Тони Кент
Покушение на убийство
Шесть
Наручные часы лежали перед Джошуа, прямо перед глазами, рядом со стволом винтовки. Они лежали циферблатом вверх, время считывалось с полувзгляда: удобно, но бесполезно. С первого сигнала Секретной службы Джошуа отсчитывал в уме секунды – еще один пример его обсессивности. Прошла одна тысяча семьсот сорок секунд.
Его навороченные Rolex Submariner это подтверждали, прошло двадцать девять минут.
Время было проведено с пользой. Джошуа исполнил все свои прочно укоренившиеся ритуалы перед выстрелом не задумываясь. Обстоятельства этого задания были странными, но суть всегда была одна и та же: зарядить обойму, снять с предохранителя, выставить линию прицеливания, выявить препятствия. Все эти действия он выполнил с абсолютной точностью семь раз подряд, чтобы удовлетворить свою одержимость.
Джошуа знал имя своей жертвы. Эймон Макгейл. Знал его в лицо, знал, где его найти. С тех пор, как Макгейл занял свое место, он был на прицеле у Джошуа. Если все пойдет по плану, живым ему не уйти.
Такое обещание было легко дать, но подчас трудно исполнить. Но только не для Джошуа. Он, сколько себя помнил, был окружен жестокостью. Безусловно, множество других мужчин могли делать то, что делал он. Но редкому из них удавалось делать это так хорошо. Нужно было сочетать в одном смертоносном комплекте физические способности, холодную одержимость, профессиональную подготовку и полное отсутствие сожаления. Джошуа обладал всеми этими качествами в избытке, что делало его более чем подходящим оружием против стареющего, немного потрепанного мужчины, сидевшего у него на мушке.
Макгейл выделялся из толпы с первого взгляда. Не в физическом плане. Да, он был в поношенной одежде и явно нуждался в хорошем обеде, но в его внешности не было ничего выдающегося. Нет, на что Джошуа обратил внимание, так это на его эмоции. Или, точнее, на их отсутствие.
Даже находясь в ста ярдах от площади и в двухстах ярдах над ней, Джошуа ощущал эффект от прибытия президента Ноулза. Волна благоговения была невероятно мощной, и тем не менее Макгейл остался в своем кресле как приклеенный – оазис покоя в буре истерии.
Не отреагировал Макгейл и на дальнейшие события. Уильям Дэвис произнес речь, стоя за двухдюймовым стеклом – смесью телесуфлера и пуленепробиваемого экрана. Дэвис был низкорослым, невзрачным и непопулярным человеком, не привыкшим к восторженным овациям. Но сегодня, в минуту эйфории двух тысяч тщательно отобранных зрителей, они перепали даже ему.
Дэвис открыл мероприятие короткой благодарностью Вооруженным силам Великобритании. Толпа в ответ проревела в знак согласия. Все, кроме Макгейла. Макгейл вновь остался неподвижен. Единственным доказательством жизни этого твидового костюма были бисеринки пота, тонкой струйкой сбегавшие по его шее и бровям.
Но все изменилось, когда место на сцене занял президент Ноулз. Именно в этот момент Макгейл ожил, заерзал, начал беспрестанно трогать что-то под своим стулом. Неопытный наблюдатель мог бы подумать, что это чесотка. Для Джошуа это был сигнал приготовиться.
Наблюдая за Макгейлом, Джошуа понимал, что тот нервничает неспроста, и прекрасно знал, что за этим последует.
Семь
Сара Трумэн отмечала каждое слово, произнесенное ее президентом. Два последних года она жила в Лондоне. За это время, гораздо чаще видела британского премьер-министра, чем главу своего государства. Сравнения обоих было не избежать, и этот поединок не был равным. В отличие от Уильяма Дэвиса лидер свободного мира был впечатляющим мужчиной.
Джон Ноулз определенно произвел на Сару впечатление. Ей казалось, у него было все: рост, атлетическое телосложение и привлекательность – настоящий голливудский президент. Из-за этого его иногда недооценивали, что было ошибкой, которую, однако, никогда не совершали дважды. Ум Ноулза превосходил даже его внешность, что делало его более достойным противником любому политическому оппоненту.
Сара взглянула на Магуайра. Она была уверена, что ее оператор снимает в этот момент. В их работе была слаженность, проверенная временем. У Магуайра был отличный, беспрепятственный обзор сцены. Другим операторам повезло меньше – или они просто не были так хороши. Как бы там ни было, лучшие кадры сегодня будут у Джека Магуайра.
Сара в этом не сомневалась. Она считала, что ей повезло работать в паре со столь уважаемым и талантливым человеком в самом начале карьеры. Она была искренне благодарна Магуайру за его наставления. Но они были друзьями, поэтому слова благодарности можно было не произносить вслух. Так что Сара сконцентрировалась на происходящем на сцене, на финальных словах Ноулза. Как всегда, и его речь, и манера подачи были безупречны: «…нет лучше друга и ближе союзника, чем Великобритания. Эти отношения прошли испытание временем и невзгодами, и я невероятно счастлив выразить почтение мужчинам и женщинам, которые поддерживали мою нацию в это непростое время. Дамы и господа, мы собрались сегодня, чтобы поблагодарить присутствующих – и трагически покинувших нас – за неизменный героизм, которому не было равных со времен Великого поколения[7]. Я представляю вам людей, которых можно описать одним лишь словом. Я представляю вам героев».
На последних словах толпа разразилась овациями. Ноулз польстил аудитории – как и всегда. Люди отреагировали так, как он и рассчитывал. Звуки ликования толпы оглушали, даже отчасти дезориентировали. Сара, занося заметки в свой блокнот, чувствовала, как у нее начинает кружиться голова.
Звук не утихал, казалось, несколько минут. Все, что Саре оставалось, это сосредоточиться на своих заметках. Только когда эйфория пошла на спад, ей удалось немного сконцентрироваться. Облегчение было временным.
Пару мгновений спустя свежий заряд энергии всколыхнул толпу так же внезапно, как и первый. Сара оторвала взгляд от страницы и, в поисках причины, посмотрела в сторону сцены.
Президент Ноулз сел на свое место. Трибуна пустовала недолго. Сара наблюдала за тем, как бывший президент Говард Томпсон присоединился к сэру Нилу Матьюсону, госсекретарю Северной Ирландии и самому популярному британскому политику, и как вместе они вышли на середину сцены.
Толпа поприветствовала их с тем же восторгом, что и Ноулза ранее. Прошло почти четыре года с тех пор, как Томпсон покинул свой пост в Белом доме. Каким-то образом он сохранил популярность. Матьюсона любили так же сильно. Поэтому не было ничего удивительного в том, как тепло их встретили. Как и не было ничего удивительного в том, что ничего не выражающая реакция одного человека в толпе останется незамеченной до тех пор, пока не будет слишком поздно.
Восемь
Оглушающие крики для каждого имели свое значение. Для Томпсона и Матьюсона они были заслуженной благодарностью за годы государственной службы. Для Уильяма Дэвиса они были свидетельством успешности мероприятия, своеобразным косметическим ремонтом трещин в правительстве. А для Дэмпси они были подтверждением его худших опасений. Он не мог поддерживать порядок в такой огромной неуправляемой толпе.
Глаза Дэмпси двигались за солнцезащитными очками, беспрестанно сканируя местность в поисках причины своей тревоги. Но что именно он искал? Пистолет? Нож? Бомбу? Как вообще можно заметить хоть что-нибудь в этом море людей? Его беспокойство росло, однако он не мог объяснить почему. Дэмпси доводилось бывать в гораздо худших ситуациях. Его жизнь была в опасности столько раз, что он сбился со счета. Но сегодняшний день по какой-то причине был иным.
Голос Макгрегора в наушнике был очень кстати:
– Мы отстаем от графика. Первый солдат уже должен быть на сцене и получать свою награду. Но эти сволочи не отпускают толпу и выжимают из нее аплодисменты.
– Значит, тебе нужно подать им сигнал и заставить их сесть на свои чертовы задницы! – огрызнулся Дэмпси в микрофон на запястье. Его сильный лондонский акцент прорвался и выдал раздражение.
– Это приказ, майор? – весело отозвался Макгрегор.
– Да, если ты так хочешь. Нам нужно усадить эту толпу, Каллум.
– Согласен.
Ни слова больше. Дэмпси опустил руку с микрофоном на запястье и продолжил метать взгляды в толпу.
Дэмпси знал, что Макгрегор сделает все от него зависящее. Если кто и мог заставить политиков приступить к работе, так это начальник Департамента внутренней безопасности. Однако это не облегчило тревожность Дэмпси. Не в этот раз. Он дожил до своих лет благодаря тому, что доверял своим инстинктам. Мельком увидев необычное движение и блеск металла в толпе в отдалении, он напрягся. Чутье подсказывало ему одну-единственную вещь. Что бы Макгрегор ни предпринял, было уже слишком поздно.
Девять
Джошуа был готов, винтовка заряжена. Язык тела Макгейла предупредил его заранее: внезапно стиснутые зубы, напрягшиеся под невзрачной одеждой стареющие мышцы, спокойное усиливающееся дыхание – все признаки человека, готовящегося действовать.
Глаз Джошуа был в паре дюймов от прицела. Он видел каждую деталь, каждое движение. Однако даже он удивился скорости Макгейла. Джошуа внимательно смотрел, как Макгейл запустил руки под сиденье и какое-то время, будто наткнувшись на сопротивление, подержал их там. Затем так же внезапно он выпростал их. В правой руке он теперь держал пистолет. Марка и модель были скрыты изолентой, которой он до этого был приклеен к сиденью.
Макгейл ринулся вперед, двигаясь так быстро, будто стал вдвое младше и вдвое активнее. Джошуа прилагал немало усилий, стараясь выцепить его, бегущего сквозь все еще ревущую толпу. Однако беспокоиться не стоило: Макгейл мог бежать только к одной точке, и к ней вел только один путь. Вместо того, чтобы следить за маневрами своей мишени, Джошуа навел прицел на конец прохода у сцены, куда Макгейл добежит через пару мгновений.
Сара открыла третий за день блокнот и занесла в него каждое слово и каждое ощущение, которые пришли ей в голову. Уже не в первый раз она записала термин «битломания», прекрасно понимая почему. Толпа вокруг нее была чем-то доселе невиданным. Ее непрерывная истерия возрождала в памяти кадры вопящих фанатов «битлов» в 60-е.
Такая реакция была Саре непонятна. Она знала, что британская публика уважала и Томпсона, и Матьюсона. Вдвоем они возглавляли североирландские переговоры, и до недавних зверств террористов казалось, что они направили неустойчивый мирный процесс в нужное русло. Но это не объясняло обожания толпы. Как живущая в Лондоне американка, Сара нашла все это представление немного «небританским».
Сара полностью сосредоточилась на своих записях. Она не видела ничего вокруг и целиком сконцентрировалась на превращении своих мыслей в слова. Оглушающий шум этому не способствовал. Сара закрыла глаза и постаралась абстрагироваться. И поэтому не увидела мужчину средних лет, который промчался мимо нее в сторону сцены. Магуайр, однако, был более внимателен.
Магуайр сомневался меньше доли секунды перед тем, как пуститься в погоню. Хоть он и замешкался, стараясь удержать Макгейла в кадре, однако расстояние было достаточно коротким и далеко Макгейл бы не убежал. Что бы ни случилось дальше, все это будет поймано на камеру. Сара, чьи размышления были прерваны, когда Магуайр сорвался с места, побежала следом и не отставала от них.
Джошуа наблюдал за передвижениями Макгейла невооруженным глазом. Прицел был наведен идеально. Все было готово. На мгновение ему стало интересно, удастся ли Макгейлу добраться до сцены незамеченным.
Ответ не заставил себя ждать. Джошуа почувствовал укол разочарования, когда Макгейл добрался до конца прохода и выбежал прямо под дуло пистолета поджидавшей его женщины. Агент была готова, ее пистолет был устремлен Макгейлу в сердце. Всего одно движение пальца, и бег его будет прерван.
Джошуа ожидал этого. Ему сказали этого ожидать. Без колебаний Джошуа нажал на курок один раз и равнодушно смотрел, как его пуля прошла сквозь голову женщины. От удара она упала навзничь, и единственное препятствие на пути Макгейла было ликвидировано. Не то чтобы Макгейл это заметил. Видимо, он вообще не подозревал, что был на волосок от смерти.
В три больших шага Макгейл добрался до сцены. Слишком быстро, чтобы кто-нибудь отреагировал.
Шесть выстрелов – полная обойма пистолета, того самого, который Макгейл достал из-под своего сиденья, – попали в Матьюсона и Томпсона практически в упор. Это число было очень важно для Джошуа – в данной ему инструкции было очень четко об этом сказано. Первый этап – убедиться, что Макгейл добрался до сцены и выпустил всю обойму. Джошуа должен был помочь, убирая любые препятствия на пути Макгейла. Только после – второй этап: Макгейл сам становится мишенью.
Джошуа снова прицелился Макгейлу между глаз и приготовился легким касанием выпустить патрон из ствола. Он думал, что действовал быстро. Но оказалось, что нет.
И Сара, и Магуайр преследовали Макгейла, не задумываясь о собственной безопасности до тех пор, пока не прозвучал выстрел Джошуа. Он стал сигналом, после которого оба остановились. Они с ужасом смотрели, как голову молодой женщины разворотило выстрелом.
Магуайр был маститым видеорепортером с двадцатипятилетним стажем. На своем веку он повидал больше насильственных смертей, чем ему хотелось бы помнить. Оставалось лишь догадываться о том, какой удар этот «опыт» уже нанес его психике, но сегодня он был благодарен ему за отсутствие рвотного рефлекса. Сара застыла на месте при виде упавшей женщины, в то время как Магуайр замер лишь на мгновение – и продолжил действовать, стремительно вскинув объектив в сторону разворачивающейся на сцене трагедии. Удачно расположенная камера Магуайра запечатлела каждую пулю, вошедшую в Матьюсона и Томпсона.
Внимание Магуайра, как и его объектив, были обращены к сцене. Из-за этого он пропустил то, что случилось дальше: агент спецслужб промчался мимо него и повалил стрелявшего на землю.
Взгляд Сары был прикован к мертвой женщине, она пыталась справиться с шоком. Она знала, что Магуайру приходилось видеть подобную жестокость раньше, но ей нет. Сара выросла в состоятельной бостонской семье. Смерти, даже естественной, не было места в ее жизни, поэтому Сара не знала, как вести себя после увиденного. К счастью для нее, Сара видела приближавшегося Дэмпси, который неожиданно отвлек ее внимание.
Агент двигался как олимпийский спринтер: настолько быстро, что Саре пришлось быстро посторониться, когда он перепрыгивал через тело убитой. Сара не сводила с Дэмпси взгляд, когда он пролетал мимо, и в восхищении смотрела, как он одним плавным движением схватил, обезоружил и обездвижил стрелка.
Лишь спустя несколько секунд Джошуа вспомнил, что можно дышать.
Макгейл оставался у него под прицелом, но это ничего не значило: с таким же успехом он мог бы находиться за пуленепробиваемым стеклом. Теперь, когда его цель схватили, Джошуа не мог стрелять, так как рисковал выдать себя.
Макгейла схватили с поразительной быстротой, чего Джошуа не мог предвидеть. От неожиданности он замешкался – всего на мгновение, но даже миллисекунды могут пустить жизнь под откос.
Впервые за всю карьеру Джошуа провалил задание. Когда дым рассеялся, а врачи скорой помощи старались спасти жизнь мужчин, истекавших кровью на сцене, Джошуа оставалось лишь гадать, чем эта неудача для него обернется.
Десять
Сердце Дэниела Лоренса билось как сумасшедшее, пока Майкл Дэвлин вел перекрестный допрос Ричарда Дава, последнего и самого опасного свидетеля по делу их клиента.
Нэйтану Кэмпбеллу, которого Дэниел и Майкл защищали, предъявили обвинение в финансовых махинациях. Кэмпбелл работал брокером по производным документам в инвестиционном банке Группы Костинс, рыночная стоимость которого упала на миллиарды.
Ричард Дав был его непосредственным начальником. Согласно материалам дела, именно его Кэмпбелл напрямую обманул в ходе своих преступных действий.
Сейчас Даву выпала возможность отыграться, поведать миру о виновности Кэмпбелла. И в то же время это был его шанс публично улучшить свою репутацию, пострадавшую от действий Кэмпбелла.
На данный момент он использовал оба шанса по максимуму.
В своих записях Дэниел фиксировал каждый вопрос, который Майкл задал за последние полчаса. Он знал, что его друг, харизматичный барристер[8], как всегда, делал все, что было в его силах.
Их единственный шанс на победу, на то, что Нэйтан Кэмпбелл выйдет из зала суда свободным человеком, заключался в том, что Майкл сумеет развалить свидетельские показания Дава, найти и разоблачить любую ложь и предвзятость.
Но Дэниел не был наивным. Он достаточно работал в этой сфере, чтобы знать, как публика относится к банкирам, которые рискуют чужими деньгами. Он и Майкл разделяли всеобщее убеждение в том, что именно такие люди, как Кэмпбелл, становятся причинами кризисов, бьющих по обывателям. Таким образом, Дэниел понимал, что для оправдания Кэмпбелла его адвокату нужно будет сперва преодолеть это естественное предубеждение.
Не было ничего удивительного в том, что присяжные уже ненавидели человека, сидящего сейчас на скамье подсудимых. Они уже прослушали вступительную речь обвинителя, которая нанесла весьма серьезный ущерб. Речь о заносчивом мужчине, который играл реальными деньгами так, словно это были бумажки из «Монополии». Который использовал банковские средства – сберегательные и инвестиционные вклады клиентов – для того, чтобы делать растущие ставки на показателях зарубежных рынков. И который бесчестно пользовался банковскими компенсационными счетами, чтобы покрыть собственные огромные денежные потери.
К концу речи несколько присяжных смотрели на Кэмпбелла практически с ненавистью. Дэниел другого и не ожидал. Было весьма естественно, что некоторые примут подобное преступление близко к сердцу. Вкладчики и инвесторы по всему миру становились жертвами махинаций людей, подобных Кэмпбеллу. Вполне вероятно, некоторые из его присяжных пострадали.
Но худшее было впереди. Какой бы разрушительной ни была речь, любое слушание основывается на доказательствах, которые можно предоставить, и на показаниях свидетелей. До сих пор эти свидетели прекрасно играли свои роли и доказали, вне всякого сомнения – обоснованного или нет, – что Нэйтан Кэмпбелл совершил именно то, в чем его обвиняют.
Дэниел был разочарован, наблюдая, как каждый свидетель забивает новый гвоздь в крышку защиты Кэмпбелла. Однако это также было неизбежно, потому что Кэмпбелл уже сказал Дэниелу и Майклу, что каждый из утверждаемых фактов был правдой.
Лондонский центральный уголовный суд, известный как Олд-Бейли, неоднократно расширяли: добавляли новые залы, ремонтировали старые. Второй зал, однако, не затронули никакие изменения: просторная внушительная комната, стены которой были обшиты деревянными панелями.
И судья, и подсудимый сидели на возвышении в противоположных концах комнаты, лицом к лицу. Они сидели над присяжными и местом свидетеля с одной стороны и над полным набором адвокатов с другой. Благодаря такому расположению Дэниел прекрасно видел присяжных, пока те слушали свидетельские показания.
С его наблюдательного поста было видно, что их вера в виновность Кэмпбелла несомненна.
Таково было предвзятое мнение против Кэмпбелла к тому моменту, когда вызвали последнего свидетеля обвинения, Ричарда Дава. Дэниел знал, что даже Майклу непросто будет одолеть имеющееся против Кэмпбелла предубеждение.
Он также знал, что Майкл не будет стараться это сделать.
Обычай требует, чтобы барристер задавал вопросы в суде. Работа солиситора[9], которым был Дэниел, менее престижная: больше беготни, меньше славы. Но это не означало, что Дэниел не был причастен к подготовке защиты Кэмпбелла. Они с Майклом обсудили каждый тактический шаг и сошлись, по меньшей мере, в двух вещах: что любая попытка отрицать совершенное Нэйтаном Кэмпбеллом гибельна и что при любом исходе это дело было совсем не о Кэмпбелле.
Майкл начал свой допрос осторожно. Он говорил по-товарищески. Дэниел знал этот старый адвокатский трюк – подружись со свидетелем, будь дружелюбным, будь понимающим. Жди, пока его защита даст трещину.
Такое начало всегда было эффективнее открытой конфронтации, что и было сейчас продемонстрировано. Майкл снова и снова доказывал свое превосходство, мягко убеждая Дава признать, что тот не был в особом восторге от Кэмпбелла. А также что рабоче-бирмингемское происхождение Кэмпбелла, по мнению Дава, не соответствовало его посту в столь престижном банке. И что на протяжении всей карьеры Кэмпбелла Дав многое сделал, чтобы подорвать его авторитет в глазах начальства.
Все это были маленькие победы. Они ослабляли доверие к Даву. Но в контексте остальных доказательств вины Кэмпбелла, правдивость которых тот признал, их было явно недостаточно.
Дэниел это понимал. Он знал, что эти заработанные очки не уменьшали воздействия обвинения. Если на то пошло, все это выглядело как умные игры умных адвокатов, которым нечего предъявить. Дэниел понял, что Майклу нужно было сделать следующий шаг – пойти в атаку.
Это была опасная тактика, пан или пропал. Но это также был единственный шанс Нэйтана Кэмпбелла остаться на свободе.
– Хорошо, мистер Дав, давайте на минуту оставим вашу личную нелюбовь к Кэмпбеллу, не против? Потому что я хотел бы спросить у вас кое-что.
Ирландский акцент Майкла стал более отчетливым, пока он это говорил. Дэниел замечал раньше, что это своего рода нервный тик, который всегда появлялся, когда вопросы Майкла становились более рискованными.
– Валяйте.
Дав выглядел уверенно, будто предыдущими вопросами Майкл ничего не добился. Дэниелу это говорило о том, что этот мужчина был не так умен, как он сам считал.
– Непременно, мистер Дав, – Майкл улыбнулся, отвечая с сарказмом. – Но благодарю вас за разрешение.
Дав растерялся. Возможно, он удивлялся тому, что приятельский тон Майкла исчез.
Майкл продолжил:
– Я хотел бы спросить у вас следующее: вы сказали нам, что ваша роль заключалась в том, чтобы быть непосредственным начальником мистера Кэмпбелла, верно?
– Да.
– И мы, конечно, знаем, что вы считали его абсолютно непригодным для этой работы.
– Я думал, мы оставили вопрос о том, что он мне не нравился?
– О, разумеется. Но сейчас мы обсуждаем ваше профессиональное мнение. Я уверен, вы понимаете разницу, не так ли?
– Само собой, я понимаю.
Дэниел улыбнулся. Майкл начал к нему подбираться, как и было задумано.
– И мы условились на том, что вы считали его некомпетентным, правильно?
– Правильно.
– Тогда будете ли вы так любезны сказать мне, мистер Дав, почему вы разрешили некомпетентному мистеру Кэмпбеллу самостоятельно заключать сделки?
– Что? Какое это имеет значение?
– Мне правда нужно вам это объяснять, мистер Дав? Потому что мистер Кэмпбелл знает – а он вроде бы некомпетентный. Значит, вы-то точно знаете?
– Конечно, я знаю.
– Тогда, возможно, вы поможете и судьям узнать? Ведь сделки таких трейдеров, как мистер Кэмпбелл, должны закрывать другие члены команды, разве нет?
– Команды?
– Вы знаете, что я имею в виду, мистер Дав. Другим сотрудником вашего отдела, из предосторожности, не так ли? Таким образом, если один из трейдеров впутался в плохую, убыточную сделку, это нельзя скрыть, потому что о ней знает второй человек, закрывший ее. Так вкратце это работает, не так ли? Обычный взаимный контроль.
– Все верно.
– Но по какой-то причине мистеру Кэмпбеллу было разрешено заверять собственные сделки, верно?
– Вы так говорите, будто в этом есть что-то дурное.
– Это ваше мнение, мистер Дав. Что касается меня, то я всего лишь стараюсь добраться до правды. Поэтому скажите нам, пожалуйста, верно ли, что мистеру Кэмпбеллу было разрешено закрывать свои сделки?
Дав колебался.
– Мистер Дав?
Ответа не последовало.
– Мистер Дав, пожалуйста, ответьте на вопрос, – вмешался Его честь судья Питер Кеннеди, королевский адвокат, один из старейших судей центрального уголовного суда.
Это принесло желаемый результат.
– Да, – наконец ответил Дав. – Кэмпбелл закрывал собственные сделки.
Майкл продолжил без промедления:
– А можете ли вы подтвердить, что это действительно было весьма необычно, мистер Дав?
– Это что еще значит?
– То, что вы слышали. Было крайне необычно, по вполне понятным из нашего обсуждения причинам, что мистеру Кэмпбеллу было разрешено закрывать свои сделки, верно?
– Нет, это не было «крайне необычно».
– Разве?
– Нет.
– Хорошо. Тогда скажите мне, пожалуйста, мистер Дав, сколько трейдеров работает под вашим началом в Костинс?
– Сколько?
– Непосредственно под вашим началом, да. Сколько?
– Я… я не могу точно сказать, пока…
– Пока не заглянете в документы компании. Что ж, они у меня при себе, мистер Дав. Стоит ли нам взглянуть?
– Мне не нужно в них заглядывать.
– Прошу прощения, вас плохо слышно. Могли бы вы повторить?
– Я сказал, мне не нужно в них заглядывать!
На сей раз ответ нельзя было не расслышать – он его практически прокричал.
Дэниел улыбнулся – план сработал, Дав был раздражен.
Майкл продолжил:
– Значит, теперь вы вспомнили сколько?
– Да.
– И?
– Плюс-минус пятьдесят шесть.
– На самом деле, их ровно пятьдесят шесть, не правда ли, мистер Дав? По крайней мере, согласно вашим записям?
– Да.
– Это довольно конкретное число, чтобы сначала его не помнить без обращения к бумагам, а затем внезапно вспомнить, вы не находите?
– Бог мой, с такими вопросами мистер Дэвлин отклоняется в область комментариев, – поднялась со своего места прокурорша, – можно ли напомнить ему, чтобы он приберег подобное для его заключительной речи?
– Вы услышали, что было сказано, мистер Дэвлин. Пусть ваши вопросы будут по существу.
– Господи.
Майкл, отвечая, не сводил глаз с Дава и не мешкал со следующим вопросом:
– Итак, пятьдесят шесть трейдеров. Теперь скажите, мистер Дав, скольким из ваших пятидесяти шести сотрудников разрешено самостоятельно закрывать сделки?
Ответа не последовало.
– Мистер Дав, я повторю вопрос. Возможно, в этот раз вы будете благосклонны и ответите. Итак, учитывая, что документы компании лежат прямо передо мной, будьте так добры сказать мне, скольким из ваших нынешних сотрудников разрешено самостоятельно закрывать сделки.
– Ни одному, – почти выплюнул Дав.
– А скольким, когда мистер Кэмпбелл работал на вас? Так же учитывая, что записи у меня под рукой?
– Только ему.
Дэниел улыбнулся шире и вынужден был держать голову опущенной к блокноту, чтобы скрыть это от присяжных.
«Сработало, – подумал он, – Майкл его сцапал».
– Значит, в то время мистер Кэмпбелл был единственным, кому можно было закрывать свои собственные сделки. А теперь никому нельзя. И тем не менее вы уверяете присяжных, что подобная свобода не была «крайне необычной»? Это попросту ложь, не так ли, мистер Дав?
– Зачем мне врать? – взорвался Дав. – О чем мне врать? Преступник – ваш клиент. Ваш клиент терял сотни миллионов банковских денег, а потом скрывал это. О чем бы мне лгать?
– Возможно, мы скоро это узнаем, – ответил абсолютно спокойно Майкл, – Но до тех пор скажите, кто обладал полномочиями, чтобы позволить мистеру Кэмпбеллу закрывать свои сделки? Кто мог разрешить подобное?
Ответа не последовало. Дав теперь смотрел на Майкла со злобой.
– Вы не собираетесь отвечать, мистер Дав?
Ответа не последовало.
– Не потому ли, что ответ – вы?
Ответа не последовало.
– Потому что это так, не правда ли? Вы, как непосредственный начальник мистера Кэмпбелла, как ответственный за него и за весь отдел, должны были бы дать разрешение на подобную рабочую практику. Вы должны были бы разрешить мистеру Кэмпбеллу закрывать собственные сделки, сделав его таким образом неподконтрольным никому, не так ли?
Ответа не последовало.
– Мистер Дав, вы обязаны ответить на вопрос, – вновь вмешался судья Кеннеди.
Дав посмотрел на судью, ему же адресовав ответ:
– Да, ваша честь. Я должен был бы дать разрешение.
– И вы это сделали, верно? – Майкл был неумолим.
Дав посмотрел на барристера перед тем, как ответить:
– Да, я разрешил.
– Можете ли вы объяснить почему? Почему вы оказали особое доверие именно этому человеку?
– Потому что он был успешным, – ответил Дав, – он зарабатывал больше, чем половина всего отдела вместе взятая. Поэтому, когда он попросил о независимости, я подумал, что это ускорит его работу, что это принесет моему отделу еще больше денег.
– Но, мистер Дав, вы ведь только что подробно рассказали нам, что мистер Кэмпбелл не годился на эту роль. Вы даже думали, что он не заслуживает своей должности в вашем отделе. Но теперь он вдруг ваш лучший трейдер?
– Я не сказал, что он был лучшим, – Дав явно запутался, – я сказал, что он был самым успешным. Этому может быть множество причин.
– Да, конечно. Но единственная причина, по которой ему не требовался дополнительный контроль, заключается в том, что он был лучшим, не так ли? Потому что если он не лучший, но его результаты превосходят всех остальных, то тогда, наверное, здесь происходит что-то сомнительное?
– Что ж, мы знаем, что что-то сомнительное как раз и происходило, разве нет?
К Даву вернулась злость, он явно выбрал свой путь ведения боя, и Дэниелу не терпелось увидеть, что будет дальше.
Дав продолжил:
– Именно поэтому мы здесь – потому что Кэмпбелл действительно замышлял что-то преступное.
Майкл улыбнулся и заговорил мягким голосом:
– Мистер Дав, если бы некомпетентный трейдер был столь успешен, вы предположили бы, что он либо врет о своих успехах, либо достигает их нечестным путем?
Ответа не последовало.
– И в обоих случаях вы бы увеличили контроль над мистером Кэмпбеллом, не так ли?
Ответа не последовало.
– Однако в действительности вы избавили его даже от стандартного, применяемого к другим трейдерам, контроля. Вы дали ему полную свободу действий. Почему, мистер Дав, почему вы так поступили?
В который раз ответа не последовало, только в этот раз Майкл позволил тишине устояться.
Дэниел посмотрел на присяжных. Они выглядели растерянными, сбитыми с толку тем, как Майкл повернул показания Дава. В их прежде определившемся сознании явно зарождались вопросы. Это заставило Дэниела улыбнуться вновь, но не тому, что уже случилось.
О нет. Дэниел улыбался тому, что вот-вот последует.
– Есть ли причина, по которой вы перестали отвечать на мои вопросы? – Голос Майкла был по-прежнему мягким, что еще сильнее сбивало с толку. Он продолжил: – Не потому ли вы отказываетесь отвечать, что все это время лгали?
Это подействовало как красная тряпка на быка.
– Я уже сказал вам, черт подери, что мне не о чем лгать. О чем бы мне врать, а? Ну-ка, скажите мне.
– О том же, о чем вы лжете уже очень-очень давно, – Майкл стал повышать голос. – Потому что вы не подписывались на то, чтобы мистер Кэмпбелл вел свои дела самостоятельно, верно?
