На полпути к Илорин Тзайн решает, что опасность миновала, и натягивает поводья. Когда мы останавливаемся, некоторое время он стоит без движения. Похоже, я вызвала небывалую ярость.
Под стрекот сверчков в кронах деревьев я спрыгиваю с седла и обнимаю огромную голову Найлы, массируя место между рогами и ушами.
– Спасибо, – шепчу я, уткнувшись в ее мех. – Устрою тебе настоящий пир, когда доберемся домой.
Найла мурчит и прижимается мордой к моему носу, словно я детеныш, которого надо защитить. Не могу сдержать улыбку, но когда Тзайн спрыгивает на землю и идет ко мне, понимаю, что даже Найла не спасет меня от его гнева.
– Тзайн…
– Да что с тобой не так?! – кричит он с такой яростью, что семейство синих пчелоедов срывается с дерева.
– У меня не было выбора, – огрызаюсь я. – Они хотели ее убить…
– А что, во имя богов, они сделают с тобой, если поймают? – Тзайн ударяет по стволу с такой силой, что дерево трещит. – Почему ты никогда не думаешь, Зел? Почему не делаешь того, что от тебя ждут?
– Я сделала! – Лезу в сумку и швыряю Тзайну бархатный кошелек. Серебряные монеты рассыпаются по земле. – Получила за парусника пять сотен!
– Все деньги Ориши нам теперь не помогут, – Тзайн закрывает лицо ладонями, размазывая слезы по щекам. – Они убьют нас, Зел. Убьют тебя!
– Пожалуйста, – лепечет девушка, обращаясь к нам. Кажется, она может становиться невидимой. Я и забыла, что мы не одни.
– Это я виновата. Во всем… – Она бледнеет. Я едва различаю янтарный блеск ее глаз под капюшоном.
– Спасибо, но что с того? – кричу я, стараясь не замечать взгляд Тзайна, полный бешенства. Если бы не она, брат бы сейчас улыбался. Наша семья была бы в безопасности.
– Что ты натворила? – спрашиваю я. – Почему люди короля гнались за тобой?
– Не отвечай, – Тзайн качает головой и указывает в направлении Лагоса. – Просто возвращайся и сдайся им. Это единственный шанс, чтобы…
Она снимает плащ, и мы замолкаем. Брат не в силах отвести глаз от ее благородного лица, а я не могу перестать разглядывать золотой венец с резными листьями, вплетенный в косу. Он возвышается на ее голове, звеня цепочками. В центре сияет усыпанная бриллиантами печать с восхитительным снежным леопанэром – знак, носить который может только одна семья.
– О боги, – выдыхаю я.
Принцесса Амари.
Я похитила принцессу Ориши.
– Я могу все объяснить, – быстро говорит Амари. От королевской надменности в ее голосе мои зубы сжимаются. – Догадываюсь, о чем вы думаете, но моя жизнь была в опасности.
– Твоя жизнь? – шепчу я. – Твоя?
Гнев застилает мне глаза. Принцесса кричит, когда я прижимаю ее к дереву. Она задыхается, распахнув в ужасе глаза, пока я сжимаю руки на ее шее.
– Что ты делаешь? – кричит Тзайн.
– Показываю принцессе, что такое настоящая опасность.
Тзайн оттаскивает меня за плечи:
– Совсем с ума сошла?
– Она солгала мне, – кричу я в ответ. – Сказала, что ее хотят убить. Умоляла меня о помощи!
– Я не лгала! – хрипит Амари. Ее рука тянется к горлу. – Отец казнил членов королевской семьи за сочувствие предсказателям. Он не колеблясь убьет и меня!
Из складок платья она достает свиток, держа его так крепко, что руки трясутся.
– Королю нужно это, – я отпускаю ее, и Амари начинает кашлять. Она смотрит на пергамент с уважением, причины которого мне непонятны. – Этот свиток может изменить все. Даже вернуть магию.
Мы с недоверием взираем на Амари. Принцесса лжет. Магия не может вернуться. Она умерла одиннадцать лет назад.
– Я тоже думала, что это невозможно, – Амари видит наши сомнения. – Но все случилось у меня на глазах. Предсказательница коснулась свитка и стала магом.
– Она держала в ладонях свет, – добавляет принцесса.
Свет?
Я подхожу к ней и смотрю на свиток. Чувствую недоверие Тзайна – оно накрывает меня жарким облаком, и все же чем больше Амари говорит, тем больше я хочу, чтобы это было правдой. Ее глаза полны ужаса и искреннего страха за жизнь. Зачем половине армии преследовать принцессу, если ее побег не угрожает королевству?
– Где теперь та предсказательница? – спрашиваю я.
– Умерла, – слезы подступают к глазам Амари. – Отец убил ее из-за того, что к ней вернулась магическая сила.
Амари обхватывает себя руками, зажмуриваясь, чтобы сдержать слезы. Кажется, она охвачена горем.
Тзайн смягчается, но меня волнуют вовсе не ее слезы. Та девушка стала магом. Она держала в ладонях свет.
– Дай его мне, – я тянусь к свитку, желая его рассмотреть, но когда пальцы касаются пергамента, тело накрывает странной волной. В изумлении отстраняюсь и роняю свиток, а затем опираюсь на ствол эбенового дерева, чтобы не упасть.
– В чем дело? – спрашивает Тзайн.
Я качаю головой – не знаю, что ответить. Странная вибрация в теле усиливается, и это ощущение кажется мне новым, но в то же время знакомым. Чувствую пульсацию в своих венах, она становится все сильнее, разгораясь, как огонь, стучит все громче, словно второе сердце, как будто это…
Аше.
При мысли об этом все внутри замирает. Во мне появляется то, о существовании чего я давно забыла. В детстве аше была единственным, о чем я мечтала. Я днями молилась о том, чтобы ощутить ее жар в своих жилах.
Сила богов всегда жила в нашей крови и отличала предсказателей от опытных магов. До Рейда она была священным даром, которого удостаивался не каждый. Но получая аше, провидцы обретали магические силы.
Я смотрю на свои руки, пытаясь увидеть тени мертвых богов, которые прилетали к маме во сне. Когда аше пробуждается, приходит магия. Неужели это случится сейчас?
Нет. Я подавляю в себе надежду. Если магия вернется, все изменится: вместе с ней возвратятся боги. После одиннадцати лет молчания они перевернут мою жизнь, а я и так едва смогла собрать себя по осколкам после Рейда.
И если затем они снова оставят меня, я умру.
– Ты это чувствуешь? – шепчет Амари, отступая назад. – Каэя говорила, что свиток превращает предсказателей в магов. Когда Бинта коснулась его, лучи света хлынули из ее рук!
Я поднимаю ладони, пытаясь увидеть лиловое сияние магии жнецов. До Рейда, когда прорицатель превращался в мага, никто не мог сказать, кем именно он станет. Часто дети наследовали магию родителей, почти всегда по материнской линии. С косиданом-отцом я была уверена, что стану жницей, как мама, и мечтала о дне, когда почувствую внутри магию богов. Но все, что ощущаю сейчас – тревожный зуд в венах.
Я подбираю пергамент, опасаясь скрытых в нем сил. Различаю на старом свитке солнце, но другие знаки понять не могу, такими древними они кажутся. Старше самого времени.
– Не говори, что ты в это веришь, – Тзайн понижает голос. – Магия ушла, Зел. Она никогда не вернется.
Знаю, брат пытается меня защитить. Он говорил это раньше, вытирая мои слезы и сдерживая свои, а я всегда прислушивалась к его словам, но сейчас…
– А другие, дотронувшиеся до свитка? – Я поворачиваюсь к Амари. – Они теперь маги? Их дар вернулся?
– Да, – она энергично кивает, а затем мрачнеет. – Магия вернулась, но люди отца нашли их.
Я смотрю на свиток, и кровь стынет в жилах. Перед глазами снова всплывает труп матери, но на этот раз лицо, окровавленное и избитое, – не ее, а мое собственное.
Но тогда магия оставила ее, тихо напоминает мне внутренний голос. У нее не было шанса на победу.
И вот я снова шестилетняя девочка, забиваюсь в угол, напуганная пожаром в нашем доме в Ибадане. Тзайн обнимает меня и заставляет смотреть на стену, как всегда пытаясь защитить от боли.
Алые брызги разлетаются в воздухе – стражники снова и снова бьют папу. Мама кричит, чтобы они остановились. Два солдата затягивают цепь на ее шее так туго, что из-под магацитовых звеньев сочится кровь. Мама задыхается, когда они вытаскивают ее из хижины, как дикого зверя, истязают, бьют по лицу…
Нет, на сей раз магия останется и сможет победить.
Я закрываю глаза и представляю, что бы случилось.
– Гбо арива ику! – представляю, как мама шипит это заклинание сквозь зубы. – Па ипо да. Жаде нину эжэ ара!
Стражники, душившие ее, застывают на месте, трясясь от ужаса, когда заклятие обретает силу. Они кричат, когда мама отрывает их души от тел, убивая с бешенством истинной жрицы. Ярость подпитывает ее магию. Окруженная тенями, она похожа на Ойю – богиню жизни и смерти.
С гортанным криком мама срывает цепь с шеи и душит черными звеньями последнего оставшегося в живых стражника. Благодаря магии она спасает воинственный дух папы. И остается жива.
– Если то, что ты говоришь, – правда, – Тзайн раздраженно отрывает меня от грез, – тебе с нами нельзя. Из-за этого свитка убивают людей. Значит, если его найдут у Зел…
Его голос срывается, а мое сердце от боли разбивается на столько осколков, что не понятно, как они помещаются в груди. Я могу подводить его до конца своих дней, но Тзайн все равно отдаст жизнь, лишь бы меня спасти.
Я должна беречь брата, ведь теперь защита требуется ему.
– Пора ехать. – Я сворачиваю пергамент и кладу его в сумку, так торопливо, что едва не забываю о кошельке с серебряными монетами, оставшемся на земле. – Правда это или нет, надо вернуться к папе и бежать, пока не поздно.
Тзайн справляется с раздражением и садится на спину Найле. Я пристраиваюсь сзади, когда принцесса по-детски робко спрашивает:
– А как же я?
– Ты?! – Ненависть к ее семье обжигает меня. Теперь, когда у нас есть свиток, мне хочется оставить Амари посреди леса, чтобы она умерла с голоду или стала добычей гиенэры.
– Если ты забираешь этот дурацкий свиток, возьми и ее, – вздыхает Тзайн. – Иначе она приведет к нам стражников.
Я резко поворачиваюсь к Амари, и она бледнеет. Нет, не меня тебе нужно бояться.
– Забирайся. – Я двигаюсь, освобождая ей место.
Несмотря на желание бросить принцессу здесь, я понимаю: мы с ней еще не закончили.
Не понимаю.
Тысячи мыслей мелькают у меня в голове. Я стараюсь придерживаться фактов: магия вернулась в Оришу, у нас в руках древний свиток, Амари – изменщица.
Нет. Я могу поверить в магию, но не в предательство сестры. Она почти не разговаривает на званых обедах и позволяет матери выбирать платья. Амари никогда не была за этими стенами, а теперь сбежала из Лагоса, похитив вещь, способную погубить империю?
Размышляю над этим, вспоминая момент, когда столкнулся с преступницей: меня пронзила странная и внезапная обжигающая боль. Потрясенный, я даже не заглянул беглянке под капюшон, но что если сделал бы это и увидел янтарные глаза сестры?
Нет, шепчу я себе, это немыслимо. Хочу убедить отца посетить придворного врача – не могу не обращать внимание на его безумный взгляд, который раньше был равнодушным и расчетливым, как и положено королю. За восемнадцать лет я видел в его глазах многое, но только не страх. И не ужас.
– Еще до твоего рождения маги, опьяненные властью, вечно плели заговоры, мечтая оборвать нашу династию, – объясняет отец. – Несмотря на их вероломство, твой дед пытался быть с ними честным. Но благородство убило его.
И твоего старшего брата, думаю я. И первую жену, и первого сына. В Орише каждый аристократ знает, какую бойню, учиненную магами, пережил отец. Резню, ответом на которую стал Рейд.
По привычке я нащупываю в кармане потускневшую пешку – украденный у отца «подарок». Эта фигурка – единственное, что сохранилось из детского набора для игры в сенет. Когда я был маленьким, он играл в нее со мной, обучая стратегии.
Хотя прикосновение к холодному металлу обычно приводит меня в чувство, сегодня пешка кажется теплой. Она почти обжигает мне пальцы, напоминая о том, что отец прав.
– Становясь королем, я знал, что магия – корень всех зол. Она разрушала империи задолго до нашей и будет продолжать это делать, пока не исчезнет.
Я киваю, вспоминая речи отца еще до Рейда. Бритаун, Порльтогань, Империя Спаньи – целые цивилизации гибли из-за жадных до власти магов и тех, кто не решился их остановить.
– Обнаружив сплав, который братонии использовали, чтобы подавить магию, я подумал, что этого хватит, чтобы их остановить, – повествует отец. – Они создавали из магацита тюрьмы, оружие и цепи. Я сделал так же. Но это не смирило вероломных мух: чтобы спасти королевство, нужно было полностью уничтожить магию.
Что? Наклоняюсь вперед, не в силах поверить своим ушам. Магия – вне нашей власти. Как мог отец победить такого врага?
– Волшебство – это дар богов, – продолжает он, – и то, что связывает их с человечеством. Я понял, что если боги перестали общаться с королями столетия назад, значит, связь между ними и магами тоже можно оборвать.
От слов отца у меня кружится голова. Если ему не нужен врач, то мне – точно скоро понадобится. Помню единственный раз, когда я спросил его о богах Ориши. Ответ был кратким: «Боги – ничто без дураков, которые в них верят».
Я поверил его словам и нарисовал свою картину мира, основываясь на этой непоколебимой уверенности, что богов не существует. А сейчас он стоит передо мной, утверждая, что они есть и он с ними боролся.
О небеса. Смотрю на кровь, оставшуюся в трещинах между плит. Я всегда знал, что отец обладает могуществом. Но никогда не понимал, насколько далеко оно простирается.
– После коронации я решил найти способ оборвать духовную связь. Потребовались годы, но я нашел ее источник и приказал своим людям его уничтожить. До этого дня я был уверен, что стер магию с лица земли, но с помощью этого проклятого свитка она снова может вернуться!
Я наконец понимаю слова отца. Слушаю внимательно, пока самые невероятные факты не выстраиваются в голове в логическую цепочку, словно шашки в сенете: чтобы оборвать связь, нужно уничтожить магию.
Уничтожить людей, угрожавших нашему трону.
– Но если магия исчезла… – Желудок буквально скручивает, но я должен узнать ответ. – Для чего нужен был Рейд? Зачем понадобилось… убивать всех этих людей?
Отец проводит пальцем по зазубренному лезвию магацитового клинка и подходит к украшенным витражами окнам. В детстве я стоял здесь, глядя, как маги Лагоса гибли в пламени. Но даже годы спустя я все еще помню отвратительный запах горящей плоти, столь же отчетливый, как жара, которую ощущаю в воздухе.
– Чтобы магия исчезла навсегда, каждый маг должен был умереть. Если бы кто-то почувствовал силу колдовства, то не остановился бы ни перед чем, чтобы ее вернуть.
Каждый маг…
Вот почему он оставил в живых детей. Предсказатели не проявляют магических способностей до тринадцати лет. Беспомощные дети, которые никогда не владели магией, не представляют угрозы.
Ответ отца на удивление прост. Настолько, что я не сомневаюсь в правильности его действий. Но те события пеплом оседают на языке. Горькие. Мучительные. Я думаю, не тошнило ли отца в тот день.
– Магия – это паразитизм, – прерывает он мои мысли, – страшная, смертельная болезнь. Если она захлестнет наше королевство, как другие, никто из нас не выживет.
– Но как ее остановить?
– Свиток – это ключ, – говорит отец. – Но это все, что я знаю. Сила, заключенная в нем, способна вернуть магию, и, если мы его не уничтожим, он уничтожит нас.
– А Амари? – Мой голос переходит на шепот. – Мы должны… Мне придется…
Мысль об этом настолько ужасна, что я не могу больше сказать ни слова.
Долг превыше всего. Вот что скажет отец. То же, что кричал в тот роковой день.
От одной мысли, что придется направить меч на Амари, у меня пересыхает в горле. Я не стану королем, которого хотел бы видеть во мне отец. Не смогу убить младшую сестру.
– Она совершила измену, – медленно произносит он. – Но это не ее вина. Я позволил Амари сблизиться с той мухой, хотя должен был понимать, что это собьет ее с пути.
– Так Амари будет жить?
Отец кивает:
– Если поймаем ее прежде, чем все узнают о том, что она совершила. Теперь ты понял, почему не можешь использовать своих людей? Вы отправитесь в путь с адмиралом Каэей и вернете свиток.
Волна облегчения бьет в грудь, точно кулак отца. Мне не нужно убивать свою младшую сестру – только привезти ее домой.
Раздается резкий стук в дверь. Внутрь заглядывает адмирал Каэя. Отец машет рукой, подзывая ее. За спиной Каэи я вижу хмурое лицо матери. Новая тяжесть опускается мне на плечи. О небеса.
Она даже не знает, где Амари.
– Мы нашли аристократа. Он утверждает, что видел муху, которая была с преступницей, – докладывает Каэя. – Она продала ему редкую рыбу из Илорин.
– Вы просмотрели книгу регистрации? – спрашиваю я.
Каэя кивает:
– Сегодня отмечена только одна предсказательница из Илорин. Зели Адебола, семнадцати лет.
Зели…
Я добавляю еще одну черту к ее поразительному образу. Имя серебряной монеткой срывается с языка Каэи. Слишком мягкое для предсказательницы, взбаламутившей город.
– Позвольте мне отправиться в Илорин, – вырывается у меня. Вместе со словами в голове рождается план. Я видел карту Илорин – это плавучая деревня, разделенная на четыре сектора. Несколько сотен жителей, в основном бедные рыбаки. Мы справимся.
– Десять человек, – продолжаю я, – это все, что нужно мне и адмиралу Каэе. Я найду свиток и верну Амари, просто дай мне шанс.
Отец задумчиво крутит на пальце кольцо. Уже слышу, как с его губ срывается отказ.
– Если эти люди о чем-то догадаются…
– Придется убить их, – говорю я. Ложь дается мне легко. Если я смогу исправить ошибки, никто больше не умрет.
Но отец не знает о моих планах и едва ли мне верит. Ему нужно быстрое и четкое выполнение приказа.
– Хорошо, – соглашается он. – Выдвигайтесь скорее.
Слава небесам. Я поправляю шлем и кланяюсь так низко, как только могу. Как капитан, я не могу его подвести.
– Инан!
Его голос пугает меня. В нем слышится что-то зловещее. Что-то, предвещающее смерть.
– Когда вернешь пропажу, сожги деревню дотла.
Илорин выглядит слишком мирной.
По крайней мере, после событий этого дня. Кокосовые лодки пришвартованы к берегу, полотна над дверными проемами ахэре опущены. Деревня готовится к спокойному сну вместе с заходящим солнцем.
Амари глазеет по сторонам, пока Найла плывет к хижине Мамы Агбы. Принцесса осматривает каждый дюйм плавучей деревни, словно голодный работник, глядящий на полный стол лакомств.
– Никогда не видела ничего подобного, – шепчет она. – Очаровательно.
Я вдыхаю свежий запах моря и закрываю глаза, ощущая, как туман касается кожи. Чувствуя на языке соленый привкус, думаю, как бы прошел вечер, не окажись здесь Амари. Свежая буханка сладкого хлеба, большой кусок острого мяса. Впервые за много дней мы уснули бы на полный желудок – после праздничного ужина в мою честь.
От невинного вида принцессы раздражение вспыхивает с новой силой. Рожденная в королевской семье, она, должно быть, ни разу не голодала за свою беззаботную жизнь.
– Отдай мне венец, – требую я, когда Найла подплывает к торговому кварталу.
Удивление Амари исчезает, она напрягается:
– Но Бинта… – девушка медлит, собирая всю волю в кулак. – Она отдала его мне. Это единственная память о ней.
– Мне плевать, даже если это подарок богов. Нельзя, чтобы люди узнали, кто ты.
– Не волнуйся, – мягко добавляет Тзайн, обращаясь к принцессе. – Она уберет его в сумку, а не утопит в море.
Я с удивлением гляжу, как брат пытается ее утешить. И у него получается – Амари некоторое время возится с застежкой и наконец бросает усыпанный драгоценностями убор в короб. Камни и серебряные монеты так сияют, что все это кажется мне сном. Еще утром у нас не было ни гроша, а теперь от богатства болит спина.
Я спрыгиваю на деревянный мост и, приоткрыв полотно над входом, заглядываю в дом Мамы Агбы. Папа, свернувшись, как дикий кот, крепко спит в углу перед очагом. Его кожа уже менее бледная, а лицо не такое худое и изможденное. Это дело ее рук. Забота Мамы Агбы может воскрешать мертвых.
Когда я вхожу, она выглядывает из-за манекена, одетого в прекрасный пурпурный халат. Аккуратные швы указывают, что он предназначен для аристократа – вещь, которая принесет ей деньги для следующего налога.
– Как дела? – шепчет она, откусывая нитку, а затем поправляет свой желто-зеленый геле и связывает концы халата.
Я открываю рот, чтобы ответить, но появляется Тзайн, а за ним робко следует Амари. Она осматривает ахэре с любопытством, присущим лишь знатным, и проводит пальцами по тростниковой стене.
Тзайн уважительно кивает Маме Агбе, берет мою сумку и, помедлив, вручает свиток Амари. Он с легкостью поднимает спящего папу, так что тот не просыпается.
– Я соберу вещи, – говорит брат. – Решите, что делать со свитком. Если надо уходить… – Его голос обрывается, и моя грудь сжимается от давящего чувства вины. Больше никаких если.
– Поторопись.
Тзайн уходит, едва сдерживая эмоции. Я смотрю вслед его мощной фигуре, от всей души желая, чтобы не я была причиной его боли.
– Уходить? – спрашивает Мама Агба. – Зачем? Кто она?
Она прищуривается и окидывает Амари взглядом. Несмотря на бедный плащ, превосходная осанка и высоко поднятый подбородок выдают королевское происхождение девушки.
– О… – Амари поворачивается ко мне, сжимая свиток в руках: – Я… Я…
– Это Амари, – наконец решаюсь я. – Принцесса Ориши.
Мама Агба громко смеется.
– Большая честь видеть вас в моем доме, ваше высочество, – с глубоким поклоном поддразнивает она.
Мы остаемся серьезными. Ее глаза расширяются. Она встает с кресла и распахивает плащ на Амари, открыв темно-синее платье. Даже в вечернем свете на его декольте блестят драгоценные камни.
– О боги… – Мама Агба поворачивается ко мне, прижав руки к груди. – Зели, во имя богов, что ты натворила?
Я прошу ее сесть и рассказываю о том, что произошло. Гордость на ее лице сменяется гневом, когда она слышит про наш побег, но рассказ о свитке и его возможностях заставляет ее замереть.
– Это правда? – спрашиваю я. – Хотя бы одно слово?
Мама долго молчит, глядя на свиток в руках Амари. Ее темные глаза остаются невозмутимыми, скрывая ответы, которых я жду.
– Дай его мне.
Пергамент ложится в ладонь Мамы Агбы, и она начинает задыхаться. Ее тело дрожит так сильно, что она падает с кресла.
– Мама Агба! – Я подбегаю к ней и хватаю за руки, удерживая, пока судороги не прекратятся. Постепенно они ослабевают. Она лежит на полу, неподвижная, как один из ее манекенов.
– Мама, ты в порядке?
Слезы застилают ей глаза, бегут по морщинкам, испещрившим темную кожу.
– Это было так давно, – шепчет она. – Не думала, что снова почувствую огонь магии.
Мой рот открывается от удивления. Я отступаю, не веря своим ушам. Не может быть. Я не думала, что хоть кто-то из взрослых магов пережил Рейд…
– Вы – маг? – спрашивает Амари. – Но ваши волосы…
Мама Агба снимает геле и проводит рукой по бритой голове:
– Одиннадцать лет назад у меня было видение, что я пришла к губящей и попросила ее избавить меня от белых волос. Она использовала магию болезни, чтобы уничтожить их.
– Ты видящая? – вырывается у меня.
– Раньше была, – кивает Мама Агба. – Но лишилась волос в день Рейда, за несколько часов до нападения.
Поразительно. Когда я была ребенком, тех немногих видящих, живших в Ибадане, уважали и чтили. Их власть над временем не раз спасала другие кланы. Я улыбаюсь: следовало догадаться. Мама Агба всегда обладала знанием, мудростью человека, прожившего не одну жизнь.
– Еще до Рейда, – продолжает Мама Агба, – я чувствовала, как магия уходит из нашего мира. Пыталась увидеть будущее, но, когда это было нужно сильнее всего, не смогла.
Она вздрагивает, словно снова переживая ужас той ночи. Я могу только догадываться, какие кошмарные воспоминания всплывают в ее голове.
Мама бредет к забранным сеткой окнам и опускает занавески. Смотрит на свои старые руки, сморщенные от долгих лет шитья.
– Орунмила, – шепчет она, призывая бога времени. – Ба ми соро. Ба ми соро.
– Что она делает? – Амари пятится, будто слова Мамы Агбы могут ранить ее. Но я слишком потрясена, услышав слова йоруба – впервые за десять лет, и не могу ответить.
Со времен Рейда я не слышала ничего, кроме резких пауз и гортанных звуков, свойственных оришанскому языку, на котором мы должны были говорить. Последний раз при мне произносили заклятие очень давно, и долгое время язык моего народа жил только в моей памяти.
– Орунмила, – перевожу я, пока Мама Агба взывает к нему. – Ответь мне. Ответь…
– Она зовет своего бога, – объясняю я Амари. – Пытается колдовать.
Я легко нахожу слова для объяснения, хотя сама все еще не могу поверить в то, что вижу. Мама Агба повторяет заклинание с абсолютной верой в то, что делает, терпеливая и готовая ко всему, как и положено слуге бога времени.
Она просит Орунмилу помочь нам, и тоска сжимает мне сердце. Я никогда не верила в Ойю так сильно, как она – в свое божество.
– Это безопасно? – Принцесса вжимается в стену ахэре, когда вены на горле Мамы Агбы набухают.
– Это часть магии, – киваю я. – Такова цена аше.
Чтобы колдовать, мы должны говорить на языке богов, управляя силой, текущей в нашей крови. Это легко для опытного видящего, но после стольких лет бездействия заклятие, должно быть, высасывает из Мамы Агбы всю энергию. Аше тренируется, как любая мышца нашего тела. Чем чаще ее используешь, тем легче управляешь и тем сильнее становится магия.
– Орунмила, ба ми соро. Орунмила, ба ми соро…
Ее дыхание становится более прерывистым с каждым словом. От напряжения морщины становятся глубже. Управление силой требует много энергии, и я знаю: если она перенапряжется, может умереть.
– Орунмила. – Мама Агба говорит все громче. Серебряный свет наполняет ее руки. – Орунмила, ба ми соро! Ба ми соро…
Воздух в ладонях Мамы Агбы взрывается, и мы с Амари падаем на пол. Принцесса кричит, а у меня ком застывает в горле. Ночное небо, синее и пурпурное, мерцает в ладонях Мамы Агбы. Мое сердце замирает от его красоты. Она вернулась…
После стольких лет магия снова здесь.
Меня охватывает волна эмоций, словно где-то внутри прорвало плотину. Боги вернулись. Они живы и наконец рядом с нами после стольких лет.
Мерцающие звезды в ладонях Мамы Агбы кружатся и пляшут. Постепенно у нас перед глазами появляется образ, застывая, словно глина. Я различаю три фигурки на горном склоне: они неустанно пробираются сквозь густой подлесок.
– О небо! – восклицает Амари, осторожно выходя вперед. – Это… я?
Я фыркаю при мысли о таком тщеславии, но замолкаю, увидев свою укороченную дашики. Она права – мы вместе с Тзайном идем через джунгли. Моя рука цепляется за камень, я ползу вверх, а брат ведет Найлу по хребту. Мы поднимаемся выше и выше, карабкаясь, пока наконец не выбираемся.
Видение рассеивается в мгновение ока.
Мы смотрим в пустые ладони Мамы Агбы – на руки, только что изменившие мой мир.
Ее пальцы дрожат от напряжения, а глаза полны слез.
– Такое чувство, – произносит она, всхлипывая, – что я снова могу дышать.
Я киваю, хотя не могу описать охватившие меня эмоции. После Рейда я никогда не думала, что снова увижу магию.
Когда руки Мамы Агбы перестают дрожать, она жадно хватает свиток и изучает его. Видя, как ее глаза бегут по пергаменту, я понимаю, что она читает.
– Это ритуал, – говорит она. – Он очень древний и поможет призвать богов.
– Вы сможете его провести? – спрашивает Амари, ее янтарные глаза светятся от страха и восхищения. Она смотрит на Маму Агбу так, словно та сделана из бриллиантов, но вздрагивает, стоит ей приблизиться.
– Это не моя судьба, дитя. – Мама вкладывает свиток мне в руку. – Вам тоже было видение.
– В-вы шутите, – запинается Амари. Сейчас я полностью с ней согласна.
– К чему спорить? – говорит Мама. – Вы втроем были в пути. Странствовали, чтобы вернуть магию.
– А разве она еще не вернулась? – спрашивает Амари. – То, что вы сделали…
– Лишь малая часть того, что могла прежде. Свиток пробуждает магию, но нужно нечто большее, чтобы полностью ее вернуть.
– Надо выбрать кого-то получше, – качаю я головой. – Кого-то более опытного. Ты не можешь быть единственным магом, пережившим Рейд. Давай используем твою силу и найдем еще кого-нибудь.
– Девочки…
– Мы не можем, – обрываю я. – Папа не сможет без нас…
– Я позабочусь о твоем отце.
– Но стражники…
– Не забывай, кто учил тебя драться.
– Мы даже не знаем, что там написано, – вклинивается Амари, – не можем прочитать!
Взгляд Мамы Агбы затуманивается, словно она обдумывает какую-то идею.
Она быстро перебирает свои вещи и протягивает нам выцветшую карту.
– Сюда! – Она указывает на точку в джунглях Фунмилайо, в нескольких днях к востоку от побережья Илорин. – В моем видении вы шли сюда. Должно быть, там находится Шандомбль.
– Шандомбль? – повторяет Амари.
– Легендарный храм, – объясняет Мама Агба. – По слухам, это дом священных сентаро – защитников магии, членов духовного ордена. До Рейда только новые лидеры десяти магических кланов могли посещать их, но раз в видении вы направлялись туда, значит ваше время пришло, нужно отправиться в путь. Возможно, в Шандомбле вы найдете ответы.
Чем больше говорит Мама Агба, тем сильнее холодеют мои руки и ноги. Как ты не поймешь? – хочется кричать мне.
У меня не хватит сил.
Я смотрю на Амари и на мгновение забываю, что она – принцесса. В свете свечей она кажется маленькой и неуверенной девчонкой.
Мама Агба кладет морщинистую ладонь мне на щеку, другой рукой берет Амари за запястье.
– Я знаю, что вы напуганы, девочки, но еще знаю, что вы справитесь. Из всех дней ты выбрала для торговли в Лагосе именно сегодняшний. Из всех людей на рынке ты, – она поворачивается к Амари, – обратилась к ней. Боги благословляют нас после всех этих лет. Они не станут играть судьбами магов. Вы должны поверить в себя.
Я глубоко вздыхаю и смотрю на циновки, устилающие пол. Боги, которые были так далеко, внезапно оказались ближе, чем я когда-либо мечтала. Сегодня мне просто хотелось пройти инициацию. Просто продать рыбу. Но случилось нечто большее.
– Помогите!
Крик разбивает безмолвие ночи. Мы вскакиваем в мгновение ока. Я хватаю посох. Мама бежит к окну. Когда она распахивает занавески, мои ноги подкашиваются.
Огонь пожирает торговый квартал, каждая ахэре охвачена пламенем. Клубы черного дыма поднимаются к небу. Деревенские кричат, умоляя о помощи. Наш мир исчезает в огне.
Взрыв-порох. Ужасная смесь, которой могут пользоваться только королевские стражники.
Ты, презрительно шепчет внутренний голос. Ты привела их сюда. Теперь стражники не просто убьют всех, кого я любила. Они сожгут нашу деревню дотла.
Я вылетаю из хижины, не обращая внимания на призыв Мамы Агбы. Нужно найти родных и убедиться, что они в порядке.
Я бегу по шатким мосткам и вижу, как мой дом пожирает пламя. От запаха горящей плоти в горле першит. Пожар лишь усиливается. Вся Илорин уже охвачена огнем.
– На помощь!
Узнаю этот голос. Малышка Биси. Полные отчаяния крики доносятся из тьмы, но я проношусь мимо ее ахэре. Сможет ли она выбраться из огня?