bannerbannerbanner
полная версияМорская история

Тим Ибрагимов
Морская история

Полная версия

0

Честно признаться, я не перевариваю слово “любовь”. Звучит оно неприятно, хотя начинается вполне себе приемлемо. Первая буква хорошо задает тон своей мягкостью и звонкостью. Дальше же начинаются проблемы. Такое же звонкое, но твердое и шумное “бо” словно наносит тебе резкий удар в солнечное сплетение после мягкого “лю”. Пока ты корчишься от фонетической боли, выскакивает “вь” и плюет своей глухой мягкостью тебе в лицо. На этом все. Слово закончилось. Никакого удовольствия не возникло.

Что уж говорить о самом значении любви? Чем больше о ней рассуждаешь, тем дальше ты становишься от истины. Некоторые различают несколько видов любви и строят трехкомпонентные теории. Кто-то может уверенно заявить тебе, что вон та девушка со школы на самом деле не была объектом твоей любви, а лишь кратковременной влюбленностью. Несмотря на то, что любовь и влюбленность – это однокоренные слова, между ними все равно находят существенные различия. Возможно, чтобы оправдать себя перед безуспешной любовью, ей присваивают новые обидные имена и значения.

Я с ними не согласен. Уже давно я решил, что любовь – это болезнь. Болел я ей часто, но всегда искренне. Иммунитет так и не выработал. Неважно, сколько лет пройдет, я все равно буду помнить вирусные штаммы и симптомы, которыми когда-то переболел. Многие, наверное, спросят:

“Но у тебя есть девушка, невеста или жена, как ты можешь вспоминать прошлое?”

Я совсем не чувствую за это какой бы то ни было вины. Нет ничего постыдного в том, чтобы быть обезьяной из Синагавы и хранить в памяти имена девушек. В конце-то концов! Никакой романтики я с ними не представляю. Всего лишь ценю память о них, которая и так рано или поздно откажет. Не мешайте мне наслаждаться остатками того, что есть.

Почитайте лучше Харуки Мураками. Шестой ряд и четвертая полка сверху. Книжный магазин “Ремарка”. За кассой стоит молодой и высокий парень. Шатен. В основном одевается в черное, но порой может прийти в мешковатой джинсовой рубашке, которую ему подарила одна из его “болезней”. Так вот, эта тоскливая рожа за кассовым аппаратом принадлежит мне.

1

Утро не задалось с самого начала. Прежде, чем выйти на работу, я располагался в кресле “Поэнг” прямиком из Икеи. Сложив ноги на журнальный столик “Лакк”, я неторопливо читал “Бойцовский клуб” в дешевом мягком переплете. Действительно, все это было до боли иронично.

Стоит ли говорить, что остальная часть моей комнаты также была полностью обставлена продукцией из именитого шведского магазина. Моя мать обожала мебель этого производителя и при первой же возможности заказывала огромное количество различных ящичков, полок и коробок черно-белого цвета.

Окно закрывали плотные затемняющие занавески со смешным названием “Ингимунда”. Они были бирюзового цвета, поэтому моя комната приобрела морской оттенок, когда я зашторился от яркого мартовского солнца.

Я сидел в этом мрачном аквариуме, как рыбка среди декораций. Только у рыбок есть пластмассовые замки и маленькие сундучки с искусственным золотом на дне. Я же обитал в коробке полной минималистичной шведской мебели и бессовестно читал трансгрессивную литературу от Чака Паланика, где по сюжету главный герой объявил бойкот всем проявлениям домашнего быта. В какой-то момент я начал понимать болезненное положение книги в этой комнате и прислушался к ней.

– Хватит! – кричала она.

– Ладно! – ответил я.

Я начал вставать со своего насиженного места. Однако терпение книги лопнуло раньше, чем я успел подняться. “Бойцовский клуб” в мягком переплете выскочил у меня из рук, ударился о стол и свалился под кресло.

– Я не могу в это поверить… – тихо пробормотал я.

Я не мог в это поверить. Смотреть на испорченную книгу – самая бесчеловечная пытка. Я всегда был очень осторожен с этими бумажными изделиями и хранил их в идеальных условиях. От восемнадцати до двадцати двух градусов Цельсия. Уровень относительной влажности до шестидесяти процентов. Расстояние от верха книги до полки должно быть не менее двух сантиметров. Необходимо избегать тесного прилегания томов друг к другу.

Персонажи Чака Паланика давно вломили бы мне за подобную педантичность. Впрочем, так оно и произошло с моральной точки зрения. Книга этого автора прямо сейчас лежала на ковре “Стоэнсе” с помятым краем обложки.

Я должен срочно начать собираться на работу. Тем не менее я продолжал стоять на месте и впиваться глазами в мягкий мятый переплет. Мысли о книге не давали мне покоя. Я не хотел даже прикасаться к ней, но и спокойно продолжать заниматься своими делами я тоже не мог. С гримасой полной боли и отчаяния я обернулся на свою книжную полку. Все любимые мной книги ровно стояли на ней в идеальном состоянии. “Бойцовскому клубу” теперь не было места среди них, не иначе. Конечно, по моей вине.

Постояв несколько мгновений, я все же смог отойти от места происшествия и неуверенным шагом направиться к своему рабочему столу. Я шумно открыл металлический ящик с канцелярскими принадлежностями и достал из него макетный нож. Не спеша заменил старое лезвие на новое. Скажем так – чтобы наверняка. Теперь оно блестело.

Как там говорилось в книге? Приготовиться к эвакуации души через десять, девять…

2

На фоне всего того, что происходило в магазине, томик Чака Паланика выглядел по-королевски прекрасно. Как шрамы украшают мужчин, так и элегантно вырезанный край обложки декорировал мою книгу. Разрез шел по обложке волнистой линией длиной в сантиметр. Я избавился от повреждения хирургическим методом, словно от гангрены. Самое радикальное решение для самого претенциозного романа. Эта инвалидная красота лежала недалеко от кассового аппарата в то время, как я мог наблюдать последствия истинной катастрофы.

В связи с внезапным мартовским потеплением снег таял неравномерно, и вместо того, чтобы стекать с кровли, скапливался на ней и просачивался сквозь покрытия. Таким образом весенняя капель без спроса заявлялась в книжный магазин “Ремарка”. Солнечные лучи, повысив температуру в помещении, стали сообщниками книжного геноцида. Влажность сильно подскочила и буквально растопила собой абсолютно все мягкие переплеты. Они набухли от воды. Стояли на своих местах, словно бумажные опухоли. Берешь книгу с полки, а она смотрит на тебя своими водянистыми жировиками и молит о пощаде.

– Нет! Только не списание! Хотя бы скидка в семьдесят процентов! Край – восемьдесят, – кричала рукопись.

Конечно, найдутся и те, кто купит книгу в таком плачевном состоянии. Но мало ли на свете таких заботливых хранителей неодушевленных предметов, как я? Мне кажется, что не так уж и мало.

Я тоскливо смотрел на то, как хозяйка магазина спорит с представителем городской службы. Аргументы с каждой стороны закончились еще несколько минут назад. Сейчас оба обменивались оскорблениями, как если бы они участвовали в турнире по моральному уничтожению соперника.

– Мымра, в следующий раз будешь лучше следить за скопившимся снегом! – плевался усатый старичок в специальном оранжевом жилете со светоотражателями.

– Хрена с два, старикашка, это была твоя работа! – кричала женщина в коротком английском пиджаке.

Вивиана – так ее звали. Будучи старше меня всего на пять лет, она являлась хозяйкой этого магазина. Я часто спрашивал Вивиану о том, как она смогла провернуть такую бизнес-авантюру в столь юном возрасте. Всякий раз она пожимала плечами и отвечала, что ей просто повезло. Никаких подробностей.

Несмотря на разницу в возрасте и в занимаемых должностях, Вивиана всегда разговаривала со мной не как с подчиненным, а как с близким другом. Могла позволить себе проматериться или обсудить личную жизнь. Пару раз она приглашала меня на чашечку кофе, пару раз я приглашал уже ее. Со временем мы приняли решение перестать видеться за пределами “Ремарки”, так как подобные встречи по большей степени выходили неловкими. Вивиана, как женщина умудренная опытом, нашла лазейку в этой ситуации и время от времени приносила с собой коньяк, чтобы распить его со мной после тяжелого рабочего дня. Чем тяжелее он был, тем больше мы пили, расположившись в комнате для персонала.

Закрыв магазин на новогодние праздники под конец декабря, мы почувствовали невыносимую тяжесть рабочего бытия, напились и уснули на чахлом диване в объятиях друг у друга. Весь персонал Вивиана отправила к своим семьям готовиться к Новому Году. По этой причине мы проснулись с ней только к обеду, полностью окоченев в плохо отапливаемом помещении.

– Скажи, пожалуйста, почему мы просто не поехали ко мне? – раздраженно говорила Вивиана тем утром.

Она сидела ко мне спиной на краю дивана и застегивала на себе рубашку. Даже на расстоянии было хорошо заметно то, как ее руки дрожали, словно Вивиана что-то вышивала спицами.

– Мы бы поступили не по правилам

Я спокойно переносил холод, но из-под старого вонючего пледа выбираться не собирался. Либо ленился, либо стеснялся. Быстрым и плавным движением я вынул руку и занес ее за голову, чтобы включить чайник.

– Ловкий ты, – одобрительно сказала Вивиана через какое-то время, не глядя на меня.

– Просто очень захотелось кофе.

Она резко обернулась ко мне, позабыв о своей расстегнутой рубашке, и выкатила на меня свои крупные глаза. Я встретился с ее недоуменным взглядом и меня моментально озарило понимание всей ситуации.

– Ты не о том, как я включил чайник, да?

Вивиана расхохоталась так сильно, что с меня чуть не сполз тяжелый советский плед. Я залез под него с похмельной головой, чтобы избавиться от лишнего шума и прождал так, пока Вивиана сама не приготовила мне кофе с булочками.

Нравилась ли мне высокая и опытная красотка с длинными каштановыми волосами и пленительно крупными глазами? Нет. Наверное. Знать это наверняка я, пожалуй, никак не мог.

Пока я ежедневно устраивал себе мозговой штурм на эту тему, Вивиана нашла себе парня-ровесника и перестала приносить на работу крепкие напитки. Пиво не более одного раза в месяц и вино по праздникам.

 

Старик в жилетке и Вивиана продолжали ожесточенно спорить между собой с целью найти виноватого. Если виноватым оказывался кто-то из них, то спор продолжался, так как такой результат не устраивал либо Вивиану, либо старика.

Все это быстро мне наскучило. Наспех выдуманные ими обзывательства меня не сильно интересовали, хоть порой и были безумно забавными. Сейчас я самозабвенно занимался тем, что жалел испорченные книги и в какой-то степени себя. Если предположить, что после каждого расставания с девушкой, я отрезал от себя неисправности различных размеров, то как много во мне осталось целой обложки? Хватит ли объема памяти на всех тех, кого я повстречал, и тех, с кем мне только предстоит познакомиться?

– Наглая обезьяна!

Помоги мне, обезьяна из Синагавы.

– Жижа навозная!

Кусок какой-то голубой ткани пролетел между книжными рядами. Наверное, призрак отца Гамлета сам явился отомстить за испорченные произведения Шекспира. Вновь забарабанила капель. Она текла с потолка и ритмично билась об подставленные пластиковые ведра. Я насчитал сорок четвертных ударов метронома в минуту.

– Ничтожная рабочая сила!

Ритм-секция в составе влажного ансамбля сменила свой темп. Такт музыки ускорился до пятидесяти ударов. Сердцебиение участилось. За спиной Вивианы то и дело проскакивал силуэт цвета морской волны.

– Бесперспективный идиот!

Ритм сравнялся со скоростью секундной стрелки. Пульс ускорился. Я решил проверить себя и посмотрел на настенные часы, которые висели позади меня. Все верно, в них больше не было никакой надобности. В первый и, возможно, в последний раз я обрел некую гармонию со вселенной. Теперь сама природа стала временем и ненадолго смогла заменить мне механические часы. Послышался треск пенопластовой плиты. Я начал считать.

Одна капле-секунда.

Две капле-секунды. Медленно, но верно бирюзовая тень обошла дальний ряд и свернула в мою сторону.

Четыре капле-секунды. Морская волна с человеческий рост приближалась ко мне.

Шесть капле-секунд. Она была явно выше, чем я мог себе представить.

Восемь капле-секунд. Столкновение неизбежно.

Как оказалось, девятая капле-секунда была последней в своем роде. После нее началась автоматная очередь из водяных гильз. Выпущенная обойма в двадцать восемь патронов заставила пенопласт кряхтеть от боли. Достигнув отметки в триста четвертных нот в минуту, водная стихия решила взять на себя ответственность и сделать первый шаг.

– Добрый день! – сказала Волна.

– Ну, чего же ты ждешь, тормоз перестройки? – напористо вопрошала Вивиана у старика. Жаль, я не слышал от нее этих слов раньше.

Плита треснула и залила несколько полок с книгами и различными товарами. Книжный ковчег даже не начинал строиться, поэтому вдоль меня проплывала первая в мире бумажная эскадрилья с Библией во главе.

– Здравствуйте, – машинально сказал я, не отводя взгляда от подобного зрелища.

– Ой, я могу вам как-то помочь? – сочувственно спросила Волна.

– Можете ли вы мне как-то помочь? – завороженно проговорил я.

– Да…

– Я не…

Я медленно повернулся к посетителю, которого все это время мысленно называл Волной. Это была девушка невероятно высокого роста в голубом платье. Ее темные волнистые волосы падали на скромное декольте и, казалось, жили своей жизнью, благодаря плавному дыханию девушки. Оно было мягким и ритмичным, словно капель.

Вивиана, представитель городской службы и я замерли на своих местах с раскрытыми ртами. Наступила полная тишина. Они смотрели то на дыру в потолке, то на главный книжно-морской парад, который всем отрядом успел встать на мель. Я смотрел только на внезапно ожившую морскую волну с человеческий рост. Тишину ножницами разрезала песня Регины Спектор, которая тихонько наигрывала свою мелодию буквально из ниоткуда.

Каждый из нас перед тем, как заболеть, заранее распознает некоторые симптомы. Они, словно вестники апокалипсиса, говорят вам о том, что пора запастись лекарствами или, по крайней мере, перестать перегружать свой организм. Обычно этими всадниками можно назвать боль в носоглотке, слабость и сонливость, внезапный насморк и першение в горле. В моем же случае ими наверняка были учащенное сердцебиение и ускорившийся пульс.

Я молча смотрел на девушку и понимал, что как-то слегка приболел. Не исключено, что меня заразили книги с мягким переплетом. Я почувствовал, что наполняюсь водой с ног до головы, как и они. Легкие пропитались влагой и стали болезненно гореть, как если бы у меня закончился воздух на дне книжного океана. Дыхание девушки, отражалось на ее локонах, и приятно барабанило по мне, словно капель, наполняющее пустое ведро. Мне оставалось только присесть. Она нежно улыбнулась, протянула стройную руку и сказала:

– Меня зовут Эсси. Все же я могу вам чем-то помочь?

Эсси ушла, прихватив с собой “Морфий” в твердом переплете. Наверное, только за это уже стоило ее уважать. Книги с испорченной мягкой обложкой в качестве покупки она даже не рассматривала.

Что еще мне понравилось в ее выборе, так это само произведение Булгакова. Сборник повестей и рассказов “Морфий” я читал и причем совершенно недавно. Вероятно, не более недели назад. Тем не менее строить конспирологические теории о том, как идеально мы друг другу подходим, я не собирался и решил сосредоточиться на настоящем. По крайней мере, так мне советовал делать мой образ жизни.

В этом самом настоящем я так и не ответил на ее вопрос. Молча просканировал штрих-код и осторожно пододвинул к ней терминал для безналичной оплаты. Он издал громкий и пронзительный писк после того, как Эсси приложила к нему синюю дебетовую карту местного банка. Девушка снова приветливо улыбнулась и моментально скрылась.

– Спасибо большое! До свидания! – сказала она мне напоследок.

Не иначе как волна с ее вечными приливами и отливами. Вот бы вновь встретиться с таким явлением и, не снимая одежды, броситься в неизведанные пучины.

3

Я давно заметил, что по своему обыкновению я стараюсь как можно меньше контактировать с понравившимся человеком. То ли из-за страха сказать или сделать что-то не так, то ли с целью показать свою невозмутимость и самодостаточность. В любом случае в этом нет и не будет никакого смысла. Никто не станет осуждать за проявление инициативы в общении, тогда как пугливая обособленность может показать тебя не с самой лучшей стороны. Конечно, если эта инициатива не перетекает в наглость.

Я не один раз болел девушками, не подавая при этом никакого вида. Позже выяснялось, что кто-то все же был готов ответить взаимностью. Ох и горестно мне тогда становилось!

То же самое нельзя было сказать о моем близком друге, которого звали Марк. Я учился с ним в одной школе и был ему практически полной противоположностью. В отличие от меня Марк пользовался огромной популярностью у девушек и при этом имел завидный иммунитет перед ними. Мне повезло быть свидетелем одной забавной истории, которая произошла с ним и еще одной девушкой на школьном выпускном.

В назначенный день была забронирована туристическая база за городом, куда всей толпой направились четыре выпускных класса и небольшой преподавательский состав. Пока учителя со слезами на глазах провожали молодежь в светлый путь, мы с Марком сидели на бревне в небольшом сосновом бору и курили втайне ото всех дорогие сигареты, которые он зачем-то прихватил с собой.

Место было выбрано чудесное. Запах хвои пробивался сквозь табачный дым и приятно покалывал нос изнутри. Все это время мы молчали, опешив перед грузом ответственности, который ложился на наши плечи перед поступлением в высшее учебное заведение. Марк пинал валявшиеся под ногами сосновые шишки. Я не знал, что говорить, и чесал шею в стрессовом припадке. Наше замешательство нарушил шелест листьев позади нас. Неизвестная персона медленно шла к нам неуверенной походкой.

Я боязливо обернулся. Марк продолжал смирно сидеть и топтать шишки. Это была одноклассница Марка, которая выглядела явно не так, как я привык видеть ее в школьных коридорах. Девушка держала в руках свои туфли, в то время как сама была босая. Вернее, пьяная и босая.

Она остановилась в нескольких метрах от нас. Встала голыми ступнями на шишки, как монах на гвозди, и закричала.

– Я любила тебя в пятом классе!

Не стоило и надеяться на то, что это было адресовано мне. В то же мгновение я быстро отвернулся от нее и посмотрел на Марка. Он закуривал очередную сигарету, при этом никак не поменявшись в лице. Его спокойствие всегда было заразительно. Полностью повернувшись к девушке спиной, я забрал у него огонь и потянулся за пачкой.

– Я видела в тебе будущего мужа!

Девушка никак не унималась и в этот раз закричала так громко, что я выронил сигарету на шишки. Марк машинально пнул ее вместе с хвойными побегами на метр вперед.

Он внезапно прыснул от смеха не то из-за отлетевшей сигареты, не то из-за девушки за нашими спинами.

– Кого ты сейчас видишь во мне, Диана? – миролюбиво спросил Марк, повернувшись к ней.

– Никого…

Девушка поникла, понимая насколько бессмысленны были ее неактуальные заявления. Теперь, когда она заговорила таким тоном, я обратил внимание на ее странную манеру речи. Казалось, что каждое произнесенное слово давалось ей с трудом. Она немного приподнимала голову, как тянущийся за червяком птенчик, и кривила губами. При этом сами слова звучали глухо и подавленно.

– Вот именно. Лучше иди к нам и расскажи, как у тебя дела. Есть парень?

– Да, мы вместе уже полгода.

Диана подошла к нам поближе и приземлилась задницей на колючие шишки, промахнувшись мимо пенька. Так и осталась там сидеть.

– Можно мне тоже сигарету? – спросила девушка.

– Конечно, – ответил Марк.

Я протянул ей наполовину пустую пачку “Парламента”.

– Я никогда не курила раньше, – пролепетала Диана.

– Не маленькая – разберешься.

Она и впрямь быстро разобралась. Мы продолжили молча сидеть среди сосен, но уже втроем, прямо как на картине Репина. Двое мишек расположились на бревне, один остался на земле и глазел на них снизу вверх. Четвертого не было. Опаздывает, наверное, подумал я.

Как только Марк поступил в университет, родители подарили ему квартиру недалеко от центра города. Они хотели испытать его на самостоятельность, ожидая, что у Марка могут возникнуть с этим проблемы в будущем. Но все вышло в точности до наоборот.

В августе он получил ключи от квартиры и в тот же день устроился работать в небольшой бар “151А” на соседней улице, который открылся за несколько дней до его приезда. Марк стрелой влетел во взрослую жизнь и своим острием попал в самое яблочко.

“151А” позиционировал себя, как молодежное заведение для студентов. Психоделический интерьер, примитивные рисунки голых женщин с полной фигурой на стенах и еженедельные художественные выставки на сломанном пианино, в которых могли поучаствовать все желающие.

Осенью с началом учебного года случился наплыв посетителей и Марк вместе с остальным немногочисленным персоналом стал обладателем золотой жилы под названием “151А”.

Вот, что было три года назад да былью поросло.

Теперь же дела обстоят немного иначе. Как я уже сказал, первоначально это был маленький бар на центральной улице города. Здание, в котором он располагался, как раз имело адрес – улица Центральная, дом 151А. Насколько я знаю, еще до открытия владельцы этого заведения сильно сомневались в прибыльности такого бизнес-проекта, поэтому не стали заморачиваться над названием. Однако все их ожидания в хорошем смысле провалились уже через месяц. Выручка текла рекой и уже через пару лет они смогли открыть новые точки во всех трех городских районах. Теперь многочисленные “151А” сложно было назвать барами, однако оригинал недалеко ушел от истоков и по прежнему имел краны с разливным пивом и голых женщин на стенах. Я, конечно же, только в него и ходил. Только его и любил. И прямо в него сейчас и направлялся.

1  2  3  4  5  6  7  8 
Рейтинг@Mail.ru