Тинкай Тынық-ай
Казахстанец
Когда-нибудь время, в которое мы живём, получит в истории специальное название. Наверняка его будут сравнивать с Великой депрессией по драматичности, а по напряжённости и неопределённости – с глобальными государственными перестройками прошлого века. Сейчас волны экономического кризиса, неотвратимо прокатывающиеся по планете, именуются лишь номерами годов, в которые они произошли, – в сущности, почти каждого года, начиная с две тысячи седьмого. Но одним лишь крушением теряющей контроль финансовой системы не описать да и не оправдать ту смуту, которая творится сегодня в человеческих душах.
Моё поколение воспитано людьми, заставшими строгое детство в отголосках сталинизма. Вместо волшебных сказок они слушали идеологические истории и боялись не темноты, а безжалостного «воронка». Лишь в ранней юности испытав предощущение свободы, приоткрывавшейся в годы хрущёвской оттепели, они вскоре окунулись в период застоя, закалившись в изматывающих условиях товарного дефицита, а затем бесстрашно рухнули в развал перестройки.
Трудности, связанные с приспособлением к новым условиям жизни: работники интеллектуального труда сталкивались с необходимостью осваивать прикладные профессии, а работники труда физического зачастую были вынуждены переквалифицироваться, – не помешали им строить семьи и заводить детей.
В свою очередь, их родители, то есть наши деды, рождённые ещё при царской власти, так же когда-то испытали бурю революции и переворот государственного строя. Они же, кроме прочего, пережили и страшную, выкосившую миллионы жизней Вторую мировую войну. Росшие на рассказах о ней и имеющие перед собой пример отцов и матерей, сумевших отстоять свои дома и души, наши родители тоже всегда смело смотрели в будущее, даже в самые унылые времена не теряя в сердцах тепло надежды.
А ведь они по сей день продолжают блистать силой духа. Как универсальные солдаты, упорствуют в овладении современными технологиями и заново познают непрестанно преобразующийся мир. Никто не сможет с точностью сказать, как отзываются в них сегодняшние перемены: обрушивающиеся моральные устои, искалеченная нравственность и попранные рамки здоровых социальных норм. Мне часто кажется, что родители гораздо терпимее меня воспринимают и новые возмутительные веяния, и предсмертную агонию культуры, с философской печалью взирая на сгущающуюся бесчеловечность человечества…
Глава 1
Поезд дёргался и стучал. Наслаждаться классическим размеренным стуком было невозможно: то и дело железный лязг, рывок, заставляющий напрягать корпус и упираться ногами в пол, чтобы не слететь с нижней полки. Стоял жаркий август, и иссохшая равнина за окном, равнина, не способная породить сколько-нибудь значимых неровностей, плоским упрёком взирала на беснующиеся на гладких рельсах вагоны.
Пассажирский «Алматы – Нукус», как всегда, был переполнен. Тюки, ящики, какие-то ковры и матрасы, клеёнчатые сумки – всё распихано и утрамбовано под столами, над полками, в коридорах. Повсюду люди. Одни теснятся в проходе, другие лежат, свернувшись в позе эмбриона на своих вещах в тамбурах, третьи стыдливо присаживаются на откидные сиденья у окон. Купе проводника набито плотно: все плоскости заняты баулами и коробками, сверху вповалку – мужчины, дети. На полу женщина неопрятного вида, уложив на вытянутые ноги подушку, укачивает на ней новорожденного младенца. Ребёнок постарше, только встающий на ноги, без штанов, но в майке, крутится рядом, обсасывая угол посеревшей наволочки. Душно, тесно, неприятно.
«А что поделать? – разводит руками проводник. – Жалко людей. Денег на полноценный билет у них нет, а попасть домой надо. Ехать готовы на полу, вот… пускаем…»
Томящиеся в жаре потные пассажиры, жаждущие поймать мимолётный ветерок, вполголоса ругают проводников и безбилетников, поджимая ноги между чужими мешками и свёртками. Иногда из открытых дверей купе раздаётся нервное:
– Мужчина! Едете без билета, так отойдите от окна, нам дышать нечем, воздух перекрываете! Мужчина! Да что он, не слышит, что ли?! Отойди, говорю!
У окна в углу шестого купе в вагоне где-то в середине состава, сжимая в руке потёртый сенсорный телефон, сидел пожилой мужчина. Весь он был каким-то тонким, щуплым. На узких плечах – поношенный серенький пиджачок, старые брюки затянуты ремнём, в котором пришлось протыкать дополнительные дырочки. Летние туфли опрятные и чистые. Под ногами зажат потертый коричневый дипломат.
Напротив – девушка, уткнувшаяся в телефон, в полной изоляции от внешнего хаоса: с маской безразличия, в наушниках, с жвачкой во рту и фирменным кофейным стаканом в руках.
На верхних полках два тела, беззвучно и неподвижно спящих уже с Алматы.
Столик у окна, как и все столики во всех поездах, заставлен: бутылка воды, недопитый лимонад, пакет с печеньем, кульки с едой, около девушки – красная портативная колонка, вейп, чехол от наушников, зарядник для телефона.
Запиликал мобильный. Мужчина резко дёрнулся, вытянул подальше руку, рассматривая имя, поднёс трубку обратной стороной к уху и заулыбался.
– Алё! Приветствую, Илья Захарович! Да, да, здоров, еду! Құдай бұйыртса¸ буду завтра в половине восьмого. Нет, не надо встречать, не надо, я на автобусе доеду. Я налегке. Зайду с утра… Они ведь, знаете, что делают, – он нахмурился и невольно повысил голос: – Основание стены чабаны на сараи растащили! Всюду бутылки, стекло, коровьи лепёшки. Тот участок, который был раскопан, приняли, наверное, за свалку, там какой-то сгоревший мусор, шины! Я чабану говорю: «Ты что творишь, это твоих же предков город был!» А он глаза на меня таращит, ухмыляется. Илюша, нам надо что-то сделать, нужно писать в Министерство, подписи собрать, это же вандализм!
Он эмоционально махнул рукой, сбил бутылку, та задела колонку, чехол от наушников полетел на пол. Девушка осталась неподвижна.
– Я сфотографировал на телефон, надо будет приложить… Что? Что?! Не слышу! Алё! – он недовольно посмотрел на замолкший телефон, с досадой вздохнул. Сеть пропала.
Девушка, не отрывая глаз от экрана, нащупала колонку, подключила к ней шнур от зарядника и поднесла стакан к губам.
– О-о-о! Кого я вижу! Вот это встреча! Рамиль Забирович, тот самый, собственной персоной! – загрохотал голос, и в купе потемнело.
На пороге появился крупный рыжеватый мужчина. Запахло водкой, луком и ещё чем-то неприятным.
– А-а, здравствуйте, – мужчина у окна скованно привстал и слабо улыбнулся, пожав протянутую руку.
– Куда собрались? В Манкент? Подлечиться? Или в Узбекистан? Читал, читал твою последнюю статью, во многом согласен, – не дожидаясь ответа, резко сменил тон гость и тяжело опустился на полку, ухватив собеседника за локоть. – Только не пойму, чего ты осторожничаешь?
Тщедушный Рамиль Забирович собрался что-то ответить, но не успел.
– Вот ты пишешь: «Тюрки сыграли ощутимую роль в формировании государств Евразии». А почему не говоришь, что мы стояли во главе всех великих народов?
Было ясно, что пришедший привычно занимает изрытую колею любимой темы, рад новому слушателю, владеющему вопросом, да и в целом – находится как раз в том состоянии алкогольного опьянения, которое наилучшим образом способствует обнаружению в себе философских струн и тяги к ораторству.
– Я проводил исследования! Римская империя – наша заслуга. Потом: русские цари, европейские правители, завоеватели, учёные – все, кто хоть чего-то достиг, были тюрками! Америку мы открыли! Наши племена даже в Индию откочевали, где лошадей не было, так объездили там слонов, представляешь?! Вот какое дело! А это всё замалчивают, скрывают, не пишут! А почему? Потому что им, – гость сделал паузу и негодующе ткнул пальцем вверх, туда, где на вздрагивающем потолке купе сидела муха, – не вы-го-дно! Если люди узнают, то вся эта их рыночная экономика полетит к чертям!
Рамиль Забирович сконфузился.
– Ну, я бы не стал так обобщать…
– Ерунда! Мы изобрели государственность, деньги, языки! Да, по сути, вообще ничего и никого бы в мире не было, если бы не мы! Тут нечего стесняться! Надо гордиться. Вот я специально съездил в Америку, сделал анализ ДНК. Там общался со многими учёными, и они молодцы, с большим уважением ко мне отнеслись. Приглашают к ним переехать, потому что знаешь, что выяснилось? Я прямой потомок Истеми-кагана, там такая богатая генеалогия: каганы, ханы, правители! Теперь, получается, я, как наследник, по праву могу претендовать на то, чтобы представлять весь тюркский мир. Мы, конечно, люди скромные, но положение требует. Когда твои предки с такими именами, уже нельзя просто отсиживаться за статьями и бумажками.
Гость приосанился. Было видно, что он старается выглядеть невозмутимым, но это получается с трудом из-за распирающей его гордости.
– Теперь мне племянник в Интернете открывает сайт, я регистрирую объединение, чтобы вокруг себя сплотить всех тюрков! Сейчас описываю свою генеалогию – уже триста страниц! Готовлю письмо президентам всех тюркоязычных стран, чтобы все осознали наше величие! Буду добиваться признания права казахов – потомков великих каганов на места в парламентах всех государств. Чтобы везде был закон, что в качестве управленцев, президентов можем выступать только мы. Не всех подряд казахов, конечно, а именно наследников рода Ашина, как положено, как это было! Как это правильно! Мы по воле Всевышнего лучшие управленцы, с нашим менеджментом любая страна будет на подъёме!
– Почему же тогда у нас всё так плохо? – раздался внезапно голос тела с верхней полки.
Наверху заворочались, и над столом свесилось помятое обветренное лицо.
– Да потому что посмотрите, что сейчас происходит! – ничуть не смутясь и даже сильнее залоснившись, ответил потомок Истеми-кагана. – Степью всегда правили…
Раздались страшный лязг и гудение – мимо по встречным рельсам понёсся товарняк. Гость что-то отрывисто выкрикивал о жузах, родах, воровстве и праве наследования власти. Пассажир с верхней полки пружинисто спрыгнул на пол, доставая зубами сигарету из пачки. Не прекращая рассуждений, борец за права казахского народа поднялся, и вместе с помятым они вышли в тамбур.
Рамиль Забирович проводил их измученным взглядом. Оплывшее, раскрасневшееся грубое лицо гостя, пропускающего бабок с гроздьями пёстрых халатов на морщинистых руках, ещё несколько мгновений мелькало за дверью.
«Зачем я вообще этим занимаюсь?.. Бьюсь, бьюсь за памятники, пытаюсь сохранить историю для народа, чтобы у него самоуважение было… А потом вот такие потомки великих каганов появляются, и…» – он поморщился, неприятно потревоженный собственной мыслью.
Вернулся гость и протянул Рамилю Забировичу стопку визиток, отпечатанных на толстом золотом картоне.
– На, раздашь, кто будет интересоваться. Хватит нам прятаться по углам, пора уже кому-то действовать! Ержанова увидишь? Вот ему несколько штук дай.
Купе наполнилось химическим запахом вишни и ванили – девушка, не меняя отсутствующего выражения лица, выпустила в нависающую над ней опустевшую верхнюю полку густой поток дыма из вейпа.
Тонкий Рамиль Забирович посмотрел на визитку: «Наследник рода Ашина в XXI веке, потомок великих каганов и посол тюрков мира Улыжан Серикхан Абдибайулы».
– Ты фамилию сменил что ли? Помню, в университете был Сериком Кулжановым.
Глаза с пожелтевшими белками забегали и остановились на валяющемся на полу чехле от наушников.
– Да открыл старые документы. Это, оказывается, в паспорте у деда, ещё в советское время, ошибку сделали. Правильно – Улыжан… Ну всё, я пойду. Вы прилечь, наверное, хотите.
Рамиль Забирович хмыкнул. «С вами ляжешь… – подумал, – на правый бок да головой на восток ».
Поезд замедлил ход – приближались к станции Отар. Широкая долина между Чу-Илийскими и Анрахайскими горами тепло освещалась смягчающимся к вечеру солнцем. Краснолицый ещё немного помялся у порога, затем наскоро попрощался и неловко нырнул в тесный поток коридора. Пейзаж за окном сильно качнулся и замер.
Телефон завибрировал: пришло сообщение. Рамиль Забирович немного помучался с кнопками, прочёл: «Уважаемые граждане Казахстана! В рамках реализации государственной программы “Qazaqstandyq” Центр анализа и прогнозирования проводит опрос с целью выявления наиболее важных аспектов развития казахстанского общества. Пожалуйста, ответьте на несколько вопросов по ссылке. Напомним, программа “Qazaqstandyq” создана для формирования общих целей, укрепления идентичности и идеологической целостности народа Казахстана. Спасибо за уделённое время!»
«Да ну вас!..» – какое-то время Рамиль Забирович смотрел остановившимся взглядом сквозь мельтешение в проходе. Когда поезд тронулся снова, он поправил аккуратно заправленную в хрустящую наволочку подушку, прилёг.
Под сбитый ритм постукивающих колёс ему вспомнились родная ферма, кони, запах влажной по утрам травы. Парадокс: уже существующую в его родном посёлке гармонию пришлось оставить ради научной работы, призванной доказать, что умение кочевых предков жить в такой гармонии с природой – это и есть ключевое зерно того, что теперь принято называть «культурным кодом». Он вздохнул и улыбнулся – конечно, за хозяйством присмотрят племянники, но как же самому хочется сейчас обуть большие рабочие сапоги, пойти в конюшню, потаскать корм, почистить, если дастся, Дауылу копыта. Рамиль Забирович вспомнил, как приезжал на верном вороном в загаре коне к низовьям реки, где у старых невысоких скал чабан пасёт отару. «Вот бы сейчас!..» – со сладкой тоской подумал он и повернулся на бок.
«Вот бы сейчас!» – заглушая шум поезда, в наушниках Ланы играл любимый трек. Он всколыхнул вспоминания о Бали: бесконечные пляжи, уроки сёрфинга и йога по утрам, дискотеки под звёздным небом, тёплый океан и ощущение гармонии. Захотелось плакать. Ближайший месяц ей придётся провести под Шымкентом в гостях у сестры, и перспективы эти казались самыми безрадостными из всех возможных. Сестра, бывшая всего на пару лет старше, получила хорошее международное образование, ей пророчили блестящую карьеру, а она вышла замуж за южанина и переехала в провинциальный городок – растить троих детей и помогать мужу-предпринимателю. «Идиотка, – подумала Лана. – Могла такой жизнью жить! Вместо этого носится со своими детьми, сопли-поделки-уроки… И мне теперь с ними торчать».
Лана вспомнила своих подруг. У многих из них уже было по ребёнку, но это не мешало им танцевать ночи напролёт или летать на популярные курорты. Мужей почти ни у кого не было, детей отдавали бабушкам, дедушкам, а кто лучше зарабатывал – няням.
В наушниках мягко звякнуло. Пришёл опрос: «Уважаемые граждане Казахстана!.. Пожалуйста, ответьте на несколько вопросов по ссылке… Спасибо за уделённое время!»
«Всё равно нечего делать», – подумала Лана, открывая страницу.
«1. Назовите Ваши приоритетные ценности:
а) семья и дом;
б) личное развитие;
в) общественное развитие;
г) другое (указать)».
«Личное развитие», – ответила Лана. Потом подумала, убрала галочку и в пункте «другое» указала: «Свобода».
«2. Что, по-вашему, в первую очередь объединяет граждан Казахстана?
а) общая история;
б) общие духовно-нравственные ориентиры и менталитет;
в) территория проживания и гражданство;
г) другое (указать)».
«Бред. Ну, пусть территория».
«3. Отметьте наиболее острые социальные болезни казахстанского общества:
а) расовая и религиозная нетерпимость;
б) взяточничество и мошенничество;
в) инертность и безынициативность;
г) другое (указать)».
Отметила все, в последнем пункте дописала «нецивилизованность».
«4. Пожалуйста, сформулируйте в нескольких предложениях, что лично для Вас значит быть казахстанцем».
Вместо ответа Лана поставила в поле точку и отправила анкету. Уже скучно.
За окном, игрушечные в лунном свете, проплывали пейзажи Южного Казахстана. Железная дорога шла вдоль предгорий. Слева – тёмные истуканы скал, справа внизу – долина с серебряной лентой реки и редкими огоньками в чабанских домах. Лана открыла галерею: фотографии из весенней поездки мучили и радовали одновременно.
«Может, это и неправильно, может, надо быть ответственным и посвящать себя семье или обществу, как наши родители… Нет, сейчас другое время. Вокруг столько возможностей! Не пожалеть о том, что всю молодость просидел на месте и так ничего в жизни не увидел, – вот что главное!»
