Тори Майрон
В плену сердца
Третья книга серии «Бессердечные»
Глава 1
Остин
Похоть.
Низменная. Бесстыдная. Банальная. Пустая. Не содержащая в себе ничего, кроме жажды немедленного утоления голых инстинктов и страстных желаний.
Повернёшь голову направо – увидишь циничные, хищные улыбки мужчин. Они ведут у столов непринуждённые разговоры, пока профессионалки своего дела, стоя перед ними на коленях, ублажают их смачно накрашенными ртами.
Повернёшь налево – встретишь полуголых официанток, одна из которых вместо полирования бокалов в баре уже забралась на колени к пьяному толстосуму и, нырнув рукой в брюки, активно полирует его член.
Посмотришь прямо – задержишь внимание на плавных, соблазнительных движениях стриптизёрш. Они сжимают ногами вращающиеся пилоны и извиваются в золотых клетках как пойманные кошки – дикие, голодные и настойчиво требующие к себе внимания окружающих их возбуждённых самцов.
А метнёшь взгляд вверх на второй этаж клуба – наткнёшься на любителей потрахаться у всех на виду, «уединившихся» в отдельной комнате с полностью прозрачными стенами, возле которых стоят пару дрочунов и вовсю удовлетворяют себя, завороженно глядя на лайв-порно.
Да… В этом элитном стриптиз-клубе и правда нет места для стыда, стеснения и каких-либо запретов. Нет ничего, кроме похоти. Она везде. Со всех сторон. На каждом углу. В каждом элементе декора и роскошной мебели. В сальных взглядах мужчин. В похабных фразах. В танцевальных битах House музыки, звучащей из всех настенных колонок просторного космического зала. И в задымлённом сигаретами и травкой воздухе, который я непрерывно вдыхаю, неконтролируемо увеличивая адское напряжение в паху и всё обильней наполняя себя всей этой грязью, что на протяжении долгого времени окружала самого дорогого и любимого мне человека.
«Атриум» – мир плотских грехов и эротических сновидений!
Как оказалось, именно здесь добровольно каждую ночь находилась, по моему ошибочному мнению, самая чистая, невинная и светлая девушка из всех мне известных, решившая нагло скрыть от меня всю правду о себе.
Она выбрала вариант изнурять себя ночной работой, ублажая и выплясывая голой перед толпой мужиков, вместо того, чтобы просто попросить помощи у меня – человека, готового последнее ей отдать, лишь бы помочь справиться со всеми проблемами. Она решила лгать мне на протяжении долгого времени – о работе, об истинных чувствах ко мне, о каком-то несуществующем парне и непонятной «дружбе» с Марком… Она решила солгать мне, даже когда я заверил, что ей нечего бояться, и я ни по какому поводу не стану её осуждать, а после спросил: «Есть ли ещё что-то, о чём мне стоит знать, Ники?». И она решила солгать… эм… в миллионный раз? Да, скорее всего, так… Когда, прощаясь, позволила мне поверить, что совсем немного – и мы с ней встретимся вновь. В Нью-Йорке. В нашей первой, небольшой, но уютной квартире, в который мы зажили бы новой жизнью и начали бы вместе двигаться к своим мечтам.
Вместе…
Это слово будто едкой кислотой прожигает всю грудную клетку, заставляя обливаться ядом орган, пульсирующий отголосками моих идиотских планов и мечтаний на нашу дальнейшую, совместную жизнь. Мне отчаянно хочется вырвать этот изнывающий болью комок к чертям собачьим, чтобы никогда ничего больше не чувствовать.
Стать бессердечным – вот оно – моё единственное желание с той самой минуты, как я получил огромное количество мерзкой информации на мою маленькую девочку. Хотя… Какая уж она моя? О чём это я? Конечно, не моя, и никогда ею не собиралась быть, ведь помимо выбора прекрасной работки в самом развратном клубе города, она сознательно выбрала лёгкий вариант выбраться из нищеты и спасти свою конченую мать алкоголичку.
«…Теперь ты знаешь всю правду обо мне, Остин. Я совсем не такая, какой ты меня всегда видел. И, думаю, после рассказа о моих настоящих рабочих обязанностях в клубе ты поймёшь, что с моей стороны было бы глупо отказываться от столь выгодного предложения враз изменить нашу с мамой жизнь, особенно учитывая, что мой начальник – молодой и очень привлекательный мужчина. Так что, прошу, не жди меня! Я не приеду. Живи своей жизнью, концентрируйся на работе, переключи внимание на другую девушку, нуждающуюся в твоей заботе, а обо мне не думай. Переживать за меня больше не надо. На целый год у меня есть тот, кто будет заботиться обо мне и превратит мою жизнь в сказку, а после… после я буду богата и смогу сама позаботиться о себе и маме…»
Десять миллионов, гарантированное лечение матери в лучшей наркологической клинике Нью-Йорка и множество других привилегий во время работы – это, безусловно, приличный гонорар за предоставления услуг, что принесут удовольствие обеим сторонам контракта. И, несомненно, это является веской причиной – променять какие-то там чувства к другу детства, с которым достигнуть желаемого было бы в разы тяжелее и дольше. Не так ли?
Вероятнее всего, вы скажете: «Так», и я бы с вами безоговорочно согласился, если бы всё моё нутро не кричало бы так истошно об обратном.
Пусть я раз десять просмотрел присланное Ники видеопризнание и записи с камер с её смен в клубе, подтверждающие истинный род её трудовых обязанностей, а после до дыр прочёл все условия рабочего секс-контракта, на котором стояла её подпись, я всё равно ни за что не поверю, что Николина опустилась до продажи своего тела, выбрав наипростейший способ начать новую, беззаботную жизнь.
Называйте меня хоть трижды наивным, по уши влюблённым глупцом, всем сердцем желающим оправдать поступки любимой девушки, но я ни за что не поверю в это после нашей безумной ночи, во время которой соединились воедино не только наши тела, но и шквал взаимных чувств переплетался в бурном вихре, сметающем всё вокруг нас.
Я считал все эмоции Ники по отношению ко мне и до сих пор ощущаю внутри себя всю колоссальную силу любви и неизмеримой печали, что поглощала её в момент нашего прощания. Её необъяснимо сильная грусть морально убивала меня, призывала остаться и никуда не уезжать. Но я не сделал этого! Не сделал, хотя же чувствовал, что с ней что-то не так. Я же понимал, что с Ники происходит нечто странное и подозрительное. Она смотрела на меня с такой тоской, что я едва держался на ногах, чтобы не сложиться пополам от боли.
Сейчас, непрерывно прокручивая наше прощание в уме, я чётко понимаю, что её синие глаза навечно отпечатывали мой образ на память, руки обнимали так, будто мечтали пропустить меня сквозь своё тело, а губы… Они заверяли, что с ней всё в порядке, на деле же целовали с таким отчаяньем и страстью, словно пытались зацеловать меня на всю жизнь вперёд.
Николина прощалась со мной.
Не на несколько недель, а навсегда. А я – придурок – в очередной раз не придал должного значения её чрезмерной тоске, которую она с поразительным успехом смешивала с огромной палитрой других сильных эмоций, что мастерски отдаляли меня от желания докопаться до правды. Но я до неё докопаюсь… Умру, но докопаюсь. Иначе и быть не может!
Все доказательства налицо, да и без них я сам вполне могу поверить, что Ники в целях выживания могла решиться на работу в месте сосредоточения эротических, плотских утех и не сказать мне об этом, прекрасно зная, что, даже будучи «просто братом», я, скорее, убью её, чем позволю ей зарабатывать деньги таким отвратительным способом. Но в то, что она добровольно могла согласиться ради денег отдаваться мужчине, которого не любит, я никогда не поверю. Даже ради миллионов и здоровья матери она ни за что не сделала бы подобное – за первым она никогда не гналась, а второе и я бы мог совсем скоро организовать, приедь они с матерью в Нью-Йорк – и Ники об этом знала.
В её решении стать шлюхой для некого богатого бизнесмена должно быть скрыто нечто иное. Принуждение. Шантаж. Угроза жизни. Что угодно, но только не согласие по собственному желанию. Не верю! И не поверю в это до тех пор, пока она лично мне в глаза всё не скажет, а я в её чувствах не прочту, что каждое её слово – правда.
Но, чтобы сделать это, мне нужно сначала её найти!
По приезде в Нью-Йорк у меня не было ни одной свободной минуты, поэтому я только на следующее утро заметил, что Ники мне так и не ответила на сообщение и ни разу не позвонила. Все мои неоднократные попытки дозвониться до неё заканчивались автоматическим оповещением о том, что абонент недоступен. Отследить местонахождение по телефону мне тоже не удалось – Ники не просто отключила его, а будто уничтожила с концами.
Двое последующих суток я места себе не находил, постоянно переживая и думая, куда она пропала, и при этом с утра до вечера старался не терять концентрацию внимания в учебном процессе на предприятии «Heart Corp», где меня постепенно вводили в курс дела моей работы.
До проверки своей электронной почты я добрался лишь на третий день после получения файлов о Ники, и как только я неоднократно изучил ошеломляющий и разрывающий сердце емайл, сразу же бросил все дела в Нью-Йорке и рванул обратно в Рокфорд, всё ещё надеясь успеть обнаружить её дома.
Но, естественно, добравшись до Энглвуда, Ники с матерью там уже не встретил, зато в их разгромленной квартире наткнулся на ворчливого Баррета, поведавшего мне о случившемся инциденте с Филиппом и о том, что Юна вместе с ним находится в Северной Рокфордской больнице, куда я мгновенно и полетел.
Правда, конструктивного диалога с Юной, сидящей у койки покалеченного муженька в своём обычном полупьяном состоянии, не получилось. Она рассказала только, что Николина вернулась домой поздно вечером и без причины напала на отчима, чуть ли не убив его, а после сбежала, сообщив, что больше никогда не вернётся.
Конечно же, все её гневные слова в адрес Ники я автоматом разделил на два, а о существовании веского повода для нападения на Филиппа даже сомневаться не стал и сразу перевёл тему разговора в интересующее меня русло.
И представьте моё замешательство, когда в ответ на мои вопросы о богатом, молодом и привлекательном мужчине, годовом контракте и наркологической лечебнице Юна отреагировала так, будто слышит об этом впервые. Она лишь упомянула некую Мередит, что почти сутки без разрешения творила с ней какой-то беспредел, и потеряла ко мне всякий интерес, когда заметила, что Филипп начал приходить в себя, издавая хриплые, болезненные стоны.
Честно, я не злой человек, но, глядя на эту конченную тварь, долгие годы отравляющую жизнь Ники, я не испытывал ни капли сочувствия, а только упоение. Тяжелое сотрясение мозга – меньшее, чего заслуживает Фил. И если я узнаю, что по его вине с головы Ники хоть один волосок упал, без промедлений вернусь и сам лично доведу дело до печального финала.
После того как от Юны мне ничего узнать не удалось, я отправился в детдом, где Ники проводила уроки танцев, чтобы выудить у работниц адрес или хотя бы номер телефона Эмилии Харрисон. Первое мне наотрез отказались сообщать, зато второе с помощью настойчивых уговоров я всё-таки вытряс, да только всё без толку – Эми на всё лето улетела в Париж. Встретиться для расспросов с ней не получится, а наш короткий телефонный разговор она в резкой форме обрубила, стоило мне только заикнуться о Николине. Даже слушать меня не стала. Рявкнула, что они больше не подруги, и бросила трубку.
Вот такие вот дела – отстойные. Но мне не нужно было долго гадать, чтобы найти причину негодования Эмилии. Всё и так очевидно.
Мой «друг» – кобелина Марк Эндрюз, до которого я также раз сто пытался дозвониться, ведь по словам Ники он какого-то чёрта обо всём знал. Он знал, а я – нет! И ни хрена мне не сказал! Шикарные у меня друзья, однако! Мне нечего сказать. Стоит только сделать определённые выводы и пытаться разобраться во всей лжи, в которой они меня совместными силами долгое время топили.
Но все вопросы с Марком я также решу позже. На данный момент в приоритете стоит задача выяснить – известно ли этому предателю имя её начальника, что мгновенно облегчило бы мне поиски Николины.
Однако сегодня явно не мой день, потому что телефон Марка вечно находился вне зоны доступа, а сам он – неизвестно где, что не оставило мне других вариантов, как собрать весь свой гнев, боль, отвращение и ревность в кулак и отправиться в место, где мне предстояло вживую лицезреть и впитывать в себя всю атмосферу разврата, тайно являющуюся повседневной средой обитания Ники.
И вот я здесь – в самом порочном клубе Рокфорда.
Сжав челюсть до боли, неторопливо осматриваюсь по сторонам и борюсь с бессильной злостью, помноженной на неподвластное мне возбуждение. Оно нагревает и скручивает тело до ломоты в костях, до ощутимых спазмов в мышцах. И это, к слову, помимо элементарной нехватки времени является ещё одной основательной причиной, почему я всегда избегал посещения стриптиз-клубов.
Попробуйте расслабиться и насладиться выступлениями сексуальных танцовщиц, пока при просмотре ваш член с яйцами разрывает не только от своего собственного накала, но и от вожделения многочисленной публики в клубе. Уж поверьте: это мало приятное состояние, а точнее – исключительно болезненное.
– Не меня случайно так упорно выискиваешь, красавчик? – тягучий женский голос приятно щекочет мой слух, лёгкий цветочный аромат – обоняние, а представшая передо мной эффектная брюнетка с минимальным количеством ткани на её сногсшибательном теле срабатывает на мне, точно сочный кусок мяса, которым дразняще хлещут по морде изголодавшегося льва.
Скольжу изучающим взглядом снизу-вверх: длиннющие стройные ноги, обтянутые чулками в пикантную сетку; едва заметные в красноватом свете клуба стринги полностью открывают аппетитные бёдра, что так и манят мощно припечатать к ним ладони; плоский живот, усыпанный мелкими блестками, такое чувство сложенными в слова «слизни каждую из нас, и тогда получишь свой грандиозный приз», который собственно находится чуть выше – третьего, а то и четвертого размера. Он идеально умещается в черном кожаном бра с какими-то пайетками, стразами или шипами… не разобрать… с ерундой, в общем, какой-то, которую хочется поскорее сорвать с этих двух пышных прелестей и упасть в них лицом, точно в самые мягкие, удобные подушки на свете.
– Впервые у нас, сладкий? – томным шёпотом спрашивает девушка.
Она откровенно наслаждается моей реакций на её внешний вид, даже не догадываясь, что моё ненормальное перевозбуждение, граничащее с ломкой сунуть *уй в первую попавшуюся дырку, связано далеко не с её сексапильным образом.
– Так заметно? – глухим голосом выдавливаю я, фактически заставляя себя перевести взгляд с внушительной груди к её лицу, покрытому броским макияжем.
– Вовсе нет. Просто я непременно запомнила бы тебя, если бы хоть раз видела здесь раньше. Такой хорошенький, прям, не могу. Чего стоят одни лишь твои зелёные глаза… Нефрит – мой любимый камень, между прочим, – мурчит соблазнительница, растягивая алые губы в мягкой улыбке.
И как же она умудрилась цвет моих глаз в таком освещении рассмотреть? Суперзрение или же просто наугад ляпнула? Да, впрочем, не важно. Скажу только, что слова с улыбкой, может, и шаблонные, но сейчас вполне себе искренние. Так как мы находимся немного поодаль от всей остальной публики зала, помимо отравляющей меня похоти я безошибочно улавливаю исходящую от девушки симпатию ко мне.
И не стану отрицать: она поразительно красива и в моей заведённой кондиции непроизвольно вызывает ответную, бурную реакцию тела. Однако в целом для меня она – размытое, ничего незначащее пятно. Не за удовольствием я сюда пришёл. Совсем не за удовольствием. Но красотка почему-то решает иначе, воспринимая моё затянувшееся молчание, как зелёный свет к дальнейшим действиям.
Она делает шаг вперёд, и её руки уверенно опускаются на мои плечи, грудь практически соприкасается с моей. Нежные подушечки пальцев начинают умело массировать мне шею, разминают трапецию, дельты, сползают к грудной клетке и ниже к напряжённым мышцам пресса, ни хрена не расслабляя, а только доводя своими искусными манипуляциями мой член до состояния стали, а меня – до самого настоящего бешенства.
Пока эта жгучая красотка ощупывает меня, щедро усыпая лестными базовыми фразами, заученными для каждого вошедшего сюда мужика, на её месте я представляю Ники. А точнее, как она каждую грёбаную ночь занималась тем же: лапала десятки клиентов и позволяла им делать то же, оголялась, соблазняла, часами общалась с незнакомцами, жаждущими её оттрахать, тёрлась своим прекрасным телом о них и доставляла им удовольствие.
Мне не стоит сомневаться, что Николине каким-то немыслимым образом удалось избежать секса с клиентами, ведь я был у неё первым. Но ни для кого не секрет, что секс – далеко не единственный способ, как можно успешно ублажить мужчину. И вспоминая горячие кадры о том, какой раскрепощённой и, чтоб её, умелой она была во время нашей первой близости, а в частности – в процессе минета, я без труда могу провести параллели с её работой и сделать соответствующие выводы.
И, сука, это гадкое, ежесекундно бьющее в висках болью осознание не просто рвёт на куски мою душу, а будто все внутренние органы проворачивает сквозь щеподробилку, после поджаривая эти ошмётки на большом огне. И потому, стоит мне только ощутить, как женская ладонь накрывает мой напряжённый, твёрдый орган и услышать восхищённое: «Вау! Его бы я точно никогда не забыла!», как красноватое освещение помещения в моих глазах затмевает ещё более яркой, багровой вспышкой злости, что своей мощью также перебивает и противоестественную похоть.
Один хлопок наращённых ресниц стриптизёрши – и я крепко сжимаю её запястье, отрывая руку от члена. Второй – схватив её за шею, рывком прибиваю девушку к ближайшей стене.
Думаете, она испугалась моего резкого перепада настроения? Пф… Если бы! Наоборот – восторг, резко взметнувшееся вожделение плюс несколько добавочных очков к уже имеющемуся влечению ко мне – это всё, что я считываю в этой профессиональной шл… работнице сего заведения.
– Так и знала, что ты не такой уж хороший мальчик, каким показался мне издалека, – хрипло произносит брюнетка и проводит кончиком языка по нижней губе.
Она с трудом набирает в лёгкие воздух, однако даже не пытается освободить своё горло от моей железной хватки. Глаза блестят, зрачки расширены, а руки смело ныряют под ткань моей рубашки.
Значит, и эта тоже любит пожёстче? Прям, как Ники? Та от грубого, по животному дикого секса прямо-таки в облаках всю ночь летала. Они тут все, что ли, такие – с мазохистскими наклонностями, или, привыкнув к несдержанной силе клиентов, в итоге просто забыли, какое оно – нормальное человеческое отношение мужчины к женщине?
Не имею понятия, а гадать нет ни времени, ни искреннего желания.
– Как тебя зовут? – оставив между нашими лицами не больше сантиметра, глухо цежу я.
– Изабелла… но ты можешь называть меня, как тебе угодно, – заискивающе щебечет брюнетка, всё ещё полагая, что сможет сегодня на мне заработать.
Глупая. Или же явно новенькая здесь. Обольстительница со стажем по одному только отсутствию элегантного костюма и дорогих аксессуаров смогла бы определить, что я не лучший источник жирного навара.
– Тогда ответь мне на один вопрос, Изабелла. – Передвигаю ладонь с её шеи на скулы, продолжая сдавливать их с той же грубой силой. – Разве я разрешал тебе прикасаться ко мне? Вроде бы нет. Так какого чёрта ты распускаешь свои руки? – с нарочитой надменностью бросаю я и сверлю девчонку в упор свирепым взглядом, желая дать ей прочувствовать сполна всю степень своего неуравновешенного и крайне неблагоприятного для общения с ней настроя.
И вот же здорово, что она оказывается весьма доходчивой: через пару секунд благоразумно вытаскивает руки из-под моей рубашки и виновато поджимает губки, глядя на меня, точно провинившийся щенок.
Вот же актриса! Внутри злится, как мегера, определённо мечтая обложить заносчивого клиента матом, а на лице – полная противоположность.
И чему ещё помимо актёрского мастерства, стриптиза и навыка профессионально ездить мужикам по ушам их обучают в «Атриуме»? Теперь ничуть не удивляюсь столь отточенному умению Николины, нисколько не стесняясь, врать, глядя мне прямо в глаза. Хотя, нужно признать, у Ники уровень даже повыше будет, чем у этой красотки – она не только снаружи отменно держится, но и внутри искусно маскирует присущее людям во время лжи волнение. Талантище, бля*ь!
– Какие-то проблемы? – наш затянувшийся с брюнеткой поединок взглядов внезапно разрывает звучный мужской голос за моей спиной.
Он вызывает у моей соблазнительницы ощутимый скачок страха. Когда же я наконец расслабляю руку на девичьем лице и без промедлений, твёрдо отвечаю: «Я хочу поговорить с менеджером», то её и вовсе сковывает панический ужас.
Настолько сильно боится потерять это замечательное место работы? Уму непостижимо! В какой же глубинной жопе находится жизнь этой девочки, раз стоит только мужчине подойти к нам ближе, поравнявшись со мной, и её усилившийся страх быть уволенной мигом окатывает и меня с головы до ног ледяной волной?
– Тони Мэрроу, – представляется мужчина строгим голосом. – Я весь во внимании. – Стреляет подозрительным взглядом то в меня, то в оцепенелую девчонку.
И вот уж совсем не знаю, кто из нас двоих сейчас бесит его больше, но настроение управляющего можно смело назвать не склонным к доброжелательному общению.
Да только вот в чём загвоздка: мне на это абсолютно похер. Миролюбиво или же не очень, я задам ему интересующие меня вопросы, и Тони ответит на них – хочет того или нет.
