Томас А. Баррон
Семь песен

– Скажи мне, верны ли дошедшие до меня слухи? О том, что самое редкое из деревьев, на каждой ветви которого вырастают разные фрукты, еще можно найти в Лесу Друма?

Риа просияла.

– Совершенно верно. Дерево шоморра и правда растет в моем лесу. Можно даже назвать его моим садом.

– Значит, у тебя замечательный сад, дитя мое. Замечательный сад!

С каждой минутой я раздражался все сильнее, и наконец сердито стукнул посохом по земле.

– У меня есть дар для вашего сада!

Но старики как будто бы не слышали меня; они отвернулись и осыпали Рию вопросами о Лесе Друма. Судя по всему, она интересовала их гораздо больше, чем я. Я, который собирался осыпать их невиданными благодеяниями!

Наконец, Тэйлеан протянул мускулистую руку к спиралевидному фрукту, свисавшему с ближайшей ветви, и ловким движением сорвал его. Бледно-фиолетовая спираль светилась в его ладони.

– Ларкон, – нараспев произнес он. – Самый прекрасный дар, который мы и наш скромный сад получили от этой земли. – Некоторое время он молча смотрел на меня. – Насколько я помню, в прошлый раз тебе очень понравился его аромат.

Наконец-то, подумал я. Однако, когда я протянул руку за фруктом, Тэйлеан отвернулся и подал его Рии.

– Поэтому я уверен, что твоей подруге он тоже очень понравится.

Глядя, как она берет ларкон, я почувствовал, что от ярости кровь бросилась мне в лицо. Однако, прежде чем я успел произнести хоть слово, садовник сорвал другой спиралевидный фрукт и предложил его мне.

– Ты вернулся, и мы окажем тебе честь и примем тебя.

– Окажете честь? – переспросил я дрожащим от негодования голосом. Мне хотелось добавить кое-что еще, но я сдержался.

Тэйлеан и Гарлата переглянулись, потом старик снова пристально уставился на меня.

– Мой мальчик, принимать гостя в нашем доме – это самая великая честь, которой мы можем удостоить кого-либо. Мы приняли тебя в прошлый раз и примем сегодня.

– Но сейчас, Тэйлеан, у меня есть Цветущая Арфа.

– Да-да, я это уже заметил. – Уголки его рта опустились, и в первый раз мне показалось, что на плечи ему давит груз прожитых лет. – Мой дорогой мальчик, Цветущая Арфа – самое чудесное из всех Сокровищ Финкайры, в ней заключена магия зарождения жизни. Но мы с Гарлатой принимаем гостей, не глядя на то, какие вещи они приносят с собой. Мы, прежде всего, смотрим на то, что у них в сердце.

Снова загадки! И услышать это от человека, которого я считал другом. Нахмурившись, я отбросил упавшие на лицо пряди волос.

Прежде чем продолжать, Тэйлеан тяжело вздохнул.

– Как хозяева этого дома, мы обязаны проявить гостеприимство по отношению к тебе. Но кроме того, мы должны говорить с тобой откровенно. Вес Арфы давит тебе на плечи, но не менее тяжким грузом является сейчас твой долг – исцелить эти земли, пока не стало слишком поздно. Многое зависит от тебя, мой мальчик. И у тебя совершенно нет времени на посещение таких скромных людей, как мы.

Я стиснул зубы.

– Прости, но я лишь старался быть откровенным с тобой.

– Подожди, Мерлин, – воскликнула Риа.

Я не слышал, что она еще сказала, потому что уже перешагнул через каменную ограду и покинул маленький сад. В одиночестве я шагал по равнинам, и болтавшаяся на ремне Арфа больно била меня по спине.

Глава 3
Теплый ветер

Ту ночь я провел, свернувшись в небольшой ямке на берегу ручья, и лишь свет звезд служил мне одеялом, а подушкой – стебли тростника, влажные от росы. Протянув руку, я мог коснуться воды, которая весело неслась через каменные пороги, поросшие зеленым мхом. Другой рукой я мог дотронуться до Цветущей Арфы и своих скудных пожитков, спрятанных в зарослях высокой прибрежной травы.

Я должен был радоваться тому, что наконец остался один. Избавился от так называемых «друзей». Но игра на магическом инструменте в этом уголке, возрождение этого потока не принесли мне радости. Равнодушно смотрел я на траву и мох, пробивавшиеся из иссушенной солнцем земли на берегу ручейка. Уныние не покинуло меня даже после того, как я заметил в полуночном небе Пегас, хотя это всегда было мое любимое созвездие – с той ночи, когда мать впервые показала его мне.

Спал я беспокойно, но не скакал на спине крылатого коня, как часто бывало в прежних снах. Мне приснился кошмар. Я сидел на кроваво-красном камне и смотрел, как ко мне приближается мать. Каким-то образом ко мне вернулось зрение. Я мог видеть. Видеть по-настоящему, как видят люди! Золотистые волосы матери блестели в лучах солнца, и в ее глазах, полных жизни, горели радостные огоньки. Я видел даже молодую веточку тсуги, которую она держала в руке.

А затем, к собственному ужасу, я обнаружил, что мои клыки начали расти. Они становились длиннее и длиннее и, наконец, загнулись вверх, как у дикого кабана. А их концы, острые, словно у кинжалов, устремились прямо к моим глазам! Зубы продолжали расти, и меня охватила паника. Я пронзительно закричал. Мать побежала ко мне, но она была слишком далеко, и я знал, что она не успеет помочь. Я вцепился в чудовищные зубы, пытаясь голыми руками сломать, вырвать их. Но не мог. Я не мог помешать им расти.

Медленно, но неумолимо зубы удлинялись, загибались, и в конце концов острия очутились у самых моих глаз. Моих настоящих глаз! Еще несколько секунд – и они будут выколоты. Я закричал от боли, чувствуя, как острия клыков вошли в глазные яблоки. Я снова ослеп.

В этот момент я проснулся.

Я слышал рядом с собой плеск ручья. Высоко над моей головой в темно-синем небе сиял Пегас. Я поднял голову от своей подушки из речного тростника. Это был всего лишь сон. Но тогда почему сердце не переставало колотиться, словно молот? Я осторожно прикоснулся к щекам со следами ожогов, пламени, ослепившего меня в реальной жизни. Мне было очень больно – во сне я расцарапал себе лицо. Но еще сильнее была сердечная боль. И все это из-за пожара, который устроил я сам! Потерять оба глаза само по себе уже было страшным несчастьем. Но лишиться их по собственной вине было гораздо хуже. Впервые за несколько месяцев я подумал о Динатии, другом мальчике, который пострадал от пожара, начавшегося по моей вине, и мне захотелось узнать, остался ли он в живых. Мне показалось, что я снова слышу его крики, полные мучительной боли, слышу, как он всхлипывает от страха.

Я уткнулся лицом в смятые стебли тростника и зарыдал. Ручей нес воды мимо меня, и слезы, подобно ручью, струились по моим щекам. Прошло какое-то время, и я немного успокоился. Но мне почему-то казалось, что я по-прежнему различаю сквозь шум воды чьи-то рыдания. Я поднял голову и внимательно прислушался.

Да, это были рыдания, перемежавшиеся долгими, мучительными стонами. Вытерев рукавом туники влажные, горящие от боли щеки, я подполз ближе к воде. Несмотря на темноту, своим «вторым зрением» я мог различить довольно большой участок русла. Но не сумел найти источника странных, зловещих звуков. Возможно, решил я, это просто галлюцинации, навеянные кошмаром.

Склонившись над потоком, я пошарил руками среди стеблей тростника. Колено мое постоянно соскальзывало вниз по влажной земле, и вскоре я очутился в воде. Я продолжал поиски, но ничего не обнаружил. Вообще ничего. Тем не менее тот, кто плакал и стонал, по-видимому, находился очень близко, как будто сидел в ручье.

Он в ручье! Вот в чем здесь дело! Но как это возможно?

Я хотел сунуть в воду левую руку, но удержался. Хорошо знакомая боль пульсировала между лопатками. Может быть, это западня, подумал я. Одна из неизвестных мне опасностей, которыми кишела Финкайра, вроде призраков-оборотней, принимавших форму приятных глазу безобидных вещей и созданий, чтобы заманить жертву в смертоносный капкан. Риа распознала бы угрозу. Но Рии, напомнил я себе с горечью, больше рядом нет.

Стоны стали громче. Отражения звезд поблескивали на темной поверхности воды, отчего ручей казался похожим на водопад из самоцветов. Прикусив губу, я быстро сунул руку в воду. Ледяная волна окатила запястье и руку до локтя, и руку едва не свело судорогой от холода. А потом мои пальцы коснулись какого-то предмета. Гладкого. Округлого. Он был мягче камня. Я долго шарил в воде, пытаясь ухватить скользкую вещь, но все же в конце концов поймал ее и вытащил из воды. Это была фляга размером не больше моего кулака, сделанная из толстого пузыря. Кожаная крышка была надежно опечатана толстым слоем воска. С мокрой фляги, наполненной воздухом, капала вода; поверхность ее тускло блестела в свете звезд.

Я сжал кожаный мешок в пальцах, и меня едва не оглушил жалобный вопль. Я слышал рыдания, выражавшие глубокую сердечную боль. Воспользовавшись острым концом деревянного посоха, я начал срезать восковую печать. Она поддалась не сразу, словно не желала отпускать горлышко сосуда, но через несколько минут восковое кольцо отвалилось. Я выдернул пробку, и в лицо мне подул ветерок. Ветер был теплым, ласковым, и в воздухе разнесся едва уловимый аромат корицы. Фляга сморщилась, а ветер все дул мне в лицо и развевал волосы, словно это было дыхание живого существа.

– Благодарю тебя, друг, благодарю тебя, – раздался бесплотный тихий голос прямо у меня за спиной.

Я выронил сосуд и резко обернулся. Но не увидел ничего, кроме погруженной во тьму равнины и далеких звезд.

– Или мне следовало сказать, – снова зашептал голос, – благодарю тебя, Эмрис Мерлин?

Я ахнул от изумления.

– Откуда тебе известны мои имена?

– О да, – весело продолжал голос, – Мерлин нравится мне гораздо больше, чем старый, покрытый пылью Эмрис.

Я вытянул руку и схватил ночной воздух.

– Откуда тебе столько известно обо мне? Кто ты? И где ты?

Негромкий шелестящий смех прозвучал в воздухе прямо передо мной.

– Меня зовут Айла, я вишлахайлагон. – Снова смех. – Но большинство людей называют меня сестрой ветра.

– Айла, – повторил я. – Сестра ветра. – Я вновь поднял руки и попытался нащупать что-то, и на сей раз пальцев коснулся теплый воздушный поток. – А теперь скажи мне, откуда ты все это знаешь.

Запах корицы стал сильнее. Теплый ветер овевал меня, шевелил края одежды. Я почувствовал себя так, словно меня обнимал маленький вихрь.

– Я знаю все, что знает воздух, Эмрис Мерлин. Потому что я путешествую быстро и на далекие расстояния, не нуждаясь в отдыхе.

Невидимый «плащ» Айлы продолжал медленно вращаться вокруг меня.

– Такова жизнь сестры ветра, Эмрис Мерлин. – Она умолкла, подавляя всхлип. – Если только она не становится пленницей, как я.

– Но кто посмел сделать это?

– Одно злое существо, Эмрис Мерлин. – Теплый воздух улетел, оставил меня, и я почувствовал пронизывающий холод.

– Расскажи мне.

– Злобное существо, ах-х, да, – выдохнула Айла с берега ручья, с того места, где я только что спал. – У нее множество имен, но на этом острове она известна как Домну.

Я снова задрожал, но на сей раз не от холода.

– Я знаком с Домну. Я знаю, что она лжива и коварна. Но я бы не стал так уверенно называть ее злой.

– Но она определенно не доброе создание, Эмрис Мерлин.

– Она не злая и не добрая. Она просто есть. Как… судьба.

– Злая Судьба, ты хотел сказать. – Ветерок, Айла, пошевелил струны Арфы, и зазвучала негромкая мелодия. – Домну – одна из немногих древних, могущественных существ, которые обладают властью ловить ветер. Я не знаю, зачем она так поступила, Эмрис Мерлин. Мне известно лишь, что она посадила меня в эту флягу, запечатала ее и выбросила.

– Мне очень жаль.

Теплый ветерок ласкал мое лицо.

– Если бы ты не помог мне сегодня ночью, Эмрис Мерлин, я наверняка умерла бы.

Понизив голос до шепота, я спросил:

– А разве ветер может умереть?

– О да, Эмрис Мерлин, может. – Она снова погладила меня по щеке. – Ветер, как любое живое существо, может умереть от одиночества.

– Но теперь ты не одинока.

– Ты тоже, Эмрис Мерлин. Ты тоже.

Глава 4
Сокровище

Волнение от игры на Арфе, которого я не испытывал с того дня, когда покинул Темные холмы, вернулось ко мне. Пока я шагал по бесконечным долинам, лугам и возвышенностям Ржавых равнин, земля возрождалась на глазах; новая жизнь рвалась на свободу прежде, чем я успевал коснуться струн магического инструмента. Сухая, мертвая серая трава оживала, зеленела и склонялась передо мной, безжизненные цветы поднимались с земли, распрямлялись, танцевали у моих ног, описывая причудливые спирали. Потому что впереди меня летела Айла. Ее нежное дыхание часто овевало мне руки, и ее призрачный смех доносился до меня всякий раз, когда я извлекал мелодию из волшебных струн.

Но несмотря на это на сердце у меня часто бывало тяжело. Если на пути попадалась хижина или роща плодовых деревьев, я останавливался, опираясь на посох, и мой лоб прорезали морщины. Ко мне неизбежно возвращались воспоминания о встрече с Тэйлеаном и Гарлатой, и я горько жалел о том, что мне в голову пришла мысль навестить стариков и их сад. Кроме того, всякий раз, когда я бросал взгляд на восток, на погруженную во тьму гряду холмов, меня охватывало неприятное чувство, от которого я никак не мог избавиться. Я понимал, что совершил ошибку, не вернувшись в опустошенную местность, не закончив свое дело. Но я чувствовал, что не готов вернуться. Пока не готов. Пусть Риа и остальные побеспокоятся еще немножко, думал я.

В одну из таких минут, размышляя о недавних событиях, я разозлился, покраснел от гнева и с силой дернул струну Арфы. К моему изумлению, на этот раз жухлые бурые стебли у меня под ногами не превратилась в сочные, острые ярко-зеленые травинки. Вместо этого весь луг, казалось, поблек еще сильнее, словно солнце скрылось за завесой туч. Я в недоумении поднял голову. На небе не было ни облачка.

Я нетерпеливо провел пальцами по струнам. Однако трава лишь потемнела и полегла, как бывает поздней осенью. Нахмурившись, я разглядывал волшебный инструмент. Что же с ним не так?

Теплый ветерок пошевелил подол туники.

– Ты поддался гневу, Эмрис Мерлин.

Я напрягся.

– Откуда ты знаешь?

– Я не узнаю о вещах или событиях, – прошептала Айла. – Я их чувствую. И я чувствую твой гнев, даже сейчас.

Я быстро зашагал вперед – мне не терпелось покинуть злосчастный луг. Пепельно-серые травинки впивались в подошвы, словно тысячи шипов.

– Но почему ты так разгневан, Эмрис Мерлин?

Покинув погруженный в тень участок травы, я остановился, сделал глубокий вдох и медленно выдохнул.

– Честно говоря, я и сам не знаю.

Прозрачное «тело» Айлы окружило меня, и ноздри заполнил аромат корицы.

– Может быть, ты тоскуешь по друзьям?

Я крепче стиснул посох.

– Ничего подобного. Мне никто не нужен.

– Даже твоя мать?

У меня подогнулись ноги, но я промолчал.

Сестра ветра летала вокруг меня.

– Я никогда не встречала ее, Эмрис Мерлин, но знакома со многими, кто видел ее. Мне кажется, она должна быть добрым другом.

Я поморгал, смахивая слезы с незрячих глаз.

– Да. Она была мне добрым другом. Нет, не так: моим единственным другом.

Теплое дыхание Айлы коснулось моей щеки.

– Расскажи мне о ней, пожалуйста. Я бы очень хотела побольше узнать о ней.

Я поворошил концом посоха сухую траву цвета ржавчины и зашагал дальше.

– Она любила ночное небо, усыпанное звездами, со всеми сновидениями, мечтами и загадками. Она любила истории о древних, таинственных уголках земли, например, о горе Олимп и острове Аполлона, Делосе. Она любила зеленые, живые растения и всех созданий, которые летают, ползают, бегают или плавают. И еще она любила меня.

Движение воздуха вокруг меня замедлилось; Айла, казалось, приблизилась ко мне вплотную. Ее руки, сотканные из ветра, обняли меня.

– Ты права, – признался я. – Я действительно скучаю по ней. Я никогда не думал, что способен так сильно тосковать. – Я смолк, перевел дыхание. – Если бы только мне было позволено побыть с ней снова, Айла! Хотя бы один час!

– Я понимаю тебя. Ах, да… как я тебя понимаю.

Мне пришло в голову, что Айла, хотя и была бесплотной и невидимой, чем-то напоминала мать. Она была доброй, излучала тепло, она волновалась за меня и хотела бы помочь мне. И не давала советов.

Тут я заметил впереди, неподалеку, заросли невысоких кустов с голубоватыми ветвями и широкими листьями. Во время путешествия с Рией я узнал, что эти растения годятся в пищу. Положив на землю Цветущую Арфу и посох, я подошел к кустам, выдернул один из них и нашел среди корней крупный синий клубень. Обтерев землю полой туники, я откусил кусочек мякоти с резким, острым привкусом.

– Хочу пообедать вместе с тобой. Не знаю, чем ты питаешься, но, что бы это ни было, я обязательно постараюсь найти тебе поесть.

Широкие листья кустов затрепетали, когда над ними пролетела Айла.

– Я питаюсь лишь доносящимися издалека ароматами стран, где я еще не бывала. Видишь ли, я создана для путешествий. – Она потрепала меня по голове. – А теперь, боюсь, настало время расставания.

Я перестал жевать.

– Расставания? Но почему?

Бесплотный голос прошептал мне в ухо:

– Потому что я – ветер, Эмрис Мерлин, я должна лететь дальше. Я всегда стремлюсь вперед, постоянно парю и кружу над землей, такова моя природа. Мне нужно повидать еще множество мест, на Финкайре и в других мирах. – Мне показалось, что она на мгновение зависла над Арфой. – И тебе тоже следует поспешить дальше. У тебя осталось незаконченное дело в Темных холмах.

Я сердито нахмурился.

– И ты тоже, Айла? А я думал, что хотя бы ты не станешь указывать мне, что делать.

– Я не указываю тебе, Эмрис Мерлин. Я лишь говорю, что ветер принес мне известия о тревожных событиях и злобных существах, появившихся в Темных холмах. Прихвостни Рита Гавра снова собираются выступить в поход. Они с каждым днем становятся смелее. Пройдет совсем немного времени, и гоблины выползут из своих пещер, а с ними и призраки-оборотни. И тогда будет уже слишком поздно исцелять эту несчастную страну.

Услышав это, я почувствовал, как сердце мучительно сжалось. Я вспомнил предупреждение Каирпре, сделанное в ту минуту, когда он отдавал мне Арфу: «Темные холмы следует исцелить прежде, чем вернется Рита Гавр, – это наш единственный шанс… Запомни: если ты уклонишься от выполнения своего задания, прощения не жди».

Я вгляделся в зазубренную линию холмов на горизонте. Они по-прежнему были окутаны тенями, словно солнечный свет не в силах был добраться туда.

– Если то, что ты сказала, верно, я должен немедленно возвращаться. Может быть, ты останешься со мной? Хотя бы ненадолго.

– Я уже достаточно путешествовала с тобой, Эмрис Мерлин, гораздо дольше, чем с любым другим существом, лишенным крыльев. – Она замолчала, и я ощутил ее дыхание на своей шее. – А теперь мне пора лететь.

Я помрачнел и отшвырнул клубень.

– Я слышал, что когда-то у всех жителей Финкайры были крылья. Может быть, это всего лишь старая сказка, но мне бы хотелось, чтобы она была правдой. И еще хотелось бы, чтобы островитяне вновь обрели крылья. Тогда мне, возможно, тоже удалось бы их отрастить и я полетел бы с тобой.

Порыв ветра коснулся моих плеч.

– Ах, Эмрис Мерлин, тебе известно об этом, верно? О том, что значит иметь крылья и потерять их. Какая это была трагедия! Пусть большинство жителей Финкайры забыли о том, как это произошло, но они до сих пор чувствуют боль в спине, между лопаток.

Я развел в стороны онемевшие руки, и боль вернулась.

– Айла, а ты знаешь, как это случилось? Даже бард Каирпре, который помнит множество историй, не знает, как люди Финкайры потеряли крылья. Однажды он сказал мне, что отдал бы половину своих книг ради того, чтобы это узнать.

Теплый ветер снова обнял меня, и я оказался внутри небольшого вихря.

– Мне знакома эта легенда, Эмрис Мерлин. Возможно, когда-нибудь я расскажу ее тебе. Но не сейчас.

– Ты действительно уходишь? Со мной всегда одна и та же история! Что бы я ни находил, я всегда все теряю.

– Надеюсь, ты найдешь меня снова, Эмрис Мерлин.

Налетел резкий порыв ветра, и рукава моей коричневой туники захлопали. А в следующее мгновение воздух снова стал неподвижным, и я остался один.

Я долго стоял так, не двигаясь с места. В животе урчало от голода, но я не обращал на это внимания. Затем, почувствовав острую резь в желудке, я все же наклонился и поднял брошенный клубень. Пережевывая мякоть, я размышлял об Айле, сестре ветра, а покончив с едой, отправился в путь – на восток, к Темным холмам.

Вокруг раскинулись Ржавые равнины. Холмы и лощины сменяли друг друга, подобно бесконечным волнам гигантского моря. Я медленно тащился по лугам, сухая трава шуршала и ломалась под ногами. Солнце палило; в спину дул слабый ветерок, принося некоторое облегчение, но это был не тот ветер, которого я ждал. И еще сильнее, чем общества Айлы, мне не хватало ощущения радости от выполнения моей задачи. Я всего лишь несколько часов назад обрел ее – и вновь лишился. Арфа, висевшая на плече, сейчас казалась мне тяжелой, как камень.

На ходу я время от времени дотрагивался до мешочка с целебными травами, который дала мне мать перед расставанием, в той сырой каменной комнате в городе Каэр Мирддин. Я мучительно тосковал по ней, сильнее, чем когда-либо. Если бы она была здесь, думал я, она никогда бы не покинула меня, как это сделали остальные. Но мать была далеко, бесконечно далеко, и даже самый быстрый ветер не мог отнести меня к ней.

Когда золотисто-рыжее солнце коснулось горизонта, я приблизился к группе хилых деревьев, посаженных в шесть или семь рядов. Несмотря на то что среди ветвей фруктовых деревьев не видно было ни одного плода, я различил в сумерках несколько белых цветов и ощутил знакомый аромат. Яблоневый сад. Я полной грудью вдохнул душистый воздух, но это не подняло мне настроения. Я подумал, что, может быть, игра на Арфе поможет мне, что я испытаю счастье, связанное с возрождением умирающей природы.

Я осторожно взял инструмент в руки, но некоторое время колебался, вспомнив странное происшествие на лугу, который затмила тень в разгар безоблачного дня. Несчастливая случайность, убеждал я себя. Я медленно провел кончиками пальцев по струнам. И произошло чудо: словно кто-то гигантской кистью с яркой краской коснулся крон деревьев и полей, окружавших сад. Крошечные зеленые яблочки появились на ветвях и мгновенно созрели. Стволы деревьев стали толще, корни – прочнее. Деревья выпрямились, устремились к небу, гордо расправили ветви, отяжелевшие от плодов. Я вздохнул с облегчением. Что бы ни произошло на том сером лугу, теперь это не имело значения.

Внезапно до меня донесся какой-то шум. Мальчишка примерно моего возраста, без рубахи, в одних штанах, рухнул с яблони в канаву с водой и пронзительно вскрикнул. Я побежал к нему.

Когда мальчик выкарабкался из канавы, оказалось, что его волосы, лицо и все тело сплошь покрыты грязью. А затем, к моему изумлению, из канавы появилась вторая фигура – более взрослая, крупная «версия» мальчишки, взрослый мужчина-крестьянин. Я узнал этого человека.

Ни крестьянин, ни мальчик не заметили меня, поскольку я стоял в тени яблоневого дерева. Человек, обнаженный до пояса, выпрямил широкую спину и обнял мальчика за плечи.

– Ты не ушибся, сынок?

Парень потер бока, покрытые ссадинами.

– Нет. – Он хитро усмехнулся. – Я угодил на мягкую подушку.

Человек с улыбкой глядел на сына.

– Не так уж часто ты падаешь с деревьев.

– А ветки не так уж часто выпрямляются, оживают и стряхивают меня на землю! Ты только погляди, отец! На деревьях полно яблок.

Крестьянин ахнул от изумления. Он уставился на преобразившиеся деревья с разинутым ртом. Я невольно улыбнулся. Именно такой реакции я ожидал от Рии и прочих – именно так смотрела бы на дело рук моих мать. Она всегда восхищалась формой, цветом и ароматом свежих яблок.

– Это чудо, сынок. Это дар небес, дар Дагды, величайшего из богов.

Я вышел из тени.

– Нет, Хонн. Это мой дар тебе.

Человек вздрогнул от неожиданности. Он посмотрел на меня, потом на крону дерева над головой, потом снова на меня. Наконец, он обернулся к сыну.

– Это он! Тот мальчик, о котором я тебе рассказывал.

Глаза у мальчишки стали круглыми, как блюдца.

– Тот самый, который победил злого короля? И который называет себя именем сокола?

– Мерлин, – сказал я и хлопнул мальчика по плечу. – Твой отец помог мне однажды, когда мне очень нужна была помощь.

Хонн провел ладонью по волосам, перепачканным землей.

– Ну и дела, парень. Прежде чем до нас дошли вести о твоих подвигах, я уже раза три тебя мысленно похоронил.

Потирая волевой подбородок, Хонн несколько мгновений пристально разглядывал меня. Из одежды на нем были только свободные бурые штаны. Руки, покрытые царапинами и мозолями от тяжелой работы, казались могучими, словно корни деревьев.

– Рад, что старый кинжал в конце концов кому-то пригодился, мой мальчик. И где он теперь?

– Покоится где-то среди руин Черного замка. Мне не удалось с его помощью убить вурдалака, бессмертного воина Стангмара. Но он позволил мне выиграть несколько драгоценных секунд.

– Рад это слышать. – Взгляд крестьянина переместился на волшебный музыкальный инструмент. – Я смотрю, ты спас из замка Цветущую Арфу. – Он подтолкнул мальчика локтем. – Вот видишь, сын, это действительно было чудо! Ни один простой смертный, даже такой одаренный, как этот юноша, носящий имя ястреба, не смог бы совершить такого. Именно Арфа, а не мальчишка, вернула к жизни наш сад.

Я непроизвольно отпрянул, но затем хотел заговорить. Однако, прежде чем я успел вымолвить хоть слово, Хонн продолжал:

– По моему мнению, сынок, все Сокровища Финкайры – это чудесные вещи, созданные самим Дагдой. – Негромким голосом, полным почтения, он добавил: – Среди них есть даже плуг, одно из Семи Разумных Орудий, который сам может пахать. Истинная правда! Говорят, что поле, которого он коснется, приносит совершенный урожай – не слишком обильный, но и не скудный.

Мальчик в изумлении покачал головой. Махнув рукой в сторону хлипкого деревянного плуга, который лежал на краю канавы, он рассмеялся.

– Уж с этой штукой ты волшебное орудие никак не перепутаешь, отец! У меня самого спина болит всякий раз, когда ты тащишь его по полю.

Хонн ухмыльнулся.

– Уж не сильнее, чем болит моя спина после того, как ты рухнул на меня с дерева.

Они рассмеялись. Хонн могучей рукой обнял сына за плечи и обернулся ко мне; лицо его сияло гордостью.

– На самом деле, у меня есть собственное сокровище. Вот этот молодой человек. И он мне дороже целого моря чудес и драгоценностей.

Я почувствовал, что у меня пересохло в горле, и сжал в пальцах кожаный мешочек, подарок матери. Несмотря на сильный аромат спелых яблок, витавший в воздухе, я различал сладкий запах сушеных трав.

– А как бы ты поступил, Хонн, если бы лишился своего сокровища? Своего сына?

Лицо его стало жестким, как камень.

– Ну что ж, я сделал бы все, что под силу смертному, лишь бы вернуть его.

– Даже если бы для этого тебе пришлось бросить незаконченное дело?

– Ни одно дело на свете не может быть важнее этого.

Я угрюмо кивнул крестьянину на прощание. Ни одно дело на свете не может быть важнее этого.

Я перешагнул через канаву и пошел прочь. Добравшись до границы сада, я остановился и обернулся к Темным холмам, которые светились в лучах заходящего солнца, словно тлеющие угли. Длинная, тонкая тень моего посоха указывала прямо на зубчатый гребень одного из холмов, на то место, где я бросил свое дело.

Медленно, очень медленно я повернулся лицом на север и сказал себе, что скоро вернусь в эти места, обязательно вернусь к своим обязанностям. И тогда я оживлю все деревья и цветы, все поля, до последней травинки. Но сначала мне нужно довести до конца самое важное дело из всех. Мне необходимо отыскать матушку. И, подобно Хонну, я готов был ради этого совершить все, на что только способен смертный человек.