Тори Телфер
Леди-убийцы. Их ужасающие преступления и шокирующие приговоры

Полная версия

Tori Telfer

Lady Killers: Deadly Women Throughout History

© 2017 by Tori Telfer

© Зудова Е. В., перевод на русский язык, 2023

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

* * *

Эта ненависть к человеческому, больше – к животному, еще больше – к вещественному, это отвращение к чувствам, к самому разуму, страх перед счастьем и красотой, это стремление избавиться от всякой кажимости, перемены, становления, смерти, желания, самого стремления – все сказанное означает, рискнем понять это, волю к Ничто, отвращение к жизни, бунт против радикальнейших предпосылок жизни, но это есть и остается волей!

Фридрих Ницше. Генеалогия морали^[1]

Ни слабою, ни жалкою, наверно,

В устах людей я не останусь.

Еврипид. Медея^[2]

Посвящается Чарли

Незаметные

Думая о серийных убийцах, мы представляем мужчину – некого ожесточенного, извращенного социопата, который работает в одиночку. Скорее всего, он носит жуткое прозвище, которым его с любовной точностью нарекли средства массовой информации: Потрошитель, Вампир-насильник, Сын Сэма, Убийца из теней, Берлинский мясник. Прозвище – фирменный знак. Кошмарное имя для мужчины из кошмаров, жертвами которого чаще всего становятся невинные женщины.

Это правда: больше всего крови на страницах истории пролито мужчинами. И серийные убийцы, в частности, – в подавляющем большинстве именно мужчины. За последнее столетие лишь 10 % от числа всех серийных убийц составили женщины. По крайней мере, так принято считать. (Эти данные нельзя назвать точными. В 2007 году вышла книга с результатами очень кропотливого исследования. В ней были названы 140 известных женщин – серийных убийц. В одном блоге, посвященном движению за права мужчин, перечислена почти тысяча таких. Нам точно известно, что с 1970-х годов их число в США, каким бы оно ни было, выросло.) Общество склонно впадать в «коллективное беспамятство» в отношении жестокости со стороны женщин. Настолько, что, когда в 1992 году Эйлин Уорнос обвинили в совершении семи жестоких убийств, пресса нарекла ее «первой женщиной – серийной убийцей в Америке», и это прозвище закрепилось за ней в последующие десятилетия.

Эйлин и близко не первая женщина в Америке, совершавшая серийные убийства. Но женщины-убийцы – талантливые притворщицы.

Женщины-убийцы живут среди нас и предстают миру в роли жен, матерей и бабушек.

И даже после задержания и вынесения приговора в конце концов теряются в тумане истории. С мужчинами такого не происходит. Историки все еще пытаются понять, кем же был Джек-Потрошитель, при этом их совершенно не интересует история его зловещей соотечественницы Мэри Энн Коттон, на счету которой в три или даже четыре раза больше жертв, большинство из которых дети.

Нельзя сказать, что общество вовсе не признает существования зла в женщинах, ведь представительниц женского пола изображают как коварных и вероломных вестниц Апокалипсиса с тех самых времен, как Ева вкусила плод с дерева познания. Но, судя по всему, нам больше нравится, когда злые женщины остаются лишь на страницах художественных книг. Они заманивают мужчин на скалы (сирены из греческой мифологии), подставляют других под обвинение в убийстве (роман «Исчезнувшая» за авторством Гиллиан Флинн) и даже высасывают из них жизнь (баллада «Безжалостная красавица» поэта Джона Китса). Однако стоит им сойти со страниц книг в реальную жизнь и начать убивать настоящих людей, воображение нас подводит. Мы даже представить не можем, что они это сделали, ну, прям вот нарочно. Считается, что женщины способны разве что на спонтанное убийство, совершенное в результате самообороны, вспышки гнева, гормонального сбоя или истерического припадка, но никак не на убийство намеренное. Последнее ведь нужно тщательно спланировать, все рассчитать и суметь в нужный момент сохранить хладнокровие.

Отсюда и одиозные слова Роя Хейзелвуда из ФБР, произнесенные им в 1998 году: «Серийных убийц – женщин не существует».

Как реагирует общественность, столкнувшись с женщиной-убийцей? Когда концепция «слабого пола» рушится и мы ощущаем на себе зловещий взгляд женщины с засохшей под ногтями кровью? Для начала, вероятнее всего, мы оценим ее сексуальную привлекательность. (В одном исследовании 2015 года изыскатели настолько заморочились, что даже попытались определить, привлекательность кого из 64 женщин – серийных убийц, включенных в выборку, можно оценить на уровне «выше среднего».) Благодаря подобному подходу их преступления куда проще переварить (ложку сахара добавь, лишь сахара добавь!^[3]). Сегодня убийцу Эржебет Батори помнят как сексуальную вампиршу, купавшуюся в крови девственниц. Эта история далека от истины и превращает фигуру Эржебет в более мифическую, нежели реальную, что, в свою очередь, служит оправданием, чтобы не задавать неудобных вопросов. Например, если агрессорами принято считать мужчин, почему такие, как Эржебет, вообще существуют? Как правило, люди при любом удобном случае связывают историю женщин-убийц с похотью, даже если их преступления не имеют к плотским страстям никакого отношения. Это хорошо заметно в провокационном эссе от 1890 года под названием «Правда о женщинах-преступницах», где автор старательно приукрашивает текст заявлениями вроде: «Неважно, уроженка она здешних мест или чужестранка, молодая или старая, красивая или безобразная, женщина всегда пользуется преимуществами своего ПОЛА».

А если интересующая нас женщина не особенно сексуальна? Сжечь ее на костре! И заодно дать глупую кличку, например Бабуля-хохотуля, Адская Белль или Мышьячка Энни.

В 2015 году пожилая женщина из России попала в объектив камеры видеонаблюдения, когда выносила мусорное ведро, в котором, как утверждается, находилась голова ее лучшей подруги.

СМИ мгновенно окрестили ее Старушкой-потрошительницей и Бабой-ягой. Клички не призваны внушить ужас, не давая спать по ночам. В них – вся соль потрясающей шутки, каковой всем представляется женская агрессия. (Вон идет Мышьячка Энни! Если б не судебные ордеры, она бы вечно ходила полураздетой!)

Помимо прозвищ полезным инструментом категоризации могут быть архетипы, но за ними часто теряются тонкости зла и тьмы, живущих в представительницах женского пола.

Чудесен образ женщины-кормилицы, который вызывает в памяти фигуру самой Матери – сырой земли. Однако она еще и безжалостная разрушительница, чей гнев сметает как виноватых, так и ни в чем не повинных. Вот только эта сторона образа редко упоминается, когда речь идет о реальных женщинах. Или возьмем, к примеру, архетип мужеподобной и жестокой женщины. Он точно приводит в недоумение. Из-за «мифа о женской пассивности» неспособную справиться с гневом женщину часто воспринимают не просто как мужеобразную, а почти буквально как мужчину. Будто это единственный способ ее понять. Когда в XVII веке Париж наводнили женщины-отравительницы, один журналист рассуждал так: «Их нельзя ставить в один ряд с другими женщинами, скорее можно сравнить с самыми гнусными мужчинами».

Видите ли, я понимаю, куда проще переварить серийные убийства, когда они умаляются прозвищами, подслащиваются сексуальной подоплекой или структурируются по архетипу. У общества есть бесконечное число козырей, позволяющих смягчить жестокость женщины. Женщин-убийц дегуманизируют, сравнивая с монстрами, вампирами или ведьмами. Их эротизируют до такой степени, в которой они не представляют угрозы. Вот примеры: книга под названием «Плохие девчонки делают это! Энциклопедия женщин-убийц»^[4] или заголовок статьи «Горячие маньячки, к которым вы наверняка заглянули бы на чай»^[5]. А еще можно прокричать избитую цитату Киплинга: «Супруга злее всякого супруга!»^[6] и уйти, пребывая в удовлетворении от собственных способностей к анализу. Я правда понимаю. Убийства пугают. Кто захочет марать о них руки? Кто захочет разобраться? И все-таки я верю: признание женской агрессии, сколь бы отвратительной и извращенной она ни была, может пойти нам на пользу. В противном случае мы живем в отрицании. Ну и попутно замечу: именно из-за него миловидные бабули десятилетиями совершали убийства, не навлекая на себя никаких подозрений.

Если бы мне пришлось описать героинь данной книги одним словом (кроме «ужас»), я бы использовала слово «напористость». Я неоднократно ловила себя на невольном восхищении. Меня поражало, сколько работы они выполняли, скольких мужей облапошили, сколько раз перехитрили представителей власти. Я не разделяю их непоколебимого и безумного убеждения, что убийство – самый надежный способ избавиться от проблем и продвинуться по социальной лестнице. Но хочу отдать должное их болезненному стремлению улучшить положение. (Это не совсем применимо к сверхбогатым убийцам вроде Эржебет Батори. Женщины вроде нее просто-напросто погрязали во тьме, задыхаясь от собственного могущества.) Ницше упоминал об этом стремлении еще в 1887 году: «Человек предпочтет скорее хотеть Ничто, чем ничего не хотеть»^[7].

Можно задаться вопросом: «Почему женщины убивают?» Мне кажется, отсюда вытекает и другой, более общий: «Почему люди убивают?» Однако эта тема уже для другой книги, куда более длинной и серьезной. На убийство могут толкать самые разные причины: гнев, жадность, патологический нарциссизм, мелочная раздражительность. Убийства представляются столь страшной и непостижимой загадкой, поскольку жутко неестественны (забрать человеческую жизнь – все равно что играть в Бога) и в то же время предсказуемы. С незапамятных времен мы спим, едим, занимаемся сексом и убиваем друг друга (иногда именно в таком порядке, вспомните про самок богомолов!). «Человечность 101»^[8].

В этой книге вам не раз придется столкнуться с ханжеством и притворным ужасом, свидетельства которых сохранились в анналах истории.

Ого, нас удивляет, что люди «все еще» друг друга убивают? Нас шокирует, что женщины тоже несут в себе тьму и участвуют в этих кошмарах?

В предисловии к роману «Война и мир»^[9] Лев Толстой упоминает Дарью Николаевну Салтыкову по прозвищу Салтычиха, русскую помещицу и серийную убийцу из XVIII века. О ней еще поговорим. «Изучая письма, дневники, предания [того времени], я не находил всех ужасов этого буйства в большей степени, чем нахожу их теперь или когда-либо, – писал он. – В те времена так же любили, завидовали, искали истины, добродетели, увлекались страстями».

Хотя каждая женщина из книги была естественным представителем своей эпохи, не стоит полагать, будто их преступления, «ужасы этого буйства», случались в некоем первобытном социокультурном бульоне, из которого мы эволюционировали и вошли в безупречное настоящее. Конечно, я допускаю, что однажды мы будем жить в утопическом обществе, укрывшись в герметичных коконах, и истории о былых грехах человеческой расы канут в небытие, сгорев дотла, как когда-то сгорела Александрийская библиотека. И тогда мы уверуем в собственную безупречность. Однако, пока утопия не наступила, придется смотреть правде в глаза: женщины – серийные убийцы действительно существуют.

Женщины-убийцы были умными, вспыльчивыми, коварными, соблазнительными, безрассудными, корыстными и одержимыми.

Они готовы были пойти на все, лишь бы прогрызть путь к лучшей, по их мнению, жизни. Были безжалостны и непреклонны. Растеряны и запутаны. Они были психопатками и убивали детей. Но не были волчицами. Не были вампирами. Не были мужчинами. Раз за разом опыт показывает: каждая пугающе и неизбежно оказывалась квинтэссенцией всего человеческого.

Кровавая графиня

Эржебет Батори

В английском языке женщин-убийц называют словом murderess. Есть в нем что-то невероятно соблазнительное. Наверное, губительный, змеиный шарм придает удвоенная s в конце. А еще есть столько историй: про Лилит, леди Макбет, Медузу, Медею. И нам все время мало. В литературе из этих женщин выходят замечательные антагонистки, но еще больше возбуждают болезненное любопытство реальные злодейки.

Одна из первых в истории серийных убийц-женщин была как раз из тех, кому идеально подходит образ соблазнительной убийцы. Память о ней жива до сих пор. Ее сексуализируют и изображают вампиршей с тех самых пор, как в 1720-х годах обнаружили протоколы ее судебного разбирательства. Она – королева серийных убийств, садомазохистка «в законе». Ее именем названы не одна и даже не две, а целых восемь музыкальных групп в жанре блэк-метал. Ужасная венгерская графиня Эржебет Батори.

Сегодня она является то ли олицетворением безумного, садистского загнивания аристократии, то ли примером опасности, которая грозит влиятельным женщинам, – все зависит от того, какую научную статью решите прочесть. Нам не хватает исчерпывающих сведений, чтобы быть на 100 % уверенными в ее виновности. Ходят слухи о затерянном в Венгрии обличительном дневнике графини, а некоторые ученые стремятся вернуть ей честное имя. С Эржебет нас разделяет несколько столетий, и потому мы, возможно, уже не найдем однозначных судебных доказательств ее вины.

И все-таки эту женщину определенно окружали реки крови.

Девушка и ее замок

Эржебет Батори могла наслаждаться всеми прелестями завидной жизни. Она появилась на свет 7 августа 1560 года в одной из самых могущественных семей Центральной Европы. Доказательством были ее неприличное богатство и безупречная родословная. Родители-протестанты не жалели средств, чтобы дать не по годам развитой дочери классическое образование. Она говорила не только на венгерском и словацком (с этим языком даже многие из ее слуг были знакомы), но и на греческом, латыни и немецком.

Однако не все в мире маленькой Эржебет было так прекрасно. По слухам, в детстве она страдала от страшных эпилептических припадков. Кроме того, ее родители были двоюродными братом и сестрой. Как и во многих важных династиях тех времен, в роду Батори было распространено кровосмешение.

История же показывает: близкородственные браки среди знати нередко порождали детей со слабым здоровьем и предрасположенностью к безумию.

Если верить преданиям, в детстве Эржебет своими глазами лицезрела множество ужасных вещей. Например, как человека зашивают в живот лошади. За какое преступление? За кражу. Поговаривают, крошка Эржебет захихикала, увидев, как голова крестьянина торчит из тела лошади. Многие байки о ее детстве, по сути, являются попытками объяснить преступления, совершенные позднее. Но, как бы то ни было, Эржебет, скорее всего, и правда пришлось столкнуться с огромным количеством насилия в юном возрасте. В то время бить слуг было более чем естественно, ведь, по венгерским законам, крестьяне являлись «собственностью» знати. И, вполне вероятно, Эржебет время от времени посещала публичные казни.

К слову, она отличалась не только острым умом и пугающей терпимостью к насилию. Девушка была очень красива. На портрете 1585 года изображена скорбная хрупкая красавица с высоким белым лбом (женщины того времени удаляли волосы у линии роста, чтобы выглядеть более аристократично, в духе королевы Елизаветы I из династии Тюдоров). Она пристально смотрит из рамы огромными печальными глазами.

В десятилетнем возрасте Эржебет обручилась с пятнадцатилетним графом Ференцем Надашди, наследником другой влиятельной венгерской семьи. Следуя традициям эпохи, она переехала в его замок на время помолвки и стала учиться управлять огромными владениями новых родственников. По некоторым сведениям, в это время у нее случился роман с крестьянским мальчиком, девушка забеременела и была вынуждена тайно отдать ребенка. Ее жених кастрировал несчастного паренька и бросил стае диких собак. Независимо от того, случилось ли это на самом деле, Эржебет в конечном счете обрела репутацию женщины с ненасытным либидо, а молодой граф Надашди вскоре прославился любовью к безумному и изощренному насилию.

Эржебет было четырнадцать лет, когда 8 мая 1574 года она вышла замуж за ревнивого Ференца. Торжество состоялось на глазах четырех с половиной тысяч гостей. Пышное празднование продолжалось три дня, и в завершение Надашди подарил невесте Чахтицкий замок – самое одинокое и мрачное сооружение во всей Венгрии. Замок был выполнен в готическом стиле и стоял на вершине зловещего холма. Надашди и не подозревал, какие преступления позднее будут совершены в его темных, уединенных залах.

Чета Батори и Надашди теперь была невероятно богата и обладала значительным авторитетом, только супруги почти не виделись.

Первый ребенок родился лишь спустя десять лет после свадьбы, что довольно необычно для супружеских пар того времени. Если бы Эржебет оказалась бесплодной, у Надашди появилась бы уважительная причина для развода. Однако без детей их оставила не биология, а война. Через три года после свадьбы Надашди уехал к границе сражаться с турками, а Эржебет контролировала многочисленные имения и земли и приводила в порядок неисчислимые счета. В своих письмах к мужу она была вежлива и обходительна и только изредка позволяла себе проявления волевого характера. Так, например, отчитала Ференца за то, что тот уехал в Трансильванию без предупреждения.

В 1591 году Османская империя пошла в серьезное наступление, что послужило началом так называемой Долгой войны^[10], и Надашди снова отправился в бой, на этот раз еще более ожесточенный и кровавый. Он любил воевать. И у него это здорово получалось. Примерно тогда он получил прозвище Черный рыцарь Венгрии из-за совершенно нечеловеческой жестокости. Перед тем как убить врагов, он старался выведать у них лучшие турецкие методы пыток. А в особо активном настроении он даже играл отрубленными головами как мячами. Потом возвращался к жене, охваченный жаждой крови, и крики врагов продолжали звучать у него в голове.

Долгая война неуклонно истощала казну, и даже у правящей династии Габсбургов заканчивались деньги. Эржебет же ни на секунду не столкнулась с нуждой в военное время, поскольку Надашди постоянно присылал османские сокровища. Собственно говоря, семейная пара настолько разбогатела, что в итоге дала Габсбургам денег взаймы, чтобы Венгрия могла продолжать войну. Должно быть, эти двое считали себя непобедимыми.

Брыкающаяся звезда

Хотя в те годы супруги виделись достаточно редко, им удавалось выкраивать время на общий, довольно своеобразный досуг: они пытали молоденьких служанок.

Понятно, что Надашди насилие было не чуждо. Нельзя стать Черным рыцарем Венгрии, не наколов на штык парочку врагов! Да и Эржебет была неплохо знакома с различными наказаниями, учитывая, что в ее ведении каждый день находились сотни крестьян. Супруги видели и даже поощряли жестокость друг в друге, в результате чего их отношения на расстоянии пропитались любовью к крови. Ну, знаете, когда вместо того, чтобы «с тоской глядеть на одну луну», можно «вместе резать людей».

Надашди научил супругу сворачивать лист промасленной бумаги, помещать его между пальцами ног ослушавшегося слуги, а затем поджигать бумагу. Эту веселую игру он прозвал «брыкающаяся звезда». Есть сведения, что он купил для Эржебет перчатку с когтями, с помощью которой та могла кромсать плоть слуг. А однажды якобы облил юную девушку медом и выставил на улицу, где бедняжке негде было укрыться от укусов насекомых. Словом, Черный рыцарь служил настоящим источником вдохновения для впечатлительной юной социопатки Эржебет.

Надашди, впрочем, был не единственным соратником графини в ее забавах. В 1601 году приближенной стала таинственная женщина по имени Анна Дарвулия. Местные жители называли ее «диким зверем в женском обличье», и ходили слухи, будто она ведьма. Как только она появилась в замке, Эржебет начала меняться. «Госпожа стала более жестокой», – говорили слуги. Если Надашди научил Эржебет пыткам, то Дарвулия научила убивать.

«Ни один мясник с ней не сравнится»

Время от времени в семье Надашди-Батори умирали служанки, но никто и бровью ни разу не повел. В глазах господствующих классов молодые крестьянки не несли особой ценности.

После подавления антифеодального восстания в 1514 году новый свод обычного права Венгерского королевства, получивший название «Трипартитум», сводил права крестьян и крепостных почти к нулю, но оберегал дворян, злоупотреблявших властью.

Закон не просто защищал Эржебет; она была выше закона. К этому моменту король Венгрии занял у семей Батори и Надашди так много денег, что графиня стала практически неприкосновенна. (На момент смерти Надашди король был должен ему почти восемнадцать тысяч гульденов – долг, выплатить который было практически невозможно.) Укрывшись в своем одиноком замке на холме, Эржебет могла делать все, что душе угодно.

При этом нельзя сказать, будто никто не замечал происходящего с ее слугами. Местные пасторы начали что-то подозревать, когда Эржебет зачастила с просьбами совершить похоронные обряды для служанок, умерших от «холеры» или «неизвестных и загадочных причин». В какой-то момент она попросила освятить огромный гроб, однако те отказались, когда до них дошел слух, что внутри находится аж три мертвых тела. Слухи про графиню превращались в настолько возмутительные, что один из пасторов осмелился отвести ее в сторонку после проповеди и прямо назвал убийцей. «Ваша светлость не должны так поступать, поскольку это оскорбляет Господа. И мы будем наказаны, если не выразим вашей светлости недовольства, – сообщил он. – В верности моих слов легко убедиться, нужно лишь эксгумировать тело [последней умершей девушки], и по отметинам на нем станет ясно, из-за чего произошла смерть».

Графиня прошипела, что у нее есть родственники, которые не потерпят скандальных обвинений, на что пастор ответил: «Если у вашей светлости есть родственники, то и у меня есть один. Это Господь Бог… Давайте выкопаем тела, и тогда станет ясно, что вы натворили». Эржебет вылетела из церкви, а Надашди в конце концов удалось усмирить пастора. Но он не мог прикрывать жену вечно.

Черный рыцарь умер от болезни в 1604 году, когда Эржебет стукнуло сорок четыре года. Слуги вновь заметили перемену: она становилась все более и более жестокой. Неуемно жестокой. Возможно, сказался стресс: теперь графиня управляла обширными владениями, не рассчитывая на доход от трофеев Долгой войны. Возможно, она испытывала ужас от старения: говорят, женщина была невероятно тщеславна. Или виной тому какое-то скрытое душевное расстройство, возникшее в результате пресловутой любви династии Батори к кровосмешению и внезапно проявившееся.

Как бы то ни было занятие, начинавшееся как хобби, в компании Надашди и Дарвулии быстро превратилось в настоящую одержимость. Эржебет начала фанатично пытать и убивать юных девушек. Она забирала их из городов вблизи ее многочисленных замков (достигших половозрелого возраста крестьянских дочерей с сильными, но, с точки зрения графини, одноразовыми телами), а закончив, бросала через стену замка на съедение волкам.

Как и прежде, Эржебет действовала не одна. Вместе с Анной Дарвулией она собрала чудовищный пыточный отряд. В него входили няня ее детей Илона Йо, старая подруга Илоны, известная как Дорка, прачка по имени Каталин, а также парнишка-уродец по прозвищу Фицко. Дарвулия, Дорка и Илона Йо были самыми жестокими в команде и очень гордились своей макабрической изобретательностью. Фицко помогал, но был ужасно юн. Каталин оказалась самой мягкосердечной. Она пыталась тайком проносить несчастным еду, а однажды ее саму избили за отказ участвовать в пытках.

Обычно все начиналось с ошибки служанки. Девушка могла пропустить стежок в шитье, и тогда графиня бросалась на нее со звериным рыком. Для начала Эржебет могла просто ударить или пнуть служанку, а затем включала воображение на полную катушку, придумывая наказание, которое удовлетворило бы ее жажду крови. Тех, кто ошибался в шитье, пытали иголками, а девушку, укравшую монету, этой же монетой клеймили. Графиня ловко манипулировала жертвами. Она втыкала девушкам в пальцы булавки и приговаривала: «Если шлюхе больно, пусть вытащит». Затем, когда девушки вытаскивали булавки, Эржебет отрезала им пальцы.

Часто перед избиением графиня раздевала девушек догола, а однажды, будучи сама прикована к постели, даже откусила кусок щеки служанки.

Если на этом пытки заканчивались, жертвы могли порадоваться своему везению. Однако Эржебет редко довольствовалась булавками и отрубленными пальцами. В каком бы замке ни останавливалась графиня, там была подготовлена специальная камера пыток, где можно развлечься, и происходившие зверства повергают в ужас. Участники пыточного отряда обжигали кожу жертв утюгами или били, «пока кожа на телах не лопнет». Однажды Эржебет засунула пальцы девушке в рот и разорвала ей лицо. Поговаривали о клещах, которыми раздирали плоть, а еще ходили слухи о насильственном каннибализме. «Какая вопиющая жестокость! Ни один мясник с ней не сравнится», – писал перепуганный пастор деревни Чахтице другу, узнав о происходящем глубоко в подземельях графини. У некоторых участников пыточного отряда была специализация. Так, Дорка любила резать пальцы ножницами. Дарвулии нравилось отвешивать по пятьсот ударов плетью. А Эржебет нравилось все.

«Куда бы она ни отправлялась, – признавалась Илона Йо, – она сразу же искала место, где [мы] могли бы мучить девчонок». Один горожанин от нескольких служанок слышал, что «госпожа не могла ни есть, ни пить, пока не увидит кровавой смерти хотя бы одной девственницы». Казалось, без окружающих ее смертей Эржебет чувствовала себя неполноценной.