. Даю слово. – Он снова протянул к чашке худые трясущиеся руки.
– Пока нет. Почему ты решил, что мы тебя сожжем?
Старик посмотрел на них, потом перевел взгляд на вино, он явно испытывал противоречивые чувства.
– Думал, что вы Огненные танцоры, – наконец ответил он с очевидной неохотой. – Думал, что меня сожжете, как старого Виклафа, который был Первым молотоносцем.
Саймон недоуменно покачал головой, но Мириамель наклонилась ближе к старику, и на ее лице появились страх и отвращение.
– Огненные танцоры? Здесь Огненные танцоры?
Старик посмотрел на нее так, словно она спросила, умеет ли рыба плавать.
– В городе их полно. Они гнались за мной, гнались за Хенвигом. А я спрятался. – На его лице появилась слабая улыбка, но глаза оставались осторожными и расчетливыми. – Они будут сегодня в каменоломне танцевать и молиться своему Королю Бурь.
– Каменоломня! – выдохнула Мириамель. – Так вот почему там огни!
Саймон по-прежнему не верил старику. Его беспокоило еще что-то, как жужжавшая вокруг головы муха, но он никак не мог понять, что именно.
– Если он говорит правду.
– Я сказал правду, – с неожиданной силой заявил Хенвиг и попытался расправить плечи, глядя на Саймона слезившимися глазами. – Я шел сюда, чтобы немного поспать, но услышал вас. Я подумал, что здесь Огненные танцоры, по ночам они бродят по городу. Люди, у которых есть дома, запирают двери на засовы, но у Хенвига больше нет дома. И я убежал.
– Дай ему вина, Саймон, – сказала Мириамель. – Это жестоко. Он просто напуганный старик.
Саймон скорчил гримасу и протянул Хенвигу чашку. Старик понюхал вино, на его морщинистом лице появился восторг, и он принялся жадно пить.
– Огненные танцоры. – Мириамель обхватила себя руками. – Милосердная Элизия, Саймон, нельзя, чтобы они нас схватили. Они безумны. Они напали на Тиамака в Кванитупуле, и я видела, как они поджигают себя, сгорают и умирают.
Саймон перевел взгляд с Мириамель на Хенвига, который облизывал потрескавшиеся губы языком, как у существа из морской раковины. Ему ужасно хотелось ударить старого пьяницу, хотя тот не сделал ничего плохого. Саймон вдруг вспомнил, как поднял меч и охваченный яростью мог убить несчастного старика. Ему стало стыдно.
Каким бы я был рыцарем, если бы убил жалкого пьяницу?
Но что за жуткое стечение обстоятельств отправило старика пугать лошадей и трещать сучками, когда он держал Мириамель в объятиях? И они целовались! Она, принцесса, красивая Мириамель, поцеловала Саймона!
Он снова перевел взгляд со старика на Мириамель, которая тоже наблюдала за Хенвигом, занятым чашкой с вином, но сейчас посмотрела на Саймона. Даже в свете факела он видел, что она покраснела. Судьба жестока… но ранее она была добра. О, добрая Судьба, о, добрая Удача!
Саймон внезапно рассмеялся. Большая часть его гнева исчезла, как солома на ветру. Самая прелестная девушка в мире, умная и быстрая, – поцеловала его. Назвала по имени! Кончики его пальцев все еще помнили форму ее лица. Какое право он имеет жаловаться?
– Ну, и что теперь будем делать? – спросил он.
Мириамель старалась не смотреть на Саймона.
– Проведем здесь ночь. А утром постараемся уйти от Огненных танцоров как можно дальше.
Саймон бросил взгляд на Хенвига, который с надеждой смотрел на седельные сумки.
– А что с ним? – спросил он.
– Мы позволим ему провести здесь ночь, – ответила Мириамель.
– А если он выпьет все вино и попытается нас задушить, пока мы будем спать? – запротестовал Саймон.
Такие слова о слабом старике звучали глупо, но он хотел снова остаться наедине с Мириамель.
Казалось, она все поняла и была полна решимости этого не допустить.
– Он не станет так поступать, – сказала Мириамель. – Мы будем спать по очереди. Так тебя устраивает, Саймон? Ты сможешь стеречь вино.
Старик переводил взгляд с одного из них на другого, очевидно, пытался понять, где пролегает линия фронта.
– Старый Хенвиг никого не станет тревожить. Вам не нужно бодрствовать, молодые господа. Вы устали. А такой старик, как я, не нуждается в сне. Я буду следить за появлением Огненных танцоров.
Саймон фыркнул:
– Не сомневаюсь, что так и будет. Давай вышвырнем его вон, Мириамель. Если за нами следил не он, у нас нет никаких причин его удерживать.
– Есть очень серьезная причина. Он старик, и ему страшно. Ты забыл, Саймон, я видела Огненных танцоров, а ты – нет. Не будь жестоким только из-за того, что ты в плохом настроении. – Она одарила его суровым взглядом, но ему показалось, что в ее глазах искрился смех.
– Нет, не отправляйте меня к Огненным танцорам, – взмолился Хенвиг. – Они сожгли Виклафа, да, я видел. А он никого не обижал. Они подожгли его на Подвесной дороге и кричали: «Вот, видите, что вас ждет! Всех вас сожгут». – Хенвиг содрогнулся и смолк. Если сначала он оправдывался, то теперь страшная сцена снова появилась у него перед глазами. – Не отсылайте меня, господа. Я не скажу ни слова. – Сейчас его искренность не вызывала ни малейших сомнений.
Саймон перевел взгляд с Мириамель на старика и снова посмотрел на принцессу. Его ловко обошли с фланга.
– Ну, ладно, – проворчал он. – Но я буду стоять первую стражу, старик, и если ты сделаешь хоть что-то подозрительное, то сразу окажешься за дверью – ты и охнуть не успеешь.
Он бросил на Мириамель последний недовольный взгляд и устроился у двери сарая.
Рано утром Саймон проснулся и обнаружил, что старик и Мириамель уже не спят, более того, они мирно о чем-то разговаривали. Саймон подумал, что при свете дня Хенвиг выглядит еще хуже: грязное, морщинистое лицо, а одежда такая рваная и испачканная, что даже нищета не могла служить извинением.
– Ты должен пойти с нами, – говорила Мириамель. – Тогда тебе не будет грозить опасность. В любом случае до тех пор, пока Огненные танцоры не останутся далеко позади.
Старик с сомнением покачал головой.
– В наши дни эти безумцы могут оказаться где угодно.
Саймон сел. Во рту у него пересохло, голова болела, словно именно он был пьяницей.
– Ты что? Мы не можем взять его с собой.
– Я определенно могу, – заявила Мириамель. – Ты меня сопровождаешь, Саймон, но не имеешь права указывать, куда мне следует идти и кто пойдет с нами.
Некоторое время Саймон смотрел на нее, понимая, что у него нет шансов выиграть этот спор, что бы он ни сказал. Он все еще обдумывал ответ, когда Хенвиг избавил его от бессмысленного спора.
– Вы направляетесь в Наббан? – спросил старик. – Я никогда не видел тех мест.
– Мы едем в Фальшир, – ответила Мириамель. – А потом в Долину Асу.
Саймон собрался возразить и сказать, что им не следует делиться с незнакомцем своими планами – и куда только подевалась ее осторожность, о которой она столько говорила раньше? – но старик ахнул. Саймон обернулся, он разозлился при мысли, что старого пьяницу вырвет прямо у них на глазах, но лицо Хенвига исказилось от ужаса.
– В Долину Асу? – Он почти кричал. – Вы сошли с ума? Там же полно призраков! – Он сделал пару шагов к двери и попытался схватиться за ручку, словно два путешественника хотели силой утащить его в жуткое место. – Уж лучше я поползу в каменоломню к Огненным танцорам.
– Что значит полно призраков? – потребовала ответа Мириамель. – Мы слышали о них раньше. Что это значит?
Старик посмотрел на нее, глаза у него закатились, и стали видны белки.
– Призраки, монстры из могил. Ведьмы и тому подобное!
Мириамель пристально на него смотрела. После событий последнего года она уже не могла отбросить подобные предположения, назвав суевериями.
– Мы все равно туда пойдем, – наконец сказала она. – Мы должны. Ты можешь идти с нами столько, сколько захочешь.
Хенвиг с трудом поднялся на ноги.
– Не хочу на запад. Хенвиг останется здесь. У жителей Стэншира еще осталась еда, которой они могут поделиться, даже в такие плохие времена. – Он потряс головой. – Не ходите туда, юная госпожа. Вы были добры ко мне. – И он бросил укоризненный взгляд на Саймона, давая ему понять, как он к нему относится.
Старый пьяница, – с горечью подумал Саймон. – Интересно, кто дал ему вино? И кто не пробил ему голову, когда следовало?
– Идите на юг, там вы будете счастливы, – продолжал Хенвиг, и в его голосе появились умоляющие интонации. – Держитесь подальше от Долины.
– Мы должны туда попасть, – сказала Мириамель. – Но мы не станем заставлять тебя идти с нами.
Хенвиг, который медленно подбирался к двери, остановился, положив руку на стенку, и наклонил голову.
– Я благодарю вас, юная госпожа. Пусть на вас прольется свет Эйдона. – Он помолчал в поисках нужных слов. – Надеюсь, вы благополучно вернетесь назад.
– Спасибо тебе, Хенвиг, – серьезно ответила Мириамель.
Саймон с трудом сдержал стон раздражения, напомнив себе, что рыцарь не строит рожи и не издает непотребных звуков, как поваренок, – в особенности рыцарь, который хочет сохранить добрые отношения со своей леди. Хорошо уже то, что старик не пойдет с ними. Неплохая компенсация за терпение.
Когда они выехали из Стэншира и оказались в сельской местности, снова начался дождь. Сначала он лишь моросил, но к середине утра усилился. Поднялся ветер, который пригоршнями швырял воду им в лицо.
– Это так же плохо, как на лодке во время шторма, – сказала Мириамель.
– Ну, там есть весла, – ответил Саймон. – Скоро они нам понадобятся здесь.
Мириамель рассмеялась и еще ниже опустила капюшон.
От мысли, что ему удалось развеселить Мириамель, Саймону стало теплее. Ему было стыдно из-за того, как он обошелся со стариком; почти сразу после того, как Хенвиг побрел обратно к центру Стэншира, Саймон почувствовал, что его злость исчезла. Теперь он едва ли смог бы объяснить, что в старике вызвало у него тревогу – на самом деле тот ничего плохого не сделал.
Они вернулись на Речную дорогу и поехали вдоль колеи, оставленной проезжавшими фургонами, – впрочем, она превратилась в канавки и ямы, заполненные грязью. Местность стала более дикой. И, хотя фермерские поля вокруг Стэншира заросли сорняками, повсюду виднелись следы деятельности людей: ограды и каменные стены, изредка попадались домики, но по мере того, как они все дальше отъезжали от города, следов цивилизации становилось все меньше.
Это были особенно унылые места. Почти бесконечная зима лишила листвы все деревья, кроме вечнозеленых, но даже сосны и ели выглядели так, словно подверглись особо жестокому обращению. Саймона удивляли кривые стволы и ветви, которые напоминали ему извивавшиеся человеческие тела с фрески часовни в Хейхолте. Он провел много скучных часов в церкви, зачарованно разглядывая сцены пыток и восхищаясь изобретательностью неизвестного художника. Но здесь, в реальном, холодном и сыром мире, скрюченные формы приводили его в уныние. Голые дубы, вязы и ясени тянулись к небу, сжимая и разжимая под порывами ветра ветки, подобные рукам скелетов. Темные тучи казались синяками на мрачном небе, косой дождь, не прекращаясь, поливал покрытые грязью холмы, и Саймону стало казаться, что картины в часовне выглядели более веселыми.
Саймон и Мириамель ехали сквозь бурю, по большей части молча, и Саймона огорчало, что она ни единым словом не обмолвилась про вчерашний поцелуй. Конечно, погода не располагала к подобным разговорам, но Мириамель делала вид, что ничего не произошло, а Саймон не знал, как себя вести: несколько раз он собирался задать ей вопрос, но не мог придумать слов, которые не прозвучали бы глупо при свете дня. Этот поцелуй напомнил ему тот момент, когда он приехал в Джао э-Тинукай’и, оказавшись за границами времени. Возможно, как и путешествие на волшебную гору, в том, что они пережили прошлой ночью, было нечто магическое, обреченное исчезнуть так же быстро, как сосулька на солнце.
Нет. Я не позволю потускнеть чудесному воспоминанию. Я буду помнить об этом всегда… даже если она забудет.
Саймон бросил незаметный взгляд на Мириамель. Большую часть ее лица скрывал капюшон, но он видел нос, часть щеки и острый подбородок. Она похожа на ситхи, – подумал он, – грациозная и красивая и совершенно непостижимая. Что творится у нее в голове? Вчера она так к нему прижималась, а теперь молчит, и у него появились сомнения: а было ли что-то между ними? Или он просто сходит с ума? Она ведь ответила на его поцелуй с таким же желанием, какое наполняло его? Саймон совсем немного знал о женщинах и поцелуях, но не мог поверить, что реакция Мириамель ничего не означала.
Почему бы просто не спросить? Я сойду с ума, если не узнаю ответа. А если она посмеется надо мной или рассердится – или забыла?
Мысль о том, что Мириамель, возможно, не испытывала таких же сильных чувств, как он, вызывала у него холодный ужас. Его решимость заставить ее говорить внезапно исчезла. Ему требовалось еще немного подумать.
Но я хочу снова ее поцеловать.
Саймон вздохнул, но громкий шорох дождя заглушал все звуки.
Речная дорога по-прежнему была грязной и практически пустой. Как Саймон и предсказывал, за весь день они встретили менее дюжины путешественников. Лишь один из них сделал больше, чем просто кивнул; он ехал в крытом тентом фургоне со скобяными товарами, который тащила лошадка с шишковатыми коленями. Надеясь хоть что-то узнать о том, что их ждет впереди, Саймон набрался мужества и попросил его остановиться. Лудильщик остался стоять под дождем, явно обрадовавшись возможности поболтать, и сообщил им, что вскоре после заката они доберутся до почтовой станции, рассказал, что покидает Фальшир, в городе тихо, и дела там идут не слишком хорошо. Убедившись, что Мириамель не против, Саймон предложил лудильщику переждать дождь под соснами, неплохо защищавшими от дождя. Они угостили его вином, и, пока их новый знакомый делал несколько добрых глотков, Саймон повторил историю о безработном свечнике.
– Большое вам спасибо. – Лудильщик вернул мех с вином. – Теперь мне стало теплее, да. – Он кивнул. – Вы можете рассчитывать на день святого Таната и святого Эйдона. Удачи вам. Но, если вас интересует мое мнение, я бы не советовал вам ехать западнее Фальшира.
Саймон и Мириамель переглянулись и снова повернулись к путешественнику.
– А почему? – спросил Саймон.
– Говорят, там плохо. – Лудильщик натянуто улыбнулся. – Ну, знаете, обычные истории. Про разбойников. А еще поговаривают, будто в горах происходят странные вещи. – Он пожал плечами.
Саймон попытался узнать подробности, но лудильщик не стал отвечать на его вопросы. Саймон не мог представить лудильщика, который с радостью не прикончил бы мех с вином, развлекая слушателей рассказами о своих путешествиях; был ли этот исключением из правила, или какие-то события произвели на него такое сильное впечатление, что он предпочитал помалкивать, Саймон не знал. Однако лудильщик показался ему разумным человеком.
– Нам нужна лишь крыша над головой и работа со скромной оплатой, ничего больше, – сказал Саймон.
Лудильщик приподнял бровь, глядя на меч Саймона и кольчугу, торчавшую из-под рукавов.
– Вы неплохо вооружены для свечника, сэр, – мягко сказал он. – Думаю, это говорит о том, в каком состоянии сейчас дороги. – Он кивнул с молчаливым одобрением, словно хотел сказать, что не станет задавать лишних вопросов свечнику со снаряжением рыцаря – пусть и бедного рыцаря, одетого достаточно скромно.
Саймон уловил не высказанный вслух намек на то, что он должен вести себя так же, и молча протянул ему руку, когда они вернулись на дорогу и попрощались.
– Вам что-нибудь нужно? – спросил лудильщик, взяв в руки поводья лошади, которая терпеливо стояла под дождем. – У меня есть кое-что на продажу – немного овощей, металла… гвозди для подков…
Саймон ответил, что у них есть все необходимое, чтобы добраться до Фальшира, он сомневался, что в промокшем фургоне найдутся нужные им вещи. Однако Мириамель захотела взглянуть на овощи и выбрала несколько длинных тонких морковок и четыре коричневые луковицы, заплатив за них медной монеткой. Потом они попрощались с лудильщиком, и он покатил по грязной дороге на восток.
Серый день клонился к вечеру, но дождь не прекращался, и Саймон устал от бесконечного стука по голове.
Как жаль, что я не сообразил захватить шлем, – подумал он. – Впрочем, наверное, это то же самое, что сидеть под ведром, когда кто-то швыряет в него камешки – тук, тук, тук, пока ты не сойдешь с ума.
Чтобы развлечь Мириамель, он решил спеть ей «Бадульф и заблудившаяся телка», которой его научил конюх Шем. Речь там шла о буре, и песня показалась Саймону вполне подходящей, но большая часть слов вылетела у него из головы, к тому же, когда он попытался пропеть то, что помнил, ветер с такой силой стал бросать воду ему в лицо, что он едва не задохнулся. И дальше они ехали молча.
