Тимофей Дымов
Рашен-2
Наши враги это сразу раскусили и «в помощь» недалеким деткам прислали со всех концов Света так называемых экспертов. А на деле это неудавшиеся ученые, слепые инженеры, политики и философы, страдающие шизофренией и криворукие врачи. С этого и начался большой развал Великой империи.
Я все это говорю, поскольку вижу, что Вы, хоть и зажравшийся неженка, но еще способны критически оценивать окружающую действительность. Плюс вращаетесь в высших кругах. И может быть, именно Вам и таким как Вы уготовано повести Русию по новому, прогрессивному пути, взяв лучшее из нашего прошлого и отринув маразм настоящего.
– Спасибо, конечно, за доверие, – поблагодарил я Сергиуса, ощущая в груди огонек тщеславия. – Но мне кажется, что сегодня Русия еще не готова к переменам. Помните, как поется в одной похабной частушке: «Сколько будет дважды два – это знает каждый. Не удержишь бабу ты, коли хер бумажный…»
***
Очередное сновидение занесло меня на морской паром, набитый людьми. Даже на нижней палубе для перевозки автомобилей толкались и ссорились мужчины и женщины, старики и дети. Переправлялись мы, кажется, из Краснодарского края в Крым. «Кажется» потому, что мне никак не удавалось протиснуться к иллюминаторам. Море было неспокойно, паром то и дело кренился, вызывая у особо чувствительных рвотные позывы. Усугубляли ситуацию неработающие туалеты. Точнее, они были открыты, но унитазы, переполненные морской водой, мало кого прельщали. Уборщицы-узбечки мужественно сражались со стихией, вычерпывая ведрами воду и сливая за борт.
Я стоял в коридоре, зажатый со всех сторон. Единственное доступное развлечение – большой плоский телевизор, висевший над головами. Поначалу экран был чернее ночи, воспевая тоску вынужденного ожидания. Но вот телевизор заработал и нам показали карту боевых действий в Охотском море. Стрелки, пунктиры, разноцветные треугольники и квадратики и пять силуэтов кораблей, зачеркнутых и обведенных красными кружками. Комментировал видео шипящий голос диктора: «Учитывая, что наши корабли без предупреждения были атакованы и уничтожены ракетами противника, Президент принял решение о немедленном применении ядерного оружия!»
После столь грозного заявления толпа в коридоре пришла в хаотичное движение. Откуда ни возьмись вперед «очереди» забежал Юрий Лоза и возопил: «Ну теперь, бляха, осталось только надеяться!» Потом запел то ли песнь, то ли молитву и повел нас к выходу, держа над головой палку с привязанной к ней зеленой рубашкой.
***
Глава 3. Фашизм
На следующий день, пребывая в расстроенных чувствах от посещения суперсекретного Городского аналитического центра, я направился куда глаза глядят. А глядели они, как часто теперь случалось в этом сумасшедшем зазеркалье, в сторону пивного бара.
Напиться и забыться – стало моим кредо, спасающим от помешательства. Чем больше времени я проводил в фашистском раю, тем сильнее терял связь с нормальностью. И только лошадиные дозы крепкого алкоголя, каждый день убивая по сотне обрусияненых нейронов в моей голове, позволяли сохранять остатки разума прежнего Дмитрия Неверова.
Питейное заведение было закрыто для проведения заказного мероприятия. Но, посмотрев мой паспорт, вышибала на входе решил не искать приключений на свою пятую точку и гостеприимно распахнул двери. Я проскользнул в полутемный прокуренный зал, поискал свободный столик и, не найдя такового, присел к незнакомой компании. Те даже глазом не повели, не сильно обращая внимания на происходящее вокруг. Из их разговора я понял, что здесь собрались рабочие сталелитейного завода для проведения регулярных занятий по социальной грамотности. Понимая, что в ближайшие часы меня ожидает страшенная скукота и кровь из ушей от фашистской пропаганды, я велел бармену принести сразу пять бутылок водки и десять кружек пива. Захотелось мгновенно влиться в коллектив, и стать своим в доску, избежав шквала тупых вопросов. Это у меня получилось. Едва стеклянные донышки коснулись поверхности стола и работяги услышали от меня радушное «Дорогие русиянцы! Позвольте угостить вас чистой водкой и ароматным пивом», как я мгновенно стал королем вечеринки.
Программа политпросвета оказалась не такой уж и скучной. Режиссеры явно умели играть на струнах народной души, поэтому первый час был отведен банальной попойке. Это расслабило работяг и успокоило ярых активистов. К моменту, когда ведущий, восседая за барной стойкой, начал лекцию, половина зала уже дремала.
– Уважаемый работатник сталелитейной отрасля! Сегодн в нас очередь занятия по социальной грамотности на тема «Работать нада, а не ныть!» Прошу всех умеритвить свой пыл и не налегаш на спиртное. Лекций займета всег час, потомуто постарайтесь слушать ее до конца.
– Смотри сам не отключись раньше времени, алкаш поганый! – выкрикнули из темноты.
Лектор ничуть не смутился. Было заметно, что это не первая его стендап-вечеринка и он готов к оскорблениям. Нудным голосом стал зачитывать полнейшую хрень про обязанность рабочих беспрекословно выполнять любые приказы начальства. Не роптать, не просить повышения по службе и прибавку к зарплате. И вообще, вести себя так, как полагается агнцам Божьим. А если призовет Отчизна, то немедля, не жалея живота и не считаясь с личными интересами, броситься и закрыть телом амбразуру садомитов.
– Иди на хер! Сам бросайся на этих извращюг и прикрывай им что хочешь! – возмутились слушатели.
Бедному лектору пришлось целых пять минут объяснять, что он имел в виду не плотские утехи, а сражение на поле боя. Но, поскольку он сам был изрядно пьян, то запутался еще больше. И в качестве разрядки возникшего в зале напряжения не придумал ничего лучше, чем подойти к мужику, сидевшему в первом ряду, и, крепко пожав ему руку, смачно поцеловать в губы. Вероятно, по его задумке, это должно было показать залу полную лояльность и добродушный настрой. Но работяги не оценили души прекрасные позывы.
С криками «Бей пидора, спасай Русию!» они обрушили на голову бедняги тяжелый стул, а потом стали методично пинать бездыханную тушку.
Я понял, что идиота надо спасать, иначе его растащат на органы.
– Друзья мои! – проорал я. – «Как говорится, между первой и второй перерывчик небольшой!» Не будем нарушать мудрые русиянские традиции и продолжим пир. Официант, еще десять бутылок водки моим товарищам!
Избиение мгновенно прекратилось, и довольные мужики вернулись на места.
Лектор, который, как ни странно, не умер от побоев, пополз к ближайшему столику. Кто-то сердобольный протянул ему полный стакан водки.
– На, скотина, выпей, чего уж там…
– Только за стол его не садите! – возмутился «целованный». – А то снова приставать начнет.
Стакан был выпит до дна, и бедолага заснул на полу, свернувшись клубком вокруг ножки стола.
Я подумал, что уже ничего интереснее в баре не произойдет, и захотел прогуляться. Зашел в парк и, увидев группу людей, играющих в домино за большим уличным столом, решил провести остаток вечера в их компании.
– Извините, я не помешаю, если немного посижу с вами? – решил я уточнить, дабы не повторить судьбу лектора.
– Ну, если ты человек добрый, тогда милости просим, места не жалко, – сделал пригласительный жест рукой дед-богатырь, восседавший во главе стола. Я сразу его так окрестил за высоченный рост и могучее тело, килограмм под сто семьдесят. Густая седая борода придавала его облику черты свирепого викинга.
Разложив доминошные кости на гигантской ладони одной рукой, другой он держал увесистую курительную трубку черного цвета. Долго обдумывал каждый ход. Перед тем как стукнуть костью по столу брал трубку в рот и делал глубокую затяжку. После чего обрушивал маленький кусочек пластика на деревянную поверхность, заставляя подпрыгивать кости других игроков, и блаженно выдыхал паровозную струю дыма.
Рядом с ним сидели четверо совсем молодых парней, лет двадцати и мужчина лет сорока пяти по имени Михаилер с лицом человека, уставшего от жизни и дешевого алкоголя. Перед ним стояла стеклянная банка с чем-то желтым (очевидно пивом), к которой он периодически прикладывался. После каждого глотка Михаилер морщился и крестился.
Как я понял, ради азартной игры здесь собрались только Хоттабыч (так звали исполинского старика) и баночный алкаш. Молодежь же пришла поглазеть и послушать авторитетов, ведь Хоттабыч провел в Сибирейской тайге больше двадцати лет.
По молодости он имел неосторожность подраться с отпрыском благородного партийного семейства. Ему не понравилось, что тот на дискотеке унижал девушку, обзывая грязной нищебродкой и недостойной шалавой.
Хоттабыч велел мажору извиниться, тот послал его куда подальше. Отношения решили выяснить на кулаках. Мажор был явным дебилом или совсем пьяным – даже сейчас внешний вид Хоттабыча напрочь убивал мысли о возможной потасовке с богатырем. Чего уж говорить про его молодые годы… Но как бы там ни было, впаяли нашему физкультурнику срок за побои – аж целых десять лет поселения в Сибирейской тайге. А потом на пересылке еще добавили столько же. И снова из-за же женского пола – Хоттабычу категорически не понравилось, что один из конвойных, пользуясь служебным положением, решил изнасиловать в тамбуре заключенную. Не долго думая, добрый молодец взял да и выкинул ублюдка из электрички на полном ходу.
После года карцера определили Хоттабыча в лесорубы. Целыми днями он махал огромным двуручным топором и валил корабельные сосны, да березки с осинами. Тогда же увлекся собирательством, стал знатным травником. Лечил от всякой хвори, к нему даже с воли приезжали недужные – кто от пьянства страдал, кто геморроем мучился. Там и получил прозвище Хоттабыч.
Отбыв срок от звонка до звонка, вернулся в родной город, открыл гомеопатическую лавку и влился в ряды унылых обывателей. Но убеждений своих не поменял.
– «Запомните! Фашист, он и в Африке фашист», – не раз говаривал он друзьям и знакомым. Вот и сегодня речь в доминошной компании зашла о коричневой чуме.
Молодежь с интересом слушала, кивала, но мало что понимала. Наконец, один из юнцов по имени Гришка (Григориус) не выдержал:
– Тогда что такое фашизм? – возопил он, совершенно сбитый с толку.
– Чтобы тебе было понятнее, зайду издалека. Все мы рождаемся разными, так уж постаралась природа. Архитекторы бытия над кем-то поработали лучше, над кем-то хуже. В итоге имеем мир, населенный красавцами и уродами, толстяками и обладателями идеального тела, умными и тупицами, трудоголиками и лентяями и так далее, до бесконечности…– пояснял Хоттабыч, медленно раскуривая исполинскую трубку.
– Поэтому, когда ты хвастаешься: «Я спортсмен лучше, чем сосед Ванька, или я талантливее, чем многие писатели моего города. Я лучший муж, любовник, отец, химик, физик, астроном – это нормально. Это обычный соревновательный процесс, который мы начинаем еще на стадии сперматозоидов. Но даже в этом случае, выпячивая свое превосходство, не забывай, что львиная доля твоего успеха – это дело рук природы-матушки: и здоровье, и выносливость, и скорость реакции, и болевой порог, и ум, и смекалка. И лишь малая толика – плод личного упорства и целеустремленности, которые являются только приправой к супу.
Но как только в твоем мозгу рождается мысль «Как человек, я лучше, чем он, она, они…», знай, что в этот самый миг ты становишься фашистом. Человек создан по образу и подобию Бога. Это, пожалуй, то немногое, в чем единодушно сходятся мировые религии. В каждом из нас Его частица. И в этом смысле все мы абсолютно одинаковы. Нет лучших людей, равно как нет и худших. Не взирая на национальность, вероисповедание и цвет кожи.
– В точку! – поддержал собутыльника Михаилер. – Человеки не должны доказывать свою видовое превосходство над другими людьми. Хочешь продемонстрировать миру, что ты венец природы – иди и победи голыми руками льва или медведя. А еще лучше – покори Эверест без теплой одежды, или переплыви синий океан в одних трусах.
– Если бы все было так просто… – начал упрямиться Гришка. – Все равно не понимаю, зачем тогда природа создала нас разными? Ведь и ежу понятно: у сильного всегда будут чесаться кулаки, чтобы навалять хилятику. Красивая баба будет с высокомерием относиться к окружающим ее страхолюдинам, пусть и не скажет об этом вслух. Уродины же в ответ будут ненавидеть красотку и желать ей прыщей на жопе и мужа-алкоголика.
– А это как раз и есть то испытание земным миром, про которое толкуют попы и прочие любители воскурений. Провокация небес, змей-искуситель, если быть совсем точным. Запомни: тебе Дано лишь с одной целью – своей жизнью облегчить общее существование.
– Ага, щас, разбежались! – со злостью возразил Гришка. – С какой это стати я буду свою единственную жизнь тратить на помощь другим? А они мне чем помогут? Всем давать – сломается кровать!
– Не кипятись, – пустил ему в лицо струю плотного дыма Хоттабыч. – Вдохни поглубже и задержи дыхание. Моя травка кого хочешь успокоит, – улыбнулся старик.
– Как я уже говорил, в каждом из нас есть частица Бога, а точнее – каждый из нас и есть частица Бога, понимаешь?
– Не очень, – признался выдохнувший парень. По довольному выражению его лица стало понятно, что друидские навыки Хоттабыча не подвели – эффект от курева наступил незамедлительно.
– Все мы являемся частицами одной и той же сущности, которую привыкли называть Богом, Высшими силами, Вселенским разумом. Для чего нужно было такое распыление, я не знаю. Может быть, для безопасности (поди попробуй убей Бога, то есть всех людей разом, если каждый час на Земле рождаются тысячи новых человек, читай: «новых частиц Бога»). А может, так Ему удобнее управлять земной жизнью, когда глаза, уши, руки есть в каждом уголке Земного шарика. Не знаю, да и никто не знает. Слишком сложный вопрос для такого «ничто», кем, по сути, является человек.
– Ну ты загнул, травокур, – хихикнул Гришка. – Частицы Бога… Чего тогда брешут, что Всевышнего никто никогда не видел, когда мы его частицы?
– В том-то и дело. Чтобы увидеть Бога, надо собрать ВСЕХ живущих на Земле в одном месте, а это нереально даже всем полицаям. Пока одних будешь собирать, другие уже умрут, родятся новые – и начинай все сначала. Сизифов труд, одним словом.
– Поэтому и стоит помогать окружающим, воспринимая их не как конкурентов и инопланетных захватчиков, а как единое целое, частью которого являешься ты сам, – подытожил Михаилер. – Ты же не будешь воевать с собственной ногой или унижать свои яйца и бить по ним молотком! С яичницей между ног далеко не уйдешь, и новый дом не построишь…
– Вот так всегда у вас, стариков: начали про фашистов, а все свели к Богу. Как будто других примеров нет.
– Так уж устроен мир. Ни с чем родился, ни с чем и умрешь. И никакое золото, алмазы, армия и атомные бомбы тебя не спасут от встречи с сырой землей и жирными червями.
– Совсем меня запутали, старые черти, – вскочил Гришка и махнул рукой.
– Что я теперь в отчете для Министерства охранения исторической правды напишу? Про частицу Бога, про отбитые яйца? Там решат, что и у меня кукуха поехала, и отправят на «лечение» в Сибирейскую тайгу.
Расстроенный юноша бросил на стол кости, встал и, не прощаясь, зашагал в темноту, бурча себе под нос.
– Чего это он? – поинтересовался я у Хоттабыча. – Хорошо же сидели. Куда он поперся один на ночь глядя?
– Не бери в голову, – доверительно склонился ко мне старик. Будучи стреляным воробьем, он с первых минут знакомства просёк, что я тоже бывший арестант и нарушитель социального спокойствия. – Гришка проходит стажировку в Министерстве охранения исторической памяти. Чтобы быть принятым на постоянную службу, ему необходимо написать не менее двадцати доносов. И по этим доносам не менее пяти человек должны осудить и наказать – расстрелять, повесить или сгноить в Сибирейской тайге. Только тогда он докажет свой профессионализм и лояльность к русиянским властям. А без этого бегать нашему щеглу в рядовых стукачах безвозмездно, то есть даром.
– И вы так просто об этом говорите? Не боитесь, что он настрочит донос на ваш доминошный клуб, и снова окажетесь с топором в лесу? – изумился я.
– Писал уже, и не раз. Только вот трусоват наш Григориус. Поэтому в его докладах нет правды жизни. Он, идиот такой, в своих записульках запрещенные и острые слова заменяет на обычные. Так, «фашисты» у него становятся «немецкими воинами», «вожди-идиоты» превращаются в «политиков, не понятых народом», и дальше в том же духе. Оттого Гришкины доносы больше напоминают официальные газетные статьи, а не секретные донесения. А за это у нас пока еще не сажают…
