Тори Майрон
Без тебя
Глава 9
Я подхожу к кроватке и расплываюсь в улыбке, видя, как мирно сопит мой капризный мужчина, которого я никогда не хотела, но, познакомившись с ним, сумела полюбить так, как, мне казалось, мое сердце не способно любить.
– Привет, Джей-Джей, – одними губами шепчу я, ощущая, как при взгляде на сына мощные потоки тепла расслабляют уставшее тело и отгоняют прочь все грустные мысли.
Сейчас для меня есть только я и он – мой маленький мальчик, ради которого я пашу как ломовая лошадь, лишь бы снабдить его не просто всем необходимым, а самым лучшим. Мальчик, за которого я убью любого, кто посмеет ему навредить. И мальчик, на которого вселенная явно сбросила мое наказание за то, какой бездушной женщиной я была.
Я годами жила с ненавистью и отвращением к детям. Нисколько не расстроилась, когда потеряла первого ребенка. А когда в разгаре своих рабочих путешествий заметила задержку и позже с ужасом смотрела на очередные две полоски, я проклинала весь свет за то, что снова забеременела. Только в этот раз от неизвестно кого. В прямом смысле. Я не просто была незнакома с мужчиной, с которым переспала, а даже внешности его не помню. А точнее, я ничего не помню, кроме ощущения его жесткой густой бороды на своей коже. Все.
В остальном наш секс для меня сохранился в памяти непроглядным черным пятном. И причина тому вовсе не моя неспособность контролировать количество выпитого алкоголя. Нет. Я прекрасно знаю свою норму. Той ночью в одном из специфических клубов Амстердама я выпила всего два рокса виски, однако в один из них мне явно что-то подсыпали, и я вылетела из реальности до самого утра. И не я одна, между прочим. На следующий день я выяснила, что еще несколько членов нашей команды после выпитого спиртного оказались под кайфом. Одна лишь Трейси, визажист, за всю ночь не сделала ни глотка в том клубе, поэтому смогла наутро рассказать нам всем, как мы люто отжигали.
На поступки других ребят мне было параллельно. Меня волновало только то, что делала ночью я. А я чего только не вытворяла. И танцевала на барной стойке, и устроила стриптиз, и приставала к диджею, и какого-то лешего курила сигареты, хотя никогда не была курильщицей. Но все это мелочи на фоне того, что я отправилась в приватную комнату, где, по словам Трейси, уже находилась какая-то парочка. И никто из нас троих не выходил из комнаты на протяжении следующих двух часов.
Трейси уже собиралась вламываться внутрь, чтобы проверить, жива ли я, и вытащить меня оттуда, но как раз в этот момент я сама выбралась наружу. Растрепанная, помятая, с опухшими губами и чертовски довольной улыбкой. Ну то есть стопроцентно понятно, чем я там занималась – своим первым в жизни тройничком, мать его!
В браке мы с Полом иногда любили экспериментировать: посещали стрип-клуб, устраивали ролевые игры и трахались возле окна, выходящего на окна множества соседей. Несколько раз у нас даже появлялись зрители, наблюдающие, как Пол, впечатав меня в стекло, трахает сзади, но на этом все. Мы никогда не вмешивали физически в наш секс третьего человека. И у меня не было желания попробовать мжм или жмж, так как заведомо знала, что ни черта не выйдет.
Я та еще собственница. Я бы выдрала девке все волосы в первую же секунду, как она прикоснулась бы к моему мужу. И то же самое я могла сказать о Поле. Одна мысль о том, что ко мне прикоснется другой мужчина, приводила его в бешенство, так что у нас не мжм получился бы, а кровавая бойня.
Нам с Дэвенпортом всегда хватало нас двоих. Да и после развода я не замечала за собой желания попробовать что-то новое. Тогда я вообще не могла ни с кем заниматься сексом. Даже с целью вытравить Пола из своего сердца. Будь я в сознании, я ни за что не вошла бы в ту комнату, став мимолетным развлечением для влюбленной пары. А мне этот эксперимент не принес бы вторую нежеланную беременность.
Я находилась в чужой стране, на чужом континенте, в самом разгаре рабочего контракта, поэтому я даже не раздумывала о том, что мне следует сделать, чтобы решить сложившуюся проблему. После осмотра гинеколога, сдачи анализов и подтверждения моей беременности я немедленно записалась на аборт. Без колебаний. Без сомнений. Без тени жалости.
Сука, скажите вы? Да пожалуйста. Называйте меня как хотите, но мое мнение по поводу нежеланных детей всегда оставалось непоколебимым: уж лучше избавиться от ребенка на стадии эмбриона, чем родить и всю жизнь давать ему понять, что он не нужен, что мать его не любит, что его рождение – самая большая ошибка. И я не понаслышке об этом говорю, а исходя из личного опыта. Я и есть тот самый нежеланный ребенок. Меня не хотели ни мать, ни отец.
Папашка прожил вместе с нами первые шесть лет после моего рождения, не вмешиваясь в мое воспитание и совсем не проводя со мной время, а после просто ушел, попросив меня попрощаться с матерью вместо него. Мама же пусть и соизволила продолжить растить меня в одиночку, но не уставала ежедневно напоминать мне, как бы была прекрасна ее жизнь, не нарушь я своим рождением ее грандиозные планы стать актрисой.
Я не собиралась повторять ошибку своих родителей и была стопроцентно уверена в своем решении. Ничто не смогло бы меня переубедить. Так я думала, когда настал день аборта. Когда я ехала в клинику. Когда медсестра пригласила меня пройти в палату. Когда я переоделась в больничную сорочку. И когда выслушала речь врача о том, как, собственно, пройдет процедура. А потом… Когда женщина задала финальный вопрос: «Вы точно уверены, что хотите сделать это?», в моем организме произошел тотальный сбой. Вот так просто. Неожиданно. В один миг. Я зависла, язык прилип к небу и отказывался издать хотя бы звук, а тело окатило такой паникой, что я сама не врубилась, как развернулась, в темпе переоделась в свою одежду и со всех ног понеслась прочь из клиники.
Очухалась лишь спустя несколько кварталов, которые безостановочно пробежала, словно за мной гнались собаки. Задыхаясь от нехватки кислорода, я не могла понять, что со мной случилось? Почему я убежала? Почему так испугалась? Почему не смогла ответить на вопрос, в последний раз подтвердив свое железобетонное решение избавиться от ребенка?
Отдышавшись и немного подумав, я списала свою неадекватную реакцию на последствия стресса. Однако когда мой побег повторился во второй раз и даже в третий, я поняла, что дело не в стрессе. Дело в том, что я не могу самолично прервать жизнь, растущую во мне.
Выкидыш был неподвластен мне. Это случилось само собой. Но аборт… Черт! Я не могла его сделать, как бы того ни хотела. Это было выше моих сил. Выше моего организма, который окатывало панической атакой каждый раз, когда я оказывалась в больничной палате.
Записываться на аборт в четвертый раз я не стала, ибо и так знала, что снова сбегу, поэтому мне ничего другого не оставалось, как надеяться, что мою проблему снова решит выкидыш. И я надеялась. Всей душой. Продолжала работать в том же изнурительном темпе, путешествовала, веселилась по ночам, только отныне без капли алкоголя, и все ждала, когда проснусь среди ночи и увижу кровь на простынях.
Но увы, недели летели со скоростью света, а мои надежды не оправдывались. Наоборот, мое тело все больше давало мне понять, что я беременна. А начиная с седьмой недели меня начал одолевать жуткий токсикоз. Причем не только по утрам, а почти круглосуточно. Унитаз стал моим лучшим другом. И данный факт, естественно, начал сильно сказываться на эффективности моей работы. Я больше не могла продолжать скрывать новость о своем положении от коллег и особенно от Кайла. Мне пришлось во всем признаться своему работодателю, даже несмотря на то, что заведомо знала, что ставлю жирную точку в своей увлекательной работе на него.
Так и получилось. Кайл не стал входить в мое положение и не предложил мне вариант снизить уровень нагрузки. Ему нужен был здоровый и выносливый фотограф, готовый отдаваться работе на все сто. А я больше не была способна соответствовать его требованиям, поэтому он распрощался со мной, отчитав за неосмотрительность и прочитав нотации о том, как сильно я его подвела.
Я уже говорила: он урод, который не думает ни о ком и ни о чем, кроме контента для своего блога. Не сдержавшись, я послала его на хер на прощание и, будучи вдребезги разбитой и злющей на поселившийся внутри меня комок, вернулась в Спрингфилд, где обратилась в агентство по усыновлению и начала выискивать подходящих родителей, которые любили бы ребенка так, как я это сделать не смогла бы.
Состоятельная образцовая парочка нашлась довольно быстро. Мы пообщались, обсудили все условия, составили контракт. И как только я его подписала, не могла нарадоваться, что сразу после родов вытравлю нежеланного ребенка из своей жизни.
И кажется, наша с комком неприязнь друг к другу была обоюдной. Моя беременность была сущим адом. Я постоянно была уставшей и толком не могла ничего есть. Еду с витаминами приходилось буквально заталкивать в себя. Не передать, каким это было испытанием для меня. Особенно в моменты, когда меня воротило даже от воды. Про отвращение к различным запахам я вообще вспоминать не хочу. Это было ужасно. Я по несколько дней не выходила из дома, боясь, что меня опять начнет тошнить в кусты, как только я вдохну парфюм мимо проходящего человека, аромат выпечки из кондитерской или просто запах листвы.
В общем, если зачастую женщины набирают вес во время беременности, то я, наоборот, сильно похудела. Пока рос живот, все остальные части тела стремительно теряли жировую массу. Я почти превратилась в чертову Бэллу Каллен из всемирно известной саги про вампиров. И даже когда токсикоз наконец прошел, вернуть себе прежние пышные формы у меня не получалось.
Такое чувство, что все калории, которые я съедала, впитывал в себя комок. Мне же он оставлял самый мизер. Чисто чтобы я была способна продолжать есть, пить, дышать, дабы ежедневно снабжать его силами и строительным материалом для развития.
И если первую половину беременности я мучилась от токсикоза и вечной усталости, то вторую – от тотального бессилия, мигрени, бессонницы и ноющих болей в пояснице. А потом еще и от сильных толчков мелкого засранца. И сколько бы я ни разговаривала с этим футболистом, сколько бы ни умоляла его угомониться и хотя бы денек дать мне прожить без дискомфорта в животе, он меня не слушался.
Говорю же: комок ненавидел меня. И не хотел находиться внутри меня так же, как того не хотела я. А может, даже больше, потому что он решил не дожидаться окончания положенных девяти месяцев, а начал рваться на волю на тридцать третьей неделе беременности.
Несколько часов адской боли и состояния на грани потери сознания – вот что заставил меня пережить комок в отместку за мою нелюбовь к детям. Но мне было плевать. Я нисколько на него не злилась. В первые секунды после того, как мои мучения закончились, я была способна испытывать лишь неземную радость. Жаль только, что она продлилась совсем недолго.
Когда сквозь морок эйфории я расслышала, как суетятся врачи, все облегчение сменилось леденящим страхом. Я испугалась, потому что, кроме голосов врачей и писка медицинской аппаратуры, в помещении не было других звуков. В нем не было детского плача.
А дети же должны плакать, когда рождаются, правильно? Это ведь означает, что с ними все в порядке. Они живы. Не так ли?
В тот момент я напрочь забыла обо всем, о чем читала в книгах о родах. Единственное, что набатом гудело в моей голове, – это вопросы: почему мой комок не плачет? С ним что-то не так? Он родился мертвым?
И как только последний вопрос прогремел в моем сознании, все мои внутренности скрутило такой агонией, что боль во время родов показалась мне цветочками.
Такого ужаса я никогда не испытывала. Я не могла дышать. В буквальном смысле. Доступ к кислороду перекрылся, словно кто-то пробил мне грудную клетку и вырвал легкие без анестезии. И в этом бескислородном аду я прожила бесконечно долгие секунды, пока комок наконец не заорал во все горло, сообщив всему свету, что он жив. И этот оглушительный детский ор, который я всю жизнь на дух не переносила, неожиданно стал для меня самым потрясающим звуком на свете и будто вдохнул в меня не только воздух, но и саму жизнь.
Меня даже не волновало, что мне так и не положили сына на грудь и не дали посмотреть на него, а сразу унесли в реанимацию. Я просто ревела от счастья, требовала врачей сделать все возможное, чтобы с ребенком все было в порядке, и благодарила всевышние силы за то, что мой комок не умер.
В общем, я была сама не своя, находясь будто в беспамятстве. И даже продолжительный глубокий сон не помог мне прийти в себя. Как только я очнулась на следующий день, первым моим порывом было помчаться к комку, чтобы посмотреть, как он там поживает.
Мне было больно передвигаться, все тело ломило, но я все равно добралась до отделения реанимации и интенсивной терапии, куда поместили комка.
И именно в тот момент, когда я увидела его, столь крохотного, беззащитного, лежащего в инкубаторе и увешенного какими-то проводами, ко мне и пришло стопроцентное осознание, что я не смогу его никому отдать. Я разревелась во второй раз за минувшие сутки и просто смотрела на сына, боясь даже прикоснуться, лишь бы не навредить ему.
«Этот комок мой. И только мой! Никому его не отдам» – бомбило в моей голове беспрерывным басом.
И, как выяснилось тем же вечером, приемные родители сами решили отказаться от ребенка, когда узнали, что он родился не полностью здоровым. Нормально? Они спасовали на самом старте, поняв, что с малышом, рожденным на несколько недель раньше срока, в будущем могут быть проблемы. Вот такие вот дела. Образцовая парочка, блядь!
Но меня эти трусливые ушлепки мало волновали. Все мое внимание принадлежало борющемуся за жизнь комочку. В нем было всего два килограмма и сто граммов и некоторые органы не могли нормально функционировать самостоятельно, поэтому ему требовалось некоторое время пробыть в реанимации под строгим наблюдением врачей.
И я практически не отходила от него ни на шаг, но, к сожалению, ничем не могла ему помочь быстрее набрать вес и стать полностью здоровым. Его нельзя было вытаскивать из инкубатора, а даже если бы и можно было, то я не смогла бы его накормить. Молоко не пришло ко мне. Как ожидаемо, правда? У меня же все должно было происходить через задницу. Однако тогда, любуясь своим комочком и умоляя, чтобы он стал сильным и здоровым, я не догадывалась, что отсутствие молока окажется меньшей из всех проблем, которые ждали меня впереди.
На весь следующий год я забыла о полноценном сне, спокойствии и, в принципе, обо всем мире. Моя жизнь сузилась до Джереми, моего комка. Но не потому, что я после рождения ребенка из детоненавистницы враз превратилась в повернутую на голову мамашу, которая зациклена на своем дитя. Нет. Дело не в этом. Я, конечно, бесконечно полюбила Джей-Джея, но не настолько, чтобы и дальше добровольно продолжать забивать на все другие аспекты своей жизни.
Я не хотела, чтобы материнство занимало сто процентов моей повседневности. Я хотела вновь начать фотографировать, выходить в общество и коммуницировать с людьми, но увы, единственные люди, с кем я постоянно общалась, были врачи.
У Джереми был очень слабый иммунитет. И как бы я ни пыталась его укрепить, ничего не получалось. Он болел так часто и сильно, что, казалось, мы большую часть времени жили в больницах, нежели дома. А сколько Джереми плакал… Господи! Не проходило ни дня, чтобы я не ощущала себя самой ужасной матерью, хотя честно старалась, как могла, лишь бы осчастливить малыша и по возможности быстрее вылечить его от очередной простуды или аллергической реакции.
Сотни бессонных ночей и изнурительных дней и вдвое больше потерянных нервных клеток. А все деньги, оставшиеся после развода, были потрачены на лекарства, оздоровительные процедуры и пребывание в больницах.
Это был кошмар. Мне кажется, всего за год я постарела на десятилетие и из красивой женщины превратилась в изнуренную бабку. И когда однажды я реально аж вскрикнула от испуга, увидев свое отражение в зеркале, я поняла, что продолжать так жить больше нельзя. Мне нужна была помощь. Одна я не справлялась. Тем более учитывая, что мне нужно было срочно начинать искать работу.
К маме обращаться не было смысла. Она даже из больницы нас не встретила, а за целый год навестила от силы три раза, поэтому я позвонила в агентство и запросила список кандидаток на роль няни.
Выбирала я долго и дотошно, ибо кому попало я Джереми доверять не собиралась. И так, после двухнедельных собеседований с огромным количеством женщин, я остановила свой выбор на Марисе. И боже правый! Эта чудо-няня стала моей спасительницей.
С ее появлением наша с Джереми жизнь стала в разы легче. Не знаю, совпадение это или чудо, но сын вскоре перестал заболевать от малейшего дуновения ветра, его организм наконец окреп и начал давать отпор вирусам. А я начала чаще спать, есть, хоть немного заниматься спортом дома, чтобы подтянуть исхудавшее тело. Посетила салон красоты, привела себя в порядок и вновь стала похожа на женщину. Мужчины снова начали обращать на меня внимание, и я впервые после того рокового секса в Амстердаме захотела возобновить свою интимную жизнь, напомнив себе, что значит не только выглядеть, как женщина, но и ощущать себя таковой.
Естественно, мое времяпровождение с мужчинами не было частым явлением в моей повседневности, ибо с маленьким ребенком и двумя работами у меня не было времени регулярно ходить на свидания. Секс раз в несколько месяцев уже был счастьем. И так, к слову, продолжается по сей день, однако я не жалуюсь. Сын и его благополучие для меня на первом месте. Даже впереди моих желаний и потребностей.
– Спи сладко, мой маленький монстр, – бесшумно произношу я и аккуратно целую сына в лобик, а затем наконец принимаю долгожданный душ и заваливаюсь в постель.
И как только моя голова касается подушки, я сразу же засыпаю, погружаясь в сон, который видела уже неоднократно.
В нем Джей-Джей – сын Пола, а не неизвестного человека, которого мой сын никогда не увидит. А все потому, что во сне я никогда не разводилась с Дэвенпортом, не улетала работать за границу и не забеременела под кайфом. Во сне мы с Полом счастливы и вместе радуемся положительному тесту. Муж поддерживает меня на протяжении всей нелегкой беременности, держит за руку, пока я рожаю бесконечное количество времени, разрезает пуповину, а после разделяет все эмоции, что приносит рождение Джереми: и счастье, и страх, и радость, и волнение, и конечно же, безусловную, ни с чем не сравнимую любовь. Во сне Пол любит нас обоих больше жизни, оберегает от всех невзгод, решает все проблемы и снабжает нас с сыном всем необходимым, позволяя мне проводить больше времени с Джей-Джеем и заниматься только любимым делом, а не хвататься за любую возможность заработать, лишь бы Джереми ни в чем не нуждался.
Да… Это самый лучший сон из всех, что я видела. И в то же время самый жестокий и беспощадный. Потому что стоит мне проснуться, как я снова оказываюсь в своей тяжелой реальности, в которой, по всей видимости, слишком долго царило относительное затишье. И сука судьба явно решает, что пора его завершать.
Иначе я не могу объяснить, почему всего через пару недель она наносит мне новый удар. И на сей раз такой мощный и сокрушительный, что я не уверена, что моих сил хватит выдержать его так же стойко, как и все предыдущие.
