Татьяна Вячеславовна Иванько
Байкал. Книга 4

Глава 5. Вспышка

– Не бойся, Рыба, тебе Она ничего не сделает днесь.

– Чё же «не бойся»? – проговорила Рыба, бледнея. – Всё ж-таки не на векошники к твоей тетё идём, а… Ох, Боги… – она обнаружила, что запуталась в поясе и принялась развязывать неправильный узел неверными пальцами.

Я кивнул служанке, чтобы помогла ей. Это был день, когда я намеревался представить повелительнице моих помощниц. Сегодня же я объявил Вералге, что стану искать для себя жилище отдельно от неё, жить под одной крышей бабушке и внуку – прекрасная мысль, но Исиде и Анпу, Богу смерти – противоестественно. И к тому же, я заметил, между ними с Виколом происходит что-то, чему я мог быть помехой да ещё вместе с Дамэ, Рыбой и Арит. Поэтому я поручил именно Дамэ найти дом для нас всех. Теперь мне он нужен был, в том числе и для того, чтобы никто не знал, и не проследил, где я провожу большую часть времени и все ночи.

И Рыба и Арит нужны были и для этого – делать то, на что у меня теперь не хватало времени, потому что я проводил его с Аяей. Я поручу им делать то, что они умели – обучать бальзамировщиков, и следить за строительством храмов.

– Почему меня не берёте с собой? Анпу? – спросил Дамэ, наблюдая за нашими сборами, из угла, где сидел мрачнее тучи. – Неужели они две тебе больше помогут? Тем паче я…

Я обернулся к нему и взглядом остановил его речи. Не надо, чтобы кто-то, кроме нас с ним знал, что он невидимка для Сил Тьмы. Дамэ понял, осёкся.

– Придёт и твоё время, а пока займись поисками жилища для нас. Самый лучший дом ищи в Фивах, али в ином городе, не просто дом, дворец. Бог Анпу не может жить скромно, люди должны видеть, что богаче Анпу только Ра и сын его Кратон, – сказал я для всех.

Но потом подошёл к Дамэ и вывел его в сад и спросил вполголоса, глядя ему в глаза:

– Послушай, Дамэ, то, что ты мне сказал о твоём Создателе и… Никому не говорил о том больше?

– Да нет, как-то не пришлось.

– Вот и молчи, никто знать не должен. Никто, слышишь? Много чего впереди нас ждёт… Между мной и тобой должна быть та тайна, ни жене, ни даже Рыбе – ни слова. Понимаешь?

Дамэ кивнул, побледнев немного. И Тот, и Другая всесильны, и только Дамэ ускользал от Их вездесущего взгляда и присутствия, что делало его в чём-то сильнее.

Мы вернулись в дом и застали Вералгу в просторном зале, куда вышли Арит и Рыба, готовые к путешествию за Завесу. Она оглядела нас всех и спросила:

– Ты… Это куда это вы намерились?

– Это мои помощники, – сказал я.

– Помощники? – удивилась Вералга. – Ты что же с ними… К Повелительнице собираешься? Ты их…

– А ты считаешь, что предвечных я должен себе в кухарки взять?

– Они не предвечные, – едва ли не презрительно сказала Вералга, упрямо мотнув головой.

– Даже повелительница признала их таковыми, – возразил я. – И не нам спорить. То, что у них нет Силы как у тебя или у меня… ну, так то временно, возможно.

– Ну… – Вералга смутилась немного.

Мне кажется, она теперь ревнует и пожалела, что не оставила их себе подручными, поняла только теперь, что из бесполезных приживал эти трое могут стать лучшими помощниками в многотрудных делах её, как Исиды. Но заносчивость и высокомерие ослепляют, и теперь Вералга жалела о поспешности, с которой отказалась от них. А потому, похоже, решила подпортить мне:

– Ну, если они не боятся…

Она произнесла это для моих спутниц, с расчетом поколебать уверенность в женщинах, усилить страх, которых и так витал тут, то, заскакивая в сердца и головы, то отпуская.

– Бояться? Чего? – быстро спросила Рыба, бледнея.

– Всё-таки не богине Плодородия служить собрались… – усмехнулась Вералга.

Я расхохотался:

– Вералга, ты полагаешь, Смерть страшнее родов? Я бы сказал – не известно.

Вералгу немного обескуражил мой ответ и, особенно, смех, разогнавший напряжение, висевшее в воздухе, как ветер разгоняет набежавшие тучи. Она побледнела немного, видимо сердясь, и правилась к дверям в сад, куда и собиралась до того.

– Что ж… дело ваше, сами выбрали себе господина, не жалуётесь после и назад не проситесь, назад дороги не будет. Ещё мгновение есть, чтобы остановиться.

Она говорила так, словно уговаривала их быть её помощниками, а они, неблагодарные, отказались. Рыба и Дамэ переглянулись, Дамэ посмотрел на меня и сказал вслух:

– Спасибо, сиятельная Исида, что ты беспокоишься о нас, но наш господин – Анпу, и мы с ним ничего не боимся.

Вералга смерила меня взглядом, выгнув губы немного. Надо же, она относилась ко мне совсем иначе недавно, когда полагала слабым и несчастным, всеми оставленным, ввергнутым в рабство к Смерти, тогда она ещё помнила, кем была для меня в детстве. Теперь нет, теперь она начинает чувствовать ревность к моей Силе… А Сила во мне день ото дня только больше, не думаю, что кто-либо из предвечных хотя бы приблизительно обладает теми способностями, что я ныне. Похоже, пришла пора держаться особняком.

Вералга фыркнула, едва ли не с презрением оглядев нас, и вышла в сад.

– Не по нраву, похоже, хозяйке, что мы тебя выбрали.

– Да были мешками с шелудью, а в мешках нужные вещи окажись.

– Были ненужные, пока другому нужны не оказались, – отозвалась Арит.

Мне показалось, она говорит не совсем о том, о чём сейчас думали все мы. Но мне было недосуг раздумывать о мыслях Арит. Теперь я ценил время, и мне его не хватало в сутках. Поэтому, оглядев свою свиту, я сказал Дамэ:

– Нам пора, а ты займись моим поручением, отыщи нам дом.

– Не-не, дворец! – добавила Рыба с усмешкой, притворяясь капризной бабёнкой, что в её исполнении получилось очень смешно, развеселило нас всех и окончательно смело напряжение, висевшее в воздухе

– Ладно, будет вам дворец, – сказал Дамэ, и вышел, продолжая смеяться.

А я посмотрел на моих спутниц, взял обеих женщин за руки и, набрав в грудь воздуха, открыл Завесу.

– Повелительница! – громко сказал я.

– Арий? – немедля раздался голос. – Что это явился? Не ладится что? – А это кто с тобой? Подруг привёл? Вместо прежней, сразу две? – Захохотала она. – Это правильно, Аяя-то ныне, только и осталась прежней, что с лица!..

Она была счастлива тем, что сотворила с ней. Но она не знала, что, возможно, её зло обратилось во благо, такой лёгкой души, как ныне, у Аяи никогда не было раньше. Но… об этом знаю только я.

– Для чего привёл этих двух предвечных, что вцепились в тебя?

– Я прошу Тебя, Вечная, позволь мне взять их в подручные? Втроём служить Царице мира мёртвых сподручнее, и большего достичь сможем.

– Спешишь куда, прекрасный Арий? – опять захохотала она.

Я стерпел Её издёвку, молча, ожидая, пока Она отхохочется и скажет своё слово, что делать, я сам ввергся Ей в рабство.

– Ладно, ступайте покамест, я подумаю. Ежли решу взять их, сами поймёте, спрашивать снова не придётся, получите крылья, как у Ария и кое-что ещё. Но за то придётся и служить как никогда и никому не служили. Даже вашей Аяе. Готовы?

– Да!

– Да, Вечная!

– Ну и всё. Всё, убирайтесь! – поспешно сказала Повелительница мёртвых. – Убирайтесь! Мне живого духу не напускайте здесь! Вон-вон!

Мы вышли вон, но последние слова Повелительницы удивили меня, что, ей нехорошо, когда мы вторгаемся живые среди мёртвых? Я сам не испытывал ничего неприятного, как бывало с Эриком, когда он выходил оттуда, теряя силы. Что этому причина? Почему я сильнее его здесь, за Завесой? Это потому что я ввергся Смерти? Или есть что-то ещё, что не даёт Ей высасывать из меня силу? И могу ли я и это обратить себе на пользу?

Мои спутницы бледные и даже с испариной, бессильно опустились на скамьи, даже головы едва держали, вот, как высасывает жизнь из всех поход за Завесу.

– Кажный раз будет эдак, Арий? – слабо проговорила Рыба.

– Кажный? Вы не будете ходить за Завесу, это моё дело. Вы мои помощницы и служите мне и только через меня – Ей. Я сам туда не хожу, в том нет необходимости, – сказал я.

– Вот спасибо, успокоил… А то наших силов-от надолго не хватит.

– Всё, Рыба, отдыхать! – сказал я, радуясь, что дело не затянулось. – Когда сей день вернёшься?

– Сей день не вернусь, увидимся завтра, – сказал я.

– И ночи пропадает котору седмицу… – пробормотала Рыба, тяжело поднимаясь.

– Не нашего ума дело допрашивать нашего повелителя, – сказала Арит. И мне показалось, что она говорит специально для меня. Ты что-то задумала, Арит?..

Я вознамерился немедля отправиться в Вавилон, где ждала меня Аяя, с решёнными задачками…

Стало, похоже, налаживаться в моём дому, Арик прилетал к нам почти каждый день, Зигалит видела его и была теперь вполне довольна. Но бывали дни, когда мой брат не появлялся, и тогда я, как и обещал, сам занимался с Аяей. Она оказалась изумительно способной ученицей, удовольствие было учить её. Когда-то я учил своих детей, одни были способнее, другие – глупее, но Аяя действительно схватывала на лету то, чего, кажется, только что не знала. Но я объяснил это для себя просто – она уже знала всё это и теперь только восстанавливала в своей голове те знания, словно смахивала пыль, наброшенную Вечной. И теперь я боялся только, что она смахнёт эту пыль и с моих позорных преступлений. Но наукам я и Арик её учим, а кто сподобится рассказать то, что знаю только я?

– Ну, давай посмотрю, – сказал я, заметив, что она остановилась.

Аяя подняла голову, пододвигая мне глиняную дощёчку, на которой она писала углём, стирала и писала снова.

– Нет, Яй, неверно, посмотри, в сумме вот здесь не получается у тебя шестьдесят три…

Задача была на три числа, которые между собой должны были по парам суммы в шестьдесят три и шестьдесят два.

– Ой, точно… Счас! – заблестев глазами, сказала она и потянула табличку к себе, мгновенно решила всё правильно.

Я смотрел на неё, теперешнюю, и думал, вот удивительная она всё же, всего каких-то три недели прошло, как она сняла корону, она сидит передо мной в весьма неказистом платье, что дала ей Зигалит, волосы перехватила шнурами накрест, занимается чёрт-те чем, пальцы все угле, и ни разу не пожалела, что сняла полпуда золота, в том числе, царскую корону. Не жалеть, не плакать о дворце, живя теперь в этой лачужке с гремящими ставнями десять шагов в одну сторону, двадцать в другую.

Как она может не жалеть о потерянном, и быть совершенно счастливой теперь? Из-за Арика? Неужели он успел её влюбить в себя так быстро? Хотя… разве для этого нужно много времени? Меня кольнула зависть, совсем как в юности, когда все девчонки, даже мои, те, что становились моими любовницами надолго или на мало, все до одной расспрашивали меня об Арике.

Но Аяя не моя девчонка, вот что я должен повторять себе всякий раз, как я замечу, как у неё блестят ресницы, как расширяются и суживаются зрачки, когда в них попадает солнечный свет или набегает тень. Как румянец то вспыхивает, то становится бледнее, он вообще у неё удивительный, словно светит изнутри, словно он не на коже, а в глубине. Или как она закусывает губы, задумываясь, а потом отпускает, и они припухают от этого и краснеют. Или как прядка щекочет её шею и ключицу в вырезе платья. Или как тонкие сиреневатые вены просвечивают на запястьях сквозь тонкую кожу…

Я отвернулся. Почему ты не похожа больше ни на кого, Аяя?..

– Ты чиво эта-а, Эрбиничек, такой пришё-ол? Чиво там делал на дворе? Опять с убогой вашей буквицы разбира-ал? – ухмыльнулась Зигалит. – Что-то не ве-ерю я, что она негра-амотная, и вы эту ка-абылу взрослую на па-ару у-учите. И чиво её учи-ить? Тыщи дева-ак не знают ни бу-укв ни ци-ифр и ничо, отме-енные жёны.

– Но ты-то знаешь и цифры и грамоте разумеешь, ведь так? – усмехнулся.

– Так я хозя-айка уме-ета, а не ку-укла из сли-ивок. Неудачную жену Арик взял… – покачала Зигалит плечами. – Хотя-я… для чиво, смотря, жена…

Я не стал спорить, я старался не спорить с ней, мы на всё смотрели различно и только начни говорить, начнём ссориться, а я этого не любил никогда, сов семи жёнами жил в ладу и мире. Назавтра приехал Арик и я, хотя бы мог не видеть Аяю и постараться не думать о ней. Так прошло седмицы три или четыре. Бывало, что в дни, когда Арик не бывал у нас, к Аяе являлся нахал Орсег. Я не видел его ни разу, но видела Зигалит, о чём непременно сообщала Арику. Он мрачнел, бледнел глазами, но не говорил ничего. И Аяе, как я видел, тоже ничего не говорил, потому что я заметил бы, если бы он устроил ей ревнивый разнос. Но нет, Аяя оставалась легка, светла лицом и улыбкой, между ними не было ни облачка… Мой брат, похоже, стал разумнее и терпеливее ныне. Нельзя любить Аяю и думать, что все прочие в мире ослепли и потеряли все чувства, сонм этих вожделеющих мужчин приходится воспринимать как должное.

…Не знаю, какой там стал Арий, меня ни капли не волновала его ревность, потому что мне хватает моей. Я приходил так часто, что видел его всякий день и не мог из-за него приблизиться к Аяе. И в редкие, очень редкие дни, когда заставал её одну, я мог провести время с нею, пытаясь увлечь своими чудесами, потому что заниматься с нею по книгам или каким-то рисункам, как делал он, я был не способен. Я бывал здесь, в Вавилоне, хотя это для меня было равносильно заточению в каменном мешке без воды. Но всё же с окошком в небо и с воздухом. Воздух и небо – это Аяя. И почему так случилось? Думаю, всё дело в том, что и она предвечная тоже. Равная мне. Всякий человек по-настоящему любит только подобных, только равных себе.

Я не показывал Аяе то, что она уже видела раньше, потому что не хотел, чтобы она вспомнила, что было между нами с ней раньше. Я хотел, чтобы писалась новая книга, развернуть новый свиток взамен прежнего. Но сегодня книга прервалась на полуслове.

Мы с Аяей были в этот день на ледовом континенте, на самом полуденном краю земли, если у шара есть край. Здесь снега и льды, и здесь самая чистая вода, какая только может быть. Когда я сказал Аяе, что земля шар, она изумилась, и на несколько мгновений замолчала. Потом взяла в руки ком снега… да, сам снег для неё, рождённой в краю, где снег не сходит по полгода, стал удивительным открытием, она взвизгнула от восторга, увидев его, когда мы оказались здесь на льду.

– Ух-ты! Где мы, Орсег?! Это что, сахар?! – воскликнула она, побежав по снегу, но поскользнулась, и упала, зарывшись лицом, хохоча. – Ох! Не сахар! Он липнет!.. и мокрый! И холодный!.. Ух ты! До чего красиво, Орсег! Какое-то чудо, а?!.. Это ты накудесил?!

Я подошёл к ней, не в силах не улыбаться детскому восторгу Аяи, которую я знаю теперь словно двух женщин, и обе они меня восхищают и притягивают. И всё больше с каждым днём, вот о чём думал я, пока Аяя отряхивала снег, и я помогал ей, потом обнял, притягивая к себе. Мою обнажённую кожу жёг тающий снег, а Аяя засмеялась, шутя, вырываясь из моих рук.

– Ты чтой-то? Орсег, дружочек, ты не балуй, нехорошо! – хохоча, она побежала от меня. – А холодно здесь, а? славно!.. Ох, и славно, Сегуша!.. Воздух от мороза сладкий! И вода сладкая! Что за чудесное место?

– Это полуденный край земли. Хотя у земли нет краёв, земля как мяч.

– Мяч?! – Аяя открыла рот и сжала в ладошке снег, потом разжала и посмотрела на получившийся комочек. – Как может быть земля мячом, Орсег? Вся вода бы стекла тогда… И… тогда где этот шар?

Я пожал плечами, я, действительно, не знаю, где он, этот шар и мы на нём, но в том, что земля имеет именно эту форму, а вовсе не вид плоского блина я знал очень давно, это знала и Вералга, что объездила весь мир и Мировасор и Викол.

– Может быть, земля заключена в хрустальную сферу небес.

– В хрустальную сферу?.. – Аяя удивлённо смотрела на меня, белизна окружающего мира подсвечивала её кожу, придавая молочному оттенку какое-то голубоватое сияние, но румянец стал ярче и губы тоже покраснели.

– Ну да, – сказал я, считая, что моё объяснение вполне разумно и почему бы сущему не быть таковым?..

Но Аяя вдруг спросила:

– Ладно, пусть так…. – раздумчиво сказала она. – Но… тогда, где сфера?

– Что?

– Где сама сфера? – повторила Аяя, простодушно глядя на меня.

Вот это вопросик… на него я не отвечу. Я взял из её рук мокрый шарик снега. А Аяя продолжила рассуждать вслух:

– Надо мне подняться повыше и поглядеть, может, там видно, сквозь этот хрустальный купол, что за ним? Ну, если он хрустальный, выходит, прозрачный? Я читала и в Кемете видела хрусталь, он прозрачный, – сказала Аяя, как ни в чём, ни бывало. – И тебе расскажу тогда. А хочешь, и тебя подниму?

– Ты – меня?! Да ты меня ни за что не удержишь! Я в три раза тяжелее! – расхохотался я.

– Кратона удержала, Эрбина, чай ты не тяжелее, – легко сказала Аяя.

– Поднимала их в воздух? – удивился я. – И как? Не боялись?

– Кратон испугался ужасно, едва в обморок не упал. А Эрбин – привычный, похоже.

– Ясно, потому-то они так быстро добрались… – проговорил я, убеждаясь окончательно, как братья-байкальцы так скоро добрались до Кемета и теперь сюда, в Вавилон. – Что, замёрзла?

– Да, пожалуй, – поёжившись, кивнула Аяя.

– Ну, так поплыли назад.

Она радостно кивнула.

– Ох, да, поплыли, замёрзла и есть хочу, Орсег, прямо целого поросёнка бы съела, как волк! Столько есть стала, скоро, как бочка стану. Тогда тебе со мной плавать будет тяжелее, всплывать буду… – засмеялась она.

– О еде я как-то не подумал.

– Да и я не думала, ещё дней пять тому, – улыбнулась она. – Даже не знаю, что и приключилось со мной.

А вот я, боюсь, знал. И сказал об этом Эрбину. Я довёл Аяю до дома, и нарочно остался у дома Эрбина в ожидании, что он увидит меня и выйдет. Он не заставил себя ждать, выскочил, рубашку натягивая на ходу, что он, голый там сидел?..

– Ты… Ты опять?.. ах ты, паршивый рыбий огрызок! Да я тебя…

– Тихо ты, не вопи, праведный Эрбин, – негромко сказал я, для Эрбина челядь – не люди, но я придерживался иного мнения, я знаю, как много могут ничтожные и невидимые рабы, хотя бы, потому что я знаю, как много одна из таких сделала с жизнью Аяи и это только один из примеров, а их на моей памяти было многое множество. Любого делает свита, не только повелителя, всякого. Поэтому я привык говорить тихо там, где могли хотя бы предполагаться другие люди, если это не предназначалось для их ушей. И я продолжил негромко, так, чтобы услышать мог только Эрбин: – Я кое-что узнал, и, думаю, тебе тоже надо знать, как и твоему братцу.

Я выразительно посмотрел в противные северные голубые глаза Эрбина, чёртов лёд…

– Похоже, фараон Кемета скоро станет отцом, – сказал я. – Как думаешь, после потери Гора, он обрадуется новому сыну? Сыну Аяи?

Как я и ожидал, у Эрбина вытянулось лицо, побелел даже, отступая, нервно пригладил упругие русые кудри и обернулся на домик в глубине сада, куда ушла Аяя.

– Ты… уверен? – пробормотал он. – Ты… С чего это взял?

Даже забавно, как он растерялся. Есть отчего, конечно. Я сам растерян.

– Взял? – усмехнулся я. – А ты спроси у Аяи, она вообще знает, что такое месячные?

– Что?! – нахмурился Эрбин.

– На вашем с Арием месте я бы вернул Кратону его жену и сына, думаю, он будет счастлив, – сказал я. – Отблагодарит, небось, по-царски. Хотя, что вам по-царски, я слышал, что вы с братцем оба царевичи. Но… хотя бы не казнит Ария.

– Ария нельзя казнить, – сказал Эрбин.

– Ах да! – засмеялся я. – Он ведь теперь сам заведует ключами на Тот свет. Ну что ж, тебя можно казнить…

– Пошёл ты! – рыкнул Эрбин.

– Что?! Тоже не боишься? Ну-ну… Пока, байкалец! Бывай здрав! И братцу привет передай! Скоро увидимся!

– Только попробуй! – крикнул мне вслед Эрбин.

Я не ответил. Увидимся мы с ним или нет, сейчас мне было не так важно. Важно, что Аяя для меня недоступна теперь, по крайней мере, лет на двадцать… Что ж, срок плёвый. Срок просто как чих, но… мне каждый день, не видя её – как столетие. Вот такой получается чих…

Я летел сегодня в Вавилон после двух дней отсутствия, поэтому нетерпение моё было сильнее обычного, и помеха в виде Эрика, преградившего мне путь у самых дверей Аяиного домика, была более чем досадна.

– Стой, Ар. Погоди, я понимаю твоё нетерпение, поверь, но не спеши, погоди мгновение, – Эрик говорил как-то чересчур взволнованно, это ему не свойственно, только потому я и остановился.

– Что-то случилось? – спросил я, обеспокоившись.

– Случилось, Ар, – сказал Эрик, горя глазами, и лицо у него было, словно ему больно.

– Да не молчи ты! – совсем уж напугался я напряжения на его лице.

– Аяя беременная.

– Что?! Она тебе сказала?! – воскликнул я, не в силах скрыть сияющую улыбку, что тут же заиграла моим лицом, я уже не думал, давно перестал мечтать, что когда-нибудь услышу эти слова.

Но у Эрика было своё мнение на этот счёт, он был бледен, напуган. Даже голос его будто треснул и осип.

– Она, Боги… Да она не знает, что это такое. Она… она ещё об этом не читала, Ар! И никто не рассказывал ей! – воскликнул Эрик, при этом, стараясь приглушить голос, из-за чего из его горла вырывался свист.

Он замахал руками, растопыривая и вытягивая пальцы, я ещё не видел его в таком волнении.

– Но дело не в этом теперь, Ар! А в том, что нам с этим делать?!

– А что делать? Ну… что там делают? Зыбку готовить да… пелёнки с рубашонками кроить, – сказал я с лёгким сердцем.

– Ты дурак?! У нас тут наследник Кемета вскоре родится! – просвистел Эрик.

– Необязательно, – сказал я.

– Что, необязательно?! – Эрик отступил, глядя на меня, не поняв. – Думаешь, дочь будет? Ну разница, конечно, велика, но… всё одно, ребёнок Кратона. Это…

– Не важно дочь или сын, Эр, – я перебил его, ну, правда, я не мог не улыбаться, как он не сообразит? – Я о другом говорю: я не убеждён, что отец – Кратон.

С Эриком что-то сделалось, он словно увидел перед собой что-то пугающее и отталкивающее вместе.

– Что?! – Эрик отступил, глядя на меня с изумлением, мгновенно сменившимся возмущением, которое в свою очередь оказалось сметено злостью и чуть ли не отвращением и даже… ненавистью?.. – Ты… Так ты…

Эрик смерил меня взглядом и, отступив, презрительно сплюнул сквозь зубы мне под ноги, как щербатый подросток.

– Ну ты и… «Кратон – мерзавец!», «Кратон воспользовался!», «Кратон изнасиловал её!», «Кратон обманул!», твою мать, Ар, скотина! – Эрик смотрел на меня с таким омерзением, словно застал за поеданием тараканов.

– Эр… – попытался я, шагнув ему навстречу.

Но он отшатнулся, будто я заразный.

– Пошёл бы ты!

– Эр…

Но я опоздал, он уже направился к своему дому.

– Эр! – крикнул я.

– Повторить, куда тебе идти?! – сдавленно крикнул и Эрик, повернувшись, и одними губами, усиленно артикулируя, произнёс злобное ругательство без звука, но с яростными жестами.

– Эр, да ты что?!

Но он больше не оглянулся, и через несколько шагов исчез в своём доме…

…Я не мог успокоиться. Я не мог даже дышать ровно теперь, когда узнал, что Арик… Арик, который так злился на Кратона, сам сделал точно то же! Хотел он спасти её, дать возможность повзрослеть… Как же! Выкрал, чтобы в свою постель затащить! Всего лишь обычная его ревность! И всё! Только и всего, ничего высокого, в чём он хотел убедить меня! Всё в его всегдашней лживой манере! Всё, как всегда, как все эти бесконечные сотни лет! Мы размотали вторую тысячу лет, а ничего не изменилось, и меняется! Ничто не меняется, и я, как последний дурак, всё время удивляюсь! Всякий раз! Всё время он лжёт мне и держит за дурака! Боги… какое дерьмо мне досталось в братья!..

– Ты чи-иво это? С чем тепе-ерь-то нелады? – спросила Зигалит, когда я влетел в переднюю горницу, она вышла из кухни, где распоряжалась приготовлением пищи.

Я посмотрел на неё, я ничего не могу ей рассказать. Ничего, ни слова. Даже будь она добрая жена, какие были у меня всю жизнь, но такой, какова Зигалит, какой я теперь вижу, я ничего сказать не могу.

– Что? – переспросил я.

– Опя-ать мо-олнии мечи-ишь, – Зигалит вытянула губки и капризно посмотрела на меня. Самое время было теперь же приласкать её, но я был так зол, что вышло бы ещё хуже, поэтому я только и мог, что поморгать глазами, пытаясь вникнуть в то, о чём она спрашивает.

– А?.. Да… – пробормотал я и пошёл в почивальню, где просто увалился поверх покрывала на ложе. Нет, валяться не след, я стал злиться ещё сильнее. Пойду по городу пройдусь, может быть, увижу что-нибудь, что развлечёт меня, чтобы перестали так чесаться кулаки…