Татьяна Устинова
Котики & Детектив
Эдик Виноградов
Очень хотелось спать.
Очень-очень.
День выдался неровный: сначала новостей вовсе не было, и мы с коллегами рвали их друг у друга из рук, торопясь выполнить каждый свою норму. В спешке небрежно редактировали топорный машинный перевод, сажали в тексте ошибки и делали дубли, повторяя одну и ту же информацию. Выпускающий редактор Вася Тучкин, фанат инфостиля и граммар-наци, нас за это сурово нахлобучивал, угрожая вычетами из зарплаты.
Потом проснулись Штаты, и новости посыпались, как из прохудившегося мешка. К этому времени большая часть рабов ленты уже справилась со своим наделом, остались в поле только двое – я да Вася, и все его въедливое внимание досталось мне одному безраздельно. А я уже одурел и отупел, поскольку начал свой ежедневный марафон ранним утром, вместе с Японией, и косячил за троих. Неутомимый Вася мою работу безжалостно браковал, и конца-края этому было не видно…
В итоге с барщины я освободился в седьмом часу вечера и, в принципе, мог что-то поесть и сразу же завалиться спать – как раз пробудился бы вместе со Страной восходящего солнца. Но на пути реализации этого простого плана возникла помеха.
– Блин. Вот блин! Ну блин же!! – в женском голосе за окном эмоции прибывали по нарастающей.
Если первый блин был упомянут лишь с огорчением и досадой, то на втором голос дрогнул, предвещая рыдание. На третьем затрясся, шумно шаркая по стеклу листьями, раскидистый куст: то ли от пинка, то ли от попытки броситься ему в утешительные объятия.
Я выглянул в окно, одна створка которого по причине теплой погоды была открыта, и поинтересовался:
– Что, Масленица пришла – и фьюить?
– При чем тут Масленица? – неприязненно спросила девица.
– А при чем тут блины?
– А при том, что в этом доме живут равнодушные черствые люди! – объявила она с вызовом. – Никто не хочет войти в положение!
– Я бы вошел, – сообщил я, проехавшись заинтересованным взглядом по стройной фигурке. Задержался на сломанном каблуке, вернулся к личику – симпатичному, несмотря на строгость и сердитость. – Но мне как раз срочно нужно в постель.
Девица покраснела и набычилась.
– Как вы можете, а? У меня каблук сломался, – сообщила она очевидное так трагично, как будто у нее сломалась шея, а не каблук.
– А у меня смена закончилась, – ответил я и зевнул. – Пятнадцатичасовая, между прочим! Так что я очень даже могу, хочу и буду.
Я потянулся закрыть окно, чтобы в него не сыпались блины и прочее ненужное.
– Стойте! – Девица, как на картине, простерла ко мне руки. Пафос снизил зажатый в одной из них каблук. – Вы должны мне помочь!
– Почему я?
– Хоть кто-то!
– Как-то низко вы меня оценили. – Я вздохнул и снова выглянул в окно, подставив под подбородок кулак, как это делала бабушка-ведущая в передаче «В гостях у сказки».
Не потому, что ощущал себя злой Бабой-ягой, обижающей Аленушку. Просто голова сама клонилась вниз, как увядающий цветочек, даже в отсутствии поблизости подушки.
– Я не умею чинить обувь, – признался я. – Могу, конечно, предложить суперклей, но сомневаюсь, что технология ремонта именно такая.
– Суперклей, – задумчиво повторила она. – Который суперклеит…
– Только не говорите, что я к вам суперклеюсь, неправда это, вы первая начали, – предупредил я.
– Нет, суперклей не поможет. – Дева игнорировала мой робкий подкат, решая свою задачу, и подняла на меня глаза-озера, круглые, серые и полные влаги.
Кстати, влажность вообще повысилась: начал накрапывать дождь.
– Могу дать вам тапки. В них вы дойдете до метро. Или лучше до такси, – предложил я.
– У меня тридцать пятый номер, а у вас… – Теперь уже она проехалась оценивающим взглядом по той части меня, которая помещалась выше подоконника. Даже не знаю, что из увиденного позволило ей сделать правильный вывод: – Сорок пятый?
– Почти. Сорок четыре с половиной. А как вы догадались?
– Вы очень высокий. Если, конечно, не стоите за окном на табуретке. Тогда вы карлик.
– Сама вы такая! – Я обиделся. При росте 195 сэмэ назвать меня карликом мог бы разве что Гулливер.
– Я просто миниатюрная! – Дева тоже обиделась.
– Поэтому шастаете по двору с растрескавшимся асфальтом на каблучищах?
– Хотела выглядеть солидно. – Дева развела руками. Из кулачка правой по-прежнему стилетом торчал каблук. – Невысокую девушку не воспринимают всерьез. Считают ребенком. А мне уже двадцать три, и я сама зарабатываю!
– Не будет невежливым спросить, чем именно? – поинтересовался я. – Какой вид заработка подразумевает выгул на каблуках под вечерними окнами?
– Да как вы смеете гнусно намекать! – Самостоятельная девушка замахнулась на меня каблучным стилетом. – Я мастер-универсал!
– Звучит реально гнусно. – Я сокрушенно поцокал языком.
Мне уже нравилась эта пикировка. Я даже спать расхотел.
Один, во всяком случае.
Но тут девица скривила губы, и из переполненных озер побежали ручьи. Как по сигналу, резко усилился дождь.
– Блин! – вырвалось у меня. – Да не стойте вы там, бегите к подъезду. Код домофона семь и два одновременно, моя квартира восьмая.
Кот Толстой
Девчонка велела орать, а мне разве трудно?
Люди не всегда понимают смысл грустных песен, исполняемых котами под дверью, но это не повод не практиковаться в вокале. А у меня громкий голос, приятный тембр… репертуар слегка однообразен, но тут уж ничего не поделаешь. Поем по нотам матери-Природы!
Между прочим, если вы не человек, а кот, читающий эти строки в надежде приобщиться к моему жизненному опыту, имейте в виду: продолжительность времени, необходимого людям для осознания кошачьих потребностей, обратно пропорциональна мощности кошачьего голоса. То есть орать надо громко, как сказочный мальчик Джельсомино, и внятно, как Киркоров.
Никакой туманной многозначительности!
Никаких сложных текстов и мелодий!
Две-три минорные ноты и один лаконичный императив, только тогда вас поймут как нужно!
Ибо несть числа тем моим братьям и сестрам, которые в свободолюбивом порыве излишне увлеклись вокалом и хореографией, а в результате лишились кое-чего жизненно важного под скальпелем ветеринара.
То есть вы понимаете, чем я рисковал, во весь голос распевая кошачьи песни о главном.
На мое счастье, непосредственная угроза в лице хозяйки квартиры была далеко, а соседи за стенами могли только нелицеприятно высказываться о моем пении. Признаться, я даже не понимал, на какое развитие событий рассчитывала девчонка.
Меня поддерживала мудрость моего тезки. «Все приходит к тому, кто умеет ждать», – написал он, и оказался прав, как всегда.
Я повторил свою песню несколько раз и даже еще не охрип, просто сделал перерывчик, чтобы дать отдохнуть голосовым связкам, когда сюжет вплотную приблизился к переломному моменту…
Эдик Виноградов
– Ты это слышишь? – Мягкая теплая ручка потрясла меня за плечо.
– Что? Уже будильник?! – Я сел в кровати, огляделся.
Анька лежала рядом. Счастливой и расслабленной она не выглядела. Одеяло натянуто до ушей, глаза опять большие и испуганные.
– Это не будильник. – Анька помотала головой, разметав по подушке спутанные кудри.
Я залюбовался.
Даже не верилось: такая красивая, интересная, сексуальная девушка – мне?! Так просто, ни за что – всего лишь за толику сочувствия, чашку горячего чая, теплый плед на плечи и новые туфли, заказанные в интернете и оплаченные моей банковской картой?
Купить ей туфли Анька не просила, я сам предложил, чем ужасно гордился. Не щедростью своей – обувь она выбрала недорогую, практичную, а самой идеей: та была ге-ни-аль-на! Пункт выдачи интернет-магазина находится в соседнем доме, туфли обещали доставить завтра – то есть уже сегодня. Резонно было милой Золушке остаться у меня до утра!
Мы замечательно провели вечер. Много говорили, смеялись, вместе приготовили ужин. Развесили на просушку Анькину промокшую одежду, и она щеголяла в моей фланелевой рубахе с подкатанными рукавами.
– Как хорошо, что ты сломала каблук, – шутливо сказал я ей уже поздно ночью. – И что случилось это именно под моим окном.
– Как хорошо, что за окном был именно ты, – ответила она очень серьезно.
Я вспомнил эту ночь и расплылся в улыбке.
– Не вижу ничего смешного, – донеслось с соседней подушки. – Послушай, как страшно кто-то орет! Похоже на крик невыносимого страдания. В соседней квартире неизлечимо больной?
– В соседней квартире здоровая толстая тетка, – припомнил я. – И этот густой бас совершенно не похож на ее голос. Возможно, она забыла выключить радио или телевизор.
– Это не радио.
Анька выбралась из постели и, заманчиво сверкая голыми телесами, убежала на кухню. Вернулась со стеклянным стаканом, приставила его к стене, прижалась ухом, послушала и объявила:
– Там кот!
– Ну кот – это не страшно. – Я потянулся к соблазнительной наготе и получил по рукам.
– Вот как ты можешь? Сейчас, когда там страдает ни в чем не повинное животное! – Глаза-озера подозрительно заблестели.
– А если повинное? – Я попытался пошутить. – Может, котик подрал диван, написал в тапки или вытошнил клок шерсти на белый ковер и теперь принимает заслуженную кару?
– Наказывать котов непедагогично! – Анька снова спрыгнула с кровати и на этот раз оделась, а также сунула ноги в тапки. Не мои – те были бы на ней как снегоступы, а специальные гостевые. Для дам-с. – Идем. Постучимся к твоей соседке и встанем на защиту кота.
– С утра пораньше?! – Я возразил, но услышан не был.
Пришлось одеваться и идти с этой защитницей котов к соседке, а я даже имени той не помнил. Может, и не знал никогда.
Что я ей скажу? «Условно доброе утро, уважаемая, не казните кота, ибо не ведает он, что творит»?
Но говорить ничего не пришлось. Дверь не открылась, соседки не было дома. А вот кот был. И бытие его, судя по воплям, протекало мучительно.
– Должно быть, он голодный, – совсем расстроилась Анька. – Бедный маленький котик, сидит там совсем один без еды.
Я был настроен скептически, но предпочел этого не показывать. Хотя «бедный маленький котик», судя по мощности его басовитого рева, свободно мог быть размером с тигра Шерхана.
– Эдя, ты должен что-то сделать, – сдвинула брови моя красавица.
– Почему я?
– Хоть кто-то!
– Опять недооцениваешь меня. – Я вздохнул. – Хорошо. Давай вернемся в квартиру, я позвоню управдому, он найдет телефон соседки, даст его мне, я позвоню ей, она приедет и накормит своего тигра.
– Это слишком долго и ненадежно, – покачала головой Анька. – Слышишь?
– Уже не слышу.
Кот замолчал, за дверью стало тихо. Я обрадовался:
– Ну вот, уже успокоился!
– Если не упокоился, – зловеще молвила Анька. – Возможно, он совсем обессилел от голода. Вот-вот умрет!
Она всхлипнула.
– Твой план? – Я сдался.
– Залезть в окно, спасти кота!
– Это наказуемо.
– Это благородно! – По нежным щекам потекли блестящие ручейки. – Эдичка, ну, ради меня!
Я посмотрел на плачущую красавицу и поплыл.
«Виноградов, ты кто? Мужик или тварь дрожащая? – с вызовом спросил пробудившийся во мне мачо. – Настоящие рыцари ради своих прекрасных дам на драконов ходили, а ты какого-то кота добыть не можешь?»
– Окно закрыто, как я влезу?
– Да очень просто, мы потом скажем, что кот сам его разбил, – без задержки ответила Анька. Она вообще очень быстро все придумывала. – Спасался из плена и прыгнул в окно, а мы его подобрали и накормили.
– Напоили и спать уложили, – обреченно пробормотал я, поворачиваясь к выходу из подъезда.
Хорошо хоть квартиры у нас с соседкой на первом этаже. Если бы кот томился в плену на девятом, я бы не полез за ним по карнизу! На фиг, на фиг такую принцессу в башне!
Форточку пришлось разбить, иначе не получалось добраться до шпингалета, чтобы открыть окно. Я постарался кокнуть стекло аккуратно, проломив дыру размером с перелетного кота из предложенной Анькой версии. Кот при этом сидел на подоконнике, позволяя подгонять размер дыры под приличный такой объем его суровой морды. Орать, как резаный лось, он перестал, но периодически издавал до тошноты противный страдальческий мяв. Как будто укреплял меня во мнении, что ему реального хреново: гад будешь, Эдя, если не спасешь!
Я разбил форточку, открыл большую створку, вытянул наружу котяру, передал его Аньке и снова закрыл окно, минимизируя следы своего вторжения в чужую квартиру. Потом дам соседке денег на замену стекла, куда деваться. Зато моя прекрасная дама довольна.
Анька утащила кота в квартиру, но почти сразу пошла обратно.
– У тебя в доме нет никакой кошачьей еды! – укорила она меня. – Мы в магазин за продуктами. И за туфлями. Жди, скоро вернемся.
– Кота зачем в магазин? – не понял я.
– Кота не в магазин, а на прогулку! – авторитетно ответила Анька. – Пусть подышит свежим воздухом. Смотри, какой он бледненький!
Кот был не бледненький, просто беломордый, но умные мужчины (и коты) не спорят с женщинами. Мы с хвостатым обменялись понимающими взглядами и разошлись: он – воздухом дышать, я – начинать работу. Япония уже не только проснулась, но и роллов на обед поела, а я еще даже не заступил на ежедневную вахту.
Вернулась моя красавица не очень-то скоро, но уже в туфлях и сильно нагруженной: в одной руке пакет с продуктами, в другой – кошачья переноска. Новенькая, с биркой из магазина. За сетчатым окошком смутно белела кошачья морда. На волю зверь не рвался, сидел, прижав уши, и помалкивал.
– Переволновался, – сказала Анька.
Она приготовила нам обед, а потом ушла по своим делам, пообещав вернуться вечером – к ужину.
Я, торопясь наверстать упущенное, погрузился в работу и потерял не только счет времени, но и связь с реальностью. Когда вернулась домой соседка – не заметил, на шум по поводу пропажи кота не обратил никакого внимания.
К ужину ко мне явились участковый и разгневанная соседка.
А Анька не вернулась и к ночи.
Антон Рогов
– Герман, мне нужно больше времени, – сказал я, неохотно ответив на вызов. – Предполагал, что уложусь в неделю, но это займет еще несколько дней. Я вроде нашел выход на нужного человека, но…
– Антон, я звоню вам сказать, что отменяю заказ, – перебил меня адвокат. – При этом к вам у меня нет никаких претензий, вы можете оставить себе аванс…
– Это прекрасно, – теперь уже я его перебил, – но я привык выполнять свою работу от и до. В чем дело, вы отказались от защиты того парня с котом?
– Ни в коем случае! Совсем наоборот, дело пошло так, что шансы на его успешный исход резко выросли.
– Расскажете? – Мне было интересно, как повернулась эта история.
– Да с удовольствием! – Громов в трубке хохотнул. – Вы помните, я говорил, что обвинение строится на показаниях трех тайных свидетелей, которые якобы получали от моего подзащитного наркотики и утверждали, что могут опознать кота?
– И что? Не опознали? – Я торопился узнать необычный сюжет.
– Да опознали, но толку-то… С котом этим все пошло наперекосяк. Сначала в зооуголке, куда его отправили на передержку, случилась какая-то локальная авария, помещение временно пришло в негодность, и работники разобрали животных по домам. Кота забрала директриса. И представляете? Из ее квартиры он пропал.
– То есть как пропал? Сбежал? Был украден? – Я честно пытался понять.
– Ну тут комическая история. Сосед директрисы услышал за стеной кошачьи вопли. Решил почему-то, что животное орет от голода. Разбил окно – у них квартиры на первом этаже – и забрал кота к себе, чтобы накормить. Хозяйка вернулась, увидела, что в окне дыра, а кот пропал, и кинулась его искать. Это же не просто кот, а вещдок, в случае утери которого ответственных за его хранение следует наказать.
– Попала тетка, – посочувствовал я.
– Она тоже так подумала. Да и у меня, признаться, сердце упало, ведь утрата данного вещественного доказательства лишает защиту возможности провести следственный эксперимент – проверить, мог ли кот действительно переносить запрещенные вещества.
– То есть теперь вашему подзащитному уже не помочь?
– Наоборот! Ведь кот нашелся, сердобольный сосед вернул его директрисе зооуголка в целости и сохранности. Правда, слова о том, что невозможно было выносить жуткий вой голодающего зверя, ее не разжалобили, тетка обратилась в полицию, и теперь парню придется ответить по статье 167-й…
– Умышленные уничтожение или повреждение имущества, – машинально перевел я. И встревожился: – Он повредил кота?!
– Да нет, всего лишь окно, но это уже другая история. По нашему делу важно вот что: вещдок оказался совсем никудышным!
– Как это понимать?
– А так, что кот – абсолютный балбес! От него даже сам Куклачев ничего не добился бы. Ходатайство защиты суд удовлетворил, и следственный эксперимент провели. О, это надо было видеть, – Громов захихикал. – Если пожелаете, пришлю вам видео. Смешнее любой комедии! Ошейник на котика кое-как нацепили, но никуда он в нем не пошел, упал на бок, катался, извивался, пытался его содрать. Едва не придушил себя, зацепился за застежку, чуть коготь не вырвал. К ограде его силой подвели, буквально мордой тыкали в тот лаз – нет, не полез туда, дернул вдоль забора, только его и видели! – Адвокат уже откровенно хохотал. – Короче, дисквалифицировал себя кот как орудие преступника-наркоторговца!
– С результатом этого следственного эксперимента защита сможет опровергнуть доводы обвинения, – сообразил я.
– Да! А поскольку ранее никакие доказательства того, что кот действительно служил прямым орудием преступления, не были зафиксированы, дело нужно прекращать, – радостно подтвердил адвокат. – Так что, как говорится, всем спасибо, все свободны! А подзащитный мой, пока шло следствие по делу о наркотиках, свой первый срок отсидел с лихвой, так что выйдет парень на волю, и все у него будет хорошо.
– А у кота? – настойчиво спросил я.
– Что – у кота? – сбился адвокат.
– Кота из заключения выпустили? Из зооуголка, я имею в виду?
– Так он же сбежал! Еще когда эксперимент проводили!
– Ясно. – Я еще не понял, хорошо это или плохо.
Судьба несчастного кота, ни за что попавшего под обвинение в содействии наркоторговле, меня почему-то тревожила. Наверное, потому, что мы в ответе за тех, кого приручили. Мальчишке, которого поведение кота во время следственного эксперимента спасло от нехилого срока, вообще-то следовало позаботиться о четвероногом друге.
Я понял, что не могу этого так оставить…
Алексей Московкин
В первый раз в дверь позвонили, когда мы все были очень заняты. Я держал кота, Эдик – трафарет, а сестра орудовала то поролоновой губкой, то зубной щеткой. Бритвенный помазок показал себя неподходящим инструментом: промазать им густую шерсть не получалось, мех становился рыжим только сверху, оставаясь белым у корней.
– Уж очень ты, Толстой, волосат, – ворчал Эдик, пытаясь удерживать картонку с фигурной прорезью на одном месте, чтобы пятно было четким, а не предательски размазанным.
– Спокойствие, товарищи! Это уже не хна, а очень стойкая краска, ее надолго хватит, повторять процедуру придется через полгода, не раньше, – успокаивающе проворковала Анька и отступила на шаг, рассматривая дело наших рук.
Дверной звонок сообщил, что еще кто-то хочет присоединиться к нескучной компании.
– Не открываем! – испуганно прошептал Эдик. – Сидим тихо, молчим, как мышки!
– Как кошки, – тоже шепотом поправил его я, погладив Толстого по сухому и чистому участку спины у самого хвоста.
Кот у нас теперь был не трех-, а четырехцветный: на белые участки мы наляпали рыжего. Получилось красиво.
– Смываем через пять минут, – напомнила Анька. – Шерстинки тоньше, чем волосы, пяти минут должно хватить.
Второй раз в дверь позвонили, когда мы снова были заняты!
Я опять держал кота, а Эдик – насадку душа, аккуратно поливая Толстого так, чтобы вода текла ему на холку, а не в глаза. Анька привычно ловко массировала кошачью шерсть, вымывая стойкую краску.
– Не открываем! – опять сказал Эдик.
А «сидим тихо, молчим» не стал добавлять, потому что кот, недовольный водной процедурой, ревел на одной ноте пугающим утробным басом.
В третий раз в дверь позвонили, когда Анька уже выпутала кота из толстого махрового полотенца и он убежал под шкаф, где принялся яростно вылизываться, поглядывая на нас обиженно и сердито.
Я объяснял ему, что мы не просто мучаем его, новый окрас – надежный способ замаскироваться и не позволить кому-либо догадаться, что этот черно-серо-бело-рыжий красавец – тот самый трехцветный кот, который был скомпрометирован как инструмент наркоторговца.
Доказано ведь, что «тот самый» котик сделал лапы в ходе следственного эксперимента!
Но четвероногий друг меня, конечно же, не понял.
Коты – милейшие создания, но разума у них – кот наплакал, простите за каламбур. Хотя сестра и утверждает, что Толстой все прекрасно уразумел, когда она велела ему поорать в квартире директрисы зооуголка. Я же знаю, что она просто накормила кота возбуждающим средством, из-за которого он, бедолага, сентябрь с мартом перепутал.
– Ну что, откроем? – Эдику надоело слушать трезвон от входной двери.
– Секунду. – Анька огляделась: капли краски для волос с линолеума в кухне мы стерли, трафареты, флаконы, коробочку-упаковку, пластиковые перчатки и прочее выбросили. – Можно!
Эдик открыл и отступил от двери.
На пороге, устало привалившись к косяку, стоял незнакомый мужик. Не очень молодой – постарше Эдика, но видно, что ушлый и тертый – я этот цепкий взгляд овчарки после колонии мигом узнаю.
– Это кто? – Эдик оглянулся на нас с сестрой. – Знакомый?
Квартира-то наша. Хотя я лично в ней всего неделю живу, даже ближайших соседей еще не знаю.
Анька молча помотала головой.
– Всем добрый вечер, уважаемые господа и дама, я частный детектив Антон Рогов, – представился парень и отлепился от косяка, чтобы пройти в квартиру, не дожидаясь приглашения. – Хотел задать один вопрос…
Мы замерли, как в немой сцене «Ревизора». Только Толстой под шкафом не перестал возиться, чем и привлек к себе внимание.
Незваный гость, мягким шагом подойдя к коту поближе, присел на корточки и внимательно рассмотрел его. Потрогал мокрую шубку и зачем-то носом пошевелил.
– Хотел задать, но… не задам. – Детектив поднялся и направился к двери, так и оставшейся открытой. – Извините за внезапное появление, всего вам хорошего. Я буду нем как могила.
Он шагнул за порог и мягко закрыл за собой дверь.
– Что это было? – озадаченно хлопнула ресницами Анька.
– Сам не понял. – Эдик почесал в затылке.
– Он догадался, что это – не какой-то новый четырехцветный, а тот самый кот, – вздохнул я. – У нас пахнет краской для волос, это мы упустили. Боюсь, сыщик понял, что в следственном эксперименте участвовало совсем другое животное, просто похожее на Толстого с виду.
– «Просто»! – передразнила меня сестра. – Ничего себе просто, я похожего кота три дня по всему городу искала и еще два дня у себя тут держала, пока смогла поменять зверей местами.
– Прости, я неправильно выразился. – Я обнял Аньку и чмокнул в щеку. – Это было просто, но гениально. Прекрасный план. Только ты могла его придумать!
– И только я мог так попасться, – проворчал Эдик.
Мой свежеокрашенный меховой товарищ под шкафом так громко фыркнул, словно все понял и с трудом сдержал раскатистый смех.
