Будденброки – Томас Манн

С очень большим предубеждением взялась я читать кирпич «Будденброков». Ну, а что? 1000 страниц семейной саги про немецких бюргеров ХIХ века, кто меня может упрекнуть? После 10 или 20 страниц я взяла чистый лист бумаги а4 и нарисовала дерево из всех участников первого ужина в доме консула. И чего? Пока герои медленно, с наслаждением, любуясь природой за окном, портьерами, ламбрекенами, шурша панталонами и пеньюарами, перемещались из столовой в ладшафтную, началась вторая часть романа – и треть персонажей на моем аккуратно нарисованном дерева умерла. Черт побери, подумала я…А потом случилось волшебство, которое я могу объяснить только талантом Томаса Манна: жизнь бюргеров меня захватила настолько, что к финалу стало просто не оторваться, было радостно и было горько. И я не скажу, что сюжет стал развиваться быстрее, ничуть такого не бывало. Четыре поколения: люди рождаются и умирают. А в промежутке пытаются достичь целей, тщательно следуют установленным рамкам: от цвета обоев и напомаженных усов до объяснений в любви и прощания с умирающими членами семьи; ищут, настойчиво и мучительно, оправдание своему существованию. Только к концу этой книги, когда я поняла, что девочке Тони уже лет 50, меня словно ушатом воды окатило: вот она, жизнь любого из нас, какой бы сложной личностью мы ни были или ни казались себе, укладывается в несколько сотен страниц, от рождения до смерти. Сейчас ты еще мечтаешь о любви, и для тебя открыт весь мир, а завтра – ты способен только тешить себя воспоминаниями о былых страстях. И насколько же смешны, жалки и трогательны герои, цепляющиеся за незначительные детали своего прошлого. Смеешься над ними, смеешься, а потом вспоминаешь, какие засушенные розочки хранишь в своей шкатулке воспоминаний, и пронзает тебя такое болезненное ощущение узнавания, что скулы сводит, и понимаешь – нет между тобой и Будденброками пропасти в пару сотен лет. Нет. И не будет.флэшмоб 2011

Томас Манн начал писать «Будденброков» в возрасте всего двадцати одного года, закончив его в 1900-м двадцатипятилетним юношей. В 1901 году первый роман писателя опубликуют. В 1929 году он получит Нобелевскую премию, в формулировке которой будут слова «за великий роман „Будденброки“, который стал классикой современной литературы». Успех романа совсем не удивляет, но возраст, в котором он его написал, вызывает некоторый культурный шок. Большинство писателей к такому роману идут всю свою творческую жизнь, Томас Манн её только начинает. Впервые в жизни у меня появилось огромное искушение от первой и до последней книги читать автора в хронологическом порядке, чтобы видеть, как он развивался, как менялся стиль, взгляды, как с каждым годом всё более послушным ему становилось слово. Только вот если каждое его произведение вызывает такое болезненное отчаяние, то я не смогу прочитать подряд и двух книг. Давно не было у меня «книжного похмелья», но после «Будденброков» впервые за долгое время сама мысль о том, чтобы начать читать что-то ещё, кажется святотатством. Можно ли говорить о спойлерах, когда само название книги – «История гибели одного семейства» – всё раскрывает наперёд? Если да, то лучше дальше не читайте. Мы знакомимся с Будденброками во время новоселья в прекрасном доме на Менгштрассе, перекупленном у древнего рода Ратенкампов, которые в 1682 году, во времена своего расцвета, построили его для своей многочисленной семьи. Пророчеством звучит горькая правда о некогда преуспевающей фирме «Ратенкамп и компания», о роде, которому суждено было обеднеть и опуститься. Дом на Менгштрассе увидит ещё раз эту историю. Но всё случится ещё не скоро, и пока он вновь, как и когда-то давно, – оплот веселья и успеха. И всё же, всё же… Сколько раз Манн мучает читателя намёками на безрадостный финал. Впервые в книге меня настолько пугал дождь. Почти каждый раз он приносит что-то плохое: чью-то смерть, крах надежд, расставание, в лучшем случае – просто грустные мысли героев, которые и сами, кажется, предчувствуют свою гибель. И гибель постепенно, одного за другим, без спешки и хаоса уносит потомков того самого портного из Ростока, «который жил в отличном достатке». Смерть первых жертв переживается гораздо легче. В силу ли их возраста, в котором отход в мир иной кажется закономерным финалом, или же из-за того, что не успеваешь к ним как следует привыкнуть, но они уходят, не вызывая у читателя болезненных чувств. Неуютно лишь от мысли, что с их смертью ничего не меняется. Их помнят, их чтят, но всё-таки чувствуешь себя так, будто умерших не существовало никогда. И ведь в жизни всё точно так же: после смерти человека всё иначе лишь первое время, а затем привычка вновь заставляет жить так, будто его не существовало никогда, лишь время от времени возвращаясь к своим воспоминаниям, которые с годами всё более чужие и безболезненные. Тяжелее всего было принять последние две смерти. Я был благодарен Манну лишь за одно – что последний владелец компании не совершил самоубийство, до конца оставаясь сильным. И ещё больше я благодарен за то, что он принял тот факт, что сын его никогда не сможет стать коммерсантом. Одним из самых трогательных моментов для меня останется тот единственный раз, когда маленький Иоганн поднял на отца глаза, полные понимания его боли, став единственным, кто её увидел. Насколько легче было бы им обоим, если бы всё не закончилось одним только взглядом, но господин Манн очень жесток по отношению к своим персонажам. Они вызывают сострадание не только своей смертью, но часто ещё при жизни. Настолько разные, настолько непохожие друг на друга характеры, но каждый несёт на плечах свою собственную трагедию. Кто-то в глубине души наслаждается драматизмом своей жизни, кто-то – просто постоянно жалуется на неё, а кто-то молчит. И это молчание невыносимее нытья Христиана. Трогателен образ чувствительного болезного Иоганна Будденброка, первым из своей семьи научившегося любить музыку, даже не просто любить, но говорить ею. Но как бы настойчиво не стучалась внутри мысль о том, что мальчику нет места в этой семье, а значит он обречён заведомо, ещё тяжелее наблюдать за его отцом, не имеющим возможности говорить даже через музыку и осуждённого на добровольное одиночество. Распечатав себе семейное дерево Будденброков, я постепенно вычёркивал тех, кто погиб. До тех пор пока не пришло время тех самых двух последних смертей, на них у меня просто не поднялась рука. К смерти полюбившихся персонажей невозможно подготовиться, насколько бы заранее ни становился ясен исход. А надежда у меня исчезла ещё в тот миг, когда Ганно провёл две черты под генеалогическим древом Будденброков и запинающимся голосом оправдывался перед отцом: «Я думал… я думал, что дальше уже никого не будет…»

Я все старалась добыть из медузы пеструю звезду. Я набирала в носовой платок целую кучу этих тварей, приносила их домой и аккуратно раскладывала на балконе, когда там было солнце, чтобы они испарялись… – ведь звезды-то должны были остаться! Как бы не так… придешь посмотреть, а там только большое мокрое пятно и пахнет прелыми водорослями.Вот и добралась я наконец-то до Томаса Манна, от которого почему-то бегала еще с университетской скамьи. Хотя, может, оно и к лучшему. Не уверена, что тогда смогла бы оценить по достоинству столь грандиозную семейную сагу. Кто знает, конечно, но все же я рада, что прочитала ее сейчас, когда уже раскусила прелесть этого жанра.Повествование охватывает собой почти весь 19 век, четыре поколения семьи коммерсантов-бюргеров, проживающих в одном небольшом городке на севере Германии. Рука об руку мы пройдем с ними от славы, богатства и полного расцвета до забытья, обнищания и упадка. И, хотя речи о счастливом конце никогда не шло, мне все равно очень хотелось, чтобы у них все было хорошо. Редкий случай, когда большая часть героев пришлась мне по душе. Не увидела я в них порочных людей, которым стоит расплачиваться за нечто содеянное. Обычные зажиточные горожане со своей моралью и понятиями о чести. Тут скорее жизнь, которая движется по кругу и не стоит на месте. Одним она приносит удачу практически из ничего, другим не дает удержать даже то, что имеешь. Грустно, тоскливо даже, но обыденно и жизненно, ничего сверхъестественного.Первое поколение, с которым мы познакомимся лично, это Иоганн Будденброк и его жена Антуанетта. В меру циничные, в меру жесткие, любящие жизнь и деньги. Иоганн сколотил состояние и превратил основанную его отцом фирму в процветающее предприятие. Он твердо стоял на ногах, имел нерушимые принципы и прожил вполне себе счастливую жизнь.Второе поколение – это еще один Иоганн, сын предыдущего, и его жена Бетси. Уже более мягкие, но при этом гораздо сильнее чем их родители замороченные религией. Напряженная работа на семью и на фирму (что для всех Будденброков в принципе одно и тоже) дается этому Иоганну гораздо большим трудом и нервами. А промахи и неудачи, которые, как известно, случаются у всех, одних закаляют и учат, других подрывают и мучат. И Иоганн относится уже к последним. Он частенько сомневается в правоте своих поступков, неприятности, которых пока все же не так уж и много, загоняют его в могилу гораздо раньше чем его отца.

Третье поколение – это дети Иоганна – Томас, Христиан, Антония и Клара. На них сосредоточена большая часть всего повествования, с ними мы будем «от колыбели до могилы». Клара – поздний болезненный ребенок, замкнутая и строгая, не умеющая веселиться, она найдет радость лишь в религии. И, как в противовес ей, Христиан – клоун и фигляр, театрал и бабник, неудачник и позер. Не люблю таких людей. Хочешь жить по своему, своей головой, а не так как принято в семье? Тогда будь добр и на семейные денежки не поглядывай! Я считаю, тут все справедливо, каждый сам делает свой выбор, везде есть свои преимущества и недостатки, а вот и рыбку съесть, и на люстре покататься не получится. Надо сделать выбор и жить уже так, как решил. А он как фекалии в прорубе, уж простите. Я вообще не создан для коммерции, но дайте мне в счет наследства еще денег. Я хочу жениться на шлюхе, но не женюсь пока не помрут родители, а то останусь без бабла… Крайне неприятный для меня человек и как по мне, итог его жизни вполне закономерен. Томас – старший сын, наследник. Он изначально знал, какая на нем лежит ответственность и он ее принимал, от отказался от любви в угоду семье, он жил фирмой и для фирмы и не его вина, что настали новые времена, когда старые правила ведения коммерции, в которых он воспитан, перестали приносить доход. Он не пропил, не прогулял, не растранжирил фирму, он просто не смог перейти на новый уровень, это далеко не всем дано. Зато он ясно и четко увидел, что его сын уж точно ничего хорошего фирме не принесет и не стал мучить ребенка. Честно говоря, этим решение он меня сильно и приятно удивил, я думала, он до последнего будет настаивать на том, чтобы Ганно стал его преемником, хоть он на эту роль и не подходит абсолютно.И наконец, моя любимица Антония, Тони. За нее я больше всех переживала, ей больше всех желала счастья, хотя бы уже и под конец жизни. Чем-то она напомнила мне еще одну мою любимую героиню – Скарлетт О'Хару. Снова вроде как неприятные и отрицательные черты характера должны меня отвратить, а происходит с точностью до наоборот. Она высокомерна (она же Будденброк! Как иначе?), преданна семье (готова ради нее наступить на горло собственным чувствам), не сказать, что сильно умна, скорее есть в ней какая-то жизненная женская хитрость; не сказать, что прям красавица, но свежа и симпатична, что-то в ней притягивает мужчин. Вот только с последними ей всю жизнь не везло. Как задвинула она свою первую искреннюю влюбленность, так и не было ей счастья. Мне нравилась ее манера не унывать, воспринимать все искренне и как-то даже инфантильно местами, радоваться от всей души, рыдать будто наступил конец света и строить планы на будущее с одинаковым рвением и в 20, и в 50 лет.Желудок ее оставлял желать лучшего, но на сердце у нее было легко и свободно, – она даже сама не подозревала до какой степени. Никакая невыговоренная боль не точила ее; никакое скрытое бремя не ложилось тяжестью на ее плечи. Поэтому и воспоминания прошлого не были для нее мучительны. Она знала, что ей пришлось испытать много дурного и горького, но ни усталости, ни горечи не чувствовала; ей даже с трудом верилось, что так все и было. Но поскольку уж это прошлое было общеизвестно, она использовала его для того, чтобы им хвастаться и говорить о нем с невообразимо серьезной миной.

Четвертое поколение – это Эрика и Ганно. Эрика – дочь Тони от первого брака, тихая, скромная, обреченная на такую же тихую и скромную жизнь, как-то о ней и сказать нечего. Ганно – сын Томаса, последний Иоганн Будденброк в роду. Тихий, болезненный, плаксивый мальчик. Залюбленный, зацелованный, воспитанный одними женщинами он не мог не то, что встать во главе фирмы, а даже во главе собственной жизни. Влюбленный в музыку, он даже ей не планирует заниматься в своей жизни, ведь с концертами надо разъезжать хотя бы по стране, а сама мысль об этом его пугает. Он не создан для жизни, он не держится за нее, а к чему это приводит, я думаю, ясно без слов… Славный сильный род угас, уступил место новым более хватким, более цепким, более жизнеспособным. Но и на их место когда-нибудь придут новые люди и на место тех и так бесконечно. Это закон жизни. Вроде бы все понятно, да и ничего прям уж трагического не произошло, а на душе все равно тоскливо, как говорится, жизнь – тлен.