bannerbannerbanner
Гражданская война Демократов и Консерваторов. Кто убил Кеннеди?

Тесла Лейла Хугаева
Гражданская война Демократов и Консерваторов. Кто убил Кеннеди?

Глава 2
Радость в Храме Духа

А пока снаружи Храма Духа шли бои рационалистов с разведками, внутри Храма шло грандиозное празднество, недоступное глазам смертных. Открытие Храма Духа, в котором была собрана память обо всех самых выдающихся мыслителях рода человеческого, позволило, наконец, неприкаянному духу этих великих людей обрести друг друга, и встретиться всем вместе, после веков и тысячелетий скитаний. Радовались друг другу титаны духа так, что нет у автора сил никаких описать вам восторг встречи той, читатель. Представьте себе только, что сама истина и сама дружба были разорваны много веков, и вдруг со слезами соединились счастливо в великом Храме том.

Микеланджело обнимал Гойу, Ван Гог плакал на плече Гогена, Леонардо да Винчи крепко жал руку Джордано Бруно, Сократ и Цицерон слезами счастья увлажнили бороду Платона, Бетховен громко смеялся о чем-то с Гете и Шиллером, Спиноза, Лейбниц окружили Декарта, Христос хохотал, слушая горячие споры Августина и Лютера, Ренана, Штрауса и Паскаля. Бертран Рассел плакал слезами счастья с Альбертом Швейцером, Арнольдом Тойнби, Карлом Ясперсом, рядом горячо спорили Эйнштейн, Планк, Н. Бор, Вильгельм Оствальд, Лауэ, Максвелл и Герц, Мах и Больцман. Солженицын и Булгаков восторженно взирали на Христа. Андрей Сахаров и Лихачев шумно радовались друг другу. Восторги счастья в соседней компании Герцена, Кропоткина, Чернышевского, Белинского, Огарева, Прудона мешали им сосредоточиться. Толстой, Достоевский и Чехов стояли поодаль, Руссо, Вольтер, Дидро и Лессинг, занятые выяснением отношений, никого пока не замечали. Свифт, Сервантес, Оруэлл, Гоголь толковали с Горацием и Лукианом. Флобер, Золя, Мопассан, Тургенев, Жорж Санд, Гонкуры не верили, что они опять вместе. Шеллинг и Кьеркегор смеялись рядом над философией Гегеля, Альбер Камю и Жюльен Бенда высмеивали Ницше и Сартра. Кант и Фихте смеялись над своей ненавистью друг к другу, Генрих и Томас Манн стояли в плотном кольце своих товарищей, Л. Фейхтвангера, Стефана Цвейга, Генриха Белля, Ремарка, Андре Жида, Ибсена, Анатоля Франса, Гюго, Герберта Уеллса, Бернарда Шоу, Эмиля Людвига. Байрон и Шекспир выясняли отношения. Ромен Роллан, Ганди, Рма Мохан Рой и Вивекананда почтительно увлеченно обсуждаи что-то с Буддой. Данте втолковывал что-то Карлейлю, Гельдерлин обнимал Марка Аврелия, Заратустра болтал о своем с Пифагором. Маслоу, Фромм, Адлер, Франкл, Хорни, Милграм окружили старика Фрейда, Лев Клейн смеялся над Леви-Строссом. Дарвин, Фейербах, Маркс и Ленин говорили о своем, Конт, Спенсер, Милль и Поппер ожесточенно спорили, Марк Твен и Сэлинджер смеялись в сторонке с Артуром Шлезингером.

Когда, наконец, все первые восторги были исчерпаны, всеобщее ликование этих великих умов залило мощными лучами света Храм Духа, поразив толпы народа вокруг Храма своей слепящей яркостью. Счастье встречи, счастье быть частью друг друга и быть частью разума и красоты, юмора и доброты, переполнило Храм Духа. Наконец, Христос решил взять на себя ответственность за беспорядки вокруг Храма и обратился к своим сотоварищам с кафедры:

– Дорогие товарищи по духу! Друзья и соратники! Братья и сестры! Прошу меня простить, что взял на себя смелость напомнить вам в вашей волнующей радости, которая потрясла всех нас до глубины души, о том, что наше единение еще не утверждено. Посмотрите на толпы митингующих людей вокруг Храма! И на горстку людей, которая пришла его защищать! То есть защищать нас с вами! Наше единство! Нас не хотят здесь оставлять. Нас хотят опять растащить по глупым национальным святилищам, где из нас снова сделают идолов наций, не понимая ни слова в той проповеди духа, которую мы им читали. Мы должны защищаться, друзья! Отстоять свое единство и истину! За истину, за интеллект, за божественный свет, который готов пролиться на нас с новой научной парадигмой, которая открыла закономерности духовной энергии человека!

Даже самым скептичным и эмпирически настроенным умам мыслителей было трудно созерцать Христа в роли своего товарища по духу. Для одних его вообще не существовало. Для других, которые привыкли считать его божеством, было еще труднее, потому что дух духом, а божество все же божеством. Нет, здесь собрались умнейшие из умных, понимавшие что бог есть интеллект, и что он часть этого интеллекта, и что Христос не бог, а такая же часть космического интеллекта. И все же, были здесь Булгаков и Солженицын, Августин и Лютер, Швейцер и Гегель, для которых Христос был чем-то большим чем просто товарищем по духу. Августин и Лютер не вынесли такого испытания, на время лишившись сознания. Гегель не растерялся и предложил Христу услуги диалектической логики. Булгаков скептически улыбался, ни на минуту не веря своим глазам и ушам. Материалисты хохотали, держась за животы. Громче всех смеялись Маркс и Ленин, однако, Юм и Гоббс, Конт и Поппер, Дарвин и Вольтер совсем от них не отставали.

– Товарищ Христос – это, пожалуй, уже слишком! – прослезился от смеха Ленин. – Что это вы нам вкручиваете тут? Диалектическая логика Гегеля давно доказала, что абсолютной истины нет и быть не может! Нет никакой духовной энергии и никакого открытия психической энергии быть не может! Закономерности психики как абсолютная истина об обществе! Вы только послушайте эту апологию буржуазной философии! Товарищи, не верьте провокаторам идеализма! Наука есть одна и это научный материализм! А этот товарищ, кто угодно только не Иисус Христос! – и Ленин снова закатился смехом, уткнувшись в плечо Марксу.

– Я поддерживаю предыдущего оратора! – волнуясь, вскочил с места Михаил Булгаков. – Уж не думал, что когда-нибудь скажу это… меньше всего у нас общего с марксизмом-ленинизмом, как небезызвестно в литературном мире! Но это! Это уже слишком! Называть господа нашего Иисуса Христа нашим товарищем! Очнитесь друзья! Здесь нет никакого Храма и никакого научного открытия! Это подлая иллюзия! Галлюцинация! – взвизгнул разволновавшийся писатель, которому совсем уже было не до смеха.

Тогда слово взял Эрнст Ренан. Он степенно вышел на трибуну и поднял руку, прося тишины и внимания:

– Уважаемые братья, родные, дорогие друзья и товарищи! Счастье мое безмерно! Видеть вас, видеть нас всех вместе! Если есть и мог бы быть рай, то наше единство несомненно единственный рай который мы могли бы себе вообразить. Что касается нашего собрата Христа, вы знаете, мы, я, Штраус, Швейцер, Лессинг, Спиноза, давно писали что Христос – один из нас, мыслитель, философов, одним словом человек духа, как все мы. Дорогой Иисус, не обижайся на тех, кто еще не может адекватно видеть ситуацию. И помни мы всегда с тобой! Спасибо за прекрасную речь! Мы поддерживаем тебя! Мы будем бороться за наше единство! Мы отстоим новую парадигму и открытие психической энергии. Мы отстоим единую истину и дух человеческий!

Вот на этом закончилось единство и в Храме духа, и ясно стало рационалистам, что не окончена еще борьба за новую научную парадигму, за открытие закономерностей духа и доказательство единой истины, единой природы рода человеческого. Разделились великие мыслители на множество групп и подрупп, но в общем и целом образовалось два течения, или две партии, если вам так угодно: партия рационалистов, признававших единую истину и духовную энергию человечества, и партия агностиков (скептиков), которая отказывалась от единой истины и от единой природы духовной энергии человечества. Эта вторая делилась еще внутри себя на материалистов и субъективистов, материалисты делились еще на эмпириков и диалектиков, но все вместе выступали оппозицией рационалистам, которые окрестили их одним словом «скептики».

Так началась борьба между рационалистами и скептиками в Храме Духа человеческого, борьба скрытая от глаз смертных, которые воевали за воротами Храма на той же самой линии фронта.

Рационалисты утверждали, что бог есть интеллект, и что его не дано видеть духу человеческому, кроме как в истине законов природы, установленных этим интеллектом. И что поиск этой истины, знание этой истины, контроль законов этой истины, сотрудничество и любовь в поиске и контроле этой истины и есть цель и суть существования духа человеческого. Что зло на земле – всего лишь следствие отсутствия знаний о законах духа, и что теперь с открытием психической энергии, зло прекратит существовать. Что единство людей станет стабильным, что человечество придет к своей всемирности, как говорил Достоевский, что подлость и тщеславие станут забытой психической аномалией, а люди смогут наслаждаться глубинами творчества, доброты, юмора, благородства, великодушия. Взаимное уважение и восхищение, отвага и тонкость, искренность и юмор, и главное, много квалифицированного труда – все это отныне составит и наполнит жизнь человека. А злом, то есть полем эгозащиты психики, будут заниматься система образования, целью которой станет объяснение механизмов этого поля, и навыки контроля этой патологической энергии, с целью ее нейтрализации. Оставался один шаг до этого общества единой истины и единого духа – утверждение открытия психической энергии, которое уже было сделано, описано, опубликовано, и представлено на суд народа.

И все многочисленные участники в разработке этой теории, на которых ссылается автор открытия, некая Тесла, выступили единым фронтом на ее стороне, на стороне рационализма. А правильнее сказать, Тесла выступала на стороне этих великих рационалистов, задолго до нее начавших разработку теории психической энергии, получившую только окончательное оформление в ее трудах. И не знала несчастный ученый, тревожно задремавший на заре после бессонной ночи, какая борьба началась в Храме Духа, и какая мощная армия спешит на помощь их общему детищу – открытию психической энергии.

Однако, и скептики не дремали. Они ни за что не хотели признавать, что есть какая то общая истина, которая позволит уничтожить зло, и утвердить торжество добра. Материалисты вообще отказывались верить, что существует какая-то духовная энергия, и призывали громить эти антинаучные измышления идеализма. Ленин возглавил партию материалистов, помирившись по такому случаю со своими давними врагами – эмпириками. В принципе, сказал Ленин, критика эмпириокритицизма хоть и утверждала наличие объективной реальности, но никогда не утверждала абсолютной истины! Это уже происки мелкобуржуазных идеалистов, а мы с вами товарищи, за научный материализм, и знаем что абсолютной истины нет и быть не может! Тем более, если говорить о какой-то духовной энергии! Товарищ Дарвин давно и прочно доказал, что человек есть неотделимая часть царства животных. На том и будем стоять!

 

Материалисты и эмпирики разделили единый вначале фронт скептиков, то есть тех, кто отказался искать единую истину, единую природу человека, и кто не верил в возможность устранения зла. Увы, однако, партия Ленина даже с эмпириками, к которыми присоединились Гоббс, Юм, Мах, Поппер и Огюст Конт не оказалась на этот раз в большинстве. Как обидно было Ленину прослыть в Храме Духа меньшевиками!

Большевиками скептиков стала партия субъективистов, возглавленная признанным лидером школы немецкой философии, Иммануилом Кантом. Субъективисты признавали духовную энергию, но наотрез отказывались признавать, что эта энергия имеет какие-то закономерности, потому что, считали они, дух человеческий абсолютно свободен. И по этой причине они также отказывались верить, что возможно изжить зло из жизни человеческой: зло есть свобода выбора, говорили они, без зла человек лишается своей свободы, и дух прекращает свое существование. Под предводительство партии Канта в едином фронте скептиков, отрицавших истину и победу добра, встали все известные субъективисты: Гегель, Фихте, Булгаков, Солженицын, А. Тойнби, Шпенглер, Ницше, Сартр, Бовуар, Гуссерль, Хайдеггер, А. Бергсон, М. Фуко, Томас Кун, Лев Шестов, Макс Вебер, Клод Леви-Стросс, Э. Дюркгейм и др

Весь фронт скептиков, и материалисты и субъективисты отказывались ожидать кардинальных перемен в обществе, отказывались верить в устранение зла, утверждали что все порядки установлены на веки вечные, что дух либо абсолютно свободен, либо вообще не существует, что зло либо животная природа человека, либо свободный выбор. Они отказывались посему и признавать какое то естественное право, основанное на законах духовной энергии, и признавали только юридическое право. А мистики, которых было много среди большевиков Канта, наотрез отказались признавать Христа равным себе духом человеческим, и неизменно падали на колени и целовали полы его платья. Как не сопротивлялся Иисус, как не смеялся и не плакал, невозможно было их отговорить от этой привычки.

Зато партия рационалистов решила перейти к решительным действиям. Не сидеть сложа руки, не оставлять судьбу открытия на произвол судьбы, а сделать все что было в ее силах, чтобы помочь утверждению новой научной парадигмы. Рационалисты и скептики разделились примерно на равные группы, но рационалисты не сомневались, что теперь, после открытия ПЭ, они легко сумеют переубедить большую часть скептиков, и субъективистов, и материалистов, и что это только вопрос времени.

Не о собратьях по Храму Духа переживали они. Надо было идти в мир и действовать среди живых людей.

Очевидно было, что против новой научной парадигмы единым фронтом выступил извечный враг разума и совести, поле эгозащиты, которое ни за что не хотело уступать власть духовной энергии человека. Испокон веку власть держалась на господстве и подчинении, садомазохизме и хитрости, подлости и тщеславии поля эгозащиты, и испокон веку власть представляли национальные разведки.

Вот и теперь все разведки мира трудились в поту, чтобы помешать становлению новой научной парадигмы, которая должна была раз и навсегда сместить власть поля эгозащиты, власть насилия и подлости. Единым фронтом встали все разведки национализма, помирившись перед лицом такого страшного врага. А страшным врагом была беззащитная девочка из бедной семьи в трущобах кавказской провинции России, которой выпал чудесным образом жребий закончить работу ученых многих веков. Много удивлялась и недоумевала она почему бог избрал ее, бедную девочку, столь далекую от авансцены мировой науки, и географически и социально. Не хотел ли бог сказать этим своим выбором всем строптивым, что ни пол, ни нация, ни класс, ни родовитость не решают ничего в делах духа человеческого.

Звали эту девочку Тесла. Никто не уполномочивал ее, провинциальную девочку, надевать на себя кандалы каторжной научной работы. Бог дает талант, а наказание это или благо не знает никто. Б. Шоу говорил, гений делает что должен, талант что может, остальные повторяют. Правильнее сказать, остальные учатся, интеллектуальной работы хватит на всех, но тяжелее всего тому, кто несет на себе ответственность. Гении – шахтеры человеческой энергии, потому Эйнштейн говорил, что теоретическая работа первооткрывателей настолько тяжела и настолько абстрагирована от физической жизни, что может быть движима только религиозной интуицией. И эта интуиция заставляет работать, пока не будет результат, заказанный творцом.

В 38 лет покалечили Теслу за эту ее работу. Но бог берег свою работу и свое дитя. И Тесла чудом продолжала работать еще семь лет. Она уже не девочка. Ей 44 года, глубокая седина покрыла красивые когда то каштановые волосы, четыре перелома в позвоночнике скривили тело, изуродовали ноги. Но ей некогда об этом думать. Закончить работу, успеть доказать, рассказать и передать эстафету другим людям, тем, кто тоже чувствует ответственность за дух человеческий.

– Решено, – сказал Бертран Рассел после длительного совещания с товарищами. – Сначала посетим Теслу. Потом нам надо отправляться к лидерам национальных разведок. Русскую разведку возглавляет сам президент, это общеизвестно. Где-то я читал, что Генри Киссинджер при встрече с Владимиром Путиным сказал, что «все порядочные люди вышли из разведки», и он сам тоже. Американская разведка насколько я могу помнить по делу Кеннеди, в расследовании которого лично участвовал, тоже не далеко ушла от русской разведки. Мы должны поговорить со всеми сторонами, и устранить противодействие, доказав, что всякое сопротивление науке не только бесполезно, но делает их смешными.

– Смешными? – расхохотался своим заразительным смехом Эйнштейн. – Что они знают о том, как они смешны! Вы читали расследование Джона Маркса о контроле над разумом ЦРУ? А чем лучше карательная психиатрия в советах? И все эти люди считают что бихевиоризм, то есть собаки Павлова и крысы Скиннера – это управление человеческим разумом!

Тут уже смеялись все рационалисты. План работы был выработан, им предстоял тяжелый и неравный бой с коварными и жестокими национальными разведками. Но этим великим людям, с большими как солнце отважными сердцами, не в первой было вступать в войну. И это был их решающий бой: бой духа со злом насилия.

Сказано – сделано.

– Мы здесь, – сказал Бертран Рассел изумленной Тесле, печатавшей новую книгу в своем инвалидном кресле, – чтобы пригласить тебя на Большой Суд в Храме Духа. Твоя теория психической энергии собрала нас и сплотила против национальных разведок, старой научной парадигмы дарвинизма и против Холодной войны. Сможешь ли ты принять участие в Большом Суде?

– О, великие! Прекрасные из прекрасных! – взмолилась Тесла, не веря своим глазам. – Сон вижу я, не может это быть правдой. Вы в моем скромном жилище, вы признаете Теорию ПЭ и боретесь за нее! И я догадывалась, что вы, великие ученые мужи, оценили бы по достоинству теорию, основанную на ваших мыслях и достижениях, и что только коварные интриги национальных разведок мешают смене научной парадигмы. Мешают поставить Теорию психической энергии на место обезьян Дарвина и собак Павлова!

– Идем скорее с нами! – сказал Альберт Эйнштейн, улыбнувшись своей доброй лучистой улыбкой.

– Увы, великие из великих! – вздохнула Тесла. – Разве я посмею предстать в таком изувеченном виде пред глазами высокого Собрания Духоборцев! Дни мои сочтены, и только счастлива я, что могу передать вам заботы о Теории ПЭ. Я написала эти стихи два дня назад, словно знала, что встречу вас вскоре.

 
Ты умираешь дева
Дни твои сочтены
Зачем персидского дива
Спокойствием дышат черты
 
 
Зачем глаза закрывать легко
В самом расцвете лет
Зачем нестрашно терять тепло
Так рано обледенеть
 
 
Затем что я родилась давно
С тех пор в моей голове полно
Музыки, света, идей его
Давно? Да, тысячи лет уже прошло
 
 
Была я тёплой жизнью полна
Когда я только пришла сюда
Той бешеной жизни родник
Только-только ещё возник
 
 
Громкий мой смех постоянно звучал
«Заратустра родился!» – никто не кричал
Смеётся родившись только пророк
А у меня было очень много хлопот
Искрящего света лучи озарили
Живую душу мою ослепили
Синайскую гору мной окропили
Жертвой жизнь на ней закровила
 
 
Арфы Орфея стальная мелодия
Будет звучать в тебе вечной рапсодией
Жизни журчанье уйдёт на полвека
Память твою поглотит река-Лета
 
 
Ты станешь словно экран для истории
Через душу твою пройдут все рапсодии
Которые пел когда-либо народ
Ты будешь двигать науку вперёд
 
 
А как же жизни журчащий поток
Все ещё слышу я детский восторг
Неугомонного смеха рулады
Пенистой влаги моря каскады
 
 
Смех на кресте никто не слыхал
Морской волны там никто не искал
И персиков жизни там сроду не ели
Лама сабахтани, эли, эли
 
 
Истины пламень похитил с Олимпа
Огонь Прометея лучистого лика
С печальной скалы человеку сиял
Бессмертную печень орел не склевал
 
 
Пронзён Заратустра рукой злого мага
В Кавказских горах в цепях Прометей
Стекает с Иисуса кровавая влага
Вакханками Диониса растерзан Орфей
 
 
Затем мне не страшно глаза закрывать
Затем мне не страшно тепло потерять
Затем что я полюбила давно
Божьих людей, на крестах их полно
 
 
Нету им жизни на этой земле
Нет радости им в земной красоте
Каждый – рапсодия арфы Орфея
Голос Синайский горы Моисея
Факел с Олимпа горы Прометея
 

– Это прекрасные стихи, – сказал Эйнштейн и его лучистая улыбка поникла, – но слишком грустные. Мы сами отвезем твою коляску в Храм Духа и позаботимся о тебе. Приготовься увидеть сияние высокого Собрания самых прекрасных душ человечества, Тесла!

Глава 3
Большой Суд над Холодной войной

После долгих совещаний, после горячих дискуссий и дебатов, в которых великие мыслители всех времен и народов вновь разделились на две противостоящие стороны, – на тех, кто сочувствовал Левому политическому движению демократов и социалистов, и тех, кто сочувствовал Правому политическому движению консерваторов, – решено было учредить Большой Суд в Храме Духа.

– Справедливый суд, верховенство права, единый закон для всех – это то, чему люди до сих пор так и не научились! – голосом, выдавшем глубокую тревогу провозгласил Альбер Камю с кафедры Центрального Зала Храма. – Сегодня нам рано уходить на отдых, нам совестливым духом, чья активная работа на земле до сих пор является фундаментов всей духовной деятельности человечества. Мы должны показать пример справедливого суда! Судить Холодную Войну, которая никак не закончится, найти виновных и громогласно осудить их! Всем известно, мы были друзьями с Жан-Полем Сартром, но и нас рассорила эта беда, разделившая мир на две враждебные группы. Сегодня, я протягиваю тебе руку Сартр, я бросаю перчатку, как вызов на Вселенский Суд над Холодной войной, чтобы мы, наконец, нашли виноватых, и вновь смогли жить единым человечеством, в дружбе и согласии!

Бурные аплодисменты поддержали выступление Альбера Камю.

– Я принимаю твою перчатку, Камю! – крикнул ему полным гнева голосом Сартр. – Я знаю, что такое справедливый суд! Я был президентом Международного Трибунала по военным преступлениям Бертрана Рассела в 1967 году. Наш суд так и назывался Трибунал Рассела-Сартра! И это наш Трибунал остановил ту страшную войну во Вьетнаме. Конечно, не только мы, американский народ восстал и остановил свое правительство! Но ведь это мы рассказали американскому народу, что на самом деле происходит во Вьетнаме!

– Дорогие друзья! – вмешался в спор старых друзей Лион Фейхтвангер. – Как же я счастлив, что увижу в вашем лице настоящий справедливый суд! Вы помните, какого рода суд описан в моем известном романе «Успех». И всегда мне хотелось увидеть настоящую судебную систему, настоящую справедливость. Да, друзья, Трибунал Рассела-Сартра покажет нам такую справедливость! В 1937 году я написал книгу о коммунистической Москве, после ее посещения. КНига называлась: «Москва, 1937». Это был мой ответ тебе, Андре Жид, на твои воспоминания о Москве тех же лет «Возвращение из СССР». Мы с тобой тогда никак не могли сойтись в своем отношении к коммунистической молодой стране. На твоей стороне был Троцкий и правые консерваторы, на моей стороне был Сталин и Ромен Роллан и социал-демократы запада. Я помню, как ты сказал тогда о Роллане: «Я не ожидал такого резкого осуждения от автора „Над схваткой“. Я разочарован». Я был на процессе 37 года, и я признал тот суд справедливым. Конечно, и я сомневался, Андре, но как я мог говорить об этом публично, когда над миром нависла гитлеровская угроза? Кто защитил бы нас, если бы мы разрушили советы?

 

– От всей души поддерживаю вас, дамы и господа! – зазвенел полный энтузиазма голос Бертрана Рассела. – Считаю предложение о Трибунале над преступлениями Холодной войны правильным и уместным! Я тоже был в России в 20-е годы, Лион. Я застал еще Ленина и Троцкого в Москве, и говорил с обоими. Ты, Андре застал только похороны Горького, а я его видел и говорил с ним. Он тоже поддержал советское правительство, хоть и был далеко не всем доволен. Правда, мне не разрешили повидать Кропоткина, который вскоре после моего отъезда умер. Моя вторая жена Дора была в Москве примерно в то же время, но не со мной. И мы также разошлись с ней в мнениях, как вы, Андре и Лион. Мы чуть не поссорились из-за этого. Я стоял на твоей позиции Андре, а Дора на позиции Лиона. Я написал обо всем в своих мемуарах, и в книге «Практике и теория большевизма». Что ж, пришло время выяснить, кто был прав, а кто ошибался! Суд над Холодной войной, друзья!

Сказано – сделано. Стороны Холодной войны были обозначены странами-супердержавами: Америка и Россия.

Суд присяжных с американской стороны составили отцы-основатели Америки: Джефферсон, Вашингтон, Франклин, Томас Пейн, Авраам Линкольн и др.

Великие политические мыслители: Джон Локк и Алджернон Сидней, Ж-Ж Руссо и Джон Милль, Джон Мильтон и Монтескье, Алексис де Токвиль и Герберт Спенсер, Дильтей и Макс Вебер, Фихте и Леви-Стросс, Ф. Шеллинг и Ж. Прудон, Томас Карлейль. Художники и философы: Джонатан Свифт, Джордж Байрон и Уильям Шекспир, Вольтер и Дидро, Лессинг и Гете, Кант и Гегель, Огюст Конт также выразили желание быть членами суда присяжных. Писатели-социалисты: Лион Фейхтвангер, Генрих Манн и Томас Манн, Прудон, Ромен Роллан, Герберт Уеллс, Генрих Белль, Бернард Шоу, Эрих Ремарк, Альберт Эйнштейн, Чарли Чаплин, Эрнест Хамингуэй, Стефан Цвейг и Арнольд Цвейг, Бертольд Брехт, Анатоль Франс, Эмиль Людвиг, Гюстав Флобер, Эмиль Золя, Жорж Санд и Гюго. Религиозные деятели, Заратустра, Будда, Ганди, Христос спешили занять свои места.

С российской стороны суд присяжных представляли все корифеи классической русской литературы: Антон Чехов и Лев Толстой, Достоевский, Николай Чернышевский, Некрасов, Белинский, Иван Тургенев, Куприн, Тютчев, Чаадаев, Лермонтов, Одоевский, Гончаров, Грибоедов, Крылов, Салтыков-Щедрин, Огарев, Горький, Гайто Газданов и др. Пришли Булат Окуджава, Галич и Эльдар Рязанов. Ленин пригласил Маркса и Энгельса представлять российскую сторону в этом Большом историческом суде, и те приняли предложение с благодарностью.

Обвинителями американской стороны выступили Джордж Оруэлл и Артур Шлезингер, Бертран Рассел, Сартр и Камю, Жюльен Бенда и Карл Поппер.

Обвинителями российской стороны вызвались быть Александр Герцен и Петр Кропоткин, Александр Солженицын и Михаил Булгаков, Пол Хлебников и Самюэль Хантингтон, Владимир Высоцкий и Андре Жид.

Обеим сторонам было предложено выступить со вступительными речами, и идти готовиться к судебному процессу.

Начали традиционно с обвинений российской стороны: и царизм варварский, и коммунизм лагерный, и путинизм гремит убийствами. Солженицын очень просил избавить его от вступительной речи, честь которую сначала все условились предоставить автору «Архипелага». «Вы же помните, я писал в своей автобиографии, «Угодило зернышко промеж двух жерновов», что мне трудно говорить на публике против России. Я скажу, но за вами. Тут все обратили внимание на удивительное сходство этих двух великих русских людей: Петра Кропоткина и Александра Солженицына. И книги их, и роль их в истории, и одухотворенное, доброе лицо с высоченным могучим лбом – все поражало своим сходством.

– Будь по-твоему, – сказал Герцен, уверенно поднимаясь на кафедру. – Друзья! Дамы и господа! Я позволю себе это более официальное обращение пока идет суд и пока мы не объедимся окончательно. Вы знаете, я всегда был предельно объективен в своих воспоминания, излагая факты во всей их обнаженной правдивости. Никогда не старался я ни смягчить, ни приукрасить действительность. Я показал вам царскую Россию такой, какой она была. Таков долг каждого честного человека, каждого совестливого духом, каждого мыслителя. Однако, вы также помните, как болезненно я среагировал, когда Жюль Мишле, мой хороший товарищ на тот момент, выступил в печати против всего русского народа. Да, друзья, мне было очень больно. И я защитил русских мужиков от критики Жюля Мишле также, как я защищал их от царского правительства: этих безмолвных страдальцев, мучеников, не умевших сказать слова в свою защиту. Это не поссорило нас с Жюлем Мишле, этот великий философ и историк извинился. По моей смерти он назвал меня русским Вольтером, сравнив меня с самым любимым во Франции писателем.

Однако, положение, которое создалось в современной России, удручает меня еще больше. Вы знаете, я был против марксизма, я был против насильственного переворота, я говорил «людей надо не бунтовать, а образовывать». Я говорил, что сажать простой народ на трон, и обожествлять его вместо царей – такая же глупость. Но революция свершилась. Оглядываясь теперь на ее результаты, мы не можем не видеть что при всем зле, которое всегда имеет место при насильственных переворотах, где гибнет много невинных людей, Россия вышла из Революции обновленной. Все-таки это было дело великой освободительной Американской и Французской революций! Все-таки большинство народа получили образование. Школы, о которых так мечтал Чехов, доступные школы для каждого ребенка стали реальностью. Не могло быть прыжка от крепостной России прямо к свободному демократическому государству. Авторитарный коммунизм не был идеальным государством, он породил сеть лагерей принудительного труда, о которых написал Солженицын, он породил беззакония и сотни тысяч политических заключенных. Не об этом мечтали мы, социалисты России, когда боролись с царизмом. Но оценивая сегодня результат революции в целом, была ли она благом или злом для всего народа, как мы можем осудить все то великое и доброе что сделала революция для простого народа? Разве запретили читать революционную литературу? Разве не было музеев революции? Разве книги великой русской классики не выходили миллионными тиражами? Я читал об этом у тебя Лион Фейхтвангер и позволь пожать твою честную руку. Разве все передовое и прогрессивное не было доступно в образовании широких масс? Разве физика и космос не поднялись на плечах этих бывших крепостных на вершины мирового лидерства? Разве не было вычеркнуто слово крепостной, и на его место не поставлено слово человек? Вы говорите, они лгали, продолжая унижать народ. Да, лгали, но лгут все несовершенные политические системы: разве не лжет современный демократический мир, что несет всем свободу? Важно, что хотя бы номинально людей, народ перестали унижать. Хотя бы номинально признали человеческое достоинство, общий закон для всех, верховенство права, конституцию и гражданские свободы. Все то, чего русские цари под дулом пистолетов не хотели давать людям, прикрываясь своим варварским самодержавием. Как бы не был велик вред сталинских лагерей, эти лагеря составляли до 10 процентов населения страны по самым смелым подсчетам. Русское крепостничество царских времен – это массовый ГУЛАГ всего русского народа. Поэтому мы, социалисты России, называем русскую революцию благом. Как французская революция, английская и американская революция всегда останутся благом, перевернувшими страницу феодальной истории, таким же благом всегда будет революция русского народа. Увы, человек устроен не просто, два шага вперед не получаются без шага назад, по крайней мере пока человечество так невежественно. Об этом мы будем говорить, обвиняя русский царизм.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26 
Рейтинг@Mail.ru