В конце восьмидесятых в издыхающем Эс-Эс-Эс-ЭР-е случилась именно та перестройка, на которую и была способна ущербная власть: по окраинам одной шестой части суши полыхнули кровавые разборки между «братскими» народами.
Не составлял исключения и Азербайджан, где мы обитали в ту несчастливую пору. В результате пришлось в спешке покидать взъерошенный Сумгаит. и в конце бегства летом одна тысяча девятьсот девяностого года очутиться в небольшом посёлке Кобринское в ленинградской области. Там и осели. Я устроился на работу в коммунальное хозяйство, какое-то время проработал начальником участка, однако ж, как всегда не найдя общего языка с системой, занырнул в самый низ – в кочегары.
Потом были всякие всякости, в числе которых – выпуск нескольких поэтичеcких сборников, вступление в Союз писателей Санкт-Петербурга, и … добровольный и осознанный выход из этого Союза.
А потом – жизнь в захолустье. Внутренняя эмиграция. Одиночество…
Мой ангел-хранитель, куда ж Ты смотрел,
Когда я на ощупь, потёмками, робко,
Плутая, меж терний прокладывал тропку,
Наивную душу надеждами грел?
Когда ворожили несметные дали
Шелковым прохватом дымки голубой,
Янтарные кони, любуясь собой,
Губами к речным зеркалам припадали.
И ветер хмельной раздувал облака,
И, выдохнув пряно, разгулен и хлёсток,
Швырялся пригоршнями солнечных блёсток,
Роняя рассвет в заливные луга.
Мой ангел-хранитель, пребывший во сне,
Как грезилось, – слышишь?!
– как грезилось это
Цветущее, тёплое, вечное Лето
И радужный мир, обращённый ко мне…
Извечный обморок глуши,
Коллапс испившегося люда,
Не льстись мечтой бежать отсюда,
Неси свой Крест. И не греши
На незатейливость сюжета
И неприветливость cудьбы…
Ах, эти «если б» да «кабы»…
Всё это пето, перепето.
И не Фортуна отвернулась,
А просто – вышли все дела…
………
Уж и не верится, что юность
Такой улыбчивой была…