Берег Утопии – Том Стоппард

Что за дело современному англичанину до наших революционных демократов двухсотлетней давности? Можно ли высидеть на спектакле, который длится более 10 часов? Можно, если смотришь его дома по телевизору. Летом 2010 года была аномальная жара и смог, и я пыталась от них отвлечься таким образом. Перед этим пьесу прочитала, а смотреть оказалось еще интереснее. Шла она в Российском государственном академическом молодёжном театре. Сразу захотелось перечитать «Былое и думы», тем более что мне всегда нравился стиль Герцена, бурлящий, энергичный, контрастно отличающийся от пастельной отечественной классики. Стоппард ничего не испортил. Герои – Герцен, Огарёв, Белинский, Бакунин, Чаадаев, Тургенев, Гервег, их жены и возлюбленные. Пьеса о свободе на всех уровнях – от семьи до государства. Идеализм, сильные характеры и любовные треугольники. Брак Герцена начался с романтического похищения невесты, продолжился семейной идиллией, перерос в эксперимент с коммуной и завершился трагедией. Они были одними из первых, кто попытался изменить патриархальный семейный уклад и взгляд на женщину как на собственность мужа – а в результате загнали себя в тупик. А мне одной кажется абсурдной ситуация, когда политический эмигрант живет на средства со своих российских имений, которые – ни доходы, ни имения – у него никто не отбирает, издает свой «Колокол», нелегально переправляет его в Россию, царь читает и узнает, как там у него в России дела? Вот где свобода-то зарыта… В который раз удивляюсь, как это из таких богатых биографий не сделают сериал. Российскому кино неинтересно? А англичанину почему интересно? В книгу стоит заглянуть ради галереи исторических лиц и взгляда на нашу историю и литературу со стороны. А еще книга красиво издана, в нее даже была вложена рекламная театральная открытка. «Я влюбился в литературу и так всю жизнь от этой любви и страдаю. Ни одна женщина ещё не знала такого пламенного и верного обожателя. Я поднимал за ней все платочки, которые она роняла, – тонкие кружева, грубую холстину, сопливые тряпки, – мне было всё равно. Все писатели – покойные и живые – писали лично для меня одного – чтобы тронуть меня, оскорбить меня, заставить меня прыгать от радости или рвать на себе волосы – и мало кому удавалось меня провести».«Белинский. Литературы у нас нет. У нас есть несколько шедевров – да и как им не быть – нас так много: время от времени великий художник объявится и в куда меньшей стране. Но как у народа литературы у нас нет, а то, что есть, – не наша заслуга. Наша литература – это бал-маскарад, куда каждый должен явиться в костюме: Байрона, Вольтера, Гете, Шиллера, Шекспира всех остальных…

Гигантский младенец с крошечной головой, набитой преклонением перед всем иностранным…и огромное беспомощное тело, барахтающееся в собственных испражнениях, материк рабства и суеверий – вот что такое Россия – удерживаемая полицейскими осведомителями и четырнадцатью рангами ливрейных лизоблюдов – откуда здесь взяться литературе?»«Просто это Россия. Поместье здесь измеряется не в десятинах, а в количестве взрослых крепостных душ мужского пола. И борцом за перемены здесь становится не взбунтовавшийся раб, а раскаявшийся рабовладелец. Поразительная страна!»«Народ больше интересуется картофелем, чем свободой. Народ считает, что равенство – это когда всех притесняют одинаково. Народ любит власть и не доверяет таланту. Им главное, чтобы власть правила за них, а не против них. А править самим им даже не приходит в голову».«Когда запрещают думать – любая идея становится революционной».«Надо двигаться дальше, знать, что на другом берегу не будет земли обетованной, и все равно двигаться дальше».

Строго рекомендую браться за этот текст только знающим основы русской философии 19 века. Если вы не знаете, чем славянофилы отличаются от западников, а Белинский от Герцена – не поймете львиную долю очарования этого произведения. В помощь вам то, что список персонажей есть перед каждой частью трилогии.

Кстати, трилогией история не воспринимается. Скорее, как одно произведение.

О сюжете – это прекрасный образчик ловкого и умного литературного эксперимента. Автор – британский драматург ХХ века. История стилизована под пьесу, где есть декорации, разбивки реплик по ролям, описание основных действий персонажей. Как и полагается пьесе, акцент на диалоги, а не на движ. «Пьесное» оформление текста немного сбивает с толка, однако привыкнуть можно.

Но самая мякотка в том, что герои – знаменитые писатели, философы и мыслители России XIX века. Автор использует детали их реальных биографий, но помещает в выдуманные условия, где они сталкиваются, ведут споры о будущем России, о современных им событиях, политике и философии так, как вели бы их, случись это на самом деле. Поэтому, если вы знаете хотя бы из школьного курса кто такие Станкевич, Бакунин и Тургенев, то эта книга позволит вам раскрыть и закрепить эти знания. А если не знаете – то перед вами просто спорящие за жизнь персонажи.

Мне больше всего понравилось, как точно автор передал атмосферу общества XIX века. Эти люди ставили важные вопросы и искали на них ответы, но слишком увлекались и в итоге строили утопии… А само дворянское общество уже стояло на дороге из желтого кирпича, ведущей к деградации и следующей за ней революции…

Я знаю, что существую, когда чайка гадит мне на голову.

Барин и холоп. Дворянин (помещик) и крестьянин. Две противоположности. Исчезнет одно понятие – другое станет ненужным. Отомрет.Но равнозначны лишь слова, а не жизни этих двух людских категорий. В жизни равновесие наступит, когда на одну чашу взойдет барин, а на другую пятьсот холопов, чей труд будет обеспечивать сытое существование, возможность получать образование, ездить «по Европам» и философствовать, словно древние греки-мыслители, чья праздность оплачивалась рабским потом. Но за давностью лет греки кажутся неспешными. В отличие от Платона и Сократа наши трутни роятся, взбудораженные французской Марсельезой, пылают, негодуя о судьбе декабристов, и замышляют одну революцию за другой, вдохновленные немецким Шеллингом, потом Гегелем (отрицая Шеллинга), затем Фихте (отрицая Гегеля), не создав при этом собственной «религии».Они молоды – Герцен, Белинский, Огарев, другие – и этим частично объясняется их пылкость. Они напористы не только вследствие политической и социальной необходимости, но и по причине свойственному молодости чувству протеста. Они даже противны – пользуясь вольностью, данной дворянам, не желают ни служить, ни заниматься сельским хозяйством, нарушая тем самым дворяно-крестьянское равновесие. Но именно вольность и праздность, за которые их можно не любить, заставляет дворян рубить сук, на котором они сидят. Может быть, даже от нечего делать, просто, чтобы громко упасть. Так громко, чтобы было слышно в Европе.И через протесты, письменные и устные, через строки «Берега утопии» Белинский вдруг перестает быть просто фамилией под текстами комментариев к произведениям серебряного века, в которых большинство из нас выискивало «умные фразы» для сочинений, а под странной фамилией «Герцен» проявляется обычный человек, который умеет не только писать, но и любить, и страдать, который растит и теряет детей, ревнует жену и образует странные семейные комбинации.Большинство пылких сердец дотлевает потом в Сибири или в эмиграции и переживает, что их идеи топчутся молодыми последователями. Но шаг к 1861 году все-таки сделан. И хотя сделано все небрежно и бесчеловечно, кое-кто из них, в силу уже преклонного возраста, начинает понимать, что по-другому и быть не может. Их фантазии были утопией. А их жизни – попытка уйти из реальности в абстракцию.Смысл не в том, чтобы преодолеть несовершенство данной нам реальности. Смысл в том, как мы живем в своем времени. Другого у нас нет.