Тери Нова
Сила ненависти

Телефон в кармане юбки зажужжал, и я выудила его, чтобы взглянуть на экран, заслоняя собой от пристального взгляда Роуэна. Бесполезное занятие при моем росте в пять с половиной футов, так что он с легкостью заглянул мне через плечо, чего не позволял себе даже Кай, и неодобрительно хмыкнул, увидев на экране фотографию мисс Рейнбоу в сценическом костюме.

– Возражаешь? – с вызовом спросила, зная, что он не ответит. Тем не менее Роуэн кивнул, и я сбросила вызов. – Может, перестанешь таскаться за мной, хотя бы пока мы в доме?

Это было бесполезно, ведь мы оба знали, что, как только этот ужин закончится, Керри перезвонит, а я закроюсь у себя в комнате и отвечу наконец на все вопросы, что сыпались в мой адрес с момента ухода из клуба.

К моему удивлению, родителей в столовой не оказалось, тогда я присела на свое место в ожидании. Спустя полчаса одиночества и прослушивания глухого урчания в животе, отправилась на их поиски, приказав Роуэну оставаться на месте. Он протестующе вперил в меня карие глаза, но на этот раз не препятствовал.

Я решила начать с самого очевидного места – кабинета отца. Дверь была открыта, но никаких следов присутствия, за исключением зажженной сигары, оставленной на краю пепельницы, дым от которой струился к потолку. Предусмотрительно потушив ее, я вышла. Следующим пунктом была комната родителей, что находилась в противоположном от моего крыле, прямо над комнатой деда. Решив, что навещу его после ужина, поднялась на третий этаж и сразу же пожалела о своем решении. Приглушенные всхлипы мамы заставили мое сердце подскочить к горлу. На нетвердых ногах я зашагала по коридору, приоткрыв дверь.

– Ты обещал мне покончить с этим, – в сердцах прокричала мама, убирая руки от заплаканного лица и толкая отца в грудь.

Тот стоял подле нее на коленях и виновато глядел в пол.

– Я совершил ужасную ошибку, доверившись не тому человеку, прости меня, Лорен. Но я все исправлю, обещаю. – Он погладил ее колено и наклонился, чтобы поцеловать маму в макушку.

Нежность этого жеста обескуражила меня, не привыкшую видеть отца проявляющим ласку к кому бы то ни было, особенно к своим жене и дочери. Мамины рыдания тем временем почти стихли, и я поспешила выдать себя, чтобы унять клокочущее любопытство и разбавить эту ситуацию чем угодно, пусть даже неловкостью.

– Что здесь происходит? – Обе пары глаз метнулись ко мне в испуге, отец принялся подниматься, прочищая горло, а мама, встав, отвернулась к окну, вытирая глаза руками.

– Все в порядке, милая, – с напускным весельем сказала она, стоя ко мне спиной. – Мы скоро спустимся, тебе стоит проверить, как там ужин.

Я не стала констатировать, что еда давно остыла, лишь перевела взгляд на отца.

– Папа? – Он любил, когда его так называла, хоть и не показывал этого, и я воспользовалась уловкой. Лед и потрясение в голубых глазах сменились теплом. На короткое мгновение мне почудилось, что даже любовью. Затем отец подошел к матери и, не сводя с меня взгляда, прошептал ей что-то.

Мама отчаянно покачала головой, оборачиваясь и хватаясь за лацканы его пиджака. В ее глазах блестели новые слезы.

– Не смей! Слышишь меня?! Ты не можешь так поступить с ней. – Она трясла и трясла отца, пока тот покорно принимал ее злость и обиду, а я по-прежнему ничего не понимала.

Понимание пришло позже, когда на пороге нашего дома объявился человек, которого надеялась больше никогда не встретить.

Глава 7
Ник

Если царство разделится в самом себе, не может устоять царство то.

(Мк. 3:24)

Скатываться вниз по спирали не так страшно, если твой мир перевернут вверх дном. Поэтому, выйдя из больницы, я чувствовал небывалый прилив сил, веря, что движусь обратно к вершине. До тех пор, пока мой менеджер не сообщил, что «Файр» собирают срочное заседание совета директоров и всей действующей верхушки власти клуба, чтобы обсудить мое возможное участие в дальнейших играх.

Я не собирался оправдываться перед сборищем толстосумов, ничего не смыслящих в футболе, которые считали, что лучше меня знают, как мне управлять своей жизнью. Если они думали, что я выпал из обоймы, то их ждал гигантский, мать его, сюрприз. Карьера игроков в НФЛ обычно не длилась долго, но у меня в запасе было еще как минимум три года, прежде чем можно будет списать в утиль мои игровые навыки. Всего-то и нужно – зализать свежие раны, ведь от старых я давно оправился. По крайней мере, так я себе говорил.

Конференц-зал с окном вместо одной из стен, что открывало панораму шумного Чикаго и ослепляло солнечным светом, уместил в себе около двадцати членов правления. Каждый из них выглядел так, будто перед заседанием шагнул в специальный конвейер по подбору одежды, прически и даже манеры поведения. Одинаковые скучные костюмы и скрип перьевых ручек напомнили о прошлом, в котором мне не было места. Тогда я не смог победить в жизни и стал делать то, что получалось у меня лучше всего, – побеждать на поле.

– Мистер Каллахан, добро пожаловать! Я Винсент де Ла Круа – директор клуба, – представился лысеющий старик, сидящий во главе стола. Тот факт, что он даже не поднялся, хотя это я из нас двоих опирался на подлокотный костыль, давал ощущение его превосходства. Еще вероятной причиной мог стать его возраст, который наверняка перевалил за сотню прожитых лет, судя по обвисшей коже на костлявом лице и очках с толстыми стеклами в роговой оправе. Я задавался вопросом, как он вообще смог разглядеть меня в дверном проеме.

Его соратники принялись по очереди вставать и пожимать мне руку, некоторые, особо статусные, просто кивали со своих мест, оценивая меня, как лот, только что выставленный на торги. Тренер Далтон тоже был среди прочих – он сидел в самом конце стола, по всей видимости отведенном для низших из присутствующих. Единственный пустой стул стоял слева от него.

Блестящее начало.

– Выглядишь лучше, – ободрительно шепнул тренер, когда я доковылял до него и опустился рядом, стараясь скрыть внезапно накатившее чувство отвращения к собравшимся.

– Вы нашли его? – спросил я, имея в виду свой талисман.

Ответ, как и всегда с момента обнаружения пропажи, был отрицательным. Тренер с сожалением в глазах покачал головой, и я сжал руки в кулаки, переведя взгляд в другой конец стола, где о чем-то перешептывались владельцы клуба.

– Итак, – прервал скрипучий голос, – мы собрались здесь для того, чтобы обсудить нынешнее положение дел, включая ваше неподобающее статусу клуба поведение, мистер Каллахан.

Сперва я решил, что ослышался.

– Едва ли падение на матче без возможности ответить парню, что пнул меня в колено, можно назвать неподобающим, сэр. – Моя ухмылка выдавала больше, чем хотелось бы.

Все взгляды были прикованы ко мне, но ни один не был исполнен сочувствия или понимания, напротив, в воздухе витало столько же осуждающей энергии, сколько бывает в глазах веганов, проходящих мимо стейк-хауса.

– Видите ли, мистер Каллахан, ваша ошибка на поле – не худшая из проблем, – отчеканил мужчина в очках, сидящий по правую руку от директора. Наверно, его заместитель.

– Ошибка? – возмутился я. – Это не было ошибкой, ублюдок нарочно налетел на меня!

– Пожалуйста, воздержитесь от сквернословий, – чопорно вставил кто-то из многочисленных собравшихся, чьего лица я даже не уловил за пеленой вскипающей злости.

– Вы вообще видели записи? – медленно поднялся на ноги, хотя тренерская рука предупреждающе потянула меня за рукав толстовки. Я отдернул свою и для опоры уперся кулаками в край блестящего лоском стола. – По-вашему, это я сделал что-то не так?

– Ответьте на один вопрос, Ник, – сказал де Ла Круа. – Как давно вы употребляете наркотики?

На конференц-зал обрушилась тишина.

Мой гнев застрял в горле вместе с соседствующим вздохом удивления. Я опустил глаза на Далтона, чей опешивший взгляд говорил громче слов. Он понятия не имел, откуда они узнали, но факт оставался фактом – конфиденциальность была нарушена.

– Что за чушь? – выпалил уже чуть менее уверенно.

Стены вокруг меня начали сжиматься, и даже чертово окно не помогало. Я снова ощутил отголоски той же беспомощности, что и два года назад. Все повторялось, словно блуждал в замкнутом лабиринте, то и дело натыкаясь на одни и те же повороты, которые никуда не вели.

– Присядьте, – покровительственно велел де Ла Круа.

Даже без его просьбы ноги подкосились, и тело само рухнуло в кресло.

– Вам есть что ответить, мистер Каллахан? – теперь уже спрашивал заместитель директора. Я поднял помутневший взгляд, сдерживая желчь.

– Это рецептурные препараты… – начал я.

– Входящие в группу опиатов, помимо которых в вашей крови было обнаружено и другое вещество, – закончил за меня выскочка, явно подлизывающий зад де Ла Круа.

В руке он держал черную папку, содержимое которой, судя по всему, было выцеплено из архива больницы, в которую я угодил, балансируя на грани передозировки. Я был почти уверен, что разглашение медицинской тайны попахивало нарушением закона, на что я не стал указывать, прекрасно понимая, что облажался в два раза сильней того, кто добыл для них эти сведения.

– Мистер Дойл, мистер де Ла Круа, уважаемый совет, – встрял тренер, – команда регулярно тестируется на предмет употребления запрещенных веществ, если бы Ник что-то принимал, мы бы первыми узнали.

Я всей душой обожал тренера Далтона, но он был столь же добр и самоотвержен, сколь наивен. Лично я знал примерно с десяток способов, чтобы обойти тест на наркотики, а если учесть мой ускоренный метаболизм и регулярные занятия спортом, то задача становилась еще проще.

– Ваши недавние анализы говорят нам обратное, мистер Каллахан, – подал голос сам де Ла Круа. – Также нам известно, что это не единичный случай, поскольку анонимный источник сообщил, что ваш уход из «Патриотов» вовсе не был вашим собственным решением. Это правда?

Кто бы это ни был, он сейчас должен открывать шампанское, ибо я уже чувствовал, как одной ногой погружаюсь в глубокую задницу.

– Вы опираетесь на слова якобы достоверного источника, которому даже не хватило духу прийти сюда и сказать это, глядя мне в лицо? – спросил я, хватаясь за любой шанс увести разговор в сторону.

– Есть подтвержденные факты, – снова встрял Дойл.

Мне пришлось схватиться за подлокотники, чтобы не вскочить с места и не размазать его лицо об пол. Ярость внутри вскипала все сильней, напряжение в мышцах усиливалось, а нога опять начала напоминать о себе, поскольку последний период детоксикации подразумевал полный отказ от обезболивающих, включая наружные препараты.

– Это какая-то ошибка, – возразил тренер.

– Ошибки нет и быть не может, мистер Далтон. Мы связались с руководством клуба в Бостоне, и они подтвердили, что мистер Каллахан был исключен за употребление наркотиков. Также мне известно, что вы привлекались за крайне агрессивное, я цитирую, поведение, – прозвучало в ответ. Затем прямо перед нами на стол шлепнулась папка, раскрытая на странице из моей незавидной жизненной хроники, где меня сфотографировали после того, как предъявили обвинение в нападении, зачитали права и отвезли в ближайший участок.

– Эта фотография была сделана задолго до того, как я попал в НФЛ.

Понятия не имел, как они раскопали все это дерьмо, которое гарантированно было похоронено под слоем денег, исключая любую возможность тюремного заключения и нападок со стороны прессы. Теперь вся правда выплыла на поверхность, и был только один человек, чьей власти хватило бы на подобный «подарок».

Взяв костыль и поднявшись, я окинул взглядом мужчин, что пялились на меня, как на хищного зверя, покинувшего свою клетку и готового броситься на них в любой момент. Было ясно, что, даже если нога полностью восстановится, а физиотерапия поможет мне вернуться к занятиям спортом, шансы на возвращение в команду потеряны. Снова отвергнутый, сброшенный с пьедестала величия Ник Каллахан, подумать только.

Я ухмыльнулся сам себе, чем вызвал замешательство у окружающих. Кажется, я возвращаюсь в Бостон.

* * *

– Ты ведь уже знаешь, что привело тебя сюда, Ник?

С начала приема доктор Коллинз почти не отводила пытливых глаз, за исключением моментов, когда что-то записывала в свой блокнот. Ее перьевая ручка скользила по бумаге, царапая поверхность. Дурацкие часы на стене издавали назойливое тиканье.

Я сжал и разжал кулаки, проводя языком по пересохшим губам. Мое здоровое колено подпрыгивало, обгоняя по скорости стук сердца.

– Я почти не сплю.

– Тебя тревожит нога? – Она сделала паузу, чтобы толкнуть в мою сторону одну из бутылок, стоящих на кофейном столике, разделяющем нас. Мы оба знали, что травма тут ни при чем. Но я предпочитал выдавать желаемое за действительное.

– Ага. – Не взял воду. Вместо нее мои руки повторяли одно и то же навязчивое движение. Сжимали. Разжимали.

– Ты расскажешь мне?

Преимущество моего терапевта заключалось в том, что даже если бы я молчал весь оставшийся прием, она не стала бы возражать. Но сегодня хотелось поболтать.

– Что бы вы сделали, док, если бы почувствовали необъяснимую жажду разрушения?

Та посмотрела на меня, сохраняя бесстрастное лицо.

– Саморазрушения?

Она намекала на мою зависимость.

– Нет. – Сжатие. Разжатие. – Речь о желании разрушить жизнь.

– Ты хочешь разрушить чужую жизнь?

– Больше всего на свете…

Она снова начала писать, и у меня дернулась челюсть от желания запустить что-нибудь в стену.

С момента прилета в Бостон три недели назад, я практически не смыкал глаз, все, за что держался – желание обрушить ад на голову человека, что снова и снова вторгался в мою жизнь, ломая ее до основания. Ди сказал бы, что я и сам неплохо с этим справляюсь, но теперь его здесь не было. Действие таблеток, что помогали мне сохранять бодрость и прогоняли тревогу, заканчивалось, я чувствовал, что снова вскипаю, и доктор Коллинз тоже это почувствовала. Она отложила ручку и поднялась, обходя диван и вставая по другую его сторону, создавая барьер.

– Знаешь, что отличает тебя от прочих моих пациентов?

Мне было интересно услышать ответ, учитывая, что это был лишь пятый сеанс, два из которых прошли в молчаливом созерцании обоев. Ди настоял на том, чтобы я получал психологическую помощь, впарив мне мозгоправа по рекомендации черт знает кого. Я решил, что это Сью ее посоветовала, и каково же было мое удивление, когда встретился с ней в коридоре приемной доктора Коллинз пару дней назад. Хотя, казалось, она была так же обескуражена моим появлением. Я согласился на терапию, зная, что Ди все равно не отвяжется, и, если факт копания в моем мозгу сделает его счастливым, так тому и быть. Я пошел на уступку также потому, что ясная голова прямо сейчас была нужна мне как никогда.

– Просветите меня. – Я расплылся в широченной улыбке, которая, по моему плану, должна была выбесить всегда спокойную женщину, но та лишь мягко кивнула в ответ.

– Ты думаешь, что достаточно плох для этого мира, в то время как другие убеждают себя и окружающих, что дело не в них и это мир к ним беспощадно жесток. Злость, что сидит под твоей кожей, – не более чем растерзанная рана, в которой ты продолжаешь ковыряться. – Она сделала паузу, опустив глаза на мои руки, я проследил за ее взглядом, уловив навязчивое движение дрожащих пальцев. – Ты хороший парень, Ник… как бы ни старался доказать обратное.

Я открыл рот, чтобы возразить, но она заткнула меня взмахом руки.

– Однажды ты поймешь, о чем я говорю, не спеши с этим. Все, что тебе нужно сделать, – перестать требовать от себя невозможного. Никто из нас не может вернуть потерянное в прошлом, и никто не знает, что будет завтра. Сосредоточься на сегодняшнем дне, пока этого будет достаточно.

Она замолчала, а я будто получил удар в лицо. Боль, что время от времени вспыхивала в ноге, теперь поселилась в сердце и продолжала разрастаться по всей грудной клетке, ломая ее изнутри. Я не хотел признавать, но слова доктора задели меня за живое. Если бы только мог отмотать все назад…

Часом спустя, выкурив два косяка и собравшись с духом, я стоял на углу у закрытой территории загородного поместья. Это было место, которое напоминало мне о вещах, заставляющих тело и душу кровоточить. Дом, стоящий на возвышении вдалеке, выглядел точно так же, как и десять лет назад. И я планировал забрать его себе. Вооруженная охрана у ворот, будто за этими стенами прятался по меньшей мере член конгресса, а не обычный престарелый магнат. Заметив меня, один из людей поднес руку к наушнику и, послушав приказ, отвел автомат в сторону, позволяя мне войти. Вот так просто.

Не было никакого желания созерцать прилегающую территорию, поэтому, прихрамывая, опираясь на костыль, я проследовал к дому. Даже успел запыхаться, но не останавливался, чтобы отдышаться, поднимаясь на крыльцо; моя рука сама потянулась к звонку. Вопреки ожиданиям дверь открыл не дворецкий. Мужчина, который стоял по ту сторону порога, на мгновение опешил, но быстро взял свое лицо под контроль, отчего короткий смешок вырвался из меня вместе с приветствием:

– Ну здравствуй, Карсон.

Глава 8
Ник

…Он сказал: придут дни, в которые из того, что вы здесь видите, не останется камня на камне; все будет разрушено.

(Лк. 21:5–6)

Сжимая дверную ручку, он стоял передо мной, облаченный в темно-серый костюм в тонкую полоску и очки для чтения. Это была та же версия моего отца, что и раньше, разве что в висках прибавилось седины, а пиджак еле держался, чтобы не лопнуть на животе. В остальном он ничуть не изменился, все так же глядя на меня с орлиным прищуром серо-голубых глаз, задрав крючковатый нос и гордо выпятив подбородок. Будто я только что вышел за дверь и позвонил в нее ради забавы, отвлекая его от более важных дел, чем подработка дворецким.

Несколько долгих минут Карсон не отрывал взгляда от моего лица. Если бы я был чуть более сентиментальным, то решил бы, что все эти годы он по мне скучал. Но тот человек, которого он выискивал в моих чертах, давно умер.

Лучше бы это был я.

В следующее мгновение выражение его лица снова стало безжизненно-сухим, словно он прочел мои мысли.

– Не ожидал? – спросил я с ехидством. – Думал, потребуется приложить больше усилий, чтобы притащить меня в Бостон?

Отец скорчил гримасу отвращения, как если бы ему на порог подкинули горящий пакет с дерьмом, но все же, бросив короткий взгляд на мой костыль, отступил в сторону, давая пройти.

До этого момента я не осознавал, насколько тяжело будет сделать шаг, который в действительности был огромным скачком назад. Но моя цель стоила того, чтобы прямо сейчас натянуть на лицо ублюдочное беззаботное выражение, поэтому с шутовской улыбкой преодолел себя и двинулся вперед, сокращая расстояние между собой и своим прошлым.

Запах красного дерева ударил в нос, погружая в воспоминания. В детстве я любил играть в пиратов, прыгая по резной лестнице длиной в три этажа, каждый из которых в моих глазах являлся вражеским владением, тогда как мне предстояло захватить их, кровожадно размахивая деревянным мечом. Ирония ситуации заключалась в том, что теперь я пришел, чтобы провернуть то же самое, но на этот раз был достаточно силен, чтобы получить желаемое не прибегая к оружию.

Тихие шаги приближались, пока я, остановившись посреди фойе, смотрел на потускневшие стены некогда роскошного особняка. Отец встал рядом, изучая пространство с такой внимательностью, словно только сейчас в его плотном графике нашлось достаточно времени, чтобы оглядеться.

– Дела у тебя, как я вижу, идут неважно, – заметил я без сарказма.

На самом деле даже удивляло, как быстро дом пришел в запустение. Он никогда не был уютным семейным пристанищем, но раньше здесь хотя бы было достаточно персонала, чтобы успевать протирать пыль еще до того, как она осядет на поверхностях. Шумные вечеринки, реки из дорогих напитков и бесконечные деловые сделки – все это куда-то исчезло.

– Будто твои лучше, – отец не удостоил меня новым взглядом, шествуя в гостиную первого этажа. Пришлось взять себя в руки, чтобы не врезать ему костылем, а просто поковылять следом.

– Что, никакой охраны? – здесь было на удивление пусто. В старом камине полыхал огонь, треск от которого был единственным звуком, нарушающим тишину.

Карсон остановился у бара в углу, наливая себе напиток. Естественно, он не предложил ни капли жидкой храбрости долгожданному гостю. Я опустился на кожаный диван, и сиденье подо мной издало жалобный скрип. Отец обернулся, изучая меня бесстрастным взглядом, но затем уголок его рта пополз вверх, придавая морщинистому лицу хищный оскал.

– Ты – бестолковый щенок, который не в состоянии даже нагнуться, чтобы завязать шнурки, – усмехнулся он. – Телохранители мне ни к чему. И давай посмотрим правде в глаза, мальчик: то, за чем ты приехал, слишком желанно для тебя, чтобы бросать мне вызов.

Я стиснул зубы, выдыхая через нос так глубоко, насколько позволяли легкие. Отец знал, что я не уйду, а я знал, что если посмею, то последствия будут в сотню раз хуже, чем то, что уже случилось. Сделав над собой усилие, я на мгновение закрыл глаза и поклялся не показывать ни малейшего признака слабости. Когда-то очень давно в этом доме был негласный девиз «слабаки умирают первыми», и если уж выбирать из нас двоих, этим человеком стану не я.

– Ладно, довольно церемоний. Что тебе нужно? – хотя это я пришел сюда, мы оба знали, кто в действительности сделал первый ход – прямо сейчас фигуры в этой партии встали на позицию, которую просчитал отец.

Он отхлебнул виски, перекатывая его на языке, и с видом настоящего короля подошел ближе, нарочно не садясь на диван напротив. Всегда на голову выше, на удар быстрей и на кусок сердца безжалостней.

– Я слишком долго позволял тебе играться в игрушки и порочить фамилию предков на потеху тупым фанатам. Пришло время взять на себя ответственность, мальчик.

Снова это обращение. Пришлось сжать переносицу двумя пальцами, чтобы не размозжить его череп голыми руками. Точно не знаю, насколько моих сил хватило бы, учитывая, что в последнее время я не просто потерял форму, но и лишился былой координации и реакции из-за затуманивших мозги препаратов.

Ди взял с меня обещание, что я не нарушу регламент врачей, но он упустил тот факт, что список не включал в себя ксанакс^[9]. А мне, видит бог, сейчас не помешала бы щедрая доза спокойствия.

– Чего ты хочешь? – выдавил я сквозь зубы, глядя на него снизу вверх.

– Твое место здесь. Компания нуждается в преемнике, – казалось, слова давались ему с огромным трудом, но, как я успел заметить, наши желания, к сожалению или счастью, почти совпадали.

Я ожидал, что весь этот рейд на мою задницу лишь для того, чтобы упечь меня в реабилитационный центр или еще какое-нибудь место, откуда не смог бы напоминать отцу о своем ничтожном существовании, но теперь окончательно запутался в его мотивах. Вместо наказания он махал прямо перед моим носом тем, что когда-то было даже желанней футбола, а я никак не мог разгадать, что скрывается за этой его игрой.

– Что случилось с тем, что я жалкий выродок, недостойный работать даже уборщиком в твоей империи? – цитата была не дословной, но очень приближенной к словам, что он бросил мне несколько лет назад.

Снова это проклятая ухмылка.

– Не притворяйся, что расстроен. Ты все еще тот же сосунок, что спустил половину трастового фонда на свою дурь, когда некоторые из нас впахивали не покладая рук, чтобы сохранить наследие. Ты заплатишь свою цену, если хочешь вернуть свои акции, – отец сделал паузу. – И этот дом.

Дом. Вот что было действительно достойно моего внимания. Он принадлежал моей матери и перешел к отцу после ее смерти; когда-то давно я поклялся, что вытравлю Карсона отсюда как назойливого таракана. Но, как и в случае с этими ползучими тварями, сделать это будет не так просто, поскольку Карсон наверняка продолжил бы шевелиться, даже если его лишить головы.

– И что, ты просто отдашь мне все? Какое у тебя условие? Я должен продать своего первенца? Может быть, нацедить в твой бокал немного крови? – Я знал, что есть какое-то «но», и что-то подсказывало, что не был готов его услышать.

– Не дерзи мне, мальчик! – рявкнул отец, с грохотом опуская пустой стакан на кофейный стол между нами.

Пульсация в колене заставила меня нервно заерзать, что вызвало у отца новую улыбку. Он любил пробуждать в людях дискомфорт, получая от этого какую-то дозу извращенного удовольствия. Все детство я съеживался под гнетом его взгляда, зная, что ничего хорошего за ним не последует. Теперь же, уже не являясь тем маленьким мальчиком, приходил в неистовство и чувствовал прилив злобы, выдерживая напор стальных глаз.

– Чего ты хочешь? – снова спросил, теряя терпение.

Чтобы я пресмыкался, мечтая получить желаемое, и тогда, в самый последний момент, он отдернет руку со своим подношением, а я снова останусь ни с чем.

– Ты получишь свое место в компании, если выполнишь одно крохотное условие, – отец пока так и не уточнил какое, продолжая: – А затем, через год беспрекословного соблюдения контракта с твоей стороны, я перепишу дом на твое имя.

– Мне даром не нужна компания, и я все еще ожидаю ту часть, в которой ты потребуешь мои внутренности на свой обеденный стол, – съязвил я, цепляясь за жалкую попытку уколоть его. Если мне и предстояло услышать гадкий замысел, то хотя бы сделаю это с улыбкой на лице.

– Брак, – одно слово, слетевшее с бесцветных губ отца, и весь мой мир перевернулся с ног на голову.

– Брак? – переспросил, хватаясь за костыль, чтобы подняться, но Карсон шагнул вперед, ногой отпинывая его в сторону. Я завис в воздухе на секунду, после чего мне пришлось опуститься обратно на свое место.

– Я не закончил, прояви уважение. – Он еще выше поднял подбородок, будто только что не выбил мою опору в прямом и переносном смысле.

– Союз с дочерью Гордона. Как только ей исполнится двадцать один год, она унаследует долю акций Аттвудов по завещанию своего деда. Ты убедишь ее отказаться от них в мою пользу, а я выполню свою часть договора. Таким образом, у меня будет контрольный пакет. Далее ты можешь избавиться от девушки, как от ненужного мусора, или оставить ее себе, мне плевать, – цинично отчеканил он.

Так же как ты избавился от мамы.

Я опешил. Должно быть, марихуана, что скурил перед тем, как прийти сюда, оказалась крепче, чем думал, и все это было не более чем сюрреалистичной галлюцинацией.

– Альянс с Аттвудами? Ты рехнулся? – На мои слова отец вслух зарычал, но после замолк и больше не издал ни звука, возвращаясь к бару.

Пока он наполнял свой бокал, я пытался осмыслить все сказанное. Каллаханы и Аттвуды были старейшими партнерами, но также и врагами в многолетней холодной войне. Гордон Аттвуд и мой отец тянули на себя крохотное одеяло, стоя по разные его концы, и всякий раз, когда они это делали, неизменно страдали люди.

– Мне нужен контрольный пакет, тебе нужен дом. Соглашайся или проваливай к чертям! – Я знал, что он блефует, ведь без меня, вероятней всего, у него не было и шанса заполучить компанию, а без этой сделки мне не видать дома, так что мы были нужны друг другу. Если, конечно, отец не решит откинуться в ближайшее время.

– С чего ты взял, что Аттвуд пойдет на это? – не то чтобы я сам давал какое-то согласие.

– У него нет выбора. Гордон подписал соглашение задолго до того, как девчонка научилась подтирать свои сопли. Поразительно, на что только не пойдет человек ради желания не быть съеденным.

Дьявол.

Я поморщился от отвращения.

– Только не говори, что вы провернули какое-то извращенное дерьмо в духе средневековья, поставив на кон будущее ребенка, – было тошно даже подумать об этом, не то чтобы произнести вслух. Отец не удостоил меня ответом, поэтому оставалось лишь откинуться на спинку дивана, закрыв глаза. – Вы оба просто больные.

Сильная усталость накатила волной, не давая разомкнуть свинцовые веки. Казалось, даже воздух в комнате стал гуще, пропитавшись ядом отчаяния и горьких слов. В голове не укладывалось, насколько жадными до власти и денег оказались наши отцы, что в них не осталось ни капли человечности, всю ее, подобно прожорливой черной дыре, поглотили алчность и жестокость.

Я никогда не питал иллюзий о мире, в котором родился и рос, но каждая новая затея Карсона приводила меня в ужас, заставляя волосы на затылке становиться дыбом. И я также знал, что его брак с моей покойной матерью не был божьим благословением. Это было проклятие ее существования, нити от которого по сей день тянулись в мир живых сквозь землю ее могилы. Я покачал головой, отчаянно стряхивая с себя пелену страдания и вновь надевая на лицо маску беспечности.

– Много лет назад отец Аттвуда серьезно заболел, и Гордону пришлось занять его место, после чего на его предприятиях начались проблемы, так как он слишком поздно втянулся в бизнес. Гордон попросил меня о помощи, и я согласился, но он оказался не так прост. Когда мои юристы поймали его на крупной махинации, а на горизонте замаячили тюрьма и дурная слава, я дал ему выбор – расплата или слияние. Так или иначе, компания должна была стать общей собственностью. Я не безмозглый болван, и мне нужны были любые возможные гарантии, поэтому предложил добавить соглашение, что было составлено десять лет назад, – рассеял тишину отец. Я не хотел слушать, но будто прирос к дивану, мучая себя новыми фактами. – По договоренности наши дети должны заключить брак с момента, как девушке исполнится восемнадцать, и до достижения ею возраста в двадцать один год, что означало бы, что «Каллахан и Аттвуд» гарантированно останется в семье.

– Всего восемнадцать? – перебил я, возвращаясь в памяти в прошлое и проводя свои подсчеты. Сейчас ей не больше двадцати, и этот факт немного ослаблял путы в моей груди, хотя сама ситуация менее скверной не становилась.

Карсон все просчитал и вместо обычного инвестирования обезопасил себя на далекое будущее вперед, учитывая риски возможного банкротства и потери своих сбережений. Что, в сущности, и происходило, судя по состоянию дома и надежно скрытой нервозности отца. Теперь он желал добыть новый кусок компании и удержаться на плаву путем лишения Оливии ее части акций, которые семья Аттвудов уж точно не отдала бы просто так. Вот для чего нужно было то соглашение. Расчетливый ублюдок.

– Я бы не посвящал тебя в это, но, как ты знаешь, – продолжил Карсон, расхаживая передо мной с беззаботным видом, который, надо сказать, внушал сомнение в его адекватности. Он говорил так, будто торговал леденцами, а не живыми людьми, – ситуация изменилась. Поэтому, как второй мой наследник, ты женишься на дочери Аттвуда.

– Ситуация изменилась? – не выдержал я, резко переходя на крик. – Серьезно, отец? ДЭМИЕН, БЛЯДЬ, МЕРТВ!

Я впервые за два года сказал это, и мое сердце буквально разорвалось от собственных слов. Что за чудовище стояло передо мной, строя планы на будущее в своих золотых небоскребах и так бездушно говоря об изменении ситуации, когда тело его ребенка находилось в шести футах под землей?