Тэд Уильямс
Башня Зеленого Ангела. Том 1
3. Восток мира
– Я ведь теперь рыцарь, да? – Саймон засунул руку в густой мех на шее Кантаки, но та равнодушно на него посмотрела.
Бинабик поднял глаза от стопки пергаментов и кивнул.
– Ты дал клятву своему богу и принцу. – Тролль снова вернулся к записям Моргенеса. – Как мне кажется, таково определение рыцарства.
Саймон смотрел на выложенный плитками Огненный сад, пытаясь понять, как облечь свои мысли в слова.
– Но… я не чувствую, что стал другим. Я рыцарь – мужчина! Тогда почему мне кажется, будто я остался таким, как раньше?
Бинабика что-то заинтересовало в пергаменте, который он читал, и он ответил не сразу.
– Извини, Саймон, – проговорил он наконец, – я сегодня не слишком хороший друг для разговоров. Повтори еще раз, что ты сказал.
Саймон наклонился, подобрал камешек и швырнул его с такой силой, что тот заскользил по плиткам и скрылся в траве. Кантака помчалась его догонять.
– Такие чувства возникают не только у тебя, друг Саймон. Человек не становится другим внутри, когда проходит какое-то время года или он заслужил признание. Ты стал рыцарем Джошуа благодаря храбрости, которую показал на Урмшейме. И, если ты изменился, это произошло вовсе не на вчерашней церемонии, а на той горе. – Он похлопал Саймона по ноге в сапоге. – Разве ты сам не говорил, что те события, а также пролитая тобой кровь дракона многому тебя научили?
– Да. – Саймон, прищурившись, посмотрел на хвост Кантаки, который, точно завитки дыма, замер над зарослями вереска.
– Все тролли и люди, живущие внизу, взрослеют, когда приходит время, – продолжал Бинабик, – а не когда кто-то говорит, что это произошло. Не переживай. Ты всегда будешь тем же Саймоном, хотя ты заметно изменился с тех пор, как родилась наша дружба.
– Правда? – Рука Саймона, собиравшегося бросить новый камень, повисла в воздухе.
– Истинная правда. Ты становишься мужчиной, Саймон. Пусть это займет столько времени, сколько необходимо, и перестань беспокоиться. – Он помахал бумагами. – Послушай, я хочу кое-что тебе прочитать. – Бинабик провел коротким толстеньким пальцем по похожим на паутину записям Моргенеса. – У меня нет слов, чтобы выразить мою благодарность Стрэнгъярду за то, что он забрал манускрипт из развалин Наглимунда. Он наша единственная связь с великим человеком и твоим учителем. – Его палец замер. – Вот, здесь. Моргенес пишет про короля Джона:
… Если он был отмечен богом, что совершенно очевидно, если обратить внимание на его приезды и отъезды, а также на то, как он правильно находил место и время, где ему следовало быть в определенный момент, благодаря чему он выигрывал…
– Я читал, – равнодушно перебил его Саймон.
– В таком случае ты понял, насколько он важен для наших целей, – ответил тролль.
Джон Пресбитер знал, что в войне и дипломатии – как в любви и коммерции, двух похожих вещах, – награды обычно достаются не сильным и даже не справедливым. Джон также понимал, что тот, кто слишком спешит и не соблюдает осторожность, творит собственную судьбу.
Саймон нахмурился, увидев довольное выражение на лице Бинабика.
– И что?
– Ну, – спокойно продолжал тролль. – Слушай дальше.
Таким образом, в войне, которая привела к тому, что Наббан оказался под его правлением, Джон провел свою армию, значительно уступавшую числом войску неприятеля, по Ванстримскому проходу и оказался прямо перед копьями легионов Ардривиса, хотя все знали, что так может поступить только глупец. Именно безрассудная храбрость и кажущееся безумие обеспечили не слишком большую армию Джона огромным преимуществом неожиданности – и, даже в глазах удивленных наббанайцев, аурой божественной непобедимости.
Саймон уловил ликование в голосе Бинабика, которое его слегка обеспокоило. Его друг, казалось, не сомневался, что теперь ему все понятно. Саймон задумчиво нахмурился.
– Ты хочешь сказать, что мы должны стать как король Джон? И застать Элиаса врасплох? – Эта мысль показалось ему поразительной. – Что нам следует… на него напасть?
Бинабик кивнул, обнажив желтые зубы в улыбке.
– Умница Саймон! Почему бы нам не попытаться застать Элиаса врасплох? Возможно, такая перемена будет нам полезна.
– А как же Король Бурь? – Потрясенный новой мыслью, Саймон посмотрел на затянутый тучами горизонт. Ему даже не нравилось произносить имя их врага под огромным темным небом такого чужого места. – А кроме того, Бинабик, нас всего несколько сотен. Всем известно, что у короля Элиаса тысячи солдат.
– А кто сказал, что мы должны сразиться с ним армиями? Да и в любом случае наш маленький отряд увеличивается с каждым днем, ведь все новые и новые воины из лугов приходят в… как Джошуа назвал это место? Ах да, Новый Гадринсетт.
Саймон покачал головой и швырнул очередной камень, отполированный ветром.
– Мне кажется, это будет глупостью… нет, не так, слишком опасно.
Бинабика его слова совершенно не огорчили. Он свистнул, призывая Кантаку, которая тут же примчалась, скользя по гладким плиткам. – Возможно, ты прав, Саймон. Давай еще немного погуляем.
Принц Джошуа с беспокойством смотрел на меч. Веселое настроение, которое его переполняло на пиру в честь Саймона, казалось, полностью ушло.
И не то чтобы в последнее время принц выглядел счастливым, решил Деорнот, но он видел, что сомнения Джошуа смущали тех, кто его окружал. В подобные времена люди предпочитают бесстрашного принца честному, поэтому Джошуа изо всех сил старался демонстрировать своим подданным маску спокойного оптимизма. Однако Деорнот, хорошо его знавший, не сомневался, что обязанности давят на Джошуа не меньше прежнего.
Он как моя мать, – подумал Деорнот. – Очень необычное сравнение для принца. Но, как и она, Джошуа считал, что должен взять на себя страхи и заботы всех людей на свете и больше никто не справится с этой ношей.
И, как мать Деорнота, Джошуа также, казалось, старел быстрее остальных. Он всегда был очень стройным, но во время бегства из Наглимунда стал совсем худым. Сейчас Джошуа немного поправился, но его окружала странная аура хрупкости, которая никуда не делась, и Деорноту он казался немного не от мира сего, точно человек, недавно выздоровевший после долгой болезни. В волосах появились новые седые пряди, а в глазах, по-прежнему умных и знающих, постоянно присутствовал лихорадочный блеск.
Ему нужен мир и покой. И отдых. Я бы хотел встать в ногах его кровати и оберегать сон в течение целого года.
– Господи, даруй ему силы, – пробормотал он.
Джошуа повернулся и посмотрел на него.
– Извини, я задумался. Что ты сказал?
Деорнот покачал головой, он не хотел лгать, но и делиться своими мыслями не собирался. Через мгновение оба посмотрели на меч.
Принц и его друг стояли перед длинным каменным столом в доме, который Джелой назвала Дом Прощания. Все следы вчерашнего пира убрали, и теперь только один отражавший свет черный предмет лежал на гладком камне.
– Подумать только, скольким людям этот клинок принес смерть, – сказал наконец Деорнот и прикоснулся к обмотанной веревкой рукояти; Шип был таким же холодным и безжизненным, как камень, на котором лежал.
– И совсем недавно тоже, – пробормотал принц, – вспомни, сколько воинов погибло, чтобы мы смогли его получить.
– Но, если он так тяжело нам достался, мы не должны оставлять его здесь, в открытом зале, куда любой может войти. – Деорнот покачал головой. – Возможно, он – наша главная надежда, ваше высочество, и единственная! Разве нам не следует спрятать его в надежное место и выставить там охрану?
– Зачем, Деорнот? – На лице принца появилась мимолетная улыбка. – Любое сокровище можно украсть, замок сровнять с землей, а тайное место найти. Лучше пусть он лежит здесь, где все могут его увидеть и почувствовать заключенную в нем надежду. – Прищурившись, Джошуа посмотрел на меч. – Впрочем, не могу сказать, что, глядя на него, я испытываю особую веру в успех. Надеюсь, ты не станешь думать, будто я плохой принц, если я признаюсь, что мне от него не по себе. – Он медленно провел рукой по всей длине меча. – В любом случае из слов Бинабика и юного Саймона следует, что никто не сможет унести клинок, если он сам не захочет. Кроме того, когда он остается у всех на глазах, как топор Тестейна в стволе дерева, возможно, кто-нибудь выйдет вперед, чтобы рассказать нам, как Шип может нам послужить.
– Вы имеете в виду, кто-то из простых людей, ваше высочество? – озадаченно спросил Деорнот.
Принц фыркнул.
– На свете существуют самые разные виды мудрости, Деорнот. Если бы мы прислушались к простым людям, живущим во Фростмарше, когда они рассказали нам про появление зла в их землях, кто знает, каких бы страданий нам удалось избежать. Нет, Деорнот, любые разумные слова, старая песня или полузабытые истории, касающиеся этого меча, представляют сейчас для нас огромную ценность. – Джошуа не удалось скрыть беспокойство. – В конце концов, мы не знаем, какая нам может быть от него польза – и вообще, будет ли прок, если не считать древнего и не слишком понятного стихотворения.
Его перебил хриплый напевный голос, который произнес:
Когда лед покроет колокол Клавеса
И тени выйдут на тракт,
Когда вода почернеет в Колодце,
Три меча появятся снова.
Джошуа и Деорнот удивленно обернулись и увидели в дверях Джелой, которая продолжила декламировать:
Когда из-под земли выберутся буккены,
А с вершин гор спустятся гюне,
Когда Кошмар изгонит мирные сны,
Три меча появятся снова.
Чтобы остановить тяжелый шаг Судьбы
И разогнать густой Туман Времени,
Если Ранние окажут сопротивление
Слишком поздно,
Три меча появятся снова.
– Я слышала вас, принц Джошуа, у меня острый слух. Вы произнесли мудрые слова. Что же до сомнений в том, сможет ли помочь меч… – Она поморщилась. – Простите старую лесную женщину за прямоту, но, если мы не поверим в силу предсказания Ниссеса, что еще нам останется?
Джошуа попытался улыбнуться.
– Я не подвергаю сомнению то, что меч имеет для нас какое-то – огромное – значение, валада Джелой. Я бы только хотел более ясно понимать, какого рода оружием станут для нас Три меча.
– Как и все мы. – Джелой кивнула Деорноту, потом перевела взгляд на черный меч. – Однако у нас уже есть один из трех Великих мечей, а это больше, чем было сезон назад.
– Верно. Очень верно. – Джошуа прислонился спиной к каменному столу. – А благодаря вам мы находимся в безопасном месте. Я не слеп к дарам судьбы, Джелой.
– Но вы обеспокоены, – проговорила она. – Нам становится все труднее кормить постоянно растущее поселение, и будет еще сложнее управлять людьми, которые сейчас здесь живут.
– Причем многие из них даже не очень понимают, что они тут делают, они просто последовали за другими поселенцами. После такого холодного лета я не знаю, как мы переживем зиму.
– Люди прислушаются к вам, ваше высочество, – сказал Деорнот. В присутствии женщины-ведьмы Джошуа держался как осторожный ученик, а не принц. Деорноту это совсем не нравилось, и лишь частично удавалось скрывать раздражение. – Они станут делать то, что вы прикажете, и вместе мы переживем приближающуюся зиму.
– Конечно, Деорнот. – Джошуа положил руку на плечо друга. – Мы через многое прошли, и нас не остановят мелкие проблемы сегодняшнего дня.
Он собрался еще что-то сказать, но они услышали шаги на широкой лестнице снаружи, и вскоре в дверях появились юный Саймон и тролль, от которых не отставала ручная волчица Бинабика. Она понюхала воздух, потом камни по обеим сторонам двери, отправилась в дальний угол зала и легла. Деорнот с некоторым облегчением посмотрел ей вслед. Он видел много доказательств ее безвредности, но, в конце концов, он вырос в деревне Эркинланда, где волков считают демонами и рассказывают о них самые разные истории у камина.
– О! – весело вскричал Джошуа. – Пришел мой новый рыцарь, а с ним благородный посланник из далекого Иканука. Проходите, садитесь. – Он указал на ряд табуретов, оставшихся после вчерашнего праздника. – Мы ждем еще нескольких человек, включая графа Эолейра. – Принц повернулся к Джелой: – Вы его видели? С ним все в порядке?
– Несколько порезов и синяков. Он очень худой, ведь ему пришлось проделать долгий путь и у него было совсем мало еды. Но граф здоров.
Деорнот подумал, что Джелой не сказала бы больше ничего, даже если бы графа Над-Муллаха четвертовали и выпотрошили – она бы снова и очень быстро поставила его на ноги. Женщина-ведьма не демонстрировала принцу надлежащего уважения и имела, как считал Деорнот, некоторое количество исконно женских черт, но он был вынужден признать, что она великолепно делала то, за что бралась.
– Я рад это слышать. – Джошуа засунул руки под плащ. – Как здесь холодно. Давайте разведем огонь, чтобы у нас не стучали зубы, когда мы будем разговаривать.
Джошуа и остальные занялись беседой, а Саймон взял несколько кусков дерева из кучи в углу и сложил их в яму для костра, радуясь, что у него появилось дело. Он гордился тем, что являлся частью столь важной компании, но не мог до конца этого осознать.
– Расположи их так, чтобы внизу они стояли широко, а верхушки соедини вместе, – посоветовала Джелой.
Саймон сделал, как она сказала, соорудив конус из дерева в самом центре горки пепла. Закончив, он огляделся по сторонам. Грубая яма для огня казалась не к месту на полу из тщательно обработанных плиток, как будто в одном из больших домов у него на родине поселились животные. В длинном зале он не обнаружил ничего похожего на очаг, сооруженный ситхи, и ему стало интересно, как они обогревали помещение. Но он вспомнил Адиту, которая бежала босиком по снегу, и решил, что они, наверное, обходились без огня.
– Это место на самом деле называется Дом Прощания? – спросил он у Джелой, когда она подошла к нему, держа в руках кремень и кресало.
Она не ответила на его вопрос, присела около ямы и подожгла куски коры вокруг сложенного дерева.
– Можно сказать и так. Я бы назвала его Зал Прощания, но тролль поправил мой язык ситхи. – Она сдержанно улыбнулась, когда завиток дыма медленно проплыл мимо ее рук.
Саймон решил, что она, видимо, пошутила, но уверенности у него не было.
– «Прощание», потому что именно здесь две семьи расстались?
– Да, я думаю, что они попрощались в этой комнате. И здесь заключили договор. Думаю, у ситхи он имеет или имел другое имя задолго до того, как они приняли решение идти дальше разными путями.
Значит, он не ошибся: видение показало ему прошлые события в этом месте. Саймон задумчиво оглядел зал с колоннами из украшенного резьбой камня, по-прежнему ослепительно чистые, с острыми гранями, несмотря на то что миновало бессчетное множество лет. Народ Джирики когда-то славился своими искусными строителями, но сейчас их дома в лесу были переменчивыми и непостоянными, словно гнезда птиц. Возможно, ситхи поступали мудро, нигде не пуская корни. И все же, – подумал Саймон, – дом, который никогда не меняется и остается на своем месте, – это самое ценное сокровище в мире.
– А почему две семьи разделились?
– Для таких серьезных перемен всегда есть несколько причин, – пожав плечами, проговорила Джелой, – но я слышала, что к их разногласиям какое-то отношение имели смертные.
Саймон вспомнил последний жуткий час в Ясире.
– Королева норнов, Утук’ку, была разгневана из-за того, что ситхи не… изгнали смертных с их земель, – продолжала Джелой. А также тем, что Амерасу не предоставила смертных их судьбе. Нас, смертных. Таких, как я.
Саймону было тяжело и невероятно стыдно слышать имя Амерасу, Рожденной на Корабле: ведь ее убийца сказал, что следовал за ним до Джао э-Тинукай’и.
Женщина-ведьма мгновение на него смотрела.
– Я склонна иногда забывать, как много ты видел, мальчик. Надеюсь, ты не забудешь, когда придет твое время.
– Какое время?
– Что же до расставания ситхи и норнов, – продолжала она, не обращая внимания на его вопрос, – смертные с ним связаны, но говорят, что у обоих домов были сложные отношения даже там, откуда они пришли.
– В Саду?
– Так они называют то место. Я не слишком хорошо знаю прошлое ситхи – такие вещи никогда меня не занимали. Я предпочитаю иметь дело с тем, что находится передо мной, с вещами, которые можно потрогать, увидеть и поговорить с ними. Там были женщина ситхи и мужчина хикеда’я. Она умерла. И он тоже умер. Обе семьи испытывали горечь. Древние дела, мальчик. Если снова увидишь своего друга Джирики, спроси у него – в конце концов, это история его семьи.
Джелой встала и отошла, оставив Саймона греться у огня.
Древние истории подобны крови. Они наполняют людей, даже когда те этого не знают и не думают о них. – Саймон мгновение размышлял. – Но стоит наступить трудным временам, они возникают со всех сторон. И это тоже подобно крови.
Пока он сидел, погрузившись в размышления, пришел Хотвиг со своей правой рукой Озберном. Следом за ними появились Изорн и его мать, герцогиня Гутрун.
– Как сегодня моя жена, герцогиня? – спросил Джошуа.
– Она неважно себя чувствует, ваше высочество, – ответила та. – Иначе непременно пришла бы с нами. Впрочем, такого следовало ожидать. Как вы знаете, дети создают проблемы не только после того, как появляются на свет.
– Я знаю очень мало, милая леди. – Джошуа рассмеялся. – Особенно про такие вещи. Мне еще не доводилось быть отцом.
Вскоре пришел Стрэнгъярд в сопровождении графа Над-Муллаха. Эолейр сменил дорожный костюм на одежду тритингов – бриджи и рубашку из толстой коричневой шерсти. На шее у него была золотая цепь, черные волосы собраны на затылке в длинный хвост. Саймон вспомнил, что видел его давным-давно в Хейхолте, и в очередной раз поразился странностям Судьбы, которая передвигает людей по миру, точно фигуры в игре шент.
– Добро пожаловать, Эолейр, добро пожаловать, – сказал Джошуа. – Благодарение Эйдону, мое сердце наполняет радость, что я снова тебя вижу.
– И мое, ваше высочество. – Граф бросил сумки, которые принес с собой, к стене у двери, затем коротко преклонил одно колено, встал, и они с Джошуа обнялись. – Привет от народа Эрнистира в ссылке.
Джошуа быстро представил Эолейра тем, с кем он еще не встречался. Саймону граф тепло улыбнулся и сказал:
– Я кое-что слышал о твоих приключениях с тех пор, как сюда прибыл. Надеюсь, ты уделишь мне немного своего времени и мы поговорим.
Польщенный его вниманием Саймон кивнул.
– Конечно, граф.
Джошуа подвел Эолейра к длинному столу, на котором лежал Шип, торжественный и наводивший ужас, как король на похоронных дрогах.
– Знаменитый меч Камариса, – сказал эрнистириец. – Я много о нем слышал, и сейчас у меня странное чувство: наконец-то я его вижу и понимаю, что он действительно существует и выкован из металла, как и любое другое оружие.
Джошуа покачал головой.
– Нет, он не совсем похож на обычное оружие.
– Могу я к нему прикоснуться?
– Разумеется.
Эолейр с трудом сумел приподнять рукоять с каменного стола. Вены у него на шее напряглись и выступили под кожей, когда, приложив все силы, он попытался взять меч со стола. В конце концов он сдался и вытер мокрые от пота пальцы.
– Тяжелый, точно мельничный камень.
– Иногда. – Джошуа похлопал его по плечу. – В другие времена он становится легким, точно перышко. Мы не знаем, почему так происходит и какая нам будет от него польза, но ничего другого у нас нет.
– Отец Стрэнгъярд рассказал мне про стихотворение, – сказал граф. – Думаю, я смогу многое вам поведать про Великие мечи. – Он оглядел комнату. – Если сейчас подходящее время.
– У нас военный совет, – просто ответил Джошуа. – Этим людям можно рассказать все, и мы с нетерпением ждем новостей про мечи. Разумеется, еще мы хотим услышать про ваш народ. Насколько я понимаю, Ллут мертв. Примите наши искренние соболезнования. Он был поразительным человеком и прекрасным королем.
– А также его сын Гвитинн, – кивнув, добавил Эолейр.
Сэр Деорнот, сидевший рядом, застонал.
– О боги, какая ужасная новость! Он выступил из Наглимунда почти сразу после осады. Что произошло?
– Его захватили бандиты Скали из Кальдскрика и жестоко убили. – Эолейр опустил глаза. – Бросили тело у подножия горы, как мусор, и ускакали.
– Да будут они прокляты! – прорычал Деорнот.
– Мне стыдно называть их своими сородичами, – сказал Изорн.
Его мать кивнула, соглашаясь.
– Когда вернется мой муж, он разберется с Острым Носом. – Ее слова прозвучали так уверенно, будто она говорила про то, что вот-вот наступит рассвет.
– Тем не менее мы все здесь соотечественники, – сказал Джошуа. – Мы один народ. И вместе выступим против общих врагов. – Он показал на табуреты, стоявшие у стены. – Прошу вас, садитесь. Нам придется самим разбираться со своими проблемами: и я подумал, что чем меньше наша группа, тем легче будет говорить открыто.
Когда все расселись, Эолейр рассказал о падении Эрнистира, начиная с бойни у Иннискрича и смертельной раны Ллута. Едва он начал говорить, как снаружи донесся какой-то шум, и через мгновение в зал ввалился старый шут Тайгер, а следом за ним Санфугол, который вцепился в его рубашку, пытаясь остановить.
– Так-так! – Старик уставился на Джошуа покрасневшими глазами. – Ты знаешь про верность не больше твоего брата-убийцы!
Он покачнулся, когда Санфугол в отчаянии снова потянул его на себя. Волосы у Тайгера – те, что еще остались, – торчали в разные стороны, щеки алели от чрезмерно выпитого вина.
– Пойдем отсюда! – сказал арфист. – Прошу прощения, мой принц, он неожиданно выскочил передо мной и…
– Подумать только, после стольких лет службы, – захлебываясь, заявил Тайгер, – что меня… меня… исключили, – он произнес это слово старательно и гордо, не замечая, что у него на подбородке застыл сгусток слюны, – изгнали и не допускают на советы, в то время как я был ближе всех к королю и его сердцу…
Джошуа встал и печально посмотрел на шута.
– Когда ты в таком состоянии, я не могу с тобой разговаривать, старик. – Он нахмурился, наблюдая за тем, как Санфугол сражается с Тайгером.
– Я помогу, принц Джошуа, – сказал Саймон.
Он не мог больше смотреть на то, как унижается старик. Саймон и Санфугол сумели развернуть Тайгера, и, как только шут оказался спиной к принцу, казалось, боевой запал его покинул, и он не сопротивлялся, когда его повели к двери.
Снаружи, на вершине горы, дул ледяной ветер, Саймон снял плащ и завернул в него Тайгера, который уселся на верхней ступеньке – куча выступавших под тонкой кожей костей – и сказал:
– Кажется, меня сейчас вырвет.
Саймон похлопал шута по плечу и беспомощно посмотрел на Санфугола, во взгляде которого не увидел ни капли сострадания.
– Он все равно что ребенок, – проворчал арфист. – Нет, дети ведут себя лучше. Взять, например, Лелет, которая вообще не разговаривает.
– Они же от меня узнали, где найти проклятый черный меч, – пробормотал Тайгер. – Я им сказал, куда идти. И про другой тоже, который Элиас отказался взять. «Ваш отец хочет, чтобы он принадлежал вам», – сказал я ему, но он не желал меня слушать. Бросил на землю, как змею. А теперь еще и черный меч. – По щеке с седыми бакенбардами сбежала слеза. – Он вышвырнул меня, точно кожуру от апельсина.
– Он о чем? – спросил Саймон.
Санфугол поморщился.
– Он что-то рассказал принцу про Шип перед тем, как вы отправились его искать. А остального я не понимаю. – Он наклонился и взял Тайгера за руку. – Уф! Хорошо ему жаловаться – он не должен играть роль няньки для самого себя. – Арфист кисло улыбнулся Саймону. – Ладно, наверное, и у рыцарей бывают плохие дни, верно? Когда люди нападают на тебя с мечом в руках и все такое? – Он потянул шута на себя, заставив его встать, и стал ждать, когда старик восстановит равновесие. – У нас с Тайгером сегодня отвратительное настроение, Саймон. Ты тут совершенно ни при чем. Приходи как-нибудь ко мне, и мы выпьем вина.
Санфугол отвернулся и пошел прочь по качавшейся на ветру траве, пытаясь поддерживать шута и одновременно не подпускать его слишком близко к своей чистой одежде.
Когда Саймон вернулся в Дом Прощания, Джошуа ему с признательностью кивнул, и Саймон подумал, что довольно странно получать благодарность за такое неприятное дело. Эолейр заканчивал рассказ о падении Эрнисдарка и бегстве своего народа в горы Грианспог. Когда он заговорил о том, что под руководством дочери короля оставшиеся в живых эрнистирийцы ушли в пещеры, которых великое множество, герцогиня Гутрун улыбнулась.
– Мегвин умная девочка. Вам повезло, что она у вас есть, раз уж жена Ллута оказалась такой бесполезной, как вы утверждаете.
На лице графа появилась печальная улыбка.
– Вы правы, леди. Мегвин действительно дочь своего отца. Я даже думал, что она станет лучшим правителем, чем Гвитинн, который иногда отличался невероятным упрямством, однако сейчас я в этом не так уверен.
Эолейр рассказал о странностях Мегвин, ее видениях и снах и о том, что они привели его и дочь Ллута в самое сердце горы, в древний каменный город Мезуту’а. Когда он заговорил о самом городе и его необычных обитателях, дваррах, все слушали в потрясенном молчании, и только на Джелой и Бинабика, казалось, история Эолейра не произвела особого впечатления.
– Поразительно, – прошептал Стрэнгъярд, глядя на сводчатый потолок Дома Прощания, как будто вдруг оказался под горой Грианспог. – Зал Узоров! Какие чудесные истории, наверное, там написаны!
– Вы сможете прочитать их позднее, – улыбнувшись, сказал Эолейр. – Я рад, что дух учения пережил злую зиму. – Он снова повернулся к собравшимся. – Но, наверное, важнее всего то, что рассказали нам дварры про Великие мечи. Они утверждают, что именно они выковали Миннеяр.
– Мы немного знаем историю Миннеяра, – сказал Бинабик, – и дварры – или двернинги, как их называют северяне, – в ней участвуют.
– Но больше всего нас интересует, где находится Миннеяр, – добавил Джошуа. – У нас есть один меч. Второй у Элиаса. Третий…
– Почти все в этом зале видели третий, – перебил его Эолейр, – а также знают место, где он сейчас лежит, – если дварры не ошиблись. Они говорят, что Миннеяр отправился вместе с Фингилом в Хейхолт, но Престер Джон его нашел… и назвал Сияющим Когтем. Если они правы, его похоронили вместе с вашим отцом, Джошуа.
– О Боги! – пробормотал Стрэнгъярд, и его слова были встречены мгновением потрясенного молчания.
– Я держал его в руке, – изумленно проговорил наконец Джошуа. – И сам положил на грудь отца. Как Сияющий Коготь может быть Миннеяром? Отец ни разу ни словом об этом не обмолвился!
– Чистая правда, – на удивление резко сказала Гутрун. – Он даже моему мужу не открыл его тайну. Он повторял, что это очень старая и не имеющая особого значения история. – Она покачала головой. – Вечные секреты!
Саймон, который тихо слушал, вдруг заговорил:
– А разве он не принес Сияющий Коготь из Варинстена, в котором родился? – Саймон посмотрел на Джошуа, неожиданно испугавшись того, что ведет себя слишком нахально. – Я хотел сказать, ваш отец. Так мне говорили.
Джошуа задумчиво нахмурился.
– Эту историю рассказывали многие, но, если подумать, я ни разу не слышал ее от отца.
– Конечно, конечно! – Стрэнгъярд выпрямился и хлопнул в ладоши. Повязка сползла с его глаза, и уголок прикрыл переносицу. – Проход, который так беспокоил Ярнаугу, тот самый, что описан в книге Моргенеса! Там говорится, что Джон спустился вниз, чтобы встретиться с драконом – с копьем в руках! Копье! О боги, как же мы были слепы! – Священник хихикнул совсем как мальчишка. – А вышел он оттуда с Сияющим Когтем! О, Ярнауга, почему тебя нет с нами!
Принц поднял руку.
– Нам следует многое обдумать, а также вспомнить древние легенды, но сейчас перед нами стоит гораздо более серьезная проблема. Если дварры правы, а я чувствую, что это так – кто станет сомневаться в истинности столь безумной истории в наши невероятные времена, – мы должны добыть меч, и неважно, какое у него имя, Сияющий Коготь или Миннеяр. Он лежит в могиле моего отца на Свертклифе, прямо за стенами Хейхолта. Мой брат, стоя на одном из бастионов, может смотреть на могильные холмы. На рассвете и закате эркингарды проходят торжественным строем по краю скалы.
Момент головокружительной радости прошел. В наступившей давящей тишине Саймон почувствовал, что у него рождается идея, смутная и еще не сформировавшаяся, поэтому не стал ничего говорить вслух. Среди прочего она была еще и пугающей.
– Это еще не все, ваше высочество, – заговорил Эолейр. – Я рассказал вам про Зал Узоров и карты раскопок и строительства, которые хранят дварры. – Он встал и подошел к седельным сумкам, оставленным у двери, несколько рулонов из промасленной кожи вывалились на пол. – Я привез чертежи тоннелей, дварры прокопали их под Хейхолтом в те времена, когда замок назывался Асу’а и принадлежал ситхи.
Стрэнгъярд первым вскочил и, опустившись на колени, с нежной осторожностью любовника развернул один из рулонов.
– О! – выдохнул он. – О да! Да! – Его восторженная улыбка уступила место озадаченному выражению. – Должен признаться, – проговорил он наконец, – что я несколько… разочарован. Я не думал, что карты дварров окажутся… О боги!.. Такими грубыми.
– Карты нарисовали не дварры, – нахмурившись, сказал Эолейр, – они – результат невероятно старательной работы двух эрнистирийских писцов, которые трудились почти в полной темноте на небольшом пространстве, в пугавшем их месте, копируя нанесенные на камень карты дварров так, чтобы я смог вынести их на поверхность.
– О! – в ужасе вскричал священник. – О! Простите меня, граф! Мне так жаль…
– Не имеет значения, Стрэнгъярд. – Джошуа повернулся к графу Над-Муллаха. – Это неожиданный и очень ценный дар, Эолейр. В тот день, когда мы наконец окажемся перед стенами Хейхолта, мы обратимся к небесам, благословляя твое имя.
– Не стоит меня благодарить, Джошуа. Но, по правде говоря, это была идея Мегвин. Я не знаю, какая от них будет польза, но знание никогда не бывает лишним, и я уверен, что ваш архивариус со мной согласен. – Он показал на Стрэнгъярда, который ползал среди рулонов из промасленной кожи, точно поросенок, обнаруживший кучу трюфелей. – Но, должен признаться, я пришел к вам в надежде на нечто большее, чем благодарность. Я покинул Эрнистир, чтобы найти армию повстанцев и с вашей помощью изгнать Скали из Кальдскрика с наших земель. Но вы находитесь в таком положении, что вам не по силам отправить армию вообще куда-либо.
– Нет. – На лице Джошуа появилось мрачное выражение. – Нас все еще слишком мало. К нам каждый день приходят новые люди, но потребуется много времени, прежде чем мы сможем послать даже небольшой отряд в помощь Эрнистиру. – Он встал и немного прошел по комнате, потирая обрубок правого запястья, словно тот причинял ему боль. – Наша борьба подобна сражению с завязанными глазами: мы не знали и не понимали, какие силы выступают против нас. Теперь же, когда к нам пришло осознание природы наших врагов, становится ясно, что сейчас у нас нет возможности им противостоять и мы можем лишь прятаться здесь, в самом отдаленном районе Светлого Арда.
