Иосиф и его братья – Томас Манн

Тетралогия «Иосиф и его братья» – это монументальная эпопея, в которой Томас Манн облекает в романную форму ветхозаветное сказание об Иосифе. Не вдаваясь в подробности этого сказания, лишь отмечу: эта история об одном из любимых сыновей Иакова – Иосифе, становящегося жертвой старших братьев, которые, пытаясь избавиться от него (они боятся, что Иосиф будет первенствовать над ними), бросают его в колодец. Проданный в рабство, он попадает в дом египетского сановника, где успешно служит, но, оклеветанный его женой, оказывается в тюрьме. Однако Иосифу, благодаря умению истолковывать сны, удается не только освободиться, но и стать ближайшим советником фараона, посвятить жизнь политическим и экономическим реформам, которые дают возможность спастись, как египтянам, так и евреям, от голодной смерти (см. Быт. 37:2-50:26).В романе Манн не ограничивается только жизнеописанием Иосифа, затрагивая всю предысторию легенды, историю отцов и праотцев Иосифа вплоть до Авраама и далее в глубь времен до сотворения мира. Очевидно, что Манн выполнил огромную работу, чтобы написать данный роман, поскольку мы обнаруживаем, точное знание мифологии Египта, Вавилона, Ханаана, не говоря уже о библеистике, экзегетики, знакомство с древнееврейским языком, традициями древних евреев (мидрашистскими, каббалой), гностической литературой и т. д. Видно как Манн стилизует свое повествование под библейский стиль, используя древнееврейские идиомы, характерные для речи евреев библейских времен. Безусловно, Манн проделал впечатляющую научную работу…Также, несомненно, нужно учитывать исторический контекст создания данного творения (Манн начал писать роман в 1926-м г., а закончил в 1942-м г.). Так в «Иосифе и его братьях» Манн стремился гуманизировать миф в противовес нацистской мифологической основе их идеологии. Можно сказать, что Манн пытается очистить миф как таковой от фашистской грязи с культом почвы, крови и т. п. Например, в романе египетский бог Амун, последователи которого являются консерваторами, опирающимися на старину и суровые заветы отцов, противопоставляется культу бога Атум-Ра, последователи которого придерживаются свободомыслящих, прогрессивных и гуманных взглядов, в частности, они хорошо относятся к чужеземцам. В романе жена египетского сановника об Амуне говорит: Амуну ненавистны расслабляюще-разрушительный дух иноземности и пренебрежение к старинному укладу жизни, потому что они истощают страны и лишают скипетра царство. Это ненавистно Амуну, мы оба это знаем, он стремится к суровости нравов, к тому, чтобы в Кеме царили порядки седой старины, а дети Кеме замкнулись в отечественных обычаяхИ хотя Манн внес в свое повествование мотивы, переплетающиеся с проблемами современности, эти мотивы несколько теряются в массиве текста.

В «Иосифе и его братьях» раскрывается сущность человеческой истории в виде борьбы разума с хтоническими и инстинктивными силами, – борьбы, венчающейся победой человечности и разума. Поэтому «Иосиф и его братья» – это оптимистическое произведение, где показывается становление гуманной личности, олицетворением которой является Иосиф, вносящей разум в хаос этого мира. В последних частях романа весьма отчетливо видна вера Манна в возможность социального прогресса.

Немалых трудов стоило мне подготовить этот отзыв. «Иосиф и его братья» – совершенно не та вещь, которую советуют всем и каждому, взахлёб, снуя по улице с транспарантом «Как, вы ещё не причастились?!» Это плод келейных трудов, герметический, самодовлеющий. К нему – либо идти годами, либо случайно натолкнуться и застыть в кротком непонимании: Откуда это? Как это? И почему это именно здесь и именно со мною стряслось? Как шутил чудесный Борис Сичкин (как бы он сыграл Рувима!): «Почему же так больно – и именно мне?»

Избави лишь Господи от всяких пересказов и сокращённых вариантов. Хочется краткости и лапидарности – загляните в Первоисточник. Там четыре тома укладываются в четырнадцать маленьких глав.

Иаков любил Иосифа более всех сыновей своих, потому что он был сын старости его, – и сделал ему разноцветную одежду… И сказали друг другу: вот, идет сновидец; пойдем теперь, и убьем его, и бросим его в какой-нибудь ров, и скажем, что хищный зверь съел его; и увидим, что будет из его снов… с печалью сойду к сыну моему в преисподнюю… И обратила взоры на Иосифа жена господина его и сказала: спи со мною… …и съели коровы худые видом и тощие плотью семь коров хороших видом и тучных… Иосиф узнал братьев своих, но они не узнали его… Итак, не бойтесь: я буду питать вас и детей ваших.

Здесь полагается воздать должное великой эрудиции Манна, который тонко и глубоко изучил механизм воплощения повседневности в миф, чтобы возвратить миф к повседневности. С улыбкой вспоминал нобелевский лауреат, как машинистка, возвращая огромный фолиант, сказала: «Герр Манн, теперь я знаю, как это было на самом деле». Разумеется, никто из нас не может знать, мы отделены от Лии и Лииной ревности, Рахили и Рахилина терпения, Иуды и Иудиной совести, Фамари и Фамарина стремления тысячами лет. Тысячами. И эти тысячелетия Манн не только перелопатил в библиотеках, пользуясь источниками на множестве языков, но и усвоил! Усвоил в той полноте, что мы ощущаем знание того, какие картины были вышиты на пресловутой разноцветной одежде, и какими словами ругались пастухи, спускаясь в землю Гешем, и в каком родстве грешный Онан с Иисусом Христом, и как взывали к щедрости давно иссякших божеств, и какие жертвы приносили давно уснувшим демонам, например, Досточтимой Суке. А знать наверное мы не можем, что всего и прельстительнее…

Но я хочу сказать о другом: о несравненном манновском чувстве юмора. Ни у кого, кроме Достоевского, я не встречала такого библейского чутья к судьбе и иронии судьбы. Впрочем, судьба и ирония тут синонимичны. Возьмите хотя бы отрывок о чечевичной похлёбке и – спустя несколько глав – постыдное и смешное воздаяние за рыжего увальня-брата. На-ка, Яков, свадебный подарок от Вселенной. А соперничество двух карликов, детородного и целомудренного? А диалог Гуия и Туий? Ах, мой совёнок! – Что, моя слепышечка? Старосветские помещики какие-то, и чудовищное увечье Потифара ласково так обсуждается этими умилительными старцами. Мы любим видеть в древних событиях символ, нечто возвышенное и, следовательно, нас не касающееся. Но почему я чувствую на себе взгляд заспанных и красных глаз Лии? Отчего Потифар и его злополучная супруга (Видела, видела силу его!..) нейдут у меня из головы – Как же им помочь? А что тут поделаешь? Как же им помочь? А что тут поделаешь? И не ко мне ль бежит, закусив подол, маленькая босоножка-вестница? И не мне ли снится, что виноградная лоза растёт у меня из головы?

И, конечно, дуэт Фараона и Иосифа. Когда фараон в экзальтации бормочет свои видения, не знаешь, смеяться или плакать. В первую очередь потому, что звёздные странствия египетского правителя и сверхпрактичность «Озарсифа», само назначение которого – питать, кормить, только друг друга и ждали. Потому, что практика без звёздных странствий – тощища, а звездностранствуя без практики, рискуешь загнуться с голоду. У Томаса Манна нет исторической личности-одиночки. Всегда как минимум двое! Если есть Иаков, то есть и Исав. Если есть Рахиль, то есть и Лия. Есть Я, есть и Ты.

Ну что, братцы любезные, узнали, что сталось из снов Иосифа? Уяснили? Очень хорошо. Теперь верите, насколько всё обратимо? Ну, молодцы. Вам – самые сладостные слова Первоисточника: Итак, не бойтесь.

«Миф есть в словах данная чудесная личностная история» Алексей Лосев «Диалектика мифа»

«Все, если взглянуть на изначальное происхождение, ведут род от богов. За всеми нами одинаковое число поколений, происхождение всякого лежит за пределами памяти.» Сенека «Нравственные письма к Луцилию»

«Жизнь тех, с кого начинается та или иная история, очень и очень редко бывает чистым и несомненным „благословением“, и совсем не это нашептывает им их самолюбие. „И будешь судьбою“ – вот более четкий и более верный перевод слова обета, на каком бы языке оно ни было сказано: а уж означает ли эта судьба благословение или нет, это вопрос другой.» Томас Манн

Можно было ожидать, что «Долгая прогулка», начавшаяся в январе «Илиадой» и «Одиссеей», к осени заведёт в края еще более далёкие и загадочные и во времена более древние, чем гомеровские. И все равно страшно было браться за книгу, где автор с первой строки предупреждает, что колодец глубины несказанной, и дна достичь невозможно. Но бездна не только пугает, но и притягивает, и я рискнула спуститься в таинственный колодец…И в глубины скольких еще колодцев предстояло спуститься за время чтения! Образы из романа сменяют один другой и не дают сделать отзыв на книгу хоть сколько-нибудь последовательным. Вот юный Иосиф у колодца, сливающийся душой со звёздным небом и беседующий с Луной, в то время, когда не может он еще знать о своей удивительной судьбе, а может лишь мечтать и чувствовать нечто невыразимое. Иаков, встречающий у другого колодца «красивую и прекрасную» юную Рахиль, будущую свою любимую жену и мать любимого сына. И снова Иаков, отыскавший в пустыне воду и тем доказавший Лавану свою благословенность. Иосиф, брошенный в колодец на погибель, но возродившийся новым человеком для новой жизни. Колоды как места поворота судеб, колодцы как «каналы связи» между миром живых и миром мертвых, колодцы как могилы и как источники жизни. Колодцы, из темноты которых звёзды кажутся и ярче и ближе.Так случилось, что только совсем недавно я впервые ясно увидела Млечный путь. Не в планетарии и не через телескоп, а просто так, сидя на берегу моря под огромным куполом темно-синего бархатного неба. Думаю, что никогда не забуду это удивительное ощущение причастности к чуду, сущности которого не понимаешь, но частью которого, несомненно, являешься. Стало понятно, почему размышления о звёздном небе другого великого немца – Иммануила Канта наполняли его душу «новым и все более сильным удивлением и благоговением», и как могла прийти ему в голову мысль о нравственном законе, существующем внутри нас. При виде красоты, гармонии и соразмерности движения небесных тел очень хочется верить, что и в душах человеческих возможны такое же совершенство и гармония. Звёздное небо, опрокинутое в душу и отразившееся в книге – это и есть роман Томаса Манна.Наверное, подобные интуитивные ощущения единства и взаимосвязи земного и небесного и формировали когда-то древнейшую форму освоения мира – мифологическую. «Иосиф и его братья» – это открывающееся для читателя пространство Мифа. Не мифа с маленькой буквы, чего-то вроде сказки на ночь из детской книжки «Легенды и мифы…», а всеохватывающего Мифа, пронизывающего абсолютно все сферы материальной и духовной жизни человека. Мифа как его понимал и описывал Алексей Лосев в своей «Диалектике мифа». Мифа, возвращающего человеку самого себя – нового, и, что особенно ценно для читателя нашего безумного века постмодернизма, Мифа, позволяющего из миллиардов разрозненных и противоречивых фактов выстроить единую комплексную картину восприятия мира, приблизиться к понимаю каких-то очень важных закономерностей.И, говоря о том, что книга меняет картину восприятия мира, я не хочу сказать, что Манн хочет склонить читателя к вере в Бога, принять иудаизм или креститься. «Иосиф и его братья» – одна из абсолютно универсальных книг, «подходящих» и для атеистов и для агностиков и для верующих.Впрочем, наверное стоит сделать оговорку о том, что роман может вызвать возмущение одержимых фанатиков, которым кругом мерещится «оскорбление чувств верующих».Думаю, что Томас Манн не ставил себе задачу «переписать Библию», поколебать чьи-то религиозные чувства, описывая праотцов как живых людей, наделенных не только достоинствами, но и многими слабостями и даже пороками или же написать классический исторический роман «по мотивам» книги Бытия.Для меня «Иосиф и его братья» – это не столько книга о прошлом, сколько книга о вечном, то есть и о настоящем – тоже, буквально о том, что происходит «здесь и сейчас».Ибо оно есть, есть всегда, хотя народ и пользуется словом «было». Так говорит миф, а миф только одежда тайны, но торжественный ее наряд – это праздник, который, повторяясь, расширяет значения грамматических времен и делает для народа сегодняшним и былое, и будущее.«Иосиф и его братья» – это многодневный праздник, способный сделать для читателя сегодняшним и былое, и будущее.

Выше я писала о том, что Томас Манн творит Миф, но так случилось, что по мере прочтения романа развеивался один из моих личных книжных мифов. «Иосиф…» не год и не два был у меня в списке «хотелок», но я считала, что к прочтению романа следует серьезно готовиться – перечитать Библию, почитать книги по истории древнего мира, по библейской истории, по ассиро-вавилонской, шумерской и египетской мифологии, узнать побольше о религиозных и социально-политических взглядах Манна, о том, какой литературой пользовался автор при написании романа и т.д. и т.п. И, безусловно, это всё было бы нелишним, но… так ведь можно полжизни откладывать прекрасную книгу «на потом» и так и не собраться её прочесть, сетуя на недостаток базовых знаний.

Так что всем, кто на Манна поглядывает, но боится, я могу сказать – берите и читайте! Не важно, что вы помните из Библии и какая оценка была у вас в школе по истории, в любом случае вы получите удовольствие от увлекательной семейной саги, рассказе о ярких и неоднозначных личностях, о выборе своего пути и о судьбе, о желаниях и о долге, о любви и ревности, зависти и дружбе, о смелости и благоразумии, и кто знает, о чем вам прочитается ещё. Для меня сейчас (а я точно знаю, что буду перечитывать роман) «Иосиф и его братья» – это, прежде всего, книга о личной судьбе и о реализации своей судьбы. Родители и боги благословляли своих любимцев одинаково двусмысленно. Благословенье их было силой и шло от силы, ведь и любовь была только силой, а боги и родители благословляли своих любимцев из любви сильной жизнью, сильной и своим счастьем и своим проклятьем.До чего же непросто – быть благословенным, не говоря уже о том, что и лишенным оного неудачникам надо как-то выживать! Благословение – не чудесный подарок и не залог непременных успехов и счастья. Это Путь. Путь, требующий напряжения всех сил, применения всех способностей, путь познания мира и познания себя, постоянно требующий осмысления и переосмысления, путь порой невыносимо трудный, но неизменно приносящий удовлетворение потому, что это твой путь. Благословение не означает даже простой ясности на тему того, что именно является твоим путем и как можно сделать по этому пути первый шаг. Более того, иногда, чтобы сделать этот шаг благословенному нужно нарушить закон:– Время пришло. Господин хочет благословить тебя.

– Меня? – спросил Иаков, бледнея. – Он хочет благословить меня, а не Исава?

– Тебя в нем, – сказала она нетерпеливо. – Сейчас не до тонкостей! Не рассуждай, не мудри, а делай то, что тебе велят, чтобы не вышло ошибки и не случилось несчастья!В трактовке Томаса Манна мне стало совершенно ясно, что следовать своему благословению – это значит, в том числе, и действовать так, что вначале ты будешь выглядеть в глазах других не самым лучшим образом и в краткосрочной перспективе наживешь только проблемы, но так, чтобы в итоге это способствовало всеобщему благу и гармонии.И в этом смысле «Иосиф…» для меня оказался еще и невероятно оптимистичным и мотивирующим романом, ведь книга призывает к познанию и раскрытию себя, к смелости в принятии вызовов судьбы, говорит о том, что из бездны можно выйти перерожденным и о том, что можно быть понятым и принятым другими, следуя своему пути.Быть может, есть мудрые люди, кому вышесказанное очевидно и без прочтения полутора тысяч страниц «Иосифа…», но, друзья, это ведь ещё и просто интересная книжка, к чему лишать себя удовольствия?