Томас Пинчон – наряду с Сэлинджером, «великий американский затворник», один из крупнейших писателей мировой литературы XX, а теперь и XXI века, после первых же публикаций единодушно признанный классиком уровня Набокова, Джойса и Борхеса. Герои Пинчона традиционно одержимы темами вселенского заговора и социальной паранойи, поиском тайных пружин истории. В сборнике ранней прозы «неподражаемого рассказчика историй, происходящих из темного подполья нашего воображения» (Guardian) мы наблюдаем «гениальный талант на старте» (New Republic). Более того, книга содержит, пожалуй, единственное развернутое прямое высказывание знаменитого затворника: «О Пинчоне как о человеке никто не знал ничего – пока он не раскрылся в предисловии к сборнику своих ранних рассказов» (Sunday Times). Переводы публикуются в новой редакции, авторское предисловие – впервые на русском.
Th omas Pynchon
SLOW LEARNER
Copyright © 1984 by Th omas Pynchon
Russian translation rights arranged
with Melanie Jackson Agency, LLC
through AJA Anna Jarota Agency
All rights reserved
© А. Б. Гузман, перевод, примечания, 2022
© А. Б. Захаревич, перевод, 2000
© С. Ю. Кузнецов, перевод, примечания,
1996, 2000
© Н. В. Махлаюк, перевод, примечания, 2000
© С. Л. Слободянюк, перевод, примечания,
2000
© Издание на русском языке, оформление.
ООО «Издательская Группа
„Азбука-Аттикус“», 2022
Издательство Иностранка®
Начну с того, что про автора я ничего не знала, не слышала и даже биографии не читала. Поэтому не было ни ожиданий, ни предположений. Немного переживала, что язык в оригинале окажется тяжелым для восприятия, но вполне себе читаемо, даже быстро.Предисловие очень интересно тем, что подготавливает читателя к самим рассказам, которые без комментариев могут показаться слабее, чем они есть. Я задумалась, а не стоит ли писать на все ранние работы авторские комментарии, может, мы будем снижать планку ожиданий и становиться более понимающими. Предисловие показывает автора как зрелого и смелого человека, способного признавать прошлое и развиваться на его основе.The Small Rain – очень слабый для меня рассказ, потому что в нём не хватало того, что я люблю в малой прозе: емкой истории, героев, которые за пару строк совершают больше, чем герои «кирпичей». Не хватило атмосферы. Тема военных совсем не откликнулась, так как вместо нее могла быть любая иерархическая система, и то, что военных и молодых людей отправляют на место катастрофы тоже непонятно, как вплетается в историю. Наверное, самое интересное, это восприятие смерти героями, но тут помогло предисловие, удалось зацепиться как за крючок."Low-lands" – мне понравилось, что я разглядела в этом рассказе отсылку на неофициальное разделение Шотландии на Лоуленд и Хайленд. Лоуленд также называют Borders и фактически эта часть является границей с Англией, отделяя такие ценные земли гор и красивых озер от англичан. Лоуленд – это низина, которая теряет себя в сравнении с вершинами. Так и в рассказе, все герои как бы ненароком сравниваются с нашими высокими идеалами: успех в работе, удачный брак, хорошие друзья, успех в работе с психологом, хороший дом, надежды. “American dream”. В рассказе перед нами персонажи, невыдающиеся, и ничего-то с ними плохого не происходит. Они просто живут свою странную жизнь. Концовка рассказа немного странная и выглядит как прилепленная закладка, создавалось впечатление, что Пинчон пытался донести какую-то мысль про брак и отношения, но потерялся в байках о море.Также ощущает привязанность Пинчона к “navy”, и его попытки вписать в рассказ что-то от себя. Упомянутый в предисловии расизм и правда ощущается, а также отсутствие интересных женских образов. Женщины в первых трёх рассказах вроде и имеют значение, а вроде и создают фон. Наверное, так говорила в нём молодость."Entropy" – вот тут хорошо. Конечно, сразу после прочтения у меня не было ощущения, что да, это мой автор, но тут хотя бы я смогла порассуждать и было желание разобраться в том, что же происходит в этом хаосе и законсервированном мире.Есть два способа жить: брать от жизни всё, употреблять, вбирать в себя энергию без отдачи обратно. Такой способ помогает сэкономить сил на передачу энергии туда-обратно, так же, как и если сделать систему полностью закрытой. Снизить обмен до минимума. Но что верно – мы стремимся к хаосу и единственный выбор для нас это оттянуть наступление полного разрушения подальше от себя. Фактически энтропия видна и на макро-уровне. Вся история, колонизации, современность, основаны на том, чтобы перенести хаос вне своих земель: токсичное производство в Китай, войны на Ближний Восток, мусор – в космос. Человечество очень хорошо живет в этом плане, продлевая свое существование всё дольше и дольше. Что интересно, в рассказе Пинчона – два мира хоть и находятся вместе на одних страницах, хоть они и находятся один над другим, но они скорее всего находятся в разных временных измерениях. Вот эта сложность описанного мира меня привлекла и ради неё я согласна была читать даже абсурдные части и рассуждения людей на вечеринке. Насколько близким был мир пары, насколько отталкивающим – мир вечеринки. В этом рассказе женские образы снова неинтересны, но хотя бы Пинчоновская Ева показалась мне милой и хотелось её узнать побольше.“Under the Rose” Наверное, самый слабый для меня рассказ в сборнике. Попытка сделать шпионский антураж в атмосфере Египта не совсем удалась – герои очень блеклые, женские образы еще слабее, чем в других рассказах.
Спустя какое-то время, меньше, чем через сутки, уже забывается сюжет, которого в общем-то трудно разглядеть.He isn't. It's worse than that. He understands things that I don't care about. And I care about things he'll never understand"The Secret Integration" У этого рассказа были все шансы стать лучшим из сборника: более динамичное начало, более объемные персонажи: в особенности дети, которые ведут себя мудрее, чем взрослые. Именно этот перевернутый мир, в котором родители пранкуют жестоко соседей, а дети предоставлены сами себе, организуют собрания и выступают в роли поддержки взрослым. Вся история с чернокожим алкоголиком как будто заостряет внимание на том, что дети пытаются помочь, а взрослые-полицейские, и работники отеля, мягко говоря, плюют на человека и его проблемы. Было ощущение того, что у детей есть сила и некоторая власть, и даже надежда на то, что они сами, без помощи старшего поколения решат проблемы конфликтующего общества. Постепенно, они смогут понять, что же значит «интеграция» – не математическая, а общественная. И пусть у детей вакуум в сознании (созданный, в общем-то их родителями), чтобы адаптироваться и эволюционировать они придумают «воображаемого» друга – то звено, которое мешает им понять и создать лучший мир.Очень больно было читать про сцену, когда дети пытались связаться с Jill и одна цитата особенно запомнилась мне:He looked over it, got afraid, and shied away, but not before learning something unpleasant about the night: that it was night here, and in New York, and probably on whatever coast the man was talking about, one single night over the entire land, making people, already so tiny in it, invisible too in the dark; and how hard it would be, how hopeless, to really find a person you needed suddenly, unless you lived all your life in a house like he did, with a mother and father.Вот это ощущение брошенного человека было для меня достаточно болезненным. Однако, скажу честно, вся тема расизма в сборнике какая-то неуклюжая что ли. Вообще, в целом, Пинчон очень неловок в описании отношений: с женщинами, с другими расами. Ощущается, что внутри автора есть конфликт, но есть и попытка понять другой мир и других людей.A bit akward but still brave.
Нерадивый ученикНа обложке вынесена фраза из London Review of Books: “Возможно, самый выдающийся стилист в англоязычной прозе со времен Джойса.”
Возможно, стоило читать на английском, чтобы прийти к такому же выводу.Кринж или база?Энтропия амбициозно начинается с почти Телемачной строки Улисса, дальше развиваясь в сумбурный набор зарисовок “пира во время чумы”: вокруг идет сороковой час вечеринки, в то время пока в одной из комнат мужчина пытается передать часть своего тепла умирающей птахе, уповая на скорый приход теплового равновесия вселенной. Один нюанс: описываю я это сейчас красивее, чем сам рассказ.К низинам низин – о мужском инфантилизме. В более оптимистичном (и стоит отдать должное – менее правдоподобном) развитии сюжета герой должен был бы выбраться из своих околоплодных вод и туннелей фалопиевых труб к новому рождению, перебраться на новый этап жизни, но вместо этого застревает там с маленькой женщиной.Мелкий дождь и Секретная интеграция – попытки рефлексировать на социальные проблемы. В мелком дожде герой Левайн – это типичный Обломов, который все понимает и которого от всего подташнивает, но все же не настолько чтобы что-то с этим сделать. Секретная интеграция – проблема рас и поколений, показанная через группу тех же ребят, которые будут бегать от Пеннивайза в Дерри и расследовать странные дела в Хоукинс. Обломов недописан; история с детьми вроде имеет какие-то интересные штрихи (например, один из ребят – член общества анонимных алкоголиков), но все же довольно ванильно-плаксивая – к этому скатываются многие произведения, касающиеся социально-острых тем.Под розой – просто откровенная графомания, в чем сам автор признается в предисловии.Проблема с оценкой этих рассказов в том, что в кратком пересказе, в выжимке и переобдумывании они выглядят гораздо привлекательнее, чем в оригинале. Чувствуешь себя золотоискателем, который должен перемазаться в грязи с головы до ног, чтобы намыть сгусток золотой пыли. Не знаю, дело ли тут в читательской лени, кривом переводе, или просто в том, что это одни из первых опытов Пинчона (сборник не просто так назван “Нерадивый ученик”) и надо было читать “Лот”.
Обманчиво лёгкий Пинчон «для самых маленьких», да и он сам тогда был молод и писал довольно прозрачные рассказы, в которых можно, конечно, найти того-самого-Пинчона («очень сложно досвидание»), а можно читать как что-то такое типа Эрнеста Хэмингуэя, Стивена Кинга и бог знает, кого ещё.Хотя, может, это просто переводчики углы скруглили.Так или иначе, мне понравилось всё, кроме, может, рассказа «Энтропия», который меня смутил ровно тем, о чём Пинчон пишет в предисловии, прочитанном мною, на всякий пожарный, уже после рассказов.